𝑲роличья 𝑯ора°

Адам стоял перед ярко светящимся аркадным автоматом в одном из тёмных, но пестро освещенных уголков Пиццаплекса. Мир вокруг утопал в неоновых всплесках, и их отражения дрожали в его глазах, придавая взгляду неземную сосредоточенность. Он напряженно всматривался в экран, где пиксельные фигурки метались с неестественной скоростью, и от мелькания кадров рябило в глазах. Его руки крепко сжимали пластиковый джойстик, пальцы онемели от непрерывного напряжения, а лицо застыло в выражении, которое выходило далеко за пределы обычной концентрации — это была решимость, граничащая с одержимостью. Он уже провёл перед этим автоматом не один час, полностью погрузившись в безумный ритм "Fazcade Rush" — игры, ставшей почти легендарной благодаря своей беспощадной сложности и абсурдно нечестному управлению, заставляющему даже опытных игроков сдаваться раньше, чем прозвучит первая мелодия проигрыша. Но Адам не был одним из них. Он не просто хотел победить — он должен был это сделать. Он не собирался уходить, пока не покажет всем, включая тех двоих подростков, что смеялись у него за спиной, что он способен пройти это цифровое издевательство, даже если на это уйдет вся ночь. Особенно после того, как услышал их ехидные комментарии о парне, который якобы "разнес" игру за десять минут. Это задело Адама глубже, чем он был готов признать.
Каждая новая попытка только усиливала его раздражение. Управление начинало казаться предательским — словно сам автомат принимал участие в заговоре, намеренно издеваясь над его усилиями. Сложность игры не просто возрастала — она эволюционировала, меняясь тонкими, едва заметными способами, которые разрушали даже самую выверенную стратегию. Где-то появлялось лишнее препятствие, где-то физика начинала вести себя странно, а очередной босс неожиданно демонстрировал способности, которых в предыдущей попытке у него не было. Это не выглядело как случайность. Это ощущалось как насмешка, почти как личный вызов. Он уже почти был на грани успеха — всего один уровень оставался до победы, когда экран замер, игра зависла, издав дёрганый, мерзкий звук, пробивший уши подобно уколу. Изображение застыло на последнем кадре, словно специально, чтобы оставить его один на один с крушением надежд. Он сжал кулаки, с трудом удержав себя от того, чтобы не врезать в экран — не из злости даже, а из чистой, необузданной ярости, кипящей в груди.
Судорожно вздохнув, он начал заново. Потом снова. И снова. Время перестало иметь значение. Он уже не знал, сколько прошло минут или часов. Его пальцы онемели, подушечки горели от постоянного напряжения, глаза щипало от постоянного взгляда в яркий экран, а губы он бессознательно прикусил так сильно, что почувствовал вкус крови. Всё, что существовало — это экран. Это игра. Это адская, злая логика, которая с каждым разом казалась всё менее случайной и всё более враждебной. Пиццаплекс продолжал жить своей жизнью — где-то неподалёку смеялись дети, играла музыка, мелькали разноцветные огни, но для Адама это стало просто шумом. Фоном. Мир сократился до рамок аркадного автомата. Всё, что он слышал — это ритмичное пиканье игры и удары своего сердца, становящиеся всё громче, словно организм пытался напомнить, что он не машина.
Когда очередной уровень завершился катастрофой — управление вдруг "залипло", и персонаж прыгнул не туда, куда нужно, — он больше не мог сдерживаться. Он вскрикнул — негромко, но с таким напряжением, что в этом звуке чувствовалась готовность сорваться. Один из сотрудников, проходивший мимо, обернулся с обеспокоенным взглядом. Адам резко отшатнулся от автомата, грубо оттолкнул табурет ногой, отчего тот с грохотом упал, и начал расхаживать кругами. Он двигался быстро, судорожно, словно надеясь, что если будет достаточно активным, то ярость выгорит изнутри. Для него это была уже не просто игра. Это стало личным. Этот автомат, с его зловеще мигающим экраном и беспощадной программной логикой, будто знал, как вывести его из себя. Как заставить чувствовать себя ничтожно. Он смотрел на надпись "Game Over", горящую кроваво-красным цветом на фоне темного экрана, и чувствовал, как внутри всё сжимается — не от поражения, а от беспомощности. Он злился. До дрожи. До головной боли. Он ненавидел этот автомат, себя, и весь этот чёртов Пиццаплекс, в котором даже простое развлечение оборачивалось пыткой.
Но несмотря на всё это — на боль, ярость и отчаяние — он снова подошёл к автомату. Без слов. Без колебаний. Вставил очередной жетон с дрожью в пальцах. Экран ожил. Руки дрожали, но он вновь взялся за управление. Он не мог остановиться. Не теперь. Не после всего. Он не мог проиграть.
Адам глубоко вдохнул. Пальцы, покрытые потом, дрожащие от напряжения и усталости, снова легли на кнопки и джойстик. Вокруг было шумно — пищали автоматы, смеялись дети, кто-то звал официанта, где-то рядом грохотала тарелка, — но для него всё исчезло. Остался только он и эта чёртова аркадная машина.
Лицо его было напряжено до предела, челюсти сжаты так крепко, что скулы побелели, а в глазах горел почти дикий огонь. Всё внутри него бурлило — злость, азарт, какая-то странная, безрассудная решимость. Эта игра, эта куча пластика, мигающих лампочек и микросхем, стала для него личным врагом. Она не просто бросила вызов — она над ним издевалась. Уже третий час подряд.
С первых секунд он не просто играл — он будто сражался. Почти впился в автомат всем телом, будто пытался стать частью персонажа на экране, прокричать сквозь пиксели, пробиться сквозь код.

— Прыгай! Быстрее! — рявкнул он, и его голос заглушил ближайшие звуки. — Да блин, ну ты же должен был уклониться!

Он яростно дергал джойстик, пальцы летали по кнопкам, удары были такими сильными, что казалось — скоро пластик поддастся. Он стучал по панели, как по груди воина, звал, кричал, приказывал. Рядом, на мягком диванчике под стеной, сидели Эллис и Тайлер. Эллис, вымотанный многочасовым нахождением в Пиццаплексе, полулежал, тяжело облокотившись на плечо Тайлера. Его глаза были полуприкрыты, веки налились тяжестью, но он всё ещё, как загипнотизированный, следил за игрой. В каждом движении Адама он угадывал следующее — вздрагивал, вздыхал, шептал что-то себе под нос. Тайлер, наоборот, сидеть не мог. Он то вскакивал, то подпрыгивал на месте, будто сам хотел влезть в экран. Он размахивал руками, а когда Адам побеждал особенно сложного врага — вскакивал и кричал:
— ДААА! Вот так! Дави их, Адам! Сейчас будет поворот! Не тормози!

— Влево! Влево, чёрт побери! — добавлял Эллис, неожиданно приподнимаясь, хотя выглядел так, будто ещё немного — и он уснет прямо там.

Адам был весь в поту. Футболка прилипла к спине, волосы сбились в пряди. Лицо его было как у солдата на передовой — бледное, сосредоточенное, словно он не просто играл, а сражался насмерть. Его пальцы уже не слушались, но он продолжал. Один уровень. Второй. Третий. Очки множились с бешеной скоростью. На экране вспыхивали баннеры: "PERFECT!", "SPEED BONUS!", "ULTRA!"
И всё шло... идеально. Даже музыка казалась ему триумфальной. В какой-то момент он почти почувствовал: вот она, победа. На расстоянии вытянутой руки.
Финальный уровень. Последние секунды. Сердце колотилось, как бешеное. Пальцы дрожали, но он не останавливался. Последний рывок — решающий. Экран мигнул, музыка резко оборвалась.
Адам резко откинулся назад, тяжело дыша. Его руки всё ещё были перед ним, сжатые, будто всё ещё держали джойстик. Пот капал со лба. Плечи ходили вверх-вниз.
Эллис и Тайлер подскочили, как будто это они прошли игру. Они бросились вперёд, встав плечом к плечу с Адамом, в ожидании.

— ДА ЛАДНО?! — выдохнул Тайлер, глядя на экран.

— Ну он точно сделал это, ну скажи, что он сделал это! — прокричал Эллис, перегнувшись через панель, словно пытался заглянуть внутрь игры.

Экран замер. Таблица лидеров медленно начала загружаться. Серые строки двигались вниз. Сердце у всех троих замирало в унисон. И наконец — появилась надпись:
"ABС — 92,430 pts — 2nd place"
А над ней, словно насмешка:
"ГГИ — 93,000 pts — 1st place"
Мир, казалось, рухнул. Адам застыл, не мигая. Лицо его перекосилось в выражении ужасающей несправедливости. Он даже не дышал.

— НЕТ! — вырвалось из его горла, как рык раненого зверя. — Да КАК?! Я же всё сделал идеально!

Он взревел, вскинул руку — кулак шёл прямо в экран, наполненный бессмысленным светом победителя. Но прежде чем его ярость прорвалась наружу, Тайлер среагировал. Он схватил Адама за руку, вложив в это усилие всё, что у него было.

— ЭЙ! Нет! Не надо! Мы почти победили! — он старался удержать его, хоть и чувствовал, как та сила, что шла от друга, была почти неконтролируемой.

Адам замер. Рука дрожала. Сердце грохотало в ушах. Он медленно опустил её, но взгляд оставался яростным. Он кипел.
И тут Эллис, медленно, неуверенно подошёл к автомату. Он молчал. А потом — неожиданно резко пнул его сбоку, совсем не сильно, но с видом, будто хотел его уничтожить.

— Чёртов ГГИ, — пробормотал он сквозь зубы.

Адам посмотрел на него. Его нахмуренное, почти детское лицо. Разочарованное, злое. Он вдруг рассмеялся — срывающимся, уставшим смешком.

— За это... пятюню, — сказал он, протягивая ладонь.

Эллис, всё ещё немного ошарашенный, но уже с появившейся на лице улыбкой, хлопнул его по ладони. Тайлер фыркнул, улыбаясь, и тяжело опустился, облокотившись на автомат, будто это был трофей, завоеванный усилиями всех троих.
Не успело пройти и пяти минут, как Адам снова сидел у автомата, как будто не прошло и минуты с предыдущей попытки. Джойстик скрипел под его рукой, кнопки щелкали с бешеной скоростью, а его глаза светились смесью усталости, одержимости и злости. Тайлер сидел рядом, поглядывая на экран, а Эллис уже начал разваливаться на диванчике, тихо напевая себе под нос главную тему из квеста Принцессы. В этот момент к ним под шум и запах картошки и газировки подоспели Грегори и Кейси.
Грегори шёл с двумя подносами, уставленными бургерами, пиццей, картошкой и кучей стаканов с газировкой. Кейси тащила за собой гигантскую упаковку попкорна и одновременно пыталась не пролить свой коктейль. Лица у обоих сияли от счастья, волосы слегка растрепаны, а на одежде ещё можно было заметить остатки конфетти, оставшегося после церемонии победителей в гонках Рокси.

— БОЖЕ, ОН ВСЁ ЕЩЁ ИГРАЕТ?! — почти закричала Кейси, увидев, как Адам, с перекошенным от напряжения лицом, снова маниакально долбит кнопки.

— Мы же час назад ушли! — добавил Грегори, ставя еду на ближайший столик. — Он только начинал тогда, только вставал за автомат!

Кейси вздохнула, разглядывая Адама с едкой полуулыбкой.
— Он не просто тут. Он не разнес автомат в хлам, как в прошлый раз. Кто бы мог подумать. — Она сделала паузу и с усмешкой добавила: — А ведь тогда тебя реально повели в полицейский участок. Не забуду, как охрана скрутила тебя возле киоска с мороженым.

Адам моментально напрягся. Даже не обернувшись, он оторвался от игры ровно на секунду, чтобы процедить сквозь зубы:
— Кейси, заткнись.

— Да ладно тебе, — фыркнула она, — это была классика! Запрет на вход в Пиццаплекс, табличка «не пускать», фотка на охране. Легенда!

Адам обернулся, лицо пылало.
— Ты, блин, сучка, Кейси. Я СКАЗАЛ: забудь это.

— Это невозможно забыть! — рассмеялась она.

— Никто не забудет, — добавил Грегори, уже жуя картошку. — Это вошло в архивы Пиццаплекса. Буквально. Тайлер же замял это дело?

Тайлер, которому явно было неудобно, поднял руки, как бы говоря: «Да, было дело».
— Мне пришлось на следующий день идти в офис менеджера, врать про "технический сбой" в системе автомата и клясться, что Адам на таблетках от стресса. Только так ему выдали временный пропуск. А это, между прочим, стоило мне одной премии и месяца бесплатных смен.

— Вот это жертвы...— добавил Эллис, с набитым ртом, не вставая.

— И всё ради чего? Чтобы снова часами смотреть, как ты орёшь на железку. — Кейси уселась рядом, ухмыльнувшись. — Обожаю эту компашку.

Грегори и Кейси оба разразились смехом, обмениваясь взглядами и почти в унисон поддакивая друг другу, как будто уже сто раз пересказывали эту сцену. Эллис даже прыснул со своего места, прикрыв рот рукой.
Тайлер, закатив глаза, только сказал:
— Да, да, давайте припомним всё подряд, ага. Может, сразу и фотки покажем?

Адам вздохнул, отвел взгляд к экрану.
— Они просто не умеют вовремя заткнуться.

— Точно не умеем, — хором ответили Грегори и Кейси, всё ещё ухмыляясь.

Но даже сквозь злость и неловкость, Адам чувствовал, как ярость понемногу отступает, уступая место другой эмоции — знакомой, раздражающей, но почти тёплой. Это было его стадо. И даже если они вечно ржут над его срывами, всё равно каждый раз приносят газировку, вытаскивают из передряг и болеют за него, когда он лезет в бой с пиксельными демонами.
Он глубоко вздохнул и снова повернулся к автомату.
— Ладно... Ща я его добью. Смотрите внимательно.

— О, начинается, — сказала Кейси, но всё-таки села рядом.

— А я за чипсами, — крикнул Грегори, уже лезущий в пакет.

Тайлер лишь усмехнулся:
— Только не бей его снова. А то я не уверен, что второй раз прокатит.

Адам снова ушёл с головой в игру. Экран переливался огнями — красными, синими, ярко-зелеными — будто ночной город, сжатый до размеров ладони. Пальцы его летали по кнопкам так стремительно, что казались не продолжением рук, а самостоятельными существами, движимыми не разумом, а чистым инстинктом. Он не слышал, как кто-то окликнул его по имени, не чувствовал, как его куртка сползла с плеча, не замечал, как вокруг разгорался совершенно иной мир — вне аркадной кабины, вне его личного боя против ГГИ, цифрового противника, с которым он вел эту нескончаемую дуэль. Для Адама существовало только это мерцание, этот поток цифр и тактильного напряжения.
Остальная компания, едва схлынула первая волна адреналина, как легко и непринужденно переключилась на совершенно другую волну — привычную, полную подколов, воспоминаний и легкой, доброй глупости.
Грегори, развалившись на пластиковой лавке с видом законного владельца территории, жевал картошку, запивал сладкой газировкой и вдруг протянул:

— Помните, как мы прятались в вентиляции за сценой Рокси? Всё из-за того, что Кейси думала, будто потеряла свои ключи... а они, оказывается, всё это время были у нее в кармане.

Он ухмыльнулся, словно заново переживал этот момент.
— Эй! — тут же взвилась Кейси, махнув рукой, в которой держала недоеденную пиццу. — Это ты сказал: «Давай поищем повыше!» — и я полезла! Я тебе вообще верила!

— Ага, а я ждал внизу, пока ты там ворочалась и орала: «НЕ СМОТРИ!» — Грегори сдался смеху, вытирая рот салфеткой, едва не уронив стакан.

Тайлер фыркнул, поперхнувшись колой.
— Вы оба официально бешеные, я клянусь. Не знаю, как вы ещё не разнесли весь Пиццаплекс.

— Просто невменяемые... — подтвердил Эллис, сам сдерживая смех.

— Ага, а ты у нас святой? — тут же огрызнулся Грегори, и вдруг, будто с переключателя, глянул на Эллиса с хитрой ухмылкой. — Кстати, раз уж речь пошла о личной жизни... Это правда, что тебе нравится Мия?

Как только прозвучало это имя, Эллис застыл. Он резко замолчал, взгляд метнулся в сторону, а лицо в считанные секунды окрасилось насыщенным алым.
— Я... эээ... ч-что? Нет. Ну, не то чтобы... Просто... она... — пробормотал он, начиная теребить край своей толстовки.

— Оу, мы попали в точку, — протянула Кейси с самой ехидной улыбкой на свете. — Глаза в пол, голос в нос, ага, всё ясно. Он влюблён.

— Эй, это нормально, — вмешался Тайлер, но не с издевкой, а спокойно. — Она классная девчонка, да?

Эллис кивнул, всё ещё покрасневший, но немного расслабившийся.
— Ну да...оказывается она любит властелина колец, я видел пару значков у нее на сумке. Она даже в Пиццаплексе ни разу не была.

— Так это и круто, — сказал Грегори, жуя пиццу. — Значит, ты можешь её пригласить. Типа, показать свою территорию. А мы всё подготовим, сделаем вид, что ты тут суперзвезда.

— Он уже почти суперзвезда, — добавила Кейси, глянув на Адама, который на заднем плане яростно молотил по кнопкам. — Адам тут бог аркады, ты — его протеже. Всё, легенда готова.

— Просто будь собой, — вставил Тайлер, пожимая плечами. — Не пытайся выдумывать что-то. Скажи то, что думаешь, только честно. И главное — не бойся, если разговор пойдёт не идеально. Она не ищет идеального парня, никто таких не ищет.

Эллис посмотрел на них, и, впервые за весь разговор, на его лице появилась лёгкая улыбка. Ушли напряжение и зажатость. Он кивнул, тише, но уже без смущения:
— Спасибо... Правда. Думаю, попробую.

— Вот это другой разговор! — хлопнул его по плечу Грегори.

— Главное — не делай, как Адам, — засмеялась Кейси. — Не злись, если что-то не выходит, и не бей ничего. Особенно людей.

— Эй! — крикнул Адам с автоматом, не отвлекаясь от экрана. — Я всё слышу!

— Мы знаем! — ответили ему хором.
Смех снова наполнил уголок аркадной зоны, перемешиваясь с яркими огнями и пиксельными звуками, а Эллис впервые за день чувствовал себя не просто частью компании — он ощущал, что у него всё может получиться. Кейси, уютно устроившись на продавленном кресле, вытянула ноги и крепче сжала в руках пластиковую бутылку с газировкой. С приглушенным шипением она открутила крышку и, сделав глоток, повернулась к Эллису. Её лицо вдруг вытянулось в изумленной гримасе, будто она только что открыла новый закон физики — абсолютно нелепый, но при этом необратимый.

— Но вообще.. — Она прищурилась, словно не до конца поверила своим ушам. — Ты серьёзно влюбился в Мию? — повторила с подчеркнутым ударением, сморщив нос, будто попробовала лимон. — Мию, ту самую, про которую Адам говорил, что она как мокрое полотенце с гитарой? Та, что целыми днями просто сидит в углу и рисует какую-то депрессивную муть в своих блокнотах?

Адам, сидевший перед стареньким игровым автоматом, не оборачиваясь, резко прокомментировал:
—Это правда, чел. Она еще и тусуется с Питером из нашего потока — я всегда хотел набить ему морду, а тут оказывается, что он катит к моей сестре. Он до сих пор не отдал мне деньги за завтрак.

Кейси усмехнулась, закатив глаза:
— Вот именно, Эллис. Посмотри на себя: у тебя харизма, у тебя этот твой безумный баритон, доброта в глазах, обаяние... А ты влюбился в... в призрака с гитарой. Серьёзно?

Она приподняла одну бровь, задержав взгляд на Эллисе. Потом вдруг резко улыбнулась — хитро, с едва заметной издевкой:
— Хотя, с другой стороны, чего это я удивляюсь? Вы же с Грегори дружите с этим Тони Бейкером. Я его ни разу не видела, но по вашим рассказам — ну, извините, это же живое собрание всех социальных аномалий. Если он хоть наполовину такой, как вы говорите, то... у вас у всех ужасный вкус.

Грегори, сидевший рядом на полу и лениво ковырявший липкую наклейку на игровом автомате, моментально отреагировал — он мягко толкнул Кейси плечом. Та чуть не пролила газировку и театрально ахнула:
— Эй! — с хохотом возмутилась она, и в ответ сама толкнула его локтем. — Я же не со зла. Или я не права?

— Как всегда — не права, — протянул Грегори, прищурившись и демонстративно скаля зубы в нарочито злобной ухмылке. Он снова ткнул её плечом, чуть сильнее.

— Окей...Тони просто неловкий, но ты слушаешь Адама, а он, если ты не забыла, свою сестру терпеть не может. Он и про меня говорит, что я "гремлин в худи".

— Потому что ты есть гремлин в худи, — буркнул Адам, не отвлекаясь от экрана, где ярко мигал «Game Over».

— Ага, ага, — вставила Кейси, смеясь, — отличный гремлин.

Эллис, всё это время хранивший молчание, наконец поднял глаза. Его взгляд был спокоен, и когда он заговорил, голос звучал мягко, но с четкой внутренней опорой:
— Друзья, ну вы не понимаете! Мия... она не просто рисует, — начал он. — Она видит вещи по-другому. Как будто чувствует то, что остальные даже выразить не могут. У неё есть этот старый, потрепанный блокнот, и она в нём рисует — не мир вокруг, а то, что у неё внутри. Это не депрессия, не мрачность, как Адам говорит.. Это просто честно. И когда она играет на гитаре — всё замирает, вы бы хоть раз послушали!! Как будто вокруг становится тише, даже если за стеной орут десятки голосов...

Грегори чуть повернулся, теперь смотрел на Эллиса с каким-то новым интересом, почти уважением. Улыбка его стала мягче, искренней.
— Вот это ты сказал, — протянул он, медленно, с лёгкой усмешкой. — Доказал свою любовь к школьной труппе.

Эллис хмыкнул, слегка смущённо опустив взгляд:
— Мы почти каждый день пересекаемся. Я иду на репетиции в театральный зал, а она почти всегда там — сидит на подоконнике в холле. Иногда играет, иногда просто смотрит на всех, но не с осуждением, а... с любопытством. Я хочу пригласить поучаствовать ее в спектакле, хотя бы на разогреве! Она может исполнить какую-то композицию на гитаре..или написать для нас сценарий! Она пишет стихи, вы знали?

Кейси на мгновение растерялась. Её лицо слегка изменилось, в нём появилось что-то задумчивое, уязвимое. Но, быстро опомнившись, она фыркнула и вернула привычную, слегка насмешливую интонацию:
— Ну, слушай... может, ты и правда по уши втюрился в эту рыжую. Так поэтично звучит, что я даже не знаю, спорить ли с тобой или сразу заказать вам открытки с сердечками. Но всё равно — вы все, честно, ходячая энциклопедия странностей. Один поэт, другой гремлин, третий в аркадном угаре, четвертый в угаре от марихуаны на работу прется.

— Ну так и ты теперь с нами, — спокойно отозвался Грегори, кивнув в её сторону. — Поздравляю. Официальный член клуба чудаков.

Кейси издала драматический вздох и сделала глоток газировки:
— Прекрасно. Именно этого я добивалась всю жизнь. Всё шло к этому. Мечты сбываются.

В это время из автомата донеслось звенящее "Continue?", и Адам, стиснув зубы, вцепился в джойстик с решимостью, достойной рыцаря перед последним боем.
— Нет, серьёзно, — начала Кейси, хрустнув чипсиной так, будто собиралась подавить сопротивление несогласных одним звуком. — У вас реально стремный вкус, без шуток. Эллис у нас — заложник депрессивного гитарного тумана. Грегори тусуется с Тони, который, по его же собственному признанию, просыпается только на перемене. А Тайлер... — она повернулась к нему с нарочито сочувствующим выражением. — Ты встречаешься с Адамом. С Адамом, бро.

Она выразительно махнула рукой в сторону игрового автомата, где Адам стоял в позе атакующего босса финального уровня, с лицом, искаженным сосредоточенной яростью.
— Все Стивенсоны — редкостные придурки. А этот главная обезьяна.

Адам развернулся почти без паузы — всё ещё играя, не сбившись ни на секунду. Как будто его рефлексы давно отделились от сознания и жили по своим законам. Он схватил пустой пластиковый стакан и с филигранной точностью метнул его в Кейси.
— Заткнись, Кейси! — рявкнул он, не сводя глаз с экрана, словно шутка — это отвлечение, а игра — миссия.

— Ого, попал, — прошептал Грегори, с уважением наблюдая, как стаканчик аккуратно приземлился Кейси на колени.

Та засмеялась и смахнула его с себя, как будто это был просто очередной реквизит для её стендапа.
— Боже, ты не просто псих. Ты — редкостный псих. Я тебе завидую, серьёзно. Ты и автомат, и нас ненавидишь с одинаковым энтузиазмом.

Тайлер, до этого мирно жевавший жвачку и старающийся не мешать эпицентру событий, не выдержал — фыркнул, а потом откровенно рассмеялся.
— Слушай, я сам до сих пор не понимаю, как всё это случилось. Но... если бы не случилось — было бы даже странно.

Он пожал плечами, будто извиняясь перед самим собой за собственные чувства, и посмотрел в сторону Адама — с тем самым выражением лица, когда ты знаешь, что влюбился в ураган, но принимаешь это как погодную данность.

Эллис, всё это время спокойно сидевший и наблюдавший, вдруг хихикнул так, будто сработал внутренний триггер.
— Это как... случайно подписаться на хаос, а потом привыкнуть, типа: «Окей, зато весело».

— Весело? — подхватила Кейси, мгновенно вцепившись в реплику. — Ты не видел, как Адам однажды метнул телефон в раковину, потому что Тайлер отправил ему сердечко... не в тот чат!

— Мы тогда в тайне встречались! — выкрикнул Адам, при этом не сбиваясь ни на секунду с ритма игры. — И вообще, хватит меня перебивать!

Грегори почти упал со скамейки от смеха, хлопая в ладоши, как ребенок на цирковом представлении.
— Адам, давай! Покажи, как Стивенсоны мстят! Разнеси этот автомат! Пусть пиксели дрожат от ужаса!

— И не забудь поплакать в конце, как в прошлый раз, когда занял третье место, — усмехнулась Кейси, подталкивая Грегори в бок.

— Да-да, и потом назвал автомат «личной обидой»! — выдохнул Грегори, уже едва удерживаясь от истерики.

Адам скрипнул зубами, его пальцы мелькали по кнопкам с такой скоростью, что казались размытым пятном. Он даже не взглянул на друзей, только пробурчал себе под нос, в голосе которого смешались обида, сарказм и глухое признание:
— Вы все — сволочи. Особенно ты, Тайлер.

Тайлер лишь театрально развел руками, словно признаваясь в злодействе.
— Я тоже люблю тебя.

Все разом расхохотались. Даже Адам, несмотря на бушующее в груди негодование, не смог не позволить себе кривую усмешку. Пальцы его всё так же безжалостно колотили по кнопкам, экран вспыхивал и мигал, отбрасывая блики на их лица.
Экран мигнул бело-синим светом, как вспышка электростатического разряда, раздался победный, но злобно-насмешливый звуковой сигнал — и всё. Резкий, издевательский, словно смех самой машины. Адам отпустил кнопки, тяжело выдохнув. Кулаки сжались так сильно, что побелели костяшки — он даже не сразу это заметил. Дыхание сбилось, будто он только что пробежал марафон, и в горле стоял вкус металла — смесь напряжения и злости.
Остальные, почувствовав, что момент стал не просто важным, а почти сакральным, быстро заткнулись, оставив за спиной пакеты с фастфудом, недоеденные наггетсы и вечные подколки. Они начали подходить ближе — медленно, как зрители к месту аварии, неуверенно, но с внутренним знанием, что это не может закончиться ничем обычным.
Первым подошёл Грегори. Он нагнулся, перегнулся через плечо Адама, щурясь в свете монитора.

— Итак... — пробормотал он, как заклинание, уже предчувствуя ответ, но всё ещё цепляясь за микроскопическую надежду, будто это вдруг окажется другим.

На экране, в холодном, словно мёртвом,  свете пиксельного интерфейса, снова стояло это имя. Как клеймо. Как вызов.
1. ГГИ — 999,990
2. ABC — 998,620
3. F1R — 951,300

Адам уставился в цифры, будто мог прожечь монитор одним взглядом. В его глазах был не просто гнев — там полыхало разочарование, злое, жгучее, почти детское в своей чистоте. Он выжигал в себе желание сдаться, заставляя ярость остаться внутри.
Тайлер подошёл сбоку, плавно, без лишнего шума. Он знал, как Адам реагирует на поражения, особенно такие. Прежде чем тот сорвался бы, он легко, но уверенно положил руку ему на плечо и мягко потянул назад.

— Всё, хватит. Ты играл как псих. А теперь — дыши. Просто... дыши.

Адам выдохнул, но лицо его было натянуто, как струна. В нём было что-то от зверя, пойманного в ловушку. Он не кричал — и от этого становилось только страшнее.
Кейси подошла ближе всех, будто подкрадываясь. Чуть пригнулась, словно экран мог её укусить, и уставилась на цифры.

— Нет... это уже не смешно, — выдохнула она почти шёпотом. — Посмотрите. Это имя. Оно везде. Я видела его на танцевальном автомате. На гонках. И, клянусь, даже на той тупой игре, где надо пиццей кидаться в аниматроников.

Грегори резко выпрямился, как током ударило:
— Да, точно! Я тоже! На «BlasteroidX», на «Roxy Kart», на «Monty Mash»! Везде! На всех автоматах! Кто так вообще играет?! Он что, ночует здесь?

— Может, это сотрудник? — предложила Кейси, глядя на всех, как будто боялась, что её засмеют. — Или... бот? Или, не знаю... баг в системе?

— Или просто... везучий, — тихо вставил Эллис. Он всегда говорил тихо, особенно когда чувствовал, что разговор вот-вот вспыхнет с новой силой. — Может, кто-то с нечеловеческой реакцией. Или с кучей свободного времени. Если он здесь постоянно — всё возможно. Нам, может, вообще не стоит...

Но он не договорил. Адам резко обернулся. В глазах полыхал огонь. Зрачки расширены, лицо напряжено — он выглядел, будто внутри него снова закипает та самая ярость, только уже на грани кипения.
— Не лезть? Я днями тут сижу. Часами. Потею над этими чертовыми автоматами. А кто-то, кто даже не показывает лица, ставит максимум везде?! Да я хотя бы хочу увидеть его. Понять, кто он. Поговорить. Или... плюнуть ему в рожу. Всё равно.

— Поговорить, ага, — фыркнул Тайлер, перекатывая в руках бутылку газировки. Он сделал паузу, потом, неожиданно для всех, кивнул. И голос его стал более серьёзным, чем они привыкли.

— А давайте сходим в зал для сотрудников. У нас там терминал. Можно пробить инфу по всем игрокам. Даже по тем, кто просто подошёл и начал играть без профиля. Если этот ГГИ хоть раз входил с пропуском — мы найдем след.

Адам встрепенулся. В его взгляде мелькнуло что-то новое — не гнев, а интерес, почти надежда.
— Ты серьёзно? У тебя есть доступ?

— Я ж здесь работаю, забыл? — пожал плечами Тайлер. — У меня есть ключ-карта. И вообще, я "контролирую взаимодействие клиентов с цифровыми интерфейсами", как написано в должностной инструкции.
— Ого, — протянул Грегори. — То есть ты — шпион за игроками?

— Я предпочитаю слово «наблюдатель», — с ухмылкой парировал Тайлер. — Ну что, идём?

— Идём, — твёрдо сказал Адам. На этот раз без срыва, без истерики. Его голос звучал глухо, почти спокойно — но это спокойствие было опасным. В нём читалась решимость. Больше, чем просто азарт. Это уже был принцип.

— Я за, — Кейси, не раздумывая, подхватила остатки еды. — Я тоже хочу знать, кто этот сверхгеймер. Мы не можем просто так это отпустить.

— А если это бот?.. — пробормотал Эллис, неуверенно, но шагнул вперёд. Он уже знал, что всё равно пойдёт.

— Узнаем, кто его запускает, — бросил Грегори. — Или хотя бы разнюхаем, что да как. Всё равно интрига.

Они собрались, словно на маленькое расследование. Серьёзные лица, сдержанные жесты. Кто-то поправил рюкзак, кто-то развернул жвачку, но в воздухе витало ощущение перемен — будто они не просто идут проверить терминал, а вступают в другую реальность. Яркие автоматы остались позади, сияя, как заманчивые ловушки. Впереди была закрытая дверь с табличкой «Только для персонала». За ней — тишина серверных, запах металла, тёплый свет системных панелей... и, возможно, правда. Правда о ГГИ, который ставил рекорды не просто в цифрах, а в пределах человеческого терпения.
Коридор начинался сразу за ничем не примечательной дверью с табличкой «Только для персонала». Металлическая пластина была потертой, слегка исцарапанной, будто время само пыталось стереть предупреждение. В правом нижнем углу кто-то, видимо давно, выцарапал ржавым гвоздём сердечко и аккуратную букву J.
Тайлер, не сбавляя шага, достал карту доступа и провёл её по старому, изношенному считывателю. Тот пискнул — звук был короткий, чуть раздраженный, — и маленький светодиод мигнул зеленым. Замок щёлкнул с лёгким металлическим эхом, и дверь нехотя подалась внутрь. Она задержалась на долю секунды, словно раздумывая, стоит ли пускать их дальше — за границу, где всё меняется.
Шагнув за порог, они оказались в другом измерении — мире, где исчезал шум зала, не было музыки автоматов, детского смеха, бряцания жетонов. Там царила иная тишина — не пустая, а наполненная звуками, о которых редко задумываются: гудением старых кондиционеров, щелчками авто приводов, еле слышным шорохом вентиляционных каналов. Это была тишина, созданная для работы, а не для развлечений.
Воздух здесь пах иначе. Сухо, с примесью старой пыли, прогретого пластика и чего-то горелого — словно где-то глубоко внутри недавно случился короткий замыкание, и запах до сих пор витал в воздухе. Люминесцентные лампы на потолке мерцали нерешительно, как будто и они сомневались, стоит ли освещать происходящее. Тени, длинные и дрожащие, ползали по стенам, не в силах определиться, где у них начало.

— Ну и жуткое место, — пробормотал Эллис, замыкающий шествие. Он шёл медленно, оглядываясь через плечо, как будто ожидал, что дверь вот-вот захлопнется — и не откроется больше никогда.

— Здесь всегда так, — откликнулся Тайлер. Он замедлил шаг, давая остальным догнать его. — Мы только в начале. Дальше — техзоны и кабинет старшего техника. Там и терминал, который нам нужен.

Грегори, обычно самый разговорчивый из них, на этот раз молчал. Он водил взглядом по сторонам, не скрывая ни растерянности, ни интереса. Его лицо напоминало лицо ребёнка, впервые оказавшегося за сценой любимого шоу — там, где вместо магии обнаруживаются кабели, скотч, пыль и облезлый пластик. Иллюзии, к которым он привык, здесь разбивались о реальность.
Впереди, рядом с Тайлером, шёл Адам. Его шаг был твердым, целеустремленным. Он не просто шёл — он стремился вперед с упорством человека, знающего, что за следующим поворотом может быть ответ. Походка выдавала в нём напряжение: спина прямая, плечи чуть приподняты, руки сжаты в кулаки. Злость, что бурлила в нем раньше, теперь преобразовалась — она стала топливом, стала направлением.
Кейси, как всегда, держалась рядом. Она шла чуть сбоку, в полшага позади, не отрывая взгляда от Адама. В одной руке — жестяная банка энергетика, давно нагревшаяся от её пальцев, все еще не открытая. Её лицо оставалось спокойным, но в глазах пряталось напряжение. Не страх, нет — осторожность. Предчувствие. Она боялась не места, а того, что Адам зашел слишком далеко. Слишком близко к тому, чего, возможно, лучше не трогать.
Они проходили мимо штабелей картонных коробок, усеянных маркировками: «резервные модули», «блоки питания», «прочее». В углу стояло непонятное устройство с ржавыми барабанами и табличкой, прикрепленной на изоленту: «НЕ ВКЛЮЧАТЬ — ГУДИТ». Из одного дверного проёма тянуло холодом — там, в полумраке, виднелись раскрытые корпуса автоматов. Платы, кабели, дисплеи — всё было разобрано, словно в процессе болезненной операции. Экран в глубине мерцал, застыв на системной строке: "Введите команду доступа:" — ремонт явно не был завершён.

— А сколько ты тут вообще работаешь? — спросила Кейси, нарушая тишину, которая постепенно становилась гнетущей.

— Три года, — ответил Тайлер, не оборачиваясь. — Начинал на кассе, потом перешёл на прием жетонов. Сейчас — цифровой аналитик и просто персонал. Слежу за логами, правлю баги, смотрю, кто как играет... и почему.

— То есть, если бы кто-то, скажем, читерил — ты бы это заметил?

Тайлер кивнул.
— В большинстве случаев — да. Всё логируется. Даже попытки взлома, вмешательства, обходы. Главное — как это сделано. Если это человек — мы его выследим. Если это баг — найдём и закроем. Но если это нечто иное...

Он не закончил. Не потому что не хотел — а потому что коридор впереди раздваивался, и один из его рукавов вел вниз, к чугунной лестнице. Тайлер свернул туда, и остальные последовали за ним. Ступени глухо звенели под ногами, металлическое эхо разносилось по шахте. Воздух менялся с каждым шагом: становился прохладнее, влажнее, гуще. В нем чувствовались машинное масло, пыль, запах статики — как перед бурей.
Стены становились мрачнее. Сероватый бетон, стертый временем, исписан граффити и пометками. На одной из стен висел выцветший плакат времён открытия: мальчик в бейсболке, сияющая улыбка, и слоган — «Играй. Побеждай. Повторяй!». Ниже — старая схема эвакуации, заклеенная скотчем, исцарапанная и исписанная. Кто-то нацарапал ручкой: «нет выхода» — прямо у стрелки, указывающей на лестницу, по которой они спустились.

— Почти пришли, — сказал Тайлер и указал вперёд.

Там, в конце узкого прохода, за стеклянной дверью, была терминальная. Единственная комната в этом подземелье, залитая ярким, даже резким светом. Белые, стерильные стены. Ряды оборудования. Вентиляторы гудели, борясь с жаром, исходившим от техники. В центре комнаты — большой экран на стене. Ниже — консоль: клавиатура, кард-ридер, порт для отладочных чипов. Тайлер подошёл к ней и приложил свою карту.
Экран вспыхнул. Появился логотип компании, затем — меню доступа.

— Сейчас войду в режим администратора... — его пальцы скользнули по клавишам. — Есть. Готово.

— Что ищешь? — спросил Грегори, приблизившись. Он зачарованно следил за тем, как на экране пробегают строки кода и таблицы данных.

— Все сессии под ником «ГГИ» за последние 90 дней. Сортировка по автоматам, где ставились рекорды.

— У нас есть список автоматов? — уточнила Кейси.

— Нет, но я фильтрую по очкам. Ставлю отсечку в 950,000. Остальные не пройдут. Если он везде на первом месте — найдем.
Экран заполнялся данными. Сначала — неторопливо. Потом — быстрее. Один автомат. Другой. Десятки.

— ...чёрт. — Тайлер откинулся на спинку стула. — Это не профиль. Это... нечто иное. Нет имени. Нет жетонов. Нет аккаунта. Он заходит как гость. Но — каждый раз с одним и тем же ID устройства. Знаешь, что это значит?

— Он играет на одном и том же автомате? — догадался Адам.

— Нет. Он приносит с собой нечто. Какой-то внешний чип, возможно RFID-модуль. Вставляет — и система его узнаёт. Но не запоминает. Это обход. Авторизация, которую система допускает... но не фиксирует.

— Он сам захотел быть невидимым, — медленно проговорила Кейси.

— Точно, — подтвердил Тайлер. — И вот. Смотри. Последний вход... два часа назад. Именно на том автомате, где ты играл, Адам.

Повисла тишина. Давящая, как давление глубин.
— Он где-то здесь, — прошептал Эллис. — Или только что был.

Адам смотрел на экран, как будто мог выудить оттуда лицо. Имя. Что угодно.
Но вместо этого — лишь строки:
USER: GUEST#7781-X (NON-STANDARD IDENTIFICATION)
LOCATION: «ASTRO RUNNER DX» / TIME: 15:37

— Он всё ещё играет с нами в прятки, — выдохнул Адам. — И, похоже, выигрывает.

Тишина, которая наступила теперь, была особенной. Она звенела.
— Окей, попробуем по другому. — Он быстро напечатал «ГГИ» и нажал Enter.

Экран мигнул. Несколько строк данных появились внизу, но все они были странно пустыми — имя, дата, время... и почти ничего больше. Ни ID пользователя, ни данных о профиле. Только один столбец выбивался из общего ряда.
TERMINAL ID: Σ-001

— Что за... — Тайлер нахмурился. — Это... даже не с игрового зала.

— Что значит «Σ-001»? — Адам навис над ним, сжав кулаки снова. — Где это?

Тайлер молчал пару секунд, затем медленно повернулся к остальным:
— Это терминал из старой секции. Из той, что закрыта. Зал «19.83». Он должен быть обесточен уже года два. Там было всё старьё — автоматы, которых уже даже в списках нет. И туда вообще не пускают никого, даже сотрудников.

— Но кто-то туда заходит, — сказала Кейси, указывая на лог. — И не просто заходит. Играет так, что ставит рекорды, которые мы побить не можем.

— Легенда об аркадном призраке, — мрачно усмехнулся Грегори. — Прямо как в городских страшилках. Типа "если в 3:33 ночи включится автомат, а ты подойдёшь — ты уже не ты..."

— Да заткнись ты, — буркнул Адам. — Это не байка. Это реально кто-то.

— Ну или что-то, — вставил Эллис. — Если терминал давно обесточен, но оттуда идут данные... Это может быть удаленный доступ. Или фантомный сигнал. Или...

— Или кто-то восстановил доступ вручную, — перебил Тайлер. — Но это опасно. Это технически вне правил. Даже вне системы. Мне нужно подумать...

Адам шагнул ближе, встал прямо перед ним.
— Тайлер. Ты можешь туда нас провести?

Повисла пауза. Потом — медленный кивок.
— Смогу. Но это будет нелегально. И если нас поймают — полетят головы.

— Тогда не поймают, — ответил Адам. — Потому что я не уйду, пока не узнаю, кто или что скрывается за этим именем.

— Вот теперь ты точно говоришь как главный герой, — усмехнулся Грегори. — Прямо слышу финальный босс-файт на подходе.

Тайлер нажал ещё пару клавиш, загрузил карту комплекса. Один из секторов на схеме был затемнен, но мигающая точка указывала на активный источник внутри — прямо в старом зале.

— Завтра, после закрытия. У меня будет смена. Тогда и пойдём. Только будьте готовы к... ну, к чему угодно.

— Мы будем, — твёрдо сказал Адам.
И никто не возразил.

За спинами ребят беззвучно гас экран терминала, оставляя только слабое послевкусие света в воздухе. А на карте комплекса, в тени старого, забытого сектора, все еще мерцала точка — одинокая, неподвижная, как глаз, который уже давно за ними наблюдал.

* * *

Следующая ночь была глухой, безветренной, с неестественным ощущением чего-то... выжидающего. Тот самый час между поздним вечером и ранним утром, когда шум города отступает, но утро ещё не собирается вступать в свои права. Всё вокруг будто застыло: ни вздоха ветра, ни шелеста листьев, ни далёкого гула машин. Воздух казался тяжёлым, густым, и каждый выдох отдавался в ушах гулким эхом. Это замирание идеально подходило под их странную миссию, как будто сама ночь готовилась открыть перед ними свои тайны. Пиццаплекс, обычно сияющий огнями и разноцветным весельем, теперь представлялся тенью самого себя. Фасад был безмолвным, вывеска погасла, а огромный рот улыбающейся аниматронной маскоты над входом казался пугающе недвижимым — словно в ожидании, чтобы снова ожить. Стеклянные витрины, отражавшие когда-то смех детей, теперь были облуплены и слегка запылены, искажая слабый свет от одной-единственной лампы на углу. Позади здания, где вели старые сервисные коридоры и складские помещения, тьма была плотной, почти осязаемой: не работали даже уличные фонари, и всё, что можно было разглядеть, — лишь смутные силуэты контейнеров и собственные тени, дрожащие при каждом шаге.
Адам пришёл первым. Он появился на заднем дворе чуть раньше назначенного времени, почти бесшумно ступая по грубой бетонной плите. В серой толстовке с капюшоном, натянутым низко на лоб, он казался частью этой ночи — незаметным, но решительным. Рюкзак за плечами слегка позвякивал, а в руке он сжимал фонарик, готовый выхватить из темноты любой неожиданный предмет. Он молчал, глядя на запертую боковую дверь, ведущую в зону технического обслуживания. Взгляд его скользил по каждой ржавой петле, по каждой трещине стены, будто в этих деталях уже скрывался ключ к разгадке. Он знал: за этой дверью будет не просто пыль и старая проводка. Будет ответ.
Спустя пару минут послышались осторожные шаги.
Из темноты, пригнувшись под провисающей трубой, вышел Тайлер. Он был в чёрной куртке, капюшон которой легко соскользнул на плечи, обнажив бейсболку и пережёванные струйки коротких волос. Лицо — напряжённое, глаза настороженные, но в плечах читалась уверенность: он давно привык действовать тихо и быстро.

— Ты уже здесь, — шепнул он, вставая на несколько шагов ближе к Адаму.

— Конечно, — коротко ответил Адам, не отрывая взгляда от двери. — Ты привёл пропуск?

Тайлер кивнул и медленно вынул из внутреннего кармана куртки пластиковую карточку. Металлизированный край слегка поблёскивал в свете фонарика. Карточка была помечена нештатным кодом — нечто, что обычный сотрудник видеть не должен. Тайлер не уточнил, откуда она у него — и Адам не спросил. В их деле лишние вопросы — лишние сомнения. Они стояли в тишине. Лишь где-то вдалеке пронеслось недовольное ворчание старого вентилятора да отдалённый лай собаки. Тайлер прикоснулся к экрану своего КПК, проверяя уровень сигнала — связь была нестабильна, но этого они и ждали: обычные сети здесь давали сбои.
Эллис, тем временем, устроился на сложенном ящике, едва заметно покачиваясь в такт своим мыслям. В руках у него ерзал маленький камушек, и он ловко перебрасывал его из ладони в ладонь.
Наконец — лёгкий, едва уловимый хруст гравия. Кейси вынырнула из темноты, присев рядом с контейнерами. Она была в спортивной куртке, волосы собраны в тугой пучок, из-под которого выбивались несколько прядей. На лбу плеснула капля пота, но глаза её были ясными, внимательными, готовыми к действию.

— Извините, пришлось обходить, — прошептала она, поднимаясь. — Какие-то ребята из охраны жрали бургеры возле парковки. Еле прошмыгнула.

— Отлично, — кивнул Адам, сжимая фонарик. — Все в сборе... кроме Грегори.

Повисла легкая пауза: каждый ощутил, как холодный ночной воздух будто затвердел вокруг них.
— Он точно знал, куда идти? — спросила Кейси, слегка нахмурившись и опуская голос до едва слышного шёпота.

— Знал, — сказал Тайлер, — я скидывал ему координаты, карту и даже время. Ответил «ОК» пару часов назад.

— Может, опаздывает? — предположил Эллис, всматриваясь в темноту. — Он же не всегда пунктуален.

— Он бы написал, — возразил Адам, кладя руку на плечо Тайлеру. — Или хотя бы прочитал сообщение. Я ему уже три отправил.

— Не берёт трубку? — Кейси уже доставала телефон, скользя пальцем по экрану.

— Гудки идут — ноль реакции.

— Может, передумал? — тихо спросил Тайлер, каждый звук в его голосе отдавался эхом. — Решил не лезть. Это всё-таки не просто прогулка по Пиццаплексу.

— Не похоже на него, — сказал Адам глухо. — Грегори — единственный, кто хочет ответов не меньше, чем я. Он бы не отказался от такого шанса.

Они снова замерли. Ночной эфир наполнился скребущими звуками вентиляции и отдалённым треском — словно здание само шептало им о своей давней истории. Где-то вдали ещё раз залаяла собака, прерывая невесёлую тишину.

— Слушайте, — заговорила Кейси, чуть наклонив голову к Адаму. — А если с ним что-то случилось? Он ведь, как и мы, мог попытаться пробраться внутрь один. Без нас.

— Или... он уже там, — медленно сказал Эллис, глядя на запертую дверь. — Опередил нас, прошёл раньше, но по какой-то причине не выходит на связь.

— Или его не выпускают, — добавил Адам, и в его голосе прозвучала холодная решимость, словно лезвие ножа. — Кто бы это ни был внутри — охрана, персонал, или кто-то третий — он не выйдет, если поймет, что за ним следят.

Все замерли, ловя удары собственных сердец, гулких в этой ночной пустоте.
— Тогда, — сказал Тайлер, доставая карточку и подходя к двери, — у нас есть только один способ это выяснить.

Он приложил карту к сканеру — и замок тихо щёлкнул. В этот звук вошла лёгкая дрожь надежды и страха. Дверь медленно отворилась, и из неё вырвался запах старой пыли, прогорклого пластика и машинного масла. Воздух был застоявшимся, но не мёртвым — как будто кто-то здесь всё-таки дышал.
— Давайте выясним, кто играет не по правилам, — прошептала Кейси, уже делая шаг внутрь, за ней — Эллис, скользя тенью по порогу.

Адам задержался на секунду, оглядел темноту коридора, где всё ещё не появлялся Грегори. В ту минуту казалось, что сама ночь наблюдает за ними.
— Надеюсь, ты просто задержался, чувак, — прошептал он, — а не...

И не успел договорить. Он ступил внутрь, и дверь медленно закрылась за ними, оставив на улице лишь приглушённый отблеск фонарей и всё ту же затаённую тишину.
Внутри их встретил долгий, гулкий шёпот электронных эхо, отголоски старых фантомных мелодий и едва различимый скрежет механики. Зал 19.83 ждал. Коридор вёл их вниз по узкому, тускло освещённому тоннелю, где каждый шаг отдавался глухим эхом по ржавым трубам и вентиляционным шахтам, словно сам воздух был здесь застывшим и всё ещё помнил, как когда-то по этим путям бегали механические уборщики и слышался детский смех. Теперь же — только пыль, влажность, плесень и тот еле слышный гул, от которого закладывало уши. Свет их фонарей скользил по облезлым стенам с облупившейся краской и следами неясных потёков — будто что-то однажды пыталось выбраться наружу. Паутина, чернеющая в углах, казалась не просто заброшенной — она была слишком плотной, слишком живой. Вдоль стен — старые ящики, местами вскрытые, с наклейками от аркадных автоматов: "Bonnie Bash!", "Monty Golf", "Съешь и выиграй!". Всё облупилось, выцвело. Где-то сквозило — тонко, будто из лёгких кого-то давно умершего, и от этого казалось, что за углом обязательно кто-то стоит. Или уже смотрит. Или дышит в спину.
Адам шёл первым, держа фонарик на уровне плеча, его луч выхватывал из темноты впереди не только путь, но и мельчайшие детали — рваную обивку на полу, брошенный лом, чью-то сломанную кепку с логотипом Fazbear Entertainment. Он был напряжён, но собран. Кейси — рядом, чуть сзади, шла почти бесшумно, но глаза метались по сторонам, стараясь не задерживаться ни на одной тени слишком долго. Тайлер, третий, вёл их по памяти. Он не говорил, но по его лицу было видно — он вспомнил всё: каждый поворот, каждую лестницу, каждый люк, к которому когда-то прикладывали руку, вводя код. Эллис замыкал группу. Он шагал медленно, словно что-то ощущал — вибрацию, дыхание, движение позади. Пару раз он даже останавливался и оборачивался, фонарь в руке дрожал.
Прошло несколько минут, наполненных этой зловещей тишиной, нарушаемой только собственным дыханием, и каждый начал понимать: если загадка ГГИ действительно прячется здесь, в мёртвом сердце Пиццаплекса, то ответ может оказаться не таким уж безобидным. Здесь не было света. Не было звуков. Только пустота, которая ждала.
Они свернули за очередной угол, мимо приоткрытого технического шкафа, откуда торчал искривлённый металлический каркас какого-то старого робота... и тут, внезапно, из-за перегородки, с громким воплем и размахивая руками, выскочила фигура во тьме:
— БУУУУУУУ!!!

Кейси вскрикнула и отпрыгнула назад, ударившись плечом о стену. Эллис отшатнулся и едва не выронил фонарь, свет которого заскользил по потолку, выхватывая провода и мертвые лампы. Адам резко поднял руку, пальцы сжались в кулак — он был готов защищаться. Тайлер, не сдержавшись, рванулся назад, наступив на какой-то пластиковый обломок с хрустом.
Но фигура вдруг залилась хохотом. Узнаваемым. Наглым. Почти детским.

— Серьёзно, вы должны были видеть свои лица! — произнёс голос, торжествующий и довольный собой. — Особенно ты, Эллис! Я думал, ты сейчас ласты склеишь!

— ТЫ ДОЛБАНЫЙ ИДИОТ! — выдохнул Эллис, всё ещё держась за грудь, но уже смеясь. — Я чуть не умер, понял? Атомизация страха, блин!

Кейси зажала рот рукой, слёзы на глазах от смеха и остаточного ужаса.
— Грегори, твою ж... — она выдохнула. — Ты вообще в порядке? Какого чёрта ты тут?
— Более чем в порядке, — ответил он, вытирая глаза. — Я тут уже почти час, может, больше. Увидел, как вы вошли, решил: ну раз приходят всей бандой — надо повеселиться.

Эллис, покачав головой, протянул руку, и Грегори хлопнул по ней, сцепились ладонями, короткий полурукопожатие, как у старых друзей, которые только что посидели в одном окопе.

— Давно хотел тебя за это прибить, — сказал Эллис. — Но... ладно. Было весело. Почти инфарктно весело.

— Вот это я понимаю признание, дружище, — усмехнулся Грегори, расправляя капюшон своей потрёпанной толстовки.

Адам шагнул ближе, выдохнув напряжение.
— Как ты сюда вообще попал? Мы только что открыли главный шлюз.

— О, у меня есть свои ходы, — фыркнул Грегори. — Маленькие дверцы, вентиляционные шахты, знаешь ли. Быть небольшим и очень любопытным — это бонус.

— Ты просто невыносим, — пробурчал Тайлер, но уголки его рта всё же дёрнулись в улыбке.

— Это моё фирменное качество, — кивнул Грегори. — А теперь, раз вы все тут... пошли. Я нашёл кое-что. Дальше, через старый "Tech Hub". Там...прикольно. И, клянусь, никаких приколов. Хватит на сегодня.

Он кивнул в сторону коридора, где мерцал тусклый аварийный фонарь, заливая бетон красноватым светом, как будто там начиналась зона карантина. На полу — выцветшая стрелка, указывающая направо. Когда-то она, возможно, вела к зоне развлечений. Теперь — к неизвестности.
Адам на секунду задержался, бросив взгляд на перегородку, из-за которой Грегори выскочил, и где тень до сих пор казалась более плотной, чем должна быть.

— Только не исчезни снова, ладно?

— Ага, да, клянусь. Теперь я с вами. До самого конца, — ответил Грегори, и в его голосе впервые прозвучала странная, серьёзная нота. Словно он действительно понимал, что впереди — уже не просто исследование.
Коридор становился всё уже и темнее, словно сам Пиццаплекс не желал отпускать их глубже в свои недра. Стены здесь уже не были такими, как раньше: бетон, грубо выкрашенный и облупившийся, сменился странной металлической обшивкой, холодной на ощупь. Местами на ней зияли глубокие царапины, следы от старых лент, покрытых слоем пыли, а выцветшие наклейки с мультяшными лицами выглядели словно давно потерявшие всякое веселье и жизнь. Было ощущение, что они идут по костякам старого организма — забытого и почти мёртвого, — но чем дальше, тем сильнее казалось, что он начинает просыпаться, оживать.
Грегори шёл вперёд, уверенно, словно уже не раз прокладывал этот путь по лабиринтам заброшенного комплекса. Он то и дело бросал через плечо короткие, но чёткие предупреждения:

— Тут низко, пригнитесь, — голос был спокоен, но насторожен.
— В этом углу запах странный, лучше не трогайте.
— Пол здесь очень скользкий — держитесь за стену, чтобы не упасть.

Адам следовал прямо за Грегори. В его взгляде читалась концентрация и решимость — совсем не страх, скорее твёрдая воля довести дело до конца. Его глаза скользили по деталям: тусклая камера под потолком с перегоревшей лампочкой, грязная надпись "Maintenance Bay 3", которая была перечёркнута чьей-то рукой, словно пытаясь стереть память о том месте. На полу виднелась метка из чёрной изоленты — стрелка, нацарапанная ногтем или, возможно, ключом.
Позади Адама шла Кейси. Она постоянно оборачивалась назад, словно пытаясь уловить что-то незримое, прикрывая фланги. Её интуиция кричала о том, что за ними кто-то следует. Не кто-то снаружи — а кто-то, словно исходящий из самого здания. Как будто само пространство дышало им в спину, наблюдало, ждало.

— Вы тоже слышали? — тихо спросила Кейси, нервно озираясь.

Эллис лишь усмехнулся в ответ.
— Это твоё воображение. Или вентиляция. Она всегда звучит как чьи-то шаги.

Он поднял налобный фонарь и осветил потолок:
— Видишь? Просто старый воздух гоняется по гнилым трубам. А звук — жуткий, но естественный.

Тайлер шёл последним в группе. Он постоянно сверял их маршрут на КПК, который тихо издавал короткие сигналы, когда находил фрагменты старой карты комплекса. Но порой прибор сбивался, показывая бессмысленные маршруты — словно кто-то перепрошил систему, чтобы скрыть правду.
— Это не просто отключённый сектор, — пробормотал Тайлер себе под нос. — Здесь кое-что живо. Кто-то поддерживает этот уровень вручную или через автономную систему.

— Что значит "живо"? — спросил Адам, обернувшись.

— Значит, что тут не просто свет горит, — ответил Тайлер, щёлкая по экрану. — Возможно, даже вся сеть игровых терминалов. Только отключённых от общей базы. Замкнутый цикл.

— Логово призрака-игрока, — тихо пробормотал Эллис, оглядываясь вокруг.

— Или мастерская, — предположила Кейси. — Место, где кто-то тренируется. И откуда никто не уходит.

— Воодушевляюще, — буркнул Грегори, проходя вперёд.

Они свернули направо и прошли через полуоткрытую дверь с надписью, едва различимой под слоем грязи:
"ЗАЛ 19.83 — ДОСТУП ОГРАНИЧЕН"
Под табличкой были царапины — как будто кто-то пытался содрать её ногтями или когтями.
За дверью открылось огромное помещение — тёмное и покрытое толстым слоем пыли. Ряды игровых автоматов тянулись в глубину зала: часть из них была отключена, но другие всё ещё работали. Слабо, мерцая тусклым светом экранов, словно засыпая и просыпаясь одновременно. Цветные дисплеи тихо играли свои старые 8-битные мелодии, создавая атмосферу нереальной жизни — старой, забытой, но живущей.
Адам замер. Его взгляд сразу зацепился за один автомат — отличный от остальных. Чёрный корпус с красными полосами и табло, на котором вместо привычной заставки горел статичный список рекордов.
Он подошёл к автомату, остальные последовали за ним. На табло горели цифры, неизменные:
1. ГГИ — 999,990
2. ABC — 998,620

— Это он, — прошептал Адам, не веря своим глазам. — Этот автомат. Он даже не подключён к общей сети.

— Он автономный, — пояснил Тайлер, осматривая корпус. — Питание, сигнал, память — всё внутри. Его не взломать удалённо. Только если...

— Если кто-то играет прямо здесь, — догадался Эллис. — Без наблюдателей. Без свидетелей.

Грегори медленно прошёлся вдоль ряда автоматов:
— Тут и другие есть: BlasteroidX, Monty Mash, даже древний танцевальный автомат. И на всех — высокие баллы.

Он присел перед одним из автоматов, запустил игру — и снова всплыло знакомое имя: ГГИ
— Кто бы это ни был, он играет здесь. Каждый день. Не на виду. И делает это так, будто это... не просто игра.

— Может, для него — это и есть жизнь, — тихо сказала Кейси.

В комнате воцарилась тишина,  нарушаемая только тихим шумом работающих автоматов. Казалось, они помнили каждого игрока, кто когда-либо касался их панелей. Грегори и Тайлер заняли место у старого терминала, стоявшего в углу зала 19.83. Он был словно реликт ушедшей эпохи: массивный металлический корпус, облупившаяся краска, толстый слой пыли на корпусе и облезшие кабели, запутавшиеся между ножек. Терминал выглядел так, будто его не включали годами, но — на удивление — экран всё ещё подавал признаки жизни. Старый вентилятор внутри гудел, надрываясь от усилий, словно дышал сквозь бронзу времени.
Тайлер опустился на корточки и ловко подключил к корпусу портативный сканер, издавший короткий писк. Тем временем Грегори вбил серию команд — на экране мелькнули строки кода, перегоняясь друг с другом, как бегущие строки новостей в мире, где новости уже никто не читает. Его пальцы двигались уверенно, почти машинально, запускающие диагностические утилиты одна за другой. Экран мигнул, и система, хоть и нехотя, отозвалась.

— Этот старый движок — настоящий динозавр, — проворчал Грегори, щурясь в экран. — Но, к счастью, у меня есть пара обходных путей, чтобы залезть в базу данных. Старый код — как старый друг: ворчит, но открывает дверь.

— И я надеюсь, что у тебя есть пароль, — отозвался Тайлер с лёгкой усмешкой, не отрывая взгляда от панели подключения.

— Ну, у меня есть... свои методы, — хитро усмехнулся Грегори, мельком глянув на запаянный в чип старый ключ доступа, висящий у него на шнурке под курткой.

Пока они возились с техникой, Кейси и Эллис стояли неподалёку. Кейси, с бутылкой воды в одной руке и фонариком в другой, освещала клавиатуру, стараясь не мешать, но всё же прислушиваясь. Её взгляд то и дело скользил по лицам Тайлера и Грегори — в надежде уловить хоть часть смысла в их молниеносных диалогах о протоколах и системах. Эллис же, опираясь на металлический поручень, вполголоса отпускал шутки, разряжая атмосферу, словно бард на войне — вроде и не время, а без этого не выжить.
Адам тем временем неторопливо обходил зал. Он шёл вдоль стен, оглядывая странный интерьер зала 19.83 — когда-то, возможно, футуристичный, теперь же — забытый, как сны в пыльной библиотеке. Его внимание привлёк ряд металлических конструкций — массивные фигуры, выстроенные вдоль стены, словно на выставке. При ближайшем рассмотрении это оказались эндоскелеты: остовы роботов, выточенные из холодного металла, покрытые пылью, вросшие в паутину. Провода, торчащие как жилы, проржавевшие сочленения, гидравлические трубки. Некоторые были начаты, но не завершены, другие — напротив, казались пугающе готовыми встать и сделать шаг.

— Что это? — спросил он, оборачиваясь к Кейси, которая подошла ближе, хмурясь.

— Работы Эдвина, — ответила она, тяжело выдыхая. В голосе прозвучало раздражение, сдержанное, но явное. — Он — идиот. Собирает этих железяк, как будто они могут заменить ему всё. Сына, например. Видится с ним пару раз в месяц, остальное время торчит здесь. Если бы могла — давно бы ему врезала.

— Ты серьёзно? — Адам поднял брови, удивлённый откровенностью.

— Абсолютно. Таких, как он, тянет к металлу, а не к людям. Забыл, что важнее — не технологии, а семья. И самое обидное — он таскает сюда тонны хлама, как будто это спасёт его. А это просто груды мёртвого железа.

Она замолчала, но глаза её продолжали говорить. В этот момент Грегори протянул ей руку с улыбкой:
— Вот за это — я с тобой согласен, — сказал он, хлопнув её по ладони.

— Ну, хотя бы кто-то со мной солидарен, — усмехнулась Кейси, и на её лице впервые за долгое время появилась тёплая искра.

Тем временем Тайлер вдруг подался вперёд, и уголки его губ дрогнули в лёгкой улыбке:
— Вот! Есть! Вход под именем "ГГИ" зарегистрирован. Причём несколько раз. Но вот что странно — все данные серьёзно зашифрованы. Кто-то явно не хотел, чтобы это нашли.

— Можешь открыть профиль? — спросил Адам, подходя ближе, заинтересованный.

— Работаю над этим. Шифр мощный, но у меня есть пара инструментов. Дайте мне немного времени.

Грегори кивнул и обернулся к остальным:
— Пока Тайлер ковыряется в коде, вы с Эллисом держите ухо востро. Любая мелочь — сразу сообщайте.

— Принято, — подтвердил Эллис, переводя взгляд по сторонам, будто внезапно стал охранником в музее загадок.

— Я тоже на чеку, — добавила Кейси.
Зал затих. В воздухе повисла тишина, плотная, почти осязаемая. Щелчки клавиш, негромкие реплики, дыхание. Где-то капала вода. Адам снова взглянул на металлические скелеты вдоль стены — они стояли молча, как стражи ушедших лет.

Кейси и Эллис остановились у входа в длинный, чёрный коридор — словно зияющая пасть, поглощающая свет и звук. Вокруг не было ничего, кроме непроглядной темноты, которая словно жила собственной жизнью. Там не было ни очертаний, ни теней — просто абсолютная тьма, глубина которой казалась бесконечной, словно бездна, затягивающая всё живое в своё холодное нутро, медленно и неумолимо.
Они встали на стрем, плечом к плечу, словно пытаясь создать между собой невидимый щит, дать друг другу хоть каплю дополнительной уверенности перед этим неизвестным мраком. Вокруг — гулкие отзвуки их собственных дыханий, которые казались слишком громкими, и отдалённый стук шагов товарищей, которые оставались далеко позади, где ещё мерцали слабые, колеблющиеся фонари, едва пробивавшиеся сквозь темноту.

— Знаешь, — тихо произнесла Кейси, не отводя взгляда от мёртвой тьмы перед ними, — я никогда не думала, что Пиццаплекс может быть таким... жутким.

— Читаешь мысли — ответил Эллис, сжимая кулаки, которые слегка дрожали от напряжения, — Я ведь боялся темноты раньше, прикинь?

— Мне не нравится это место — тихо проговорила Кейси, медленно приближаясь к нему, чтобы не остаться одной. — Адам совсем с ума сходит с этим ГГИ, не кажется?

— Да ладно, удивила. — добавил Эллис, нервно оглядываясь по сторонам.

В этот самый момент, в абсолютной темноте послышался тонкий, едва уловимый шорох — звук, похожий на тихий шаг по металлическому полу. Шум был приглушён, но отчётливо выделялся на фоне гробового безмолвия, заставляя их замереть и затаить дыхание.

— Ты слышал? — прошептал Эллис, глаза расширились от неожиданности и тревоги.

— К сожалению да.. — Голос Кейси стал твёрже, глаза настороженно сузились, она напряжённо вслушивалась в мёртвую тьму.

И вдруг, глубоко в чёрном коридоре мелькнуло слабое движение. Что-то быстро и бесшумно скользнуло по стенам, словно призрак, движущийся с невероятной скоростью. Сердца Кейси и Эллиса застучали в унисон с учащённым дыханием, готовым вырваться наружу.

— Что это? — вздохнул Эллис, делая шаг назад.

Из полной тьмы, словно вынырнув из самых глубин ада, на них уставился маленький, но яркий красный глаз. Он вспыхнул, словно маяк в ночи, вскоре за ним засиял ещё один, потом ещё несколько — словно ожившая сеть красных огней, охватывающих пространство.
В этот момент из темноты с металлическим глухим скрежетом выскочил робот — один из тех эндоскелетов, которых Адам и его друзья видели раньше. Его металлические суставы трещали, моторы издавали низкий гудящий звук, а глаза светились жутким алым светом, словно демон, выпущенный на свободу.

— Бежим! — крикнула Кейси, схватив Эллиса за руку, не давая времени на раздумья.

Робот бросился им навстречу, металлические ноги громко гремели по полу, отзвучивая эхом по длинному коридору. Эллис завизжал, пытаясь отскочить в сторону, но машина схватила его одной холодной, железной рукой — как тиски, сжимая безжалостно.

— Эллис! — выкрикнула Кейси, мгновенно реагируя — она подняла ногу и мощным ударом вколотила роботу по груди. Тот хрипнул, выпустил захваченного, отшатнулся, пытаясь удержать равновесие на скользком полу.

— Я ходила на борьбу, — выдохнула Кейси, отталкиваясь от стены, — Отец всегда говорил, что я трачу время на бесполезное для девчонки занятие.

Эллис, всё ещё ошарашенный, поспешно поднялся, а Кейси помогла ему побежать обратно к залу, где ждали остальные. Робот не отставал — он гремел, скрежетал и неуклонно приближался, словно являлся единственной целью — остановить их любой ценой.

— Быстрее! — кричала Кейси, когда они добрались до двери, она схватила ручку и резко открыла её, забегая внутрь.
Адам и остальные уже настороженно смотрели в сторону коридора.

Из мрака узкого, давящего коридора вдруг выскочили сразу несколько роботов — мерзких, железных чудовищ, совершенно разных по форме и размеру, с облупившимися ржавыми панелями, покрытыми царапинами и следами коррозии. Их глаза вспыхнули злобным, жгучим красным светом, который пробивал полумрак, словно сами демоны вырвались из преисподней. Эти создания окружили группу мгновенно, словно охотничья стая, их металлические конечности скрежетали, скрипели и с глухим лязгом ударялись друг о друга, создавая симфонию ужаса. Их движения были пугающе слаженными, зловещими — как у хищников, что готовы растерзать свою добычу без малейшего промедления.
Паника вспыхнула в глазах каждого. Тайлер, с лицом, покрытым холодным потом, судорожно бросился к терминалу, пытаясь схватить хоть что-то живое в этой техногенной ловушке, пытаясь вернуть контроль над системой. Но вдруг экран перед ним мигнул, сверкнул, и погас — электричество исчезло вместе со светом, погрузив всё вокруг в глубокую тьму и зловещую мёртвую тишину. Секунды казались вечностью. Автоматические двери с грохотом захлопнулись, словно тюремные засовы, а холод, ледяной и пронизывающий, наполнил воздух, заставляя кровь стынуть в жилах.

— Чёрт! — выругался Тайлер, пальцы бешено барабанили по клавиатуре, но тщетно. — Я не могу включить ничего! Всё отключено! Полная блокировка!

— Мы уходим! — крик Эллиса рвался из груди, он резко схватил Кейси за руку, пытаясь вырваться из этой ловушки. — Здесь нам делать нечего!

Но в ту же секунду над всей группой раздался резкий, пронзительный крик Адама, разрывающий гулкую тишину, будто он хотел прокричать всему миру, что страх и паника — не вариант:

— Стойте! Я не уйду отсюда без ответов! Тайлер, садись и включай это обратно, сейчас же! Мы должны узнать, кто такой ГГИ и что здесь происходит!

— Адам, — Грегори пытался удержать его голос в рамках здравого смысла, — это уже не игра. Нам нужно бежать, пока не поздно!

— Нет! — голос Адама был полон неистовой решимости, сжатые кулаки белели от напряжения. — Мы пришли сюда не просто так. Мы выйдем отсюда живыми, но сначала выясним правду, какой бы ужасной она ни была!

Вокруг сгущалась ужасная паника. Роботы приближались, их глаза светились всё ярче, словно демонстрируя ненасытный голод по разрушению. Они двигались быстрее, их металлические конечности отбивали зловещий ритм, предвещая гибель. Тайлер, охваченный страхом и растерянностью, задыхаясь, пытался объяснить:
— Я... я пытаюсь! Но система отключена снаружи, кто-то намеренно сработал на отключение безопасности! Мы в ловушке!

Адам с отчаянием и яростью тянулся к клавишам, стараясь оживить терминал, но внезапно несколько ребят схватили его за руки, пытаясь оттащить прочь.

— Отпусти, Адам! — вопила Кейси, — Если мы останемся, нас всех уничтожат!

— Я не могу, черт возьми! — с злостью в голосе ответил Адам, — Мы пришли за ответами, а не чтобы сдаваться, не здесь, не сейчас!

Их буквально тянули прочь, втягивая в бесконечную темноту коридоров, где исчезал даже малейший отблеск света, и шаги становились всё более неуверенными и неестественными. В воздухе висел непередаваемый ужас — неизвестность сгущалась вокруг, как ядовитый туман.

— Быстрее! — кричал Грегори, — Почти на ощупь, не оглядывайтесь!

Группа гналась вперёд, охваченная паникой, за ними грохотали шаги металлических ног, близко, почти за спинами. Холод, темнота и безысходность плотно сплетались, поглощая их разум, превращая всё в хаос и сумятицу. Надежды таяли, как дым, растворяясь в глубине этого лабиринта смерти. И в этот момент, когда казалось, что всё потеряно, в воздухе повисла тяжесть неизведанного — правда о ГГИ, хранящаяся в глубинах темноты, теперь была заперта за железными стенами и неизвестностью, куда теперь невозможно было добраться. Их охватил ужас — не только от роботов, но и от самого знания, что ответы навсегда останутся погребены в бездне тьмы.
Адам мчался, слепо бросаясь вперед, словно загнанный зверь. Зубы стиснуты до боли, горло сжимало жгучее напряжение, будто в нем поселилась сама удушающая тьма. Сердце колотилось так яростно и беспощадно, что казалось, вот-вот вырвется из груди и растерзает ребра. Его дыхание рвалось на клочья, ломаясь и режась внутри, но не было ни одного знакомого звука, ни намека на присутствие кого-то близкого. Вокруг сгущалась беспросветная чернота, пожирая всё живое и знакомое, растворяя друзей и надежды, словно их никогда и не существовало. Эта тьма — безжалостный хищник, без устали пожирающий свет, оставляя после себя лишь холод и безнадежность. Его злоба, горящая огнем внутреннего ада, сжимала грудь настолько сильно, что каждый вдох становился пыткой, словно иглы впивались в легкие.
Он резко остановился, будто вцепившись в невидимую стену, и глаза его метались в пустоте — черной, глубокий и немилосердной. Вокруг царила гнетущая тишина, которая была не просто отсутствием звуков, а душащей пустотой, которая гремела в его голове словно раскаты грома в шторме. Где они? Почему никто не отвечает? Почему он остался один, затерянный в этом аду? Сердце разрывалось от боли предательства и потери. Эти вопросы, как острые шипы, кололи его изнутри, вызывая пульсацию жгучей, невыносимой боли.
Внутри Адама взрывалась ярость — огонь, который сжигал всё вокруг, пожирая не только тьму, но и его самого, медленно и безжалостно разъедая душу. Почему никто не понимал, что им нужны ответы? Почему все разбежались, когда правда была так близка, что можно было почти дотронуться до нее рукой? Почему страх оказался сильнее решимости? Он молча проклинал их всех, чувствуя, как злоба превращается в ледяной холод одиночества, в черный камень, давящий на сердце и сковывающий мысли.
Мысли роились, словно бешеные осы, натыкаясь на пустоту. ГГИ — безликая и зловещая тень, словно призрак, окутанный тайной и ложью, скользящий за маской цифр и кодов. Этот невидимый враг, что разрушил все надежды и планы, стал воплощением страха и бессилия, холодным и беспощадным убийцей их мечтаний. Он был как призрак, живущий за спинами, смеющийся над их тщетными попытками понять и бороться, держащий всех в темноте и неизвестности.
Каждый шаг отдавался гулким эхом в пустоте, ритмично глухо стуча по раздавленной душе. Не было ни голосов друзей, ни звука терминала, ни мимолетных обещаний о спасении и правде — только горький привкус предательства и ледяной холод абсолютного одиночества. Сердце Адама сжималось и рвалось на части между желанием сдаться и бросить всё, раствориться в этой бездне, и слепым, безумным порывом прорваться вперед, несмотря ни на что.
Он проклял тьму, проклял этот зловещий зал, в котором развернулся этот кошмар, проклял и себя — за то, что поверил в удачу, за то, что дал надежде шанс пульсировать в его груди, за то, что позволил себе почувствовать хоть каплю света среди мрака. Его ярость вырывалась наружу — крик беззвучный и бессильный, слова, которые никто не услышит, острые как осколки, навсегда застрявшие в груди.
В этом молчании, в этом черном омуте, он остался один. Заброшенный и забытый. И с каждым вздохом ненависть к ГГИ, ко всему, что окружало его и ломало, крепла, становилась все тяжелее, делая шаги медленнее, а путь длиннее, словно ведя в бесконечный кошмар без конца и спасения.
Он вышел в старый зал, в прогнившую, задохнувшуюся временем утробу заброшенной пиццерии. Здесь всё будто покрылось ржавым сном: стены, когда-то яркие, были облезлы, исцарапаны временем, испещрены потёками неизвестного происхождения. Воздух вязкий, будто застыл, обвивал лицо липкой пеленой — пахло плесенью, металлическим привкусом окисленного железа, гнилой древесиной и чем-то иным, нечеловеческим, сладковато-затхлым, как если бы старое мясо, забытое в тишине, начало шептать.
Освещение не имело источника — оно будто исходило от самого мрака, отступившего лишь на шаг, чтобы позволить ужасу проявиться. Тусклое, мёртвое сияние разливало по залу призрачные тени, как декорации к пьесе, в которой здравый смысл давно не играл ни одной роли.
И в этом мраке они стояли — аниматроники. Исковерканные, искажённые карикатуры на былую радость, безмолвные идолы забытого веселья. Их корпуса были разорваны, искорёжены, внутренности сочились из треснутых оболочек. Стеклянные глаза, покрытые сетью трещин, тускло поблёскивали под мутным светом. Они смотрели в пустоту, но Адам ощущал: за этой пустотой что-то есть. Что-то, что шевелится, дышит, и, быть может, смотрит обратно. Затаившись.
Их рты были приоткрыты — ржавые челюсти, усеивающие дёсны металлическими зубьями, словно ухмылялись в предвкушении. Пауки свили гнёзда в их черепах, но казалось, что любой шорох — и эти твари рванутся вперёд. А среди них, в полумраке, сидел Грегори. В глубине зала, у черты, где свет уже не борется с тьмой. Он не прятался, но и не приближался. Просто был. Его глаза, казавшиеся чёрными, вспыхнули, как только Адам посмотрел на него — ядовитый фиолетовый свет разгорелся внутри зрачков, холодный, чужой, почти радиационный. Этот свет не отражал эмоций. Он просто был.
Он не вскочил. Не испугался. Не дернулся. Только смотрел. Без движения, без выражения. Будто оценивая нечто далёкое.

— Какого черта ты тут делаешь? Где остальные?! — Адам почти выкрикнул, голос сорвался, в нём были слом и отчаяние. Он был сырой, как старая рана, и в нём дрожал гнев, перемешанный со страхом. Пепел, будто, действительно, осел на связках, и с каждым словом в горле царапало.

Грегори повернул голову медленно, как манекен, которому придали движение. Его губы дрогнули — то ли от судороги, то ли в жесте, отдалённо похожем на усмешку.

— Не знаю, — его голос был плоским, тусклым, будто идущим из глубины пустого колодца. — Да и... какая, в общем-то, разница?

От этих слов Адама пронзила ледяная спица. Он почувствовал, как внутренности сжались, как кожа пошла мурашками, будто кто-то прижал к позвоночнику холодный нож. Этот голос — он звучал не так. Лишённый интонации, обернутый безразличием, чужой, как если бы кто-то надел лицо Грегори и учился говорить его словами.
Мальчик отвернулся. Взгляд его снова лег на аниматроников. Медленно, едва слышно, он продолжал говорить — будто мысли рвались наружу сами, без воли:
— Я никогда не был здесь раньше... Но здесь пахнет домом. Ты чувствуешь?

И он поднял руки. Медленно. Торжественно. Как священник перед алтарём. Пальцы дрожали, но не от страха — скорее, от предвкушения. Он тянулся к ним — к этим искалеченным, зубастым пастям, к символам чего-то, что давно должно было умереть, но не умерло.

— Стой! — Адам кинулся вперёд, схватил его руку, рванул. — Ты в своём уме?! Ты слышишь, что несёшь?!

Пальцы Грегори дрогнули, но не сопротивлялись. Он посмотрел на Адама — прямо, глубоко. И в этом взгляде не осталось ни наивности, ни страха. Там не было ребёнка. Только чужая, нечеловеческая сосредоточенность. Тьма. Густая. Давящая. Фиолетовая. Живая. Адам выругался сквозь стиснутые зубы. Он чувствовал, как страх медленно ползёт вверх по позвоночнику, тянется к затылку ледяными лапами. Нечто древнее, голодное, невидимое — смотрело на них из трещин, из тени, из глубины зала.
Грегори повернулся к Адаму медленно, почти неестественно, словно из другой реальности, и его фиолетовые глаза заблестели сильнее — холодным, ледяным светом, проникающим под кожу. Он начал говорить тихо, словно нашёптывая самому себе, но каждое слово разрывалось в душе Адама, цепляло и тянуло наружу самые тёмные, запрятанные эмоции.

— Ты ведь завидуешь, — сказал Грегори, голос его дрожал, но был наполнен зловещей уверенностью. — Завидуешь ГГИ, да? Его рекордам в аркадах, тому, как он доминирует там, где ты даже не был. Ты хочешь быть лучше, но никогда не можешь достичь этого, потому что он — недосягаем.

Адам почувствовал, как внутри всё горит и бурлит, его пальцы сжались в кулаки до бела. Он хотел отшатнуться, но ноги не слушались, словно приросли к полу.
— Хватит! — вырвался крик из груди. — Ты в своем уме вообще?!

Но Грегори не слушал. Его голос становился всё громче, проникновеннее, будто звучал из глубин чёрной бездны, в которую Адам заглядывал с ужасом.
— Ты злишься, потому что он — символ всего, чего ты не можешь иметь. Ты хочешь разрушить его, а он даже не знает, что ты есть.

Грегори сделал шаг ближе, его движения были плавными и отрешёнными, словно он ведом кем-то или чем-то извне. Его руки снова поднялись, словно тянули невидимые ниточки, дергая за них, играя с разумом Адама.
— Почему ты не можешь принять, что ты проиграл? — прошептал он. — Почему продолжаешь бороться, когда всё давно решено?

Слова были как ледяные стрелы, пронизывавшие душу. Адам почувствовал, как внутри разливается ужас, паника, отчаяние. Он пытался вырваться из этого кокона злобы и боли, кричал в пустоту, молил, чтобы Грегори остановился, чтобы этот кошмар закончился. Грегори продолжал пристально смотреть на Адама своими зловещими фиолетовыми глазами — они казались неестественно глубокими, словно пропитаны тенями, в которых таилась бездна. Его голос стал тише, едва слышным, но от этого лишь усиливалось чувство страха — это был не просто шепот, а холодный змей, который медленно и мучительно ползал по коже, заставляя внутренности дрожать и сжиматься от ужаса:
— Знаешь, — начал он медленно, будто каждый звук выходил из самой глубины тьмы, — Из-за тебя мы оказались здесь, и из-за тебя они потерялись.

Адам почувствовал, как сердце сжалось, будто обхвачено ледяными когтями боли, и каждый удар отдавался в груди адским огнем. Каждое слово Грегори проникало в него, словно острый нож, вонзающийся глубоко в душу, пытаясь сломать последние крохи воли и надежды. Он инстинктивно попытался отстраниться, отмахнуться, сбросить с себя этот кошмар, но голос Грегори не оставлял ему ни малейшего покоя — он заползал в самые темные уголки сознания.

— Да завались ты!! — сорвалось с губ Адама с отчаянной яростью. Его руки дрожали, а глаза горели смесью бешенства, отчаяния и горечи, словно внутренний конфликт вырывался наружу в буре эмоций.

Внезапно гнев затмил страх, и, не раздумывая, Адам резко ударил Грегори по лицу. Ладонь с хрустом встретилась с тонкой кожей, и мальчик отшатнулся назад, глаза широко раскрылись от неожиданности и боли, словно впервые ощутив жестокость момента. На мгновение время вокруг словно остановилось, и тьма будто затихла, замерев в неподвижности. Грегори дрогнул, словно пробудился из дурного сна, его лицо исказилось ужасным криком — болезненным, громким и пронзительным, разрывающим тишину старого зала.

— Нам пора уходить отсюда! — выкрикнул он резко, хватая Адама за руку и силой поворачивая в сторону выхода. — Быстро!

Адам, ещё ошарашенный и дрожащий от пережитого, попытался вырвать руку, но Грегори уже вел его прочь, будто знал каждую щель и трещину этого старого проклятого места, словно был его неотъемлемой частью.

— Откуда ты знаешь путь? — выдохнул Адам, пытаясь осознать происходящее и понять, кому и чему можно верить.

Грегори лишь холодно улыбнулся, едва заметно, и ответил, голосом, полным загадки:
— Я был здесь раньше. Может, гораздо раньше, чем ты думаешь.

Грегори повел Адама сквозь запутанный лабиринт мрачных коридоров и залов, где тьма казалась почти осязаемой — словно густой, липкий туман, что цеплялся за кожу, медленно душил с каждой секундой, не давая дышать. Их шаги глухо отдавались эхом по пустым, заброшенным помещениям, разбивая мёртвую тишину, словно кто-то неустанно стучал в двери их сознания. Стены, покрытые глубокими трещинами и облупившейся краской, словно сжимались вокруг, давя, будто вот-вот могут рухнуть и поглотить их навсегда. Паутина пауков тянулась из углов, ржавые гвозди торчали из разбитых дверей, а обломки давно вышедшей из строя техники разбросаны по полу — всё это выглядело как остатки забытых кошмаров, из которых не было спасения, будто само время остановилось здесь и затерялось в вечной разрухе.
Грегори шел вперед уверенно и решительно, словно знал каждый изгиб этого мрачного места, каждая деталь была ему знакома, несмотря на пугающую разруху и гнетущую атмосферу. Его взгляд был сосредоточен, а движения точны, будто он неоднократно прокладывал этот путь. Адам, напротив, шел рядом, сердце его бешено колотилось, переполняясь смесью страха и надежды. Руки бессознательно сжимались в кулаки, пальцы побелели от напряжения. Он не знал, куда ведет этот путь, но с каждым шагом чувствовал, что это — их единственный шанс вырваться из этого кошмара, из этой ловушки, в которую они угодили.
После мучительных минут, казавшихся вечностью, они наконец вышли на улицу. Холодный ночной воздух ударил в лицо — резкий, горький и свежий, словно возвращение к жизни после долгого заточения в подземелье. Перед ними стояли Эллис, Тайлер и Кейси — все запыхавшиеся, лица их были бледны, глаза широко раскрыты и полны одновременно тревоги и облегчения. Они стояли в тревожном ожидании, будто опасаясь, что еще один кошмар может вырваться из темноты.

— Вы живы! Идиоты чертовы, мы думали звонить в полицию!! — выдохнула Кейси, не скрывая слёз, усталости и облегчения, которые рвались наружу, словно долгожданный дождь после засухи. — Мы думали, что вы навсегда останетесь там...

Эллис поджал губы, тяжело ловя дыхание, глаза блестели от напряжения, а Тайлер быстро оглянулся по сторонам, будто ожидая, что ужас вот-вот вернётся и поглотит их снова. Адам посмотрел на этих знакомых ему людей, на лица, израненные тревогой и надеждой, и в груди его зажглось слабое, но теплое пламя — пламя надежды и силы. Они выжили. Они вместе. И пусть этот проклятый день ещё не закончился, теперь они не одни, теперь у них есть друг друга — и это давало силы бороться дальше. Он обернулся к Кейси и Эллис, его глаза горели решимостью, и голос прозвучал твёрдо, почти не оставляя выбора.

— Слушайте меня внимательно, — сказал он, схватив обоих за руки так крепко, что ладони немного побелели от напряжения. — Вы должны поклясться. Никогда. Никому. Ни слова об этом месте, ни слова о том, что мы там видели.

Кейси сначала отошла, скрестив руки на груди и бросив ему ехидный взгляд.
— Да брось ты, Адам, что за паранойя? Мы все взрослые, можем сами решать, что говорить, — она хмыкнула и повернулась, словно игнорируя его слова.

Эллис лишь пожал плечами, глаза сверкнули вызовом.
— И что, теперь мы твои подопечные? Клянусь тебе, не собираюсь молчать, если это важно. Люди должны знать.

Но Адам не отпускал их руки. Его взгляд стал пронзительным, почти болезненным — в нем была правда, искренняя и необъяснимая.
— Вы понимаете, что это не просто игра? Там что-то живёт, что-то, что может прийти за нами, если мы прольём свет на это место. Вы должны поверить мне. Если кто-то узнает — это будет конец. Для нас. Для всех.

Молчание повисло между ними, густое и тяжелое. Кейси посмотрела на Эллис, и в её глазах мелькнуло сомнение. Эллис вздохнул, убрал руки и наконец кивнул.
— Ладно, — сказал он тихо, — давай попробуем. Но только потому, что ты так настаиваешь.

Кейси последовала его примеру, хотя и не без явного раздражения.
— Чёрт с тобой, — пробормотала она, — клянусь, молчу.

Адам отпустил их руки, чувство облегчения и тревоги переплелись в груди. Он знал, что теперь это не просто тайна — это груз, который они будут нести вместе. Но выбора не было. Потому что если эта тьма вырвется наружу — никто не будет в безопасности.

* * *

Они шли по узкой аллее между старыми складами, где бетонные стены будто впитывали каждый звук. Воздух был густым, влажным — будто наэлектризованным. Где-то за дальними фасадами гудел генератор, но здесь, в проходе, царила глухая тишина. Шаги отдавались глухо, дыхание сбивалось, и в голове сидел он — тот самый мрак. Не такой, как в пиццерии, не тот, что прятался за детским смехом и светом мониторов, — нет. Этот был глубже, плотнее. Он ехал с ними в машине, шёл следом, сидел у каждого за плечом. Нашёптывал. Ждал, когда кто-нибудь оступится.
И вдруг Тайлер остановился. Резко. Как будто наткнулся на невидимую стену. Вытер пот со лба рукавом куртки, повернулся, словно разворачивая не только тело — всё своё решение.
— Всё, с меня хватит. — Слова прорвались с резкостью, как треск сухой ветки под ногой. — Я больше не лезу в это дерьмо. Не хочу. Мы живы, Адам. Этого должно быть достаточно.

Адам остановился тоже. Обернулся с непониманием, будто услышал не те слова. Словно кто-то говорил на другом языке.
— Что ты сказал?

— Я сказал, я все. — Тайлер уже не кричал. Его голос был ровным, почти спокойным, но в этом спокойствии чувствовалась бездна. — Эта история с ГГИ — она не для нас. Мы сделали всё, что могли. Ты вытащил Грегори. Мы выжили. Хватит.

Кейси тихо кивнула. Она выглядела так, будто эти слова она прокручивала у себя в голове уже давно. Эллис не шевелился, но по напряжённой линии плеч было видно — он колеблется. И тут вступил Грегори. Неуверенно, как будто боялся, что его спросят, что заставят вспомнить. Но он поднял голову, посмотрел прямо на Адама. Его голос прозвучал сдержанно, но ясно:
— Я с ним.

Адам моргнул. Словно получил пощёчину. Он сделал шаг к нему, почти наступая:
— Ты что, с ума сошёл?! — Голос сорвался, трещал от напряжения. — Он чуть не превратил тебя в... в это, Грегори. Ты правда хочешь просто уйти? Промолчать?

Грегори не отводил взгляд. Ни страха, ни вызова — только усталость, честная и окончательная.
— Я просто не хочу возвращаться туда. Всё. Я знаю, что будет, если снова сунусь туда. И я не хочу умирать. Не хочу больше жить с тем, что там внутри.

Адам перевёл взгляд на остальных. Его дыхание сбилось. Грудь ходила ходуном. Что-то горячее разгоралось внутри, как тлеющая угольная крошка, внезапно схваченная ветром. Его голос дрожал, срывался на хрип:
— Мы обязаны. — Он почти кричал. — Мы должны добраться до него. Вы же видели, что он делает. Вы хотите этого?

— Адам... — Эллис говорил медленно, словно выбирая каждое слово. — Ты не можешь тащить нас всех за собой. Это твоя битва. Твоя.

— Наша, — сорвался Адам. — После всего, что мы видели. После того, что он пережил. — Он указал на Грегори. — Вы хотите просто вернуться домой? Притвориться, что это был сон? Что это не было реально?

Кейси молчала. Она смотрела в сторону, куда-то в бетон. Тайлер стоял, скрестив руки, и сжимал челюсть — так сильно, что побелели скулы.
— Я не герой, Адам, — наконец бросил он. — Я не умею умирать правильно. Я просто хочу жить. Спокойно. Хоть немного.

— Жить?.. — Адам рассмеялся. Но в этом смехе не было света. — Пока он где-то там? Живите. Серьёзно!

Повисло молчание. Тяжёлое, глухое, как перед бурей. Адам стоял, один против всех. Один — но не сломленный. В его взгляде было всё: ярость, решимость, страх, и что-то большее. Что-то необратимое. Он уже всё решил. И пока остальные молчали, борясь с собой, пытаясь понять, где кончается долг и начинается жизнь, — Адам развернулся. Повернулся к аллее, к мраку впереди, и пошёл.
— Вы можете вернуться домой, — бросил он через плечо. — А я — найду этого ублюдка. Я закончу это.

Адам шёл вперёд, не оборачиваясь, пока шаги за спиной не стихли вовсе. Его кулаки были сжаты, ногти впивались в ладони, и в голове пульсировала одна мысль: нельзя останавливаться. Он уже чувствовал, как тьма, которую они оставили позади, тянет за ним невидимые нити. Как будто она не хотела его отпускать. Как будто она знала — он вернётся.

— Адам! — крик Кейси наконец прорвал тишину.

Он остановился, не оборачиваясь.
— Погоди, — её голос был напряжённым, но без прежнего упрямства. — Ты прав. Мы не можем просто закрыть на это глаза.

Он медленно повернулся. Остальные стояли рядом с ней — Эллис, нахмуренный, но уже без сопротивления в глазах. Тайлер — с раздражённым видом, будто сам был зол, что сдался. Даже Грегори смотрел на Адама по-другому — не со страхом, не с холодной отстранённостью, а с чем-то похожим на понимание. Как будто он вспомнил, почему они вообще его спасали.
— Но, — продолжила Кейси, подходя ближе, — это не будет сегодня.

— Что? — Адам нахмурился, на шаг приблизившись.

— Посмотри на нас, Адам. Мы на грани. У нас под ногтями кровь и ржавчина. Мы едва стоим. Мы не сможем ничего сделать, если сейчас снова в это нырнём.

— Нам нужно отдышаться, — добавил Эллис. — Подготовиться. Если ты действительно хочешь сражаться — давай делать это осознанно.

Тайлер буркнул:
— Дай нам хотя бы ночь без кошмаров. Один вечер без того, чтобы смотреть через плечо. После этого — я в деле. Но не сейчас, ясно?

Адам смотрел на них. И видел: они действительно готовы. Просто не сразу. Не вслепую. Они приняли правду — и всё же хотели дышать. Хотели выжить, чтобы бороться. Он кивнул. Медленно. Словно этот жест требовал сил.
— Хорошо. — Его голос прозвучал тише, но всё ещё твёрдо. — Но мы вернёмся. Мы найдём его. Вместе.

Кейси слегка улыбнулась, вытирая ладонью лицо:
— Да уж. Будем жалеть об этом до конца жизни.

— Возможно, — сказал Адам. — Но если мы не вернёмся... у нас этой жизни просто не будет.
Они шли молча. Ветер дул порывами, гоняя пыль по пустой улице, и каждый шаг отдавался в груди глухим эхом — будто их сопровождало само воспоминание. Адам шёл чуть впереди, но вскоре замедлил шаг, глядя краем глаза на своих спутников. Он долго молчал, прежде чем заговорить:

— Так...что... с вами было? — голос его был хриплым, неуверенным. Он не знал, хочет ли слышать ответы. Но должен был. — После того как мы разделились. До того, как я вас нашёл.

Сначала никто не ответил.
Потом Кейси, как обычно, первой нарушила молчание — но на этот раз без привычной дерзости.
— Я... я была в игровой зоне. Помнишь ту старую, где горки, мягкие стены, лабиринты из поролона? Она была не совсем разрушена. Но... перекручена. —

Её голос стал тихим, как если бы она говорила больше себе, чем им.
— Всё было вывернуто, цвета — слишком яркие, ядовитые. Свет неестественный. Всё пищало, как будто игрушки не могли перестать смеяться. А одна из горок... она вела вниз. Очень глубоко. Я спустилась. Я думала, там выход.
— Но внизу было всё..иначе?  — Кейси сглотнула. — Меня поджидал старый клоун-аниматроник. Его лицо было всё в трещинах, как старый фарфор, а руки — липкие. Он не мог ходить, только полз, но слышал всё. Я пыталась не дышать. Лежала под мусором. А потом он начал звать меня по имени. И он не должен был знать, как меня зовут!
Её голос сорвался. Она прикрыла глаза рукой, как будто это могло стереть воспоминание.
— Я даже не знаю, как выбралась, — прошептала она. — Я просто... очнулась где-то в техническом тоннеле.

Повисла тишина. Потом заговорил Эллис.
— А у меня... у меня была кухня. Та старая. Где пиццу готовили. Помнишь? Только всё было заморожено. Весь зал. Ни одного огонька, ни звука. Только холод и капель. И Фредди... Он стоял там. Не работал. Или притворялся. И каждый раз, как я проходил мимо, он менялположение. Сначала просто головой поворачивал. Потом шагнул. А потом исчезал, и появлялся впереди. Я заперся в морозильной камере. Думая, он не найдёт меня. Но он стоял снаружи. Я слышал, как он царапал дверь. Тихо. Снова и снова. Не ломал. Просто... ждал. Внутри было так холодно, что я начал забывать, кто я. Мне казалось, я — часть этого места. Что я тоже... труп. Только когда что-то щёлкнуло, и свет погас, я собрался и выбежал. Я просто побежал. Всё.
Он замолк, опустив глаза. Тайлер, обычно резкий, молчал дольше всех. Потом резко выдохнул:
— У меня были коридоры. Те, которые всё время меняются. Знаешь? Когда стены ползут. Я сначала думал, что схожу с ума. Но дело в том, что я возвращался. Я шёл, и снова оказывался в одном и том же месте. Только... что-то менялось. Аниматроники не просто следили. Они смеялись. Они ставили ловушки. Как будто... играли со мной.  Один из них был старый, почти без оболочки. Рёбра наружу, как антенны. Он не из "официальных". Его не было ни в одной базе. Он ползал по стенам. По потолку. Он пел, и это... это делало больно. Словно в голове что-то скреблось. Я начал писать на стенах. Чтобы знать, что иду вперёд. Но однажды я вернулся — и надписи были переделаны. Они говорили со мной. Моим почерком.

Он резко замолчал, выругался и отвернулся.
Грегори всё это время молчал. Слушал. Смотрел. А потом сказал:
— Он показывал мне вас. Каждый день. Снова и снова. Как вы умираете. И как я... улыбаюсь.
И наступила тишина. Такая, что даже ветер будто боялся шевельнуть листья.

Адам чувствовал, как сердце сжимается. Всё внутри него сопротивлялось тому, чтобы признать, насколько всё было плохо. Они выжили. Каждый — в своём личном аду. И он не знал, как. Не знал, почему. Адам шёл рядом с Кейси, Тайлером, Эллисом и Грегори. Асфальт под ногами казался тёплым, в воздухе висело что-то липкое, душное — не жара, а как будто ожидание. Ветер гнал редкие листья по улице, но не приносил прохлады. Воздух был глухим, как перед бурей, когда всё живое затаилось.
Тишина держалась долго. Не потому что им нечего было сказать — наоборот, внутри каждого бушевали слова, догадки, страхи. Но они словно боялись произнести их вслух, боялись придать им форму. И только спустя несколько кварталов Тайлер выдохнул — глухо, почти в пустоту:
— Я не понимаю... как это вообще возможно?

— Что именно? — отозвался Эллис, не глядя на него, уставившись в трещину на тротуаре, будто та могла дать ответы.

— Ну всё это. Этот... ужас. Аниматроники, бесконечные коридоры, лифты, подземные уровни. Всё, что мы видели. Как такое вообще может существовать? При том, что сам Пиццаплекс  до сих пор работает и никто не подавал никак жалоб. Он открыт, как и был. Люди ведут туда своих детей, как будто ничего там нет.

— Мой отец никогда не говорил о таком.  — мрачно сказала Кейси. — Наоборот, он вечно говорит о новых идеях: новейшие шоу-программы, интерактивные комнаты, VR-экскурсии, слоганы о «веселье для всей семьи». Будто то место, которое мы видели, — это совсем другой мир. Искажённое отражение. Или, может быть, наоборот — настоящее, скрытое за общей частью Плекса.

Адам молчал, но сердце его ныло и сжималось. Он чувствовал — не умом, не логикой, а почти телом — что они приближаются к чему-то. Что всё это не было случайным. И что путь назад закрыт.
— А может, оно и не искажённое, — вдруг сказал Грегори, и голос его прозвучал твёрдо, будто он принял для себя что-то важное. — Может, то, что мы видели, — это и есть настоящее лицо Пиццаплекса?

Они остановились у поворота. Старый уличный фонарь моргал, будто умирающее око — рывками, слабо, но настойчиво, как будто пытался предупредить.
— Но как? — спросил Эллис. — Как можно скрыть такое? Столько уровней, столько оборудования, систем, датчиков, проходов. Как никто не замечает? Ни полиция, ни родители, ни бывшие сотрудники?

— Или не хотят замечать, — пробормотал Адам, почти не открывая рта. — Или им платят, за молчание, за незнание, за то, чтобы не задавали вопросов.

— Только не обвиняй моего отца в этом дерьме, окей? — сказала Кейси. Её голос стал тише, но в нём появилась холодная ясность.

— Я и не собирался. Кто-то это построил, — сказал Адам. — Не ради развлечения. Не ради прибыли. А как нечто иное. Инженерно точное, холодное, целенаправленное.

— Ты думаешь о нём, — резко сказала Кейси, будто прочитала его мысли. — О нём.
Адам кивнул. Один раз. Уверенно.

— Эдвин.

— Чёрт с ним, — отрезала Кейси. — Если всё это — его работа, он псих. Гениальный, да. Но опасный. Я знала, что он возился с ИИ. С алгоритмами поведения. Что он хотел создать «идеальную эмоцию» у машин. Но я не думала, что он... что он способен зайти так далеко. Если Харрис узнает, то он голову ему открутит.

— Может, он уже не контролирует это, — вмешался Эллис. — Может, оно вышло за пределы задуманного? Смысл держать это в таком месте и скрывать это от твоего отца?

— Может, — сказал Адам. — Но кто-то всё равно нажал кнопку «пуск». Кто-то знал, что запускает. И не остановил. Даже когда увидел, что вышло.

— И не останавливает до сих пор, — добавил Грегори. — Потому что оно продолжает работать.

Они замолчали. Никто не знал, что добавить. В эту тишину вкрадывался стук — их собственных сердец. Они дошли до перекрёстка. Здесь пути расходились — по домам, по тихим улицам, по тревожным снам. Там, за закрытыми глазами, аниматроники всё ещё шевелились в темноте. Тихо. Осторожно. Словно знали, что их помнят.
Адам остановился. Обернулся. Посмотрел на друзей — уставших, но ещё не сломленных.

— Завтра мы ищем следы. Старые чертежи. Архивные планы. Внутренние документы. Контракты, переписки. Всё, что может привести нас к Эдвину. Или к тем, кто теперь управляет этим адом.

Ночь была влажной, будто город наконец выдохнул после долгого, затаённого напряжения. Воздух висел тяжелый, пропитанный сыростью и едва уловимым запахом мокрой земли. Фонари, словно усталые сторожа, мерцали блекло, их тусклый свет с трудом пробивал плотную пелену сумерек. Дорога тянулась пустая, словно заброшенная артерия, и по ней медленно шагали только два силуэта — неуклюже, с усталостью в каждом движении, но с каким-то молчаливым согласием, будто сегодня сражение наконец закончено и можно было позволить себе покой.
Адам и Тайлер провожали остальных — каждый своим путём, под разными предлогами, будто озабоченные их безопасностью. Но на самом деле эти оправдания звучали искусственно: никто из них не хотел отпускать другого. Теперь они шли вдвоём, шаг в шаг, как будто так всегда и было — две части одного целого, что никогда не расставались надолго. Город казался забытым, застыл в тишине и полумраке, но именно в этом молчании пряталась необычная интимность — почти уют, окутывающий словно мягкое одеяло.
Адам выглядел измотанным — под глазами тёмные синяки, движения стали вялыми, как будто тело сопротивлялось каждой новой попытке сделать шаг. Но на лице за усталостью пряталось что-то иное — тонкое, личное, будто хрупкий огонёк, пробивающийся сквозь пелену усталости. Он искоса взглянул на Тайлера, и уголки его губ чуть дрогнули — появилась слабая, но настоящая улыбка, которую давно не видели.

— У тебя сиги остались? — спросил он негромко, едва слышно.

— Только табак и фильтры, — ответил Тайлер, копаясь в карманах куртки, словно перебирал вещи в старом чемодане. — Но могу скрутить, если хочешь. Руки ещё помнят.

— Ну вот, — усмехнулся Адам. — Говорил же, что от тебя хоть какая-то польза.

— Заткнись, — фыркнул Тайлер с лёгкой насмешкой, — ты обожаешь мои самокрутки.

В следующую минуту он ловко скрутил сигарету прямо на ходу, движения были уверенными, почти механическими, словно руки музыканта, что давно знает каждую ноту своей мелодии.
Они остановились у калитки дома Адама — старого двухэтажного здания, слегка покосившегося, с облупленной краской на ставнях и вечно сломанным звонком. Несмотря на всё это, из окна исходил тёплый, неяркий свет — домашний, уютный, такой, что сразу отогревает сердце, кажется, что перед выходом из дома Адам забыл его выключить.
Тайлер поджёг сигарету и протянул её Адаму. Тот затянулся медленно, будто не просто вдыхал дым, а смаковал момент, растягивал его, чтобы задержать в памяти. Потом вернул сигарету, и они молча курили на крыльце, глядя, как дым неспешно расползается по прохладному ночному воздуху, смешиваясь с тишиной.

— Можешь пойти ко мне, если хочешь, — вдруг сказал Адам, не поднимая глаз, смотря в темноту перед собой. — Сегодня дом пуст.

— Да? — Тайлер повернул голову и посмотрел на него косо. — А твоя идеальная мормонская семья?

Адам скривил губы в гримасе и покачал  головой.
— Свалили в Солт-Лейк на неделю. Прекрасное паломничество, всё как положено. Мия тоже. Хоть она и не фанатка, но что-то ей всегда надо доказывать перед родителями.

Он сплюнул на землю, словно выплёвывая раздражение.
— Порядочность. Чистота. Семейные ценности. «Адам, ты не пьёшь колу — ты пьёшь яд. Адам, у тебя под подушкой «Стивен Кинг» — как ты смеешь? Адам, почему у тебя пирсинг в ухе? Мы тебя так не воспитывали.»

Он усмехнулся с кривой полуулыбкой.
— Иногда кажется, что ты не в семье родился, а в каком-то проклятом сериале для верующих подростков, и все роли уже расписаны, кроме твоей.

Тайлер тихо рассмеялся — искренне, без фальши.
— Ты такой дурак, — сказал он.

— Знаю, знаю, — ответил Адам с лёгкой усмешкой. — Ну что, зайдёшь?

Они посмотрели друг на друга несколько секунд — в этом взгляде было всё: усталость, остатки страха, лёгкий дым между пальцами и та тишина, что возникает только между теми, кто доверяет друг другу без остатка.
— Ты знаешь, что я соглашусь в любом случае, — наконец сказал Тайлер.

Адам не ответил. Лишь чуть усмехнулся, выкинул догоревшую самокрутку в мокрую траву у обочины и тихо произнёс:
— Тогда я приготовлю чай.

Они зашли в дом — старый и немного скрипучий, с потрескивающими полами и тонкими деревянными стенами, которые помнили не одну зиму. Несмотря на все эти признаки времени, в доме царил особенный уют — тот самый, что согревает изнутри и приносит ощущение безопасности, словно здесь можно забыть о заботах и просто быть собой. Адам сразу направился на кухню, где мягкий свет настольной лампы отбрасывал тёплые тени, зажёг плиту и начал ставить чайник, его движения были привычны и спокойны. Тайлер же медленно прошёлся по гостиной, бросая взгляд на разбросанные книги, перевёрнутые журналы и пыльные полки — всё здесь казалось застылым во времени, словно дом хранил историю каждого их шага, каждого смеха и каждого разговора. В этом странном неподвижном мире было что-то живое и настоящее, что-то, что нельзя объяснить словами.
— Ты всё ещё варишь чай из тех листьев? — спросил Тайлер, опустившись на старый скрипучий диван, который давно просил ремонта, но всё ещё хранил тепло многих встреч и бесед.

— Да, — улыбнулся Адам, наливая в старый заварочный чайник тёплую воду с лёгким ароматом трав и меда. — Лучше простого чая ничего не придумали. Он словно возвращает к истокам, к самому простому и честному вкусу.

Пока чай медленно заваривался, Адам достал из кармана маленький пакетик с травой — ту самую, которую они давно не решались брать с собой в город, но сегодня ночь была особенной, и правила казались менее важными. Они выглянули в окно на темнеющий город, где огни постепенно включались, создавая мягкое мерцание в темноте, потом, не сговариваясь, решили, что можно немного расслабиться и позволить себе немного свободы.
— Хочешь? — предложил Адам, протягивая аккуратно скрученную трубку, в глазах его блеснул лёгкий вызов и одновременно надежда.

— Почему бы и нет, — сказал Тайлер, принимая её с лёгкой улыбкой, ощущая, как вечер начинает наполняться новым, почти магическим смыслом.

Они устроились на полу гостиной, сплетая ноги под себя, чувствуя тепло деревянных досок и запахи, которые теперь заполнили комнату — аромат заваренного чая и тонкий дымок травы, делающий воздух густым, мягким и почти осязаемым. Время будто замедлилось, а изредка прорывавшийся смех становился лёгким и искренним, словно освобождал их от всех тяжестей и тревог, давая забыть о внешнем мире.
— Помнишь, как Эллис пытался сварить кофе в походе и чуть не устроил пожар? — начал Адам, глядя на Тайлера с улыбкой, в которой звучали воспоминания и тёплая ностальгия.

— О, да! — рассмеялся Тайлер. — А Кейси с Грегори пытались его остановить, но в итоге сами чуть не подожгли палатки. Они просто психи!

— Точно! — Адам кивнул, смотря в дымок, поднимающийся из трубки. — Блять, «Психи» — звучит как отличное название, не?

— Mystery gang, — предложил Тайлер, подмигнув. — Звучит таинственно, но в то же время просто и понятно. Я помню что-то похожее было в фильме про...приведений?

— Мне нравится, — ответил Адам, делая глубокий вдох и чувствуя, как тёплый чай успокаивает, а дымок расслабляет мысли.
Они подняли свои кружки с чаем, чокаясь лёгким звоном, который эхом разлетелся по тихой комнате. В их глазах отражалась та самая ночь — влажная, загадочная и полная непредсказуемости, но теперь в ней уже не было ни капли одиночества. Только смех и непоколебимая связь, которая становилась крепче с каждой минутой.

— Значит, Mystery gang, — произнёс Адам с решимостью, которую невозможно было не заметить.

— Mystery gang, — повторил Тайлер, улыбаясь до ушей, словно открывая новую главу их общей истории.

Тёплый дым всё глубже проникал в комнату, словно растворяя границы между реальностью и чем-то необъяснимым. Сначала смех был тихим, почти сдержанным — но с каждой новой затяжкой он разрастался, превращаясь в безудержное веселье. Сначала они просто улыбались, потом начали хихикать, затем звуки стали греметь в комнате, отражаясь от стен и потолка, как эхо их собственной безумной радости.
Пытаясь встать, они обнаружили, что ноги будто приклеены к полу. То ли их силы окончательно иссякли, то ли тело просто перестало слушаться после обильного дыма — и это казалось одновременно раздражающим и смешным до боли в животе. Они пытались пошевелить конечностями, меняли позы, перекатывались с боку на бок, но каждый раз падали обратно в исходное положение, и каждый раз смех накатывал с новой силой. Было как будто весь мир вдруг сжал их в одной комнате, где правил абсурд и лёгкое безумие.
Пытаясь преодолеть этот паралич, они придумывали всё новые и новые смешные способы передвигаться: перебирались ползком, перекатывались как бревна, пытались приподнять друг друга, но в итоге всё заканчивалось новой волной смеха, которая терзала их животы и ломала ребра. Смеялись так, что дыхание сбивалось, глаза слезились, и казалось, будто сейчас они разорвутся от этой необъяснимой радости, от которой не было ни спасения, ни конца.
Каждый из них выглядел почти карикатурно — вытянутые лица, перекошенные в безумных гримасах, искрящиеся глаза, румяные щёки. В этом безудержном хохоте, который держался больше на инстинктах, чем на сознании, они казались не просто друзьями, а чем-то гораздо большим — живым воплощением момента, в котором нет места печали или тревогам.
Абсурд достиг апогея, когда Адам попытался приподняться на локтях, но вместо этого потерял равновесие и свалился назад, спровоцировав новую волну неконтролируемого хохота. Тайлер, пытаясь помочь, поскользнулся на ковре и упал рядом. В этот момент весь мир казался застывшим в бесконечном мгновении радости и бессмысленного веселья, где даже боль в животе и слабость ног казались подарком.
Время будто растянулось, растворяясь в волнах смеха и тёплого дыма, и в эти минуты ничего больше не имело значения — ни города с его тяжестью, ни тревог, ни обязанностей. Были только они, их смех, обнявший их как невидимая, но крепкая сеть, и этот миг настоящего, абсурдного счастья, что было так просто и так редко.
Когда волны смеха немного утихли и дыхание начало постепенно приходить в норму, в комнате воцарилась легкая расслабленность — но с нотками детской озорности, которая никак не желала покидать их. В какой-то момент, едва сдерживая очередной приступ хохота, Тайлер внезапно схватил ближайшую подушку, что лежала на диване, и, не сказав ни слова, махнул ей в сторону Адама. Подушка, лёгкая и пушистая, пролетела по воздуху, мягко ударив Адама по плечу.
Адам замер на мгновение, потом неожиданно ухмыльнулся и схватил другую подушку, которая валялась рядом. Его глаза засветились игривым огоньком, и он с легкой подтяжкой бросился на Тайлера, виляя подушкой из стороны в сторону. Тайлер, смеясь в ответ, увернулся, но был слишком медленен, чтобы полностью избежать удара. Подушка мягко хлопнула его по голове, и это вызвало новый взрыв смеха.
Так началась их импровизированная подушечная «битва» — абсолютно бессмысленная, абсурдная и невероятно весёлая. Подушки летали по комнате, взрываясь пухом и ворохом перьев, которые, казалось, взмывали в воздух и плавно оседали на мебель и на их волосы. Каждый удар сопровождался звонким смехом и шутливыми выкриками, словно они вернулись в беззаботное детство, где всё было просто и без последствий.
Они толкали друг друга на диване, катались по полу, пытаясь перехитрить соперника и одновременно не расплескать чай, который стоял на столике. Иногда подушки вылетали из рук и падали на пол, становясь заложниками перемирия — но никто не торопился их поднимать. Они валялись на полу, тяжело дыша, но всё ещё наполненные радостью и весельем. Адам пытался сдержаться, чтобы не рассмеяться слишком громко, но это было невозможно — в каждом его движении ощущалась детская радость, которая давно забывалась под грузом повседневности. Тайлер, в свою очередь, взял подушку обеими руками и сделал вид, что собирается атаковать Адама с необычайной серьёзностью — но в этот момент едва не поскользнулся на ковре и упал прямо в объятия друга. Они оба рухнули на пол, захлёбываясь от смеха, пытаясь поймать дыхание и удержаться на ногах.
Подушечная «битва» длилась, казалось, бесконечно — каждый новый удар, каждый промах только подогревал огонь их веселья. Временами казалось, что комната вот-вот взорвётся от их шума, но этот взрыв был таким светлым и живым, что ни один из них не хотел останавливаться. Подушки смешались с их смехом, смех — с лёгким покалыванием в животе, а всё вокруг — с тем уютом, который дарит чувство, что ты наконец дома. И даже когда силы начали покидать их, и руки становились тяжёлыми, они всё равно продолжали биться, потому что этот момент, это ощущение безумной, искренней радости было важнее всего на свете..Когда смех наконец немного улегся, а подушки уже валялись разбросанными по всей комнате, Адам схватил свой телефон и, поднимая его, предложил:

— Давай позвоним Кейси. Пусть она тоже посмеётся с нами.

Тайлер кивнул, всё ещё пытаясь отдышаться после очередной порции веселья. Номер Кейси был в памяти телефона, и звонок прозвучал сразу, без ожидания. Прошло несколько гудков — и вдруг в трубке послышался её громкий, резкий голос.

— Алло?!

Они все трое одновременно сказали привет — но получилось так синхронно и громко, что сразу же разразились хохотом. Это был тот самый звонкий, заразительный смех, который невозможно было сдержать.
Но в ответ раздался мощный и едва сдерживаемый крик Кейси:
— Да вы, чекнутые, что за цирк у вас там творится?! Кто вас так накрутил?! Я вас ненавижу обоих, поняли?

Смех в трубке всё ещё не утихал, а голос Кейси продолжал разноситься в динамике — такой же резкий и горячий, как всегда. Но в какой-то момент Адам вдруг замолчал, тяжело вздохнул и с улыбкой, полной одновременно усталости и лёгкой иронии, сказал:
— Ладно, Кейси, мы перезвоним тебе позже.
После звонка, когда смех начал утихать и в комнате повисла лёгкая усталость, они с трудом поднялись на ноги. Каждое движение давалось им с усилием: ноги казались ватными, тело будто наполненным тяжестью, которую невозможно сбросить. По лестнице на второй этаж они шли медленно, едва переставляя ноги, опираясь друг на друга. Комната Адама ждала наверху — тускло освещённая, с простыми вещами, которые всё равно казались самым родным и спокойным местом в мире.
Тайлер первым опустился на кровать, распластался, как будто пытаясь раствориться в мягких подушках. Адам тяжело сел рядом, и между ними образовалось пространство, которое вскоре исчезло, когда они медленно прижались друг к другу. В этой близости было что-то почти немое, но предельно ясное — желание быть рядом, не отворачиваться от тех чувств, которые днём казались такими сложными.
Их губы встретились в поцелуе — сначала робком, осторожном, будто проверяя, что это не сон, не ошибка. Но поцелуй быстро стал глубже, с лёгким налётом страсти, который смешивался с нежностью и тихой болью. В этот момент казалось, что всё вокруг растворяется — только они, их дыхание, пульс и теплая тяжесть прикосновений.
Адам оторвался первым, его глаза были чуть влажными, в них читалась искренность и сожаление.

— Прости меня за то, что я был таким сегодня, — тихо сказал он, не отводя взгляда.

Тайлер улыбнулся, в его взгляде не было ни тени обиды — только понимание и тепло.
— Я сам был идиотом, — признался он. — Не думай об этом.

Ночь в комнате сгущалась, и тишина становилась всё глубже, как будто сама комната погружалась в сон, медленно опускаясь в покой. Тайлер, наконец, расслабился полностью, и его дыхание стало ровным и тихим — он тихо сопел, забыв обо всём, что было до этого. Его тело медленно отпустило напряжение, и лёгкое покачивание груди под ритм сна напоминало тихую волну, убаюкивающую пространство вокруг.
Адам лежал рядом, не смея шевельнуться, боясь разбудить его. Он осторожно провёл пальцами по мягким, немного взъерошенным волосам Тайлера, наслаждаясь простотой этого момента. Взгляд то скользил по спящему лицу, то поднимался вверх, на бледный потолок — там, в пустоте и тенях, казалось, плыли мысли и воспоминания, разбросанные как звёзды в ночном небе.
С каждым мигом его сознание становилось всё яснее, а с этой трезвостью приходила тяжесть. Мысли о рекордах ГГИ на аркаде, о первом месте, о том, как легко и уверенно он занимал эти позиции — всё это жгло внутри словно пламя зависти. Он не мог просто закрыть глаза и уснуть, потому что внутри всё бурлило, цепляясь за память и сравнения. Почему он не может быть таким же? Почему этот рекорд так давит на него, словно невидимая стена?
Он смотрел в потолок, пытаясь найти в темноте ответы, но находил лишь вопросы, которые точили его изнутри. Каждый вдох казался тяжёлым, как будто мысли и чувства сжимали грудь невидимой рукой. Эти чувства — смесь раздражения, непонимания и желания быть лучше — не отпускали, пожирая покой, который так нуждался его ум и сердце.
В комнате стояла тишина, нарушаемая лишь тихим сопением Тайлера, который уже давно погрузился в сон, не подозревая о внутренней борьбе, разгорающейся рядом. Адам продолжал гладить его волосы, но пальцы дрожали — не от холода, а от этой внутренней смуты. Он знал, что не может оставаться в этом состоянии вечно, но сейчас покоя не было. И эта ночь, казалось, станет ещё одной страницей его борьбы — без слов, без звуков, только с тяжёлыми мыслями, что не давали ему уснуть.

Он ненавидел ГГИ. Это короткое, жёсткое слово звучало в его голове, словно приговор, который он сам себе вынес. Оно отражало всю тяжесть и комплексность его чувств — зависть, обиду, разочарование, кипящее раздражение, которое постоянно разрывалось на части. ГГИ был для него не просто соперником, не просто сухим именем в бесконечных списках рекордов и побед. ГГИ был символом того, что казалось недостижимым, недосягаемым идеалом, который ускользал от Адама, словно песок, скользящий сквозь пальцы даже при самых крепких попытках удержать.
Он ненавидел его за то, что тот всегда был на шаг впереди — лёгкий, уверенный в себе, казалось, что без малейшего усилия он достигал тех высот, к которым Адам стремился всю свою жизнь. Взрывная скорость реакции, абсолютное мастерство и природная грация, которыми обладал ГГИ, казались Адаму несправедливым наказанием судьбы. Ведь сам он вкладывал часы и дни, месяцы и годы в тренировку, саморазвитие, работу над собой — а ГГИ словно был рожден с этим даром, который не поддавался объяснению.
Ненависть жгла Адама изнутри, подтачивая его силы и волю. Каждый раз, когда он слышал о новых рекордах, о том, как ГГИ занимает первое место в аркаде, в груди поднималась горькая волна, которая заставляла сердце сжиматься от боли. Ему казалось, что весь мир играет по другим правилам — несправедливым, чуждым и непреклонным — и что этот человек стал живым символом этой несправедливости.
Он ненавидел в ГГИ ещё и то, что тот даже не догадывался о тех чувствах, которые живут в Адаме, о том, насколько сильно он хочет превзойти его, сколько горит эта внутренняя борьба, которая никогда не утихает. Ненависть была одновременно завистью, желанием стать лучше, сильнее, быстрее — и горьким бессилием, потому что, сколько бы он ни пытался, всё казалось недостаточным.
Эти мысли, как бесконечный поток, крутились у него в голове, превращая ночь в нескончаемый кошмар. В этом кошмаре ГГИ был невидимым, но неумолимым врагом — всегда рядом, всегда впереди, всегда недосягаемым. И даже в объятиях Тайлера, в уюте и тепле его присутствия, Адам не мог избавиться от этого тяжёлого и горького чувства — ненависти, которая жила внутри него, пожирая изнутри, разрушая покой и надежду.
Не выдержав, Адам тихо встал, стараясь не разбудить Тайлера, и медленно направился к старому письменному столу в углу комнаты. Он снял с полки фанерную доску, покрытую следами мелом и записками, которые он давно не трогал. Его пальцы дрожали, но в глазах зажегся новый огонёк — огонёк решимости, который в тот момент казался единственным спасением.
Он достал из ящика листок бумаги и аккуратно написал на нём крупными буквами: «Кто такой ГГИ?». Затем закрепил листок на доске, прикрепив его кнопками, словно объявляя начало какого-то важного расследования — личного и почти отчаянного.
Адам отступил на несколько шагов, чтобы посмотреть на своё творение. В этот момент в его голове возникла ясная мысль: пора разобраться, что же скрывается за этим именем, почему оно занимает столько места в его мыслях и почему он не может отпустить это чувство зависти и непонимания. Это было начало новой игры — игры, где ставки были гораздо выше, чем казалось на первый взгляд. Расследование началось.

Адам был уверен, что сможет отомстить.