Глава 1 - Сначала (От лица девушки)
Я сидела в своей комнате и смотрела ленту в TikTok. Параллельно переписывалась с моим лучшим другом Артуром.
Артур был моим другом с детства. Иногда бесил меня до безумия. Мы ровесники, ходим в одну школу. Я знала его с детского сада — он тянул меня за косички. Как—то раз я его ударила, а потом меня поругала воспитательница. Сейчас нам по 17 лет. Точнее, Артуру — 17, а мне — 16. Это потому, что у него день рождения летом, а у меня — осенью. В этом году я иду в 11 класс — как раз вместе с Артуром. Блин, в этом году ещё и ЕГЭ... ну ё—моё.
Артур был из тех парней, чьё лицо невозможно забыть. Высокий — выше меня почти на голову, всегда сутулится, будто старается уменьшить свой рост. Тёмно—русые волосы — вечно растрёпанные, как будто он только что встал с кровати, хотя на самом деле просто забывает причёсываться. Глаза — серо—зелёные, с каким—то спокойным, насмешливым взглядом. Иногда кажется, что он дразнит, даже если молчит.
У него широкие плечи, спортивная фигура — благодаря тому, что он годами ходил на баскетбол. Но одевался как попало худи с принтами, рваные джинсы, кроссовки, которые давно пора было заменить. Он мог часами спорить, доказывая, что его «стиль — это протест против системы», а потом надевал разноцветные носки просто потому, что «они клёвые».
Но при всём этом Артур был своим. Родным. Надёжным. С ним можно было быть собой — даже в пижаме, с размазанной тушью. Он всё равно смотрел как—то... по—доброму.
Однажды, когда мне было восемь, мы с мамой, Артуром и его мамой поехали в Италию. Это было летом. Очень жарко, море тёплое, воздух пах чем—то новым — вкусным и чужим одновременно. Я впервые увидела море. Настоящее. Голубое, бесконечное. Помню, как визжала от восторга, а Артур делал вид, что ему «вообще неинтересно», а потом сам прыгал с пирса, как ненормальный.
Мы тогда жили в каком—то уютном домике у самого берега. Артур спал на раскладушке в моей комнате, потому что боялся, что в другой водятся ящерицы. Я смеялась над ним, дразнила, а потом сама к нему подползала ночью — тоже было страшно. Каждое утро мы ели круассаны и пили апельсиновый сок. А вечером наши мамы наливали себе вино и болтали, а мы бегали босиком по песку, будто нам всё было можно.
Иногда мне кажется, что то лето — самое настоящее, самое счастливое время в моей жизни. Простое. Лёгкое. До всей этой взрослой ерунды.
Наши мамы были как не разлей вода. Мою маму звали Элина. Она умерла, когда мне было 11, а сестре — всего год. По рассказам отца, она была красивая и добрая. Я и сама её помню — она и правда была очень красивая. В юности она была моделью. Прошло уже шесть лет, но в памяти до сих пор остался тот день, когда я узнала, что мамы больше нет.
Это была авария. Она поехала к бабушке и не вернулась.
Я тогда сидела в комнате, делала уроки. Всё казалось обычным — вечер, тихо, сестрёнка спала. Потом зазвонил телефон. Я помню, как отец вошёл. У него было такое лицо... не злое, не растерянное — просто пустое. И я сразу поняла, что—то случилось. Он подошёл, сел рядом, обнял... но слов я почти не слышала. Только одно
— Мамы больше нет.
***
По щеке девушки скатилась слеза.
Она не сразу поняла, когда начала плакать. Иногда казалось, что уже всё отплакала, все слёзы давно закончились. Но нет. Память — коварная штука. Она возвращает не тогда, когда ждёшь. А когда просто сидишь, листаешь ленту в телефоне, слушаешь старую песню... и всё.
С тех пор многое изменилось. Стала ли я сильнее? Наверное. Или просто научилась не показывать, когда больно. Ради сестры. Ради отца. Ради себя.
Но внутри всё ещё жива та девочка, которой было одиннадцать. Которая не верила, что мама не вернётся. Которая пряталась в шкафу и надеялась, что всё это окажется сном.
Как вдруг меня позвал отец.
К этому моменту я уже заподозрила, что что—то не так. Он никогда просто так меня не зовёт — только если что—то случилось.
Мы жили в большом двухэтажном доме — светлом, с просторной гостиной и деревянной лестницей, которая скрипела при каждом шаге. На первом этаже — кухня с огромными окнами, залитая солнечным светом, и гостиная с кожаным диваном и телевизором, который всегда что—то фоново показывал. Второй этаж был наш моя комната, папина спальня, комната мачехи и ещё одна — для младшей сестры.
Дом стал слишком большим после мамино́й смерти. Просторным, но пустым. В нём было всё — тепло, уют, порядок. Но не хватало главного её смеха, запаха духов, голоса. Дом был как красивая рама без картины.
Я спустилась по лестнице. Внизу меня ждали отец и Виктория.
Виктория — моя мачеха. Они поженились три года назад. Я до сих пор не могу поверить, что живу с ней уже три чертовых года. Красивая, ухоженная, с безупречным макияжем и идеальной осанкой. Она юрист, всегда в деловом костюме и на каблуках — даже дома. Слишком правильная. Слишком чужая.
Ни я, ни сестра Мила никогда не называли её мамой. Она не была злой, просто... чужая женщина. И, честно говоря, я не думаю, что когда—нибудь моё отношение к ней изменится. Мне кажется, они с отцом были знакомы ещё до смерти мамы. Странно — делать предложение спустя всего три года. Я знала папу он не из тех, кто торопится с такими решениями. А тут...
Мачеха смотрела на меня своим фальшивым взглядом. Как будто любит. Но нет. Если бы меня отправили к тёте или ещё кому—то — она бы только обрадовалась.
Раньше говорили, что любовь слепа — и мой «любезный» отец был живым доказательством этой поговорки.
— Аня, дорогая, — начала Виктория своим «ласковым» тоном. — Твой отец хочет тебе кое—что сказать.
— Хорошо, я слушаю, — ответила я, ожидая, когда заговорит отец.
— Доченька... мы с Викторией подумали... и решили переехать, — внезапно сказал он.
— Чего?! Почему это? — спросила я, не скрывая удивления.
— Просто пойми... Виктория хочет быть поближе к своим родителям, — мягко добавил он.
— А не много ли «уважаемая» Виктория хочет? — сказала я с ядовитым сарказмом.
— КАК ТЫ СМЕЕШЬ ТАК ГОВОРИТЬ ПРИ МАТЕРИ?! — закричала она.
— Во—первых, вы мне не мать, — холодно ответила я.
— Дорогой... — сказала мачеха, обернувшись к отцу.
— Быстро иди в комнату и подумай о своём поведении! — сказал он раздражённо.
— Хорошо... — буркнула я.
Я пошла вверх по этой тупой лестнице, открыла дверь и зашла в свою комнату.
Как же они меня достали. Я вообще—то в 11 класс иду, ЕГЭ на носу. А тут ещё и переезд, чёрт знает куда. «Классно», просто супер. Они про меня совсем не подумали.
Новый город. Новая школа.
Я услышала, как кто—то тихо вошёл в комнату. Это была Мила. Ей семь лет, в этом году она пойдёт в первый класс. Она медленно села на мою кровать.
— Анют, ты уже слышала про... перее... — начала она.
— Слышала, — перебила я.
— Понятно... — прошептала она, глядя в пол.
— Кстати, ты не знаешь, в какой город мы переезжаем? — спросила я спокойно.
— Папа говорил... про какой—то город... Чекалин, — ответила она.
Я кивнула. Мила вышла.
Я опустила лоб на колени. Хотелось кричать, бить кулаками по стенам, что—то разбить... но сил не было. Только глухая обида и усталость. Такая, будто мне не шестнадцать, а сто.
Чекалин? Где это вообще? Маленький скучный город? Или, наоборот, шумный и чужой? Опять — новая школа, новые лица, новые взгляды. Снова. С нуля. Сколько ещё раз мне придётся начинать сначала?
Я включила музыку. Ту самую, из прошлого лета. Где был смысл. Где Артур был рядом, а мама — хотя бы в воспоминаниях, но всё ещё рядом. Где не было Виктории, переездов и этой проклятой лестницы, ведущей вниз — туда, где всё рушится.
В этот момент пришло сообщение от Артура
«Ты там чего? Пропала. Всё ок?»
Я смотрела на экран, но не отвечала. Что сказать? Что всё рушится снова? Что опять — сначала?
Потом медленно набрала
«Кажется, мы уезжаем...»
Ответ пришёл почти сразу
«Куда? Когда? Я тебя не отпущу, поняла? Свою лучшую подругу!»
Я усмехнулась сквозь слёзы. Вот он, Артур. Вечно серьёзный. Вечно рядом. Пусть даже в другом доме — но рядом.
Если бы я знала, что этот переезд изменит всё... Если бы я знала, кого встречу в Чекалине... Если бы кто—то предупредил... Я бы, наверное, всё равно не поверила.