𝑲роличья 𝑯ора°

Прошло несколько дней с тех пор как новость о пропавшем психологе разлетелась по всему Харрикейну. Школа возобновила работу. Тони сидел в одном из самых отдалённых мест театрального зала, чуть в стороне от основного ряда кресел, в котором обычно сидели зрители. Тень, окутывающая этот угол, создавала ощущение уединения, почти как в убежище. Он знал каждый уголок этого зала, каждый звук, который здесь можно было услышать, каждый запах — старое дерево, немного затхлый воздух и пыльный запах декораций. Всё это было ему знакомо и привычно, но в этот раз Тони чувствовал себя не на своём месте.
Его взгляд был прикован к сцене, где Эллис и ещё несколько ребят репетировали очередную постановку к празднику осени. Каждый из них был сосредоточен на своём деле, но всё внимание Тони было направлено исключительно на Эллиса. Он был в центре всей этой энергии — свет софитов будто сам обвивал его, выхватывая каждое его движение, каждую улыбку. Эллис словно был частью этого мира, частью того, что происходило на сцене, как если бы он был рождён для того, чтобы блистать в этом свете. Его движения были уверенными, а голос — ярким и чётким, полностью поглощая внимание каждого.
Но Тони не мог избавиться от чувства, что всё это чуждо ему. Он ненавидел сцену, особенно этот свет, который так ярко выхватывал каждого из тех, кто находился в центре. Его всегда преследовало чувство дрожи в ногах, когда ему приходилось выходить на сцену, или даже когда он просто стоял рядом с ней. Это был мир, который он никогда не мог понять и принять.
Каждый раз, когда Эллис репетировал, Тони приходил сюда, в этот зловещий зал, чтобы поддержать его. Это стало традицией между ними. Он всегда находился где-то в уголке, чтобы его друг знал, что в любой момент он может повернуться и увидеть его там, в зрительном зале, готового поддержать. Но сегодня нечто внутри Тони изменилось. Он чувствовал, как между ним и Эллисом начинает расти невидимая стена. Может, эта стена была построена с обеих сторон — но Тони ощущал её лишь с одной, со своей. И это ощущение было болезненным.
Поначалу он пытался игнорировать это чувство, но всё усиливающееся чувство отчуждения было слишком громким, чтобы его не заметить. Он старался не смотреть в сторону Эллиса, но взгляд сам по себе снова и снова искал его. Эллис, однако, не смотрел в на него в ответ. Он как будто не замечал присутствия Тони, как будто Тони был просто частью фона, ничем не выделяющейся фигурой среди множества других. Или, может быть, он делал вид, что не замечает, потому что так было легче? Тони не знал.
Когда раньше Эллис встречал его взгляд, они обменивались тем самыми молчаливыми признаками того, что всё между ними в порядке, что их дружба остаётся важной, несмотря на всё остальное. Эллис всегда радовался, когда видел Тони в зале. Это было как нечто очевидное, как привычка, как нечто, что всегда было на своём месте. Но теперь, несмотря на все его усилия, Тони не мог поймать в глазах друга того же тепла, той же искренней радости. Это было как будто внезапная пропажа — маленький, едва заметный момент, но Тони не мог не почувствовать его.
Тони знал, что причина этих изменений лежит где-то внутри них. Может быть, это всё началось с того, что он сам начал отдаляться, перестал быть таким же открытым, как раньше. Может, и Эллис почувствовал это, когда писал те ночные сообщения. Может Эллис понимал это с самого начала, но никогда не говорил? Тони пытался понять, что же произошло. Почему они больше не говорили о том, что важно? Почему стали возникать эти тягучие паузы в разговорах, которые раньше никогда не существовали? Почему теперь между ними было столько молчания, столько недосказанности?
Тони чувствовал вину. Он не знал, как исправить всё это, как вернуть хотя бы частичку того, что было до этого. Нужно ли ему это вообще? Чем больше он размышлял, тем меньше мог понять. Почему Эллис теперь не смотрит в его сторону? И, главное, как можно вернуть то, что они когда-то имели, если всё, что оставалось теперь — это пустой взгляд Эллиса, словно он был слишком занят, чтобы даже заметить его присутствие? Это было слишком серьезно для Эллиса, Тони не мог поверить в то, что поведение друга изменилось.
Он снова посмотрел на Эллиса. Тот был увлечён репетицией, свет на его лице подчёркивал каждый его жест, его движения, его слова. Но для Тони этот мир, наполненный светом, яркостью и шумом, был ненужен. Он не мог найти своего места в этом ярком мире Эллиса, в котором теперь и сам Эллис, казалось, уже не искал место для Тони.
Эллис стоял в центре сцены, выделяясь на фоне остальных. Он не просто находился на ней — он жил этим пространством, он был её частью. Его поза была уверенной, а движения — плавными и чёткими. Он двигался с грацией, будто каждый его жест был выверен, но в то же время они выглядели естественно, легко. Эллис выглядел как человек, который родился для сцены. (Это началось у него с тех пор, как Эллис и его родители отправились отмечать его день рождения в Нью-Йорк. Там они посетили Бродвей и Эллис влюбился в театр. До этой поездки он терпеть не мог постановки и считал их скучными.) В его глазах читалась энергия, и каждый его взгляд был наполнен смыслом, во что Тони часто не мог поверить. Он был в своей стихии, и это было очевидно для каждого, кто смотрел на него.
Он говорил свою реплику — голос звучал громко и уверенно, без малейшего колебания. Его интонации были живыми, полными эмоций, которые казались настоящими, а не выученными. Когда он говорил, вся сцена как бы оживала, и даже волнение других актёров вокруг него становилось менее заметным. Они пытались соответствовать тем высоким стандартам, которые он ставил перед собой. Один парень в костюме рыцаря слегка сбивался в своём монологе, а девочка в длинном платье пыталась удержать серьёзность на лице, но её руки слегка дрожали. Все они смотрели на Эллиса, и Тони замечал, как их взгляд был полон восхищения. Они ориентировались на его уверенность, его способность быть в центре и не терять своей энергии. Эллис никогда не был частью «Круга», но здесь это не имело значения ни для ребят, ни для него самого. Он просто был актером, а то, каким он был в жизни никого не волновало. Может быть именно это привлекало Эллиса больше всего?
Но всё же, несмотря на свою уверенность, Эллис не был один. Он общался с другими ребятами на сцене, помогал им, давая советы по поводу их движения или реплик, поправлял их костюмы с той же лёгкостью, с какой он управлялся с собственными. Всё происходящее на сцене казалось слаженной командной работой, в которой Эллис был центром, направляющим всех. Эллис ненавидел быть лидером и быть ответственным за что-то, но в театре всё было по другому. Его взгляд быстро переходил с одного актёра на другого, и, кажется, каждый из них воспринимал его как нечто естественное, как лидерс этой маленькой группы. Он был главным, а все остальные — частью его мира.
В какой-то момент они начали движение, которое в театральном языке называлось «хоровод» (Тони знал об этом, потому что раньше Эллис много рассказывал ему об этом). Эллис оказался в центре этой круговой композиции, его руки двигались с лёгкостью, подчеркивая каждое слово, каждую эмоцию. Его тело было как инструмент, на котором он играл, в котором всё звучало естественно и органично. Он наклонял голову, словно в ответ на какой-то внутренний импульс, и Тони заметил, как свет софитов отбрасывает длинные тени, подчеркивая его фигуру. Он был как бы выше других, словно его движения, его энергетика превосходили всё, что происходило вокруг.
Другие актёры, хоть и старались не отставать, не могли скрыть своей неопытности. Молодой парень с рыжими волосами вдруг шагнул не в ту сторону, сбив хоровод, и несколько актёров замешкались. Эллис тут же повернулся к ним, с лёгкостью направляя всех, давая указания, улыбаясь, будто это была не ошибка, а просто часть процесса.
Эллис, кажется, жил этим моментом, жил сценой. Это был его мир. Тони это знал, но чем больше смотрел на это, тем больше чувствовал себя лишним. Он сидел в тени, на своём привычном месте в углу зрительного зала, и хотя всегда привык быть частью этого процесса, сейчас он ощущал странную отстранённость. Эллис был на сцене, а Тони — в зрительном зале, как зритель, наблюдающий за чем-то важным, но в тоже время незнакомым.
Возможно именно это ощущал Эллис, когда Тони и Грегори уходили общаться без него, практически не скрывая своего нежелания говорить с ним? Тони пытался отвлечься, но мысли возвращались. С каждым мгновением воспоминания становились всё ярче. Он думал о том времени, когда всё было проще, когда они с Эллисом оставались вдвоём в театре после репетиций, лежали на сцене и просто болтали. Эти моменты казались такими простыми и лёгкими, как если бы мир вокруг них исчезал, оставляя только их. Они смотрели в потолок, смеялись над глупыми вещами, рассказывали друг другу о своих мечтах и переживаниях. В те моменты было ощущение, что их дружба — это что-то вечное, что не могло измениться, что всегда оставалось на своём месте.
Тони мог вспомнить, как после каждой репетиции они сидели за кулисами. Эллис всегда вытаскивал из рюкзака термос с горячим чаем и наливал его в пластиковые стаканчики. Чай был таким простым, но для Тони в нём было что-то особенное — тёплый, немного терпкий, с лёгким запахом трав. Мать Эллиса всегда делала его. Это был их ритуал, их маленький мир. И каждый раз, когда Эллис предлагал ему чашку, Тони чувствовал, как эта простота создаёт между ними что-то настоящее, что-то, что не нужно было объяснять словами. В эти моменты всё казалось правильным.
Тони также помогал Эллису с репликами, хотя тот почти всегда знал, что нужно сказать. Это был не труд, а скорее часть их общения. Эллис всегда был благодарен за любую помощь, даже если она казалась Тони незначительной. Он всегда улыбался, когда Тони что-то подсказывал, и их разговоры, пусть и обыденные, наполняли атмосферу лёгким смехом, словно они были единственными людьми в этом мире, и им не нужно было ничего больше. Это было беззаботно и свободно.
Но теперь, вспоминая эти моменты, Тони почувствовал, как тяжело ему на душе. Всё, что раньше казалось таким светлым и простым, теперь вызывало у него странное отвращение. Противно было не только от себя — от того, что он так беспечно жил, не замечая, как всё меняется, — но и от Эллиса. Его беззаботность, его уверенность, с которой он жил на сцене, теперь казались Тони чем-то отталкивающим. Вспоминая те дни, когда они сидели с чаем и болтали, Тони видел их не как моменты счастья, а как иллюзии, которые теперь не имели всякого смысла. Эллис был таким лёгким, таким беззаботным, как если бы всё происходило само собой, а теперь Тони чувствовал, как эта лёгкость стала такой-же игрой, как если бы всё, что они когда-то разделяли, было каким-то фальшивым.
И это место теперь казалось ему чужим. Те стены, которые когда-то хранили их секреты, их смех и разговоры, теперь вызывали лишь раздражение. Тони пытался понять, что же именно не так, но каждый взгляд на сцену, каждый взгляд на Эллиса, который был полностью поглощён репетицией, наполнял его ощущением пустоты. Всё это было каким-то не своим. Сцена, декорации, яркий свет, который Эллис так любил — всё это становилось ужасного, что Тони хотел забыть. Он захотел встать, просто выйти отсюда и уйти. Уйти от этих воспоминаний, от этой сцены, от Эллиса. Он не мог больше сидеть здесь, не мог смотреть, как его друг живёт в этом мире, а он сам чувствует себя в нём чужим. Но даже в тот момент, когда он почувствовал желание встать и уйти, внутри возникли сомнения. Что если он ошибается? Что если это всего лишь временная пауза, и всё вернётся на свои места, если он просто будет терпелив? Что если это только его внутренний барьер, который он сам себе создал, и он мог бы просто разобраться в своих чувствах?
Тони не знал, что делать. Тони пытался найти в себе силы, чтобы встать и уйти, но его тело словно сковала некая тяжесть. Он хотел убежать, но не знал, что это изменит. Что будет, если он уйдёт? Что если их дружба, которую раньше (и возможно по-прежнему) он ценил так сильно, будет окончательно разрушена этим шагом?
Тони снова посмотрел на сцену. Он не мог оставаться здесь, не мог больше смотреть на всё это. Но, с другой стороны, он боялся, что уйдя, он потеряет что-то важное, что-то, что когда-то было основой его жизни. И вот это противоречие — желание уйти и страх потерять то, что когда-то было так важно — держало его на месте.
Но вдруг, в какой-то момент, Тони ощутил, как его мысли уносят его в прошлое — в те дни, когда они с Эллисом оставались в театре после репетиций, когда в их мире не было ничего, кроме них двоих и этой сцены.
— Ну что, готов к приключениям? — голос Эллиса проникал в уши звоном. Им сново по десять лет. Тони поднял взгляд и увидел, как его друг стоял на сцене с телефоном в руках, на экране которого уже начинала играть их любимая песня. Это был тот самый трек, который всегда заставлял Тони чувствовать себя свободным, словно время останавливалось, а мир вокруг исчезал. По крайней мере так было 2 года назад.
Тони, несмотря на свои размышления, не смог не улыбнуться.

— Ты с ума сошел? Мы тут как лунатики будем бегать, а? — Мальчик усмехнулся, но в голосе всё равно чувствовалась теплая ностальгия. Он знал, что Эллис всегда был готов к каким-то сумасшедшим идеям.

— Да ладно тебе, — ответил Эллис, убирая волосы с лица, которые то и дело мешались (спустя 2 месяца он подстрижет волосы и уберет челку) — Никто нас не увидит, а если увидят — пусть думают, что мы арт-хаусные художники. Мы тут звезды!

Эллис подмигнул, покачав головой и как-то особенно энергично двигаясь, будто каждая клеточка его тела буквально пела вместе с музыкой. Он был неисправим. Слишком живой, слишком настоящий, чтобы удержаться от чего-то подобного. Эллис всегда был таким — готовым делать что-то необычное, пускаться в авантюры и забывать обо всём, что мешало быть собой. Тони завидовал этому.
Тони вздохнул, опустил взгляд и подумал, что не может просто так сидеть и наблюдать. Он, конечно, был не таким энергичным, не таким свободным, как Эллис, но что-то в его друге было заразительным. Он встал и сделал несколько шагов к сцене.
— Ладно, — сказал он, все-таки решив уступить другу, — Только не смей меня путать своими танцевальными движениями, понял?

— Танцевальные движения? — с хитрой улыбкой переспросил Эллис, — Ты это зря сказал. — Эллис, как обычно, не мог устоять перед своим чувством юмора и добавил пару смешных движений, пытаясь изобразить что-то вроде танца. Он вертелся на месте, растягивая руки в стороны, при этом делая такие комические движения, что Тони не выдержал и захохотал. Эллис всегда умел вытаскивать из Тони смех, даже если тот сам не был настроен на веселье.

— Ты придурок! — Тони продолжал смеяться, пытаясь утереть слёзы. — И что это было? Очередная хореография «Newsies»? (В то время это был любимый мюзикл Эллиса, именно из-за него он решил пойти на уроки Мисс Сато по журналистике)

— Вот-вот! — Эллис опять сделал пару оборотов, на ходу подбежал к Тони и поднял его за руку. — Давай, не тормози! Вспомни хоть что-то!

Тони засмеялся ещё больше. Внутри что-то сжалось, и, почувствовав, как забавное беспокойство сменяется радостью, он потянулся к своему другу. Взгляды их встретились, и всё вокруг перестало быть важным. Не было зрителей, не было театра, не было страха, что их в любой момент могут заметить парни из «Круга» и высмеять на всю школу. Был только этот момент — он, Эллис, и эта сцена. (Это был единственный день, когда Тони не боялся сцены. Благодаря этому он легко сдал свой первый публичный проект, однако вскоре страх вернулся)

Тони уже не думал о том, как он будет выглядеть. Он просто следовал за Эллисом, кружась на месте, прыгая через ряды кресел и заполняя пустой театр своими шагами. Казалось, что весь зал принадлежал им — они могли бегать, прыгать, танцевать, пока не устанут.

— Ты как? — спросил Эллис, вдруг остановившись и посмотрев на Тони с искренней улыбкой. — Ты ещё в игре или нет?

— Ты что, — Тони остановился и огляделся, — Да я просто не верю, что мы делаем это прямо сейчас.

— Так вот оно что, — Эллис начал двигаться снова, уверенно шагнув в центр сцены. — Парни из «Круга» нам бы сейчас капец как завидовали! Им такое только снилось!

Тони смотрел на него и не мог не улыбнуться. Этой легкости, этой полной свободы ему не хватало с тех пор, как его отца арестовали. Раньше Тони тоже был таким — не задавался вопросами, не думал о том, что скажет кто-то другой. Он просто наслаждался тем, что есть здесь и сейчас. И это было прекрасно.
Тони вдруг почувствовал, как всё внутри него освобождается. Странное чувство — забыть обо всех заботах, отпустить все сомнения и просто следовать за этим потоком. Этого чувства не было у него давно (С этого дня прошло два года и похожие эмоции возвращались к Тони только при разговорах с Грегори)
В какой-то момент музыка замедлилась, и они оба, запыхавшиеся и уставшие от смеха, замерли. Сели прямо на сцене, оглядывая пустое пространство. Было тихо. Лишь из динамиков ещё доносились последние аккорды их песни.
Тони с улыбкой посмотрел на Эллиса. Они сидели рядом, совершенно без сил, но счастливые.

— Когда мы в последний раз так просто радовались, а? — спросил Тони, потирая шею, как будто всё ещё не веря в происходящее.

Эллис усмехнулся, смотря на него.
— Не знаю. Может, три месяца назад? — он пожал плечами. — Но ты не переживай. Мы всегда можем устроить ещё одно шоу. Вся жизнь впереди, сечешь?

Тони ответил тихим смехом, оглядывая сцену. Впервые у него зародилось сомнение из-за слов Эллиса - Тони ему не поверил.

  Тони очнулся - что это было? Резкое воспоминание, вдарившее в голову ужасно не вовремя. Тони не заметил, как его руки покрылись потом. Он больше не хотел вспоминать.
Тони встал, глубоко вздохнув, и снова оглядел пустую сцену. Мрак зала, тусклый свет из-за кулис — всё это вызывало отвращение. Он медленно сделал шаг назад, а потом ещё один, и без звука покинул сцену. Идти было трудно, но ему не хотелось больше оставаться здесь. Ему стало трудно смотреть на Эллиса, на этот мир, в который Тони больше не мог войти. Внутри всё сжалось, и это чувство стало невыносимым. 
Он закрыл дверь театрального зала. Он сам сделал этот выбор.
Он направился по коридору, стараясь не оглядываться. Школа была пуста, как и всегда в это время. Проходя через коридоры, Тони ощущал, как шаги эхом отдаются в пустых залах. В некоторых классах всё ещё оставались слабо горящие лампы, но свет в основном был выключен, а общее ощущение покинутости и тишины лишь усиливало его беспокойство. Время будто замедлилось, и весь этот мир был каким-то чужим и необъяснимо далеким.
Тони хотел уйти, но при этом не мог избавиться от мысли о том, что он ушёл из театра. Он не мог поверить, что всё закончилось. Он не был готов, но, тем не менее, сделал этот шаг. Он чувствовал, как внутри что-то ломается, и не мог понять, зачем он так поступил.
Тони всё ещё не мог избавиться от вопроса: заметил ли Эллис, что он ушёл? Просто встал и ушел. Как-же это мерзко. Уйти так резко, без предупреждения. Тони даже не сказал ему ничего. Не было прощания, не было того, что раньше всегда было важным для них. Чувство отвращения к собственному поступку вызывало у Тони тяжесть в животе - кажется его начало тошнить.
Его мысли вернулись к тому моменту, когда они сидели на сцене, когда они смеялись и танцевали, как будто время не имело значения. Он ощутил, как его сердце сжалось. Неужели всё это было пустым? Так ли это было важно, как он думал? Или всё изменилось настолько, что теперь он не может просто вернуться к этому? Всё, что оставалось — это размышления о том, что он потерял, и что теперь не может найти.
Его шаги становились всё тише, когда он подошёл к кабинету нового школьного психолога, где сейчас на приеме был Грегори.
Он остановился у двери кабинета и прислушался. Из-за двери доносился тихий разговор, какие-то спокойные слова, но всё в этом помещении казалось совершенно иным. Тони на мгновение задумался: как много времени прошло с тех пор, как он впервые увидел этого нового психолога? Всего пара дней. Тони ненавидел и не доверял любым психологам. Он никогда не был уверен, что хочет общаться с кем-то, кто может так же как и Эллис заполнять этот мир чужими вопросами и странными ответами.
Но Грегори был там, и если ему нужна помощь, Тони не мог оставлять его одного. Он хотел дождаться окончания его приема и встретился. Причина этой встречи была не ясна - они в любом случае поговорят пять минут и разойдутся по домам. Но эти несколько минут были Тони невероятно нужны.

* * *

Минуты длились часами. Тони стоял у двери кабинета психолога, будто не зная, что делать дальше. Его пальцы нервно постукивали по стене, создавая тихий, едва слышимый звук, который отражался в пустых коридорах школы. Время тянулось медленно, и все вокруг казалось отдалённым, даже нереальным. Он нервничал, хотя и знал, что Грегори не задержится надолго. Но этот момент тянулся так, что Тони не мог избавиться от мысли, что он снова совершил ошибку. Он снова что-то упустил.
Мальчик погрузился в свои мысли, не в силах выкинуть из головы тот момент, когда он просто встал и ушел из театра, не сказав Эллису ни слова. Почему он не остался? Почему не сказал хотя бы пару фраз, как раньше? В его голове беспокойно крутились эти вопросы, но ответов не было. Всё было пусто.
Вдруг дверь кабинета открылась. Грегори вышел, чуть ссутулив плечи и с усталым взглядом. Его глаза были немного мутными, как после долгих размышлений или даже какого-то тяжёлого разговора. Тони сразу заметил, что что-то не так. Обычно Грегори выходил с лёгкой улыбкой (которая часто сопровождалась издевкой), даже после самых тяжёлых сеансов, но сегодня его лицо было измученным.
Тони не смог удержаться. Он встал с места и, не говоря ни слова, сделал шаг навстречу. Грегори сразу заметил его, будто изначально зная, что Тони прийдет. Они одновременно обняли друг друга. Это было каким-то инстинктивным движением, которое Тони не мог объяснить. Это было не что-то невероятное, не какое-то долгое и важное объяснение. Это было просто объятие — крепкое, тёплое, искреннее. На секунды все слова и вопросы исчезли.
Тони не мог отпустить Грегори. В его объятиях было всё, что он сейчас так отчаянно искал — поддержка, тепло, даже если они оба не знали, как помочь себе или друг другу. Он чувствовал, как Грегори ответно прижимается к нему, как его руки мягко обвивают его, и в этот момент для Тони мир как будто замедлился. Всё остальное исчезло, и остались только они — два человека, которые понимали друг друга без слов.
Прошло несколько секунд, может быть минут. Тони ощущал, как его напряжение медленно уходит, но оно всё равно не покидало его полностью. Грегори не отстранялся, он просто стоял с ним, и это молчание не было обременительным. Оно было нормальным, естественным. Они не ждали ответа, не пытались начать разговор. Но когда Тони немного отстранился, Грегори тихо спросил:

— Ты в порядке?
Тони не знал, что ответить. Он молчал, продолжая смотреть на пол, ощущая в груди тяжесть. Он не мог сразу ответить, потому что не знал, что чувствует. Но затем, спустя несколько мгновений молчания, Тони наконец выдохнул:
— Я ушёл с репетиции. Просто встал и ушёл. Я даже ничего не сказал. Мне так... пусто, Грег.

Грегори слегка отстранился, но продолжал держать его за плечи. Он смотрел на Тони с состраданием и пониманием, но в его глазах было что-то другое — что-то, что Тони не мог точно понять. Он видел, что Грегори был не меньше в поисках ответа чем он сам, но несмотря на это был полон молчаливой поддержки.
Через несколько секунд Грегори спросил:
— Где Эллис? Он всё ещё там?

Тони, всё ещё не отрывая взгляда от пола, просто кивнул, отвечая:
— Да, он всё ещё репетирует. Не знаю, когда они закончат, но я не смог оставаться. Я не... я не был готов, Грег. Всё так... изменилось, и я не знаю, что делать с этим.

Грегори молча кивнул. Он не спрашивал, почему Тони ушёл, и не пытался его утешить банальными словами. Он просто был рядом. И это было важнее всего. В глазах Грегори не было осуждения, не было удивления. Он просто понимал.
Всё, что мог сделать Тони в этот момент, это обнять его крепче. В этих объятиях не было ничего лишнего — только искреннее чувство поддержки, которое Тони так отчаянно искал. Он не мог вернуть всё назад, он не мог изменить то, что уже было сделано, но в этот момент он не был один. И, может быть, это было всё, что ему сейчас нужно.
Спустя мгновение Тони немного отстранился, всё ещё держа Грегори за плечо. Тони взглянул на него с явным беспокойством. Он не был уверен, стоит ли начинать разговор о психологе, но не мог не спросить.

— Как твой новый психолог? — тихо спросил Тони, его голос был слегка напряжённым, но искренним. Он давно хотел узнать, как Грегори справляется с этим, но всегда как-то откладывал этот разговор. Сегодня, когда всё вокруг казалось немного проще, он решился.

Грегори немного напрягся, но затем выдохнул и качнул головой, как будто сбрасывая с себя тяжесть.
— Мне ужасно не нравится у него на сеансах, — ответил Грегори, его голос был тихим, почти равнодушным, но в нём скользила скрытая раздраженность. — Как будто он постоянно... душит меня. Нет, правда, я не могу нормально говорить с ним. А ещё его манера...короче, он мудак.

Тони молчал, внимательно слушая. Он не знал, почему Грегори ходит к школьным психологам, и никогда не пытался настаивать на этом вопросе. Обычно, когда Тони спрашивал, Грегори отвечал одним и тем же уклончивым ответом: «Это из-за родителей». И хотя Тони понимал, что эта тема — запретная зона для Грегори, ему было важно поддержать друга. Он знал, что Грегори сам решит, когда будет готов рассказать больше. Тони всегда уважал его молчание, хотя иногда ему хотелось понять, что на самом деле скрывается за этой загадочной фразой.

— Понимаю, — сказал Тони после паузы, надеясь, что его слова дадут немного облегчения. — Это хреново. Но если тебе не нравится, ты всегда можешь поменять психолога? Не обязательно продолжать с этим человеком, если ты чувствуешь, что это не помогает.

Грегори покачал головой, и на его лице мелькнула лёгкая улыбка.
— Да, ты прав. Но это тоже часть процесса, не так ли? Иногда приходится столкнуться с этим, чтобы понять, что на самом деле нужно.
Грегори был как всегда прав. Тони ценил это.

* * *

Тони и Грегори шли по школьному двору, наслаждаясь редким моментом тишины. Всё вокруг них было так необычно спокойным: нет дождя, небо окрашено в тёплые оттенки заката. Казалось, что этот момент — подарок, отрезок времени, когда можно просто быть собой. Солнце медленно опускалось за горизонтом, и закат, который они видели впервые за долгое время, был настолько красивым, что оба на несколько секунд не поверили в происходящее. Это было удивительно — долгие недели дождя, а теперь такая ясность.

— Эй, ты видишь это? — сказал Тони, указывая на небо, когда закат приобрёл ещё более насыщенные оттенки оранжевого и розового. — Я думал, что мы не увидим заката до следующего лето. Сегодня обещали дождь..

Грегори тоже поднял взгляд и задумался. Раздраженность или тревога, которые часто появлялись в его глазах после сеансов со психологом, сейчас куда-то исчезли, оставив место для странного покоя.
— Да... не помню, когда в последний раз такое было. Даже подозрительно, м? Не удивлюсь, если ночью подниматься смерть или типа того — ответил он, тихо смеясь, прикрывая рот рукой.

Они продолжили идти, но вскоре заметили несколько полицейских машин, стоящих у главного входа в школу. Полиция по-прежнему была на месте, и Грегори вдруг стал более напряжённым. В его взгляде появилась тень, когда он заметил несколько полицейских, стоящих у дверей. Грегори не стал идти дальше.
— Чёрт... опять они, — сказал Грегори с раздражением в голосе. — Пропажа прошлого психолога. Я всё ещё не понимаю, почему они до сих пор тут.

  Грегори не любил напоминания о том, что произошло. Всё те дни, когда пропажа психолога бурно обсуждалась - это выводило его из себя. Каждый раз, когда кто-то упоминал об этом, его лицо становилось каменным, а глаза наполнялись гневом. Он не мог скрыть раздражения, даже если тема затрагивалась мимоходом. В какой-то момент он даже начал высказывать откровенную ненависть к полиции, и его слова становились все более грубыми.
Тони, наблюдая за ним, понимая, что это ,возможно, было следствием огромного потрясения, который Грегори переживал (Все эти дни Тони и Эллис были в похожем состоянии, поэтому его понимали) Тони знал, как тяжело его другу, но сам Грегори, похоже, не хотел признавать свою уязвимость.
Именно поэтому Тони не стал продолжать эту тему. Мальчик слегка дернул Грегори за рукав и попытался сменить тему.

— Давай уйдём отсюда. Пошли в библиотеку, я там часто засиживаюсь. Знаешь, библиотекарша меня просто обожает, всегда находит мне какие-нибудь книги, которые я не успел прочитать.

— Я бы удивился, если бы она тебя не любила — Ответил Грегори, соглашаясь на него предложение.

* * *

Когда они вошли в холл и прошли мимо пустых полок с учебниками, атмосфера внутри библиотеки казалась особенно уютной. Тони любил здесь находиться, особенно в такие моменты, когда школа была пуста, а все суетливые мысли могли уйти в сторону. Библиотека была для него местом уединения, где можно было спрятаться от всего мира. Она была тихая и просторная, и Тони с Грегори бродили между стеллажами. Тони, как всегда, направлялся к полке с классикой, а Грегори следовал за ним, время от времени заглядывая в тома на соседних полках. Шаги эхом разносились по залу, нарушая привычное спокойствие.

Грегори вдруг, хмыкнув, бросил взгляд на друга и с усмешкой сказал:
— Ты знаешь, Тони, я вот смотрю на тебя, и мне кажется, тебе куда приятнее время проводить с книгами, чем с людьми. Ты порой с ними прямо срастаешься.

Тони замедлил шаг и на мгновение остановился, когда слова Грегори, казавшиеся лёгким дразнением, пробили в нём неожиданную тишину. В его голове пронеслась целая буря мыслей, но вместо того, чтобы почувствовать раздражение или обиду, он ощутил странное тепло. Это было нечто вроде облегчения — словно кто-то, наконец, понял его без слов, принял его странности, не осудив.
Он взглянул на Грегори, и его лицо не сразу раскрыло эмоции, но в глазах была какая-то искренняя благодарность, которой он не знал, как выразить. Понимание, что друг не просто заметил его привычку, а ещё и принял её как часть себя, было как лёгкий свет в тёмной комнате.

— Ты знаешь, это... — Тони немного замялся, пытаясь подобрать слова, которые не звучали бы слишком серьёзно, но в которых он бы мог выразить свою искренность. — Я никогда не думал, что кто-то так скажет. Но... да, наверное, ты прав. Я всегда так, и это не делает меня занудой, да?

Грегори взглянул на него с лёгкой улыбкой, удивлённый тем, как искренне отозвались его слова.
— Нет, наоборот, я думаю, что это круто. Я тоже часто убегаю в игры, чтобы просто забыться. Люди бывают...странными?

Тони кивнул, и в его взгляде появилась уверенность. Он почувствовал, как его сердце успокаивается, как будто Грегори в этот момент подтвердил что-то, что всегда было в его душе. Это не было похвалой или попыткой оправдаться — это было просто пониманием, простым и чистым, без осуждения. Тони вдруг осознал, что он не одинок в своём желании иногда уединяться с книгами и отгораживаться от мира.
Тони и Грегори продолжали бродить по библиотеке, и хотя ему стало легче после его короткого диалога с Грегори, он снова начал ощущал странное беспокойство внутри. Он не мог избавиться от мыслей загадочной пропаже предыдущего психолога. Всё это не давало ему покоя, а сейчас, когда они стояли возле стола библиотекарши, он ощутил, как что-то в воздухе стало напряжённым.
Грегори шел рядом, немного отстав от Тони, как будто поглощённый своими мыслями, и по-прежнему не в настроении для долгих разговоров. Тони всё чаще краем глаза замечал, как его друг выглядит немного отстранённо, и в этот момент его взгляд случайно упал на экран компьютера, стоящего на столе библиотекарши Мисс Николь. На экране был открыт файл. Тони замер, заметив, что это досье, и в первую секунду он даже не осознал, что именно только что увидел. Внимание сразу привлекло имя — тот самый психолог, который исчез несколько месяцев назад. Его досье было всё ещё открыто. Тони не мог поверить своим глазам. Записи о пропаже, странные отметки о его психическом состоянии, осмотры, сделанные в последние дни его работы в школе. Он быстро просканировал информацию, пытаясь понять, что именно он нашёл. Несколько фраз о том, как психолог стал вести себя странно, изолировал себя от коллег и детей. А ещё, ещё что-то, что Тони не успел разглядеть. Там было предложение о Пиццаплексе. Тони впал в ступор, осознавая, что только что не успел прочитать. Эти данные явно не предназначались для посторонних глаз.
Тони почувствовал, как внутри него растёт тревога. Он был уверен, что досье не должно было быть на экране, оно явно не должно было оставаться доступным так просто. Его сознание мгновенно зашумело. Это было не случайность, а скорее ошибкой. Может быть, кто-то хотел, чтобы кто-то увидел, а может быть, это всего лишь непростительная халатность. Это все было неважно.
Его сердце стало биться быстрее, когда он понял, что теперь у него есть шанс выяснить, что на самом деле произошло с пропавшим психологом. Он не знал, зачем эта информация была оставлена на экране, но он точно знал, что он должен разобраться в этом. И для этого ему нужно было получить доступ к этому досье, когда никого не будет поблизости. Ночь — лучшее время, чтобы всё изучить без посторонних глаз. Всё это казалось одновременно пугающим и манящим, и Тони не мог отказаться от этой возможности.
Но в тот же момент его взгляд пересёкся с Грегори, который заметил, как Тони пристально смотрит на экран. Его взгляд был почти мгновенно настороженным. Тони почувствовал, как его сердце сжалось. Он понял, что Грегори что-то заметил.
Грегори медленно подошёл к Тони, его глаза были чуть прищурены, а лицо выражало лёгкое беспокойство. Он явно пытался скрыть свою настороженность, но Тони заметил, как его друг не отрывает взгляд от его лица.

— Ты что-то видел? — тихо спросил Грегори, пытаясь скрыть в голосе упрек.

Тони моментально отвёл взгляд от экрана, с трудом скрывая нервозность. Он знал, что не может сказать Грегори правду. Если он скажет, что только что видел досье пропавшего психолога, если он расскажет, что начал своё собственное расследование, всё станет гораздо сложнее. Грегори может начать задавать вопросы, может заподозрить его в чём-то странном. Тони не мог этого допустить.

— Нет, ничего, — ответил он, заставив себя выглядеть как можно более невозмутимо. Он постарался скрыть собственную обеспокоенность за фальшивой лёгкостью в голосе. — Просто увидел на той стороне библиотеки книгу, которую давно искал.

Грегори прищурился, явно сомневаясь, но он не стал настаивать. Грегори повернул голову к столу и бегло осмотрел компьютер, а затем отвёл взгляд.

— Ладно, — сказал Грегори, голос его звучал немного рассеянно, но всё равно оставался настороженным. — Лучше идём. Я не хочу здесь долго торчать. О какой книге ты говорил? Пошли достанем ее.

Тони кивнул, снова приняв вид спокойного человека, и последовал за другом вглубь библиотеки. Он понимал, что не может говорить о том, что он только что обнаружил. Это было слишком важно. Ему нужно было дождаться ночи, когда всё вокруг будет тихо, когда он сможет вернуться сюда и всё изучить. Он должен был понять, что на самом деле произошло с психологом.
Грегори шёл рядом, но теперь его взгляд был проницательным, а его поведение казалось немного насторожённым. Он часто оборачивался на Тони, убеждаясь в чем-то, что Тони не мог себе объяснить.
Когда они подошли к одному из уголков библиотеки, где Тони обычно сидел во время долгих перемен, Тони огляделся. Здесь было немного темно, в углу стоял стол, на котором лежали несколько книг. Он глубоко вздохнул, но ощущение беспокойства не уходило.

— Пойду немного посижу, — сказал Тони, стараясь скрыть волну тревоги. — Может, почитаю что-нибудь.

Грегори снова кивнул, но его взгляд оставался настороженным, и Тони знал, что он не ушёл от подозрений. Но ему ничего не оставалось, как ждать ночи.
Через некоторое время Грегори покинул библиотеку.

* * *

Тони сидел за столом в библиотеке, его взгляд скользил по страницам книги, но не задерживался на них. Он не мог сосредоточиться. Мысли путались, эмоции накатывали одна за другой, а воспоминания о сегодняшнем дне не отпускали. Он чувствовал, как внутри него что-то меняется, как будто весь мир вокруг начинает терять свою ясность. Он думал о Грегори и о том, как изменились его отношения с Эллисом. Всё стало сложным, даже невыносимым. И, несмотря на все свои попытки найти ответы, Тони не мог понять, что происходит.
Когда дверь библиотеки открылась, Тони не сразу поднял глаза. Он только услышал шаги, а потом почувствовал, как воздух вокруг стал немного тяжелее. Это был Эллис. Тони замер, сердце пропустило удар. Эллис всегда знал, где искать Тони.
Эллис был одет так же, как и всегда, с лёгкой небрежностью, но его лицо было каким-то другим. Оно выражало разочарование, острого невыраженного волнения. Он посмотрел на Тони, и на мгновение казалось, что в его взгляде можно было прочесть целую книгу о том, что происходит. Но эта книга была на языке, который Тони не знал.

— Почему ты сегодня ушел с репетиции? — тихо сказал Эллис, голос его был сдержанным, но в нём всё равно ощущалась обида.

Тони почувствовал, как внутри у него всё сжалось. Это была такая простая фраза, но она как-то болезненно ударила в самое сердце. Он не знал, что ответить. Слова не приходили. Он сам не знал, почему ушёл, почему не остался.

— Я решил немного прогуляться. — сказал Тони, стараясь звучать как можно спокойнее, хотя понимал, что его голос звучит натянуто. Он нервно коснулся края стола, как будто пытаясь найти опору. — Нужно было побыть одному.

Эллис смотрел на него, не отрывая глаз. В его взгляде было что-то, что Тони не мог понять — возможно, настороженность, или беспокойство, или даже волнение о том, что он действительно спрашивает у Тони такие вещи. Эллис всегда был таким ярким, полным жизни. И теперь, казалось, вся эта энергия куда-то исчезла.

— Нам нужно поговорить, — сказал Эллис, его голос стал более серьёзным. Он не отводил взгляда от Тони, в нём появилась лёгкая тревога, но и что-то ещё — желание понять. Впервые за долгое время Тони видит у него такой взгляд. — Ты не замечал ничего странного в Грегори?

Тони замер. Он не мог понять, откуда у Эллиса такие мысли. Всё, что касалось Грегори, казалось ему обычным — может быть, немного странным, но вряд ли настолько тревожным чтобы сплетничать. Он был другом, и Тони всегда считал, что Грегори просто переживает трудный период как и он сам. Впрочем, сейчас он заметил, что сам стал намного больше думать о Грегори, чем раньше. Но до этого момента Тони не подозревал ничего серьёзного.

— Не знаю... — Тони не мог сразу сформулировать ответ. Он по-настоящему не думал о Грегори, как о человеке, с которым что-то не так. Он ведь не раскрывал своих проблем, и, возможно, это был просто его способ справляться с трудностями. — Может, это просто из-за психолога... Ты знаешь, Грегори не особо любит делиться своими чувствами.

Эллис, казалось, немного успокоился, но его глаза всё равно продолжали смотреть с каким-то беспокойным интересом. Он явно не был уверен, что с Грегори всё в порядке. Но Тони не мог дать больше информации. Он сам не знал, что происходит с другом.

— Я не знаю...с ним все в порядке — продолжил Тони, чувствуя, как напряжение нарастает. — Я просто уверен в этом и всё. Будто бы ты и я не странные.
Эллис заметил, что Тони продолжает избегать его взгляда, и его выражение лица становилось всё более насторожённым. Он чувствовал, что что-то не так, что Тони что-то скрывает, что он не может понять.

— Ты мне не говоришь, что происходит, Тони, — сказал Эллис, его голос стал чуть твёрже, будто он не может поверить, что Тони отстраняется. — Ты как-то отдаляешься от меня, от всех. И я не понимаю почему. Ты ведь не такой. Почему ты меня ненавидишь?

Тони не знал, что ответить. Он пытался разобраться в своих собственных чувствах, но всё было неясно, запутано. Слова застряли в горле, и он не мог их произнести. Эллис был важен для него, и именно это его и пугало. Вдруг всё, что раньше было таким простым и естественным, стало каким-то трудным и тяжёлым. Он не знал, почему, и это выводило его из себя.

— Я не знаю, почему так, — сказал Тони наконец, и его голос стал тихим, едва слышным. — Я сам не могу понять, что происходит. Это не ты, Эллис. Это всё я. Просто мне нужно разобраться в себе. Я не могу продолжать так, как раньше. Это слишком тяжело.

Эллис смотрел на него несколько секунд, пытаясь понять, что происходит в его голове. Его лицо немного смягчилось, но в глазах была заметна боль. Он медленно наклонился вперёд, его голос стал мягким, но всё равно с оттенком лёгкой грусти. Тони сидел, облокотившись на стол, пытаясь найти в себе силы для разговора. В груди у него было тяжело, как будто кто-то сжал его сердце, не давая дышать. Он понимал, что их разговор сейчас — это не просто выяснение отношений. Это было столкновение двух разных миров, разных ожиданий и разных людей, которые когда-то были близки, а теперь всё это начало рассыпаться, как песок сквозь пальцы. Он всё ещё не знал, как правильно говорить с Эллисом, как извиниться или объяснить, почему всё так изменилось, но он знал, что должен хотя бы попытаться.

— Ты... ты действительно не понимаешь, как мне тяжело? — сказал Тони, его голос был тихим, но напряжённым. — Ты видел, как я менялся, и ты ничего не сказал, Эллис. Ты просто продолжал требовать от меня, чтобы я был таким же, как раньше. Я не могу быть таким, Эллис.  С тех пор как...— Ком в горле, Тони не может произнести эту фразу. — Я не могу.

Эллис стоял, весь напряжённый, как натянутая струна. Его лицо побледнело, и он едва ли сдерживал разочарование, которое вспыхнуло в его глазах. Он был немножко ошарашен тем, что Тони говорил так откровенно, но в то же время что-то внутри него начало бунтовать. Его взгляд был полон смятения, и он не мог сразу понять, что именно Тони от него хочет.

— Я не требовал, чтобы ты был таким, — сказал Эллис, его голос теперь звучал слабо и чуть прерывающимся. — Я просто не хотел, чтобы ты так страдал. Я думал, что если мы будем делать всё как раньше, если будем смеяться, гулять, играть, ты почувствуешь себя лучше. Я ведь всегда был рядом, Тони, всегда пытался отвлечь тебя, думал, что смогу помочь.

Тони молчал, поглощённый его словами. Всё это звучало так, будто Эллис пытался спасти его, но в то же время забывал, что Тони уже давно не был тем человеком, с которым можно просто посмеяться и забыть обо всём. Он чувствовал, как в нём зреет нечто тяжёлое, угнетающее. Боль от осознания того, что всё это время он был в плену у своих собственных мыслей, но и не мог понять, что его друг уже давно не мог быть тем самым, поддерживающим источником энергии, которым был раньше. Он был сам потерян.
Эллис почувствовал, как его сердце болезненно сжалось от молчания. Он вглядывался в Тони с растерянностью и сожалением, но все его старания, все его попытки поддержать друга, казались теперь неважными. Он всегда считал, что просто нужно делать что-то веселое, чтобы отвлечь Тони, чтобы хотя бы на мгновение вытащить его из этих темных мыслей. Он не знал, что на самом деле Тони погружён в такие глубокие переживания, которые невозможно было просто вытянуть игрой или смехом.

— Ты же знал, что я всегда был рядом, — сказал Эллис, его глаза потускнели. — Но почему ты не сказал мне, что тебе нужно не это? Почему ты не сказал, что ты не можешь быть рядом с такими вещами? Я всегда думал, что если я буду рядом, всё пройдет, что всё будет хорошо. Я не хотел тебя терять, Тони.

Тони посмотрел на него, чувствуя, как внутри него всё больше растёт странная пустота. Эллис действительно был рядом. Он всегда был рядом. Но, может быть, именно в этом и была проблема. Эллис пытался быть рядом с ним, но не замечал, что иногда всё, что ему нужно было — это просто время и пространство, чтобы разобраться в себе. Он не мог быть всегда тем, кто нужно было Эллису.

— Ты был рядом, — сказал Тони, его голос стал ровным и спокойным. — Но я не мог быть тем, кто ты хотел. Я не могу быть всегда «тысяча и один» способ быть счастливым. Это не работает так.

Эллис молчал, чувствуя, как его сердце тяжелеет. Он понял, что он был неправ. Он думал, что если всегда будет рядом, если будет пытаться развеселить Тони, то всё как-то уладится. Но не всё так просто. Он не заметил, что на самом деле ему нужно было что-то большее, не просто то, чтобы быть рядом с ним, а чтобы понять, что происходит на самом деле.

— Я просто не знал, как быть с тобой, — сказал Эллис тихо, его голос был почти беззвучным. — Я думал, что если ты снова будешь рядом, если мы будем как раньше, то всё наладится. Но я не знал, что ты так мучаешься внутри. Я не знал, что тебе нужно время. Я не знал, что тебе нужно больше, чем просто шутки и смех.

Тони, наконец, поднял глаза, встретив его взгляд. В его глазах всё ещё был страх — страх потерять Эллиса, страх того, что он не сможет вернуть их отношения такими, какими они были. Но в этом взгляде было и отчаяние. Он не знал, что будет дальше. Он не знал, что делать с этим новым, чуждым ему миром, который они оба строили.

— Я не могу быть тем, кем ты хочешь меня видеть, Эллис, — сказал Тони, его слова были спокойными, но в них скрывался тяжёлый оттенок горечи. — И ты не можешь быть всегда тем, кто мне нужен. Нам нужно время, чтобы разобраться в себе, чтобы понять, что нам обоим нужно.

Тони сидел в тишине, когда Эллис, словно почувствовав, что всё сказано, повернулся и направился к двери. В его шаге была тяжесть, как у человека, который понимал, что всё, что происходило, уже не могло вернуться. Он остановился у дверного проема, оглянулся на Тони, но ничего не сказал. На мгновение между ними снова повисла тишина, но она была другой. Не такой, как раньше. Это было нечто большее — расстояние, которое между ними теперь появилось, не имело простых слов.
Тони оставался сидеть, его взгляд был пустым, как и его мысли. Всё, что он слышал, просто не укладывалось в голове. Всё, что Эллис сказал, звучало как удар по голове, словно кто-то сорвал с него пелену, а теперь мир стал слишком острым и беспокойным. Он сам не знал, что думать, но внутри его что-то обжигало — напряжение, которое не отпускало, как будто у него отняли почву из-под ног.

Эллис, остановившись на пороге, произнеся то, что прозвучало в его голосе почти шепотом, но с какой-то решимостью:
— Тони, ты должен понять, что ты не можешь продолжать копать на ГГИ. Ты не знаешь, во что это может вылиться. АБС и я это уже поняли. Мы остановились вовремя. Ты же не можешь остановиться. У тебя вообще нет понимания тормоза.

Тони почувствовал, как его мир вдруг перевернулся, когда эти слова проникли в его сознание. Его сердце пропустило удар, и на мгновение всё вокруг будто застыло. Его лицо побледнело, а дыхание сбилось. В голове словно застряли эти слова, они эхом отдавались, не давая покоя. Тони искал объяснение, пытался осмыслить, но эмоции затмевали разум.
В его сознании всё перемешалось — и слова Эллиса, и собственные мысли, и тот странный, раздражающий страх, который он ощущал, когда дело касалось ГГИ.
В какой-то момент Эллис всё же заметил, что Тони не может ответить. Он, по сути, уже не ждал ответа, но всё равно решил сказать, опережая вопросы Тони:
— АБС мне всё рассказал.

Когда Эллис снова подошёл к двери и обернулся, Тони тихо сказал:
— Ты прав, Эллис. Но мне нужно понять, что происходит. Я не могу просто оставить это.

Эллис вздохнул и приоткрыл дверь, но не вышел сразу. Он, кажется, ждал от Тони чего-то больше, но Тони просто молчал. После паузы, Эллис, наконец, сказал с лёгким укором:
— Ты же не понимаешь, Тони. Иногда лучше не знать, чем погружаться в это всё с головой.

Эллис молча вышел из комнаты, оставив Тони одного в этом пустом, глухом пространстве. Тони остался сидеть, переваривая слова, но не находя никакого смысла в них. Всё, что он знал — это что-то невидимое, что тянуло его вглубь, в поисках этой загадки. Но вот теперь он вдруг почувствовал, что на самом деле теряет всё, что было его частью, теряет Эллиса, теряет что-то важное, что он не мог удержать.
Тони снова остался один. Он чувствовал себя как будто потерял не только Эллиса, но и самого себя в этом бесконечном поиске. Как будто попытки расследовать были попытками найти ответы на вопросы, которые никто не должен был задавать. Но теперь, когда Эллис ушёл, всё, что осталось у Тони, это молчание и чувство беспомощности.
Он посмотрел на дверь, в которой исчез Эллис, а затем перевёл взгляд на свой телефон. В его руках не было ничего, кроме того, что он собирался изучить позже — всё тот же ГГИ, все те же странные рейтинги и подозрения. Но теперь его руки дрожали. И мысли начали заполняться не только расследованием, но и тем, что он потерял в этом процессе.
Он посмотрел на часы. Уже поздно, но он понимал, что не может оставаться в этом месте. И решил, что оставит извинения Эллису на следующий раз. И уже в следующий раз, возможно, всё будет иначе.

* * *

Тони стоял в школьном дворе, его взгляд приковывал полицейских, которые всё ещё патрулировали территорию. Их машины стояли на привычных местах, несколько человек из полиции разговаривали между собой, а другие неспешно обходили школьные коридоры. Тони знал, что они были здесь не просто так — после исчезновения психолога в школе появились новые правила, и его присутствие напоминало об этом каждый день. Это ощущение было странным и тревожным. Несмотря на то что полицейские не проявляли особого интереса к школьному двору, Тони чувствовал, что эти люди знают больше, чем говорят. Каждое их движение выглядело отстранённым, как будто они искали что-то, но не хотели, чтобы остальные об этом знали.
Тони никогда не знал, сколько времени он должен был стоять и наблюдать. Это было как некое испытание, обязательное для выполнения, словно его сознание требовало действий. Он знал, что скоро ночь, и ему нужно будет что-то сделать. Он не мог оставаться здесь, в этой тягучей атмосфере, которая его душила.
Мать и бабушка Тони давно перестали интересоваться тем, где именно он иногда пропадает допоздна. Обычно они были заняты своей собственной рутиной, и часто недели могли проходить без того, чтобы кто-то из них позвонил. Тони это не особенно беспокоило. Его мать была занята своей работой, вечно поглощённая каким-то бесконечным потоком дел. А бабушка... она тоже жила своей жизнью, оставляя Тони в тени. Он никогда не предъявлял им претензий, потому что знал, что для них это нормально. Он стал таким же человеком, научившись жить без постоянной поддержки. Были моменты, когда он ощущал одиночество, но оно стало частью его жизни. Он привык.
Скоро наступила ночь. Тони знал, что самое время для того, чтобы начать. Он огляделся, убедившись, что полицейские слишком далеко, чтобы заметить его. Он глубоко вдохнул, пытаясь успокоить нервозность, которая проскальзывала в его теле. Он не мог позволить себе ошибиться.
Он направился к старому кирпичному забору, что стоял в отдалённом углу школьного двора. Этот забор был почти неприметным, если не знать, что за ним скрывается один из самых хорошо охраняемых секретов школы. Тони знал, что именно здесь они с Грегори и Эллисом нашли скрытый проход. Это было давным-давно, в те моменты, когда они не заботились о правилах и просто веселились, прогуливая уроки. Этот проход вёл в школу — тайная дверь, которую никто не замечал. Теперь он собирался снова воспользоваться этим выходом.
Тони пробрался через заросший кустами участок и встал у старого служебного здания, скрытого от глаз. Его пальцы скользнули по кирпичной стене, и он нашёл то место, где раньше оставался незамеченным. Это был неприметный люк, за которым скрывался старый подвал, а из подвала вёл проход в школу. Его сердце забилось быстрее, когда он вспомнил, как они с Грегори и Эллисом однажды нашли этот путь. В тот момент им было всё равно — они не думали о последствиях. Но теперь Тони точно знал, что это был единственный способ попасть в библиотеку, не привлекая внимания.
Проход был узким, а его низкий потолок покрыт слоем пыли. Тони внимательно огляделся, хотя и был уверен, что здесь давно никто не бывал. Он уже знал каждый уголок этого заброшенного маршрута, каждый скрип и шорох, который мог бы выдать его присутствие. Это место было как лабиринт, где можно было пройти, но нельзя ошибиться. Тони помнил все старые карты этого подземелья — как раз таки здесь, в этом скрытом коридоре, его друзья и он сами обнаружили, как легко можно было попасть в самые скрытые уголки школы, не подвергаясь замечанию.
Он пошёл через узкие коридоры, стараясь не издавать шума. Он знал, где находятся камеры, где можно пройти бесшумно. Этот путь был как его собственная территория — всё было изучено до мельчайших подробностей. Он пробрался через несколько дверей, уверенно перешагивая через старые скрипящие доски пола, где когда-то стояли стеллажи с забытыми документами.
Проходя мимо старых шкафов и полок, Тони заметил, как тускло светят лампы. В этом месте всё было мрачным, с оттенком заброшенности. Он чувствовал, как пыль оседает на его одежде, но не обращал внимания. Его единственная цель — попасть в библиотеку.
Тони продолжал двигаться, зная, что впереди его ждёт цель. Он подходил всё ближе к библиотеке. И вот, наконец, он оказался у двери. Его руки замерли, когда он потянулся за ручку, убедившись, что никто не следит. Как только дверь чуть приоткрылась, его взгляд тут же упал на монитор библиотекаря — то самое досье, которое он видел раньше.
Он почувствовал знакомое напряжение. В этот момент Тони был уверен, что ему нужно сделать это, исследовать. Он зашёл внутрь и закрыл за собой дверь, осторожно оглядывая помещение, чтобы убедиться, что здесь нет посторонних.
Библиотека была тёмной, лишь слабое освещение исходило от старых ламп. Стеллажи с книгами стояли, как статуи, а в углу тускло светился монитор. Он прошёл к столу, не издавая ни звука, и приблизился к экрану, на котором снова было открыто досье пропавшего психолога. Его сердце снова забилось быстрее. Этот момент он ждал. И теперь, когда он стоял перед этим досье, он знал — ему нужно узнать, что было написано в досье.
Тони не знал, что из этого выйдет, но понимал одно — он был на грани. В тот момент он уже не мог вернуться назад.
Тони осторожно вошёл в библиотеку, его шаги почти не слышались в тишине, которая окутывала помещение. Он привык к этому мракобесию — тусклому свету и запаху старых книг, которые всегда царили в этом месте. Время в библиотеке как будто замедлялось, и теперь, когда он стоял среди полок, с каждым шагом ощущал всё большую тревогу. Его дыхание становилось заметным, но он продолжал двигаться, стараясь не привлекать внимания. Вдруг его взгляд зацепился за монитор, на котором так и осталась открытой страница с досье пропавшего психолога. Это был тот самый момент — тот момент, когда он стоял перед решением, которое не мог бы отменить.
Он подошёл ближе, ощущая, как его сердце пропустило пару ударов, когда его пальцы прикоснулись к клавишам. Библиотекарша, которую Тони знал с первого класса, была редко внимательной к таким мелочам. Она часто оставляла компьютер без присмотра, и даже если кто-то подходил, как он сейчас, ничего не изменялось. Она была заботливой и любезной женщиной, которая много раз помогала Тони с его школьными проектами, делала ему замечания, если он забывал вернуться в библиотеку после уроков, и всегда поддерживала его интерес к журналистике. Он всегда чувствовал, что она верит в него, в его способности, в его стремление разгадывать загадки.
Тони знал её пароль. Он знал его потому, что видел, как она неоднократно набирает его, сидя за этим же столом. Пароль был таким же простым, как и её внимание — имена её внуков. «Алекса, Джеймон, Мейсон» — эти имена были для неё как слова молитвы, как то, что связывало её с её родными. Она не скрывала этого от Тони, потому что в глубине души считала его другом, доверяя даже такие мелочи. Он помогал ей с уборкой, с сортировкой книг, иногда даже занимался маленькими делами, которые никто не хотел брать на себя. Эти моменты близости, его постоянная помощь, создавали между ними странную, почти семейную атмосферу.
Тони набрал пароль быстро и почти не задумываясь. Он чувствовал, как его пальцы подскакивают по клавишам, как это происходит автоматически. В голове мелькали только два слова: "Должен узнать". Мисс Николь не будет подозревать, что Тони воспользовался её компьютером — он ведь всегда был вежливым, всегда помогал.
Когда экран открылся, Тони ощутил холодок в животе. Он взглянул на открытый файл. Это было то самое досье — подробности исчезновения психолога, все эти странные обстоятельства, которые он собирался исследовать. Его глаза бегло скользили по строкам, но он не мог сосредоточиться. Внутри него росло чувство предательства. Он знал, что это неправильно. Мисс Николь верила ему, поддерживала его поиски, а теперь он оказался здесь, в её кабинете, вкрадчиво исследуя нечто, что она, возможно, не хотела бы ему показывать. Чувство вины медленно охватывало его, но он не мог остановиться. Он должен был найти ответы, и для этого не было пути назад.
Ему казалось, что весь этот процесс был как предательство. Мисс Николь поддерживала его идеи о расследованиях, но даже она не знала, что именно он собирался раскрыть. Но разве не это делает хороший журналист? - Ищет правду несмотря ни на что? Он был так занят поиском правды, что потерял всякую связь с моралью. Стук сердца стал громче, но Тони продолжал смотреть в экран. Он знал, что если остановится, если сделает шаг назад, всё это исчезнет, и ответы уйдут вместе с этим моментом.
Он быстро скроллил текст, глаза не успевали за тем, что он видел. В то же время его сознание не отпускало одну мысль — что если всё это лишь начало чего-то гораздо более опасного, чем он предполагал? Почему библиотекарша держала этот файл на своём компьютере? Почему она не скрывала информацию о психологе? Это не могло быть случайностью.
Тони продолжал листать досье, и его глаза быстро скользили по строкам, пытаясь понять, что скрывается за этим архивом. Но когда он увидел строки, описывающие исчезновения, его сердце екнуло. В последние годы в их школе пропало ещё четыре психолога — о которых Тони не знал. Странно. Так много людей исчезло, и все эти исчезновения тщательно замалчивались. Что-то не так. Не так, как ему говорили в школе, не так, как оно было представлено на бумаге. И теперь, когда он держал перед собой эти документы, осознавал, что что-то гораздо большее и гораздо более тёмное скрывается под поверхностью.
Он оторвался от текста и нахмурился. Пропавшие психологи. Тони застыл, его пальцы замерли на клавишах, и он не мог не заметить, что его сердце начало биться быстрее, словно вся школа вдруг опустела, а он остался один среди этих тайн.
Имена этих пропавших людей были настолько обыденными и такими же забытыми, как и их исчезновения.

1. Майкл Рэйс. Мужчина, около сорока лет, с короткими тёмными волосами и голубыми глазами. Простой, сдержанный, без лишних слов. Все помнили его как скромного и серьёзного человека, который всегда оставался в своей роли. В досье говорилось, что он пропал полгода назад. Официально — «временно ушел в отпуск». Но его исчезновение было слишком долгим, чтобы не задать вопросов. В том числе, почему школа не пыталась найти его, а просто замолчала.

2. Джейн Хартфорд. Женщина средних лет, с тёмными волосами и добрыми глазами. Она всегда была рядом с учениками, выслушивала их, помогала, поддерживала. И всё же её исчезновение осталось без объяснений. Пропала два года назад, и опять же — её отсутствие стали списывать на «личные причины». Но никто так и не знал, что с ней произошло.

3. Эмили Дэвис. Молодая и энергичная психологиня с каштановыми волосами и яркими глазами. Она обожала свою работу и всегда была готова выслушать и помочь. Она искренне заботилась о своих учениках. Пропала три года назад. Легенда гласила, что она поехала в отпуск, но её отсутствие было настолько длительным, что ни один ученик, ни один сотрудник не мог сказать, что это правда.

4. Марк Симмонс. Мужчина около тридцати лет, с гладко выбритым лицом и светлыми глазами. Он был строгим и профессиональным, всегда держал дистанцию, но у него был свой особенный стиль работы. Студенты его любили за честность и прямоту. Пропал меньше года назад. Его исчезновение стало самым загадочным. Некоторые говорили, что он был слишком настойчив в вопросах безопасности, что мог наткнуться на что-то, о чём ему не стоило знать.

Тони почувствовал, как тяжесть от этих данных сжимает его грудь. Четыре человека — все исчезли, и все эти случаи были скрыты, замалчиваемы. Почему? И что за загадка скрывается в этих исчезновениях? Его разум метался, пытаясь понять, что связывает эти события. Он почувствовал, как его пальцы начинают дрожать. Может, он находит ответы, которые никто не хочет знать?
Тони оторвался от экрана и стиснул зубы. Неожиданно в комнате раздался скрежет — звук, как будто кто-то наступил на старую, хрупкую доску пола. Он вздрогнул. Силы, которые его сдерживали, сдали. Было ощущение, что кто-то рядом. Кто-то следит за ним. Его взгляд быстро метнулся по комнате. Все вокруг казалось таким обычным и спокойным, но в голове всё уже превратилось в хаос. Тони резко повернулся к экрану и быстро закрыл страницу. Его пальцы запотели от напряжения, а дыхание стало тяжёлым. Его разум продолжал работать, но тело предательски не поддавалось.
«Кто это?» — подумал он. Тони огляделся. Тихо. Но всё было как-то чересчур тихо. В комнате не было ни малейшего звука, только тот странный скрежет. Тони сглотнул, пытаясь успокоиться, но его нервы, будто, были натянуты до предела. Он не знал, был ли тот звук случайностью или за ним действительно кто-то следил. Его руки нервно схватились за канцелярский нож, беспечно лежавший среди других канцтоваров на столе. Тони пытался успокоиться, хотя это становилось всё сложнее.
Его мысли были как безумная вуаль, и он знал, что, возможно, это только начало. Но теперь, после всего, что он увидел, он не мог просто уйти. Тони чувствовал, что на этот раз он слишком близко подошёл к правде, чтобы остановиться.
Тони подошел к двери, дрожащими руками сжимая канцелярский нож. Кажется, что звук шел именно от туда. Его грудь тяжело вздымалась от глубоких вдохов, а глаза не отрывались от темного коридора. Страх, который он испытывал, казался настоящим, осязаемым, как если бы кто-то был совсем рядом, наблюдая за ним из темноты. Все вокруг казалось зловещим и незнакомым, даже зловещим в своей тишине. Было какое-то странное ощущение, как будто сама школа полнилась тайнами, и он был слишком близко к разгадке.
«Не могу быть таким трусом, — думал Тони. — Я должен выяснить, кто там.» Его рука с ножом чуть сильнее сжала рукоятку, а на мгновение почувствовал, как металл холодит его ладонь. Он знал, что, возможно, это — единственное, что может его защитить, даже если его жизнь была под угрозой.
С каждым шагом к двери его сердце билось всё быстрее. Тони стиснул зубы, молясь, чтобы он ошибался, чтобы это не было чем-то большим. Он открыл дверь.
Резко. Слишком резко.
Ожидая увидеть кого-то, тень или движущийся силуэт, Тони запрыгнул в коридор, оборачиваясь в последний момент, чтобы встретить взгляд с тем, кто мог его преследовать.
Но... в коридоре не было никого.
Тишина. Мертвая тишина.
Тони встыл на месте, не веря своим глазам. Он осмотрелся по сторонам, глядя на пустые стены и тускло освещенный коридор. Лишь слабое мерцание ламп в дальнем конце коридора нарушало этот мрак. Он слушал, но не слышал ни шагов, ни дыхания — ничего. Было только эхо собственного дыхания, и оно отражалось от стен. Он потряс головой, пытаясь отогнать остатки страха. Просто воображение. Только это. Ничего больше.
Его дыхание стало менее учащенным, но в голове всё равно остался тот странный осадок, ощущение, что что-то тут не так. Он, не раздумывая, сделал несколько шагов назад, возвращаясь в библиотеку и медленно закрывая за собой дверь. В этот момент что-то внутри него сжалось. Он не был уверен, что правильно сделал, не был уверен, что достаточно осторожен, что достаточно защитился.
— Что за чертовщина, Тони? — шептал он себе под нос. — Я что, сошел с ума?
Он отошел к столу, но вдруг заметил, как его взгляд снова метнулся на экран компьютера. Досье. Он не мог оставить все это без внимания. Не мог отказаться от разгадки.
Тони замер. Он чувствовал, как его тело сжалось, и давление страха снова начало нарастать. Он не мог остановиться, он был за шаг до истины, и его любопытство толкало его вперед, как будто все вокруг было частью чего-то огромного, запутанного и темного.
Тем не менее, паника, страх и тревога смешивались в его голове, заставляя его делать быстрые шаги к выходу. Он не мог оставить библиотеку, но он и не мог оставаться здесь. Проблема была в том, что он и сам не знал, как ему выбраться из этого лабиринта. Каждое движение, каждый шаг заставляли его чувствовать себя настолько уязвимым, что казалось, что его могут поймать в любой момент.
Ночь была полна страхов, и ему хотелось просто уйти. Окончательно уйти. В этот момент Тони почувствовал, как внутри всё сжалось, и только один вопрос вертелся в его голове.
Почему ему здесь так страшно?
Он выключил компьютер, не став возвращаться на страницу. В голове звучал последний приказ, который был отдан его телу — уходи. Тони почувствовал, как нервное напряжение отступает, но ему всё равно было не по себе. Он снова шагнул в коридор, оглядываясь и проверяя, что никого не было. Тени на стенах казались странно живыми, шевелились на фоне света из тусклых ламп. Его шаги эхом разносились по коридору. Он не мог позволить себе сомневаться.
Он направился к выходу, каждое движение сдержанное и осторожное. Но что-то внутри подсказывало ему, что он не выбрал правильное направление.

* * *

Тони несся по дороге, как будто весь мир отступил перед ним, оставив только глухую пустоту вокруг. Он не замечал темных облаков, сгущающихся в небе, не слышал, как дождь усиливается, превращая дорогу в скользкую грязь. Каждое движение было усилено чувством отчаяния, которое не отпускало его. Он не знал, что заставляет его так мчаться, что толкает его так сильно давить на педали — эмоции переполняли его, сбивались в один ком, и он не мог сдерживать их.
Слёзы продолжали литься, смешиваясь с дождем, но Тони не пытался их вытереть. В этом не было смысла. Ему хотелось просто убежать — уйти подальше от всего, от людей, от мест, от своих собственных мыслей. Он был так устал, что каждая капля дождя казалась ему тяжёлым грузом, а каждая мысль — ещё одной невыносимой тяжестью на его сердце.
"Почему ты так ненавидишь меня?" — слова Эллиса не выходили у него из головы. Этот вопрос мучил его. Он не знал, что на самом деле было причиной его ощущения отчуждения, но что-то внутри говорило ему, что он мог бы сделать всё иначе. Было чувство вины, будто он сам привёл всё к этому разрыву. Он вспоминал о том, как когда-то они с Эллисом, с Грегори так легко и беззаботно проводили время, как всё было так просто. Но теперь всё изменилось. Он сам изменился. И на его месте теперь был лишь этот бессмысленный бег, который не мог его успокоить. Он не знал, что ищет — возможно, прощение, возможно, покой. Но ни того, ни другого он не мог найти. В голове Тони крутились лишь мрак и одиночество.
Он ускорился, почти не замечая, как его тело напрягается. Колеса скользили по мокрой дороге, но он не чувствовал боли от удара о камни и ямки. Тони кричал, но его крик поглощал дождь и ночь, и казалось, что его голос никто не слышит. Всё было как в тумане. Он терял себя в этой гонке, будто всё вокруг стало для него искажённым и ненастоящим.
Глубокие вздохи мешались с рыданиями, и Тони не мог больше сдерживать эти чувства. Он почувствовал, как его глаза снова наполняются слезами, но в этот момент слёзы не приносили облегчения. Они, наоборот, добавляли боли, отражая в себе всю ту тяжесть, которую он носил в себе, и которую не мог отпустить. Он кричал, но в его крике не было силы, только слабость. Это было похоже на зов, который разрывает его изнутри, и в то же время — на тихую капитуляцию. Он уже не мог сдерживать себя, и, кажется, мир вокруг него перестал существовать.
В голове вновь возникали воспоминания — те моменты, когда они с Эллисом вместе проводили время, когда они просто смеялись и болтали, не думая о проблемах. А теперь было как-то иначе — как будто что-то невидимое тянуло его в сторону, отдаляло от того, что было раньше. От друзей. От себя. Этому не было объяснений.
Он хотел повернуть, поехать в сторону дома, но не мог. Он чувствовал, как страх снова накатывает на него, как этот страх — не только перед тем, что может быть в будущем, но и перед тем, что уже было, что его переживания стали частью него.
Тони не понимал, почему ему так больно, почему он не может остановиться. Велосипед не замедлялся. Он продолжал гнаться вперёд, всё быстрее и быстрее, несмотря на дождь и темноту, несмотря на камни, которые норовили врезаться в колеса. Он не знал, куда едет. Он только знал, что должен продолжать.
Его грудь сжалась от боли, и он заплакал всерьёз, всхлипывая, но продолжая крутить педали. Его сердце бешено колотилось, и он чувствовал, как дыхание становится всё более прерывистым, но не мог остановиться. Он не знал, что он ищет, но его эмоции были настолько сильными, что он не мог себя контролировать.
Первые слёзы Тони были тихими и смущёнными. Но сейчас они были криком. Криком отчаяния.
Тони всё ускорялся. Он не мог остановиться. Колеса велосипеда с бешеной скоростью врезались в мокрый асфальт, и всё, что было вокруг, терялось в тумане. В голове не переставали звучать эти воспоминания, как старые записи, которые он не мог выключить. Он вспомнил, как в детстве, когда учился кататься на велосипеде, отец стоял рядом, крепко держал его, поддерживал. Помнил тот момент, когда отец, отпустив его, говорил: «Теперь ты можешь, держись, не бойся!». Помнил, как, несмотря на страх, он, полный энтузиазма, несся по двору, по дороге, почувствовав эту невероятную свободу, когда ты один, и мир вокруг открыт для тебя. Тогда всё было просто — катайся, не думай, не обращай внимания на мелочи.
А затем — Эллис. Вспышки смеха, свист колес, они катались на велосипедах по заброшенным улицам, а дождь и ветер были лишь фоном для их беззаботного детства. Время пролетало, они снова и снова устраивали гонки, хохоча от радости. Казалось, что впереди всегда будет только дорога, только моменты, когда всё кажется возможным и нет ни боли, ни усталости.
Но сейчас было по-другому. Сейчас, когда Тони почувствовал, как его тело отказывается от контроля, как он не может сдерживать всё, что накапливалось внутри, прошлое взорвалось в его сознании как огненный шар. Смех Эллиса, его поддержка — всё это теперь казалось далеким, как нечто чуждое, потерянное. В голове было только одно — боль. Боль от того, что всё это осталось позади, что отношения рушатся, что этот мир больше не поддается управлению.
Он снова и снова пытался ускориться, ускориться, чтобы забыть, чтобы вырваться из этого глухого ощущения пустоты, которая его поглощала. Колеса скользили по мокрому асфальту, и Тони не заметил, как его ноги начали терять баланс. В этот момент всё вокруг словно потеряло четкость. Он не видел дороги. Он не видел, куда едет. Только ощущение того, что он всё быстрее мчится, что он не может остановиться. Вспышки прошлого и отчаяния снова и снова накатывали на него, как волны.
Вдруг он ослеп. Не в физическом смысле, но всё вокруг стало размытым, мутным. Его сознание, охваченное паранойей и отчаянием, не могло воспринять реальность. Он резко почувствовал, как теряет контроль, как его руки и ноги не слушаются. Время замедлилось, и он не мог остановить это падение в пропасть, эту глухую пустоту внутри. Он хотел кричать, но не мог, только ощущал, как его тело сопротивляется, а душа всё глубже погружается в мрак.
В момент, когда его велосипед потерял сцепление с дорогой, он услышал свой собственный крик: «—Оставьте меня в покое!». Но это было не обращение к кому-то конкретному. Это был крик отчаяния, крик, с которым он пытался избавиться от всего, что его мучило. Весь этот шум в голове, эти воспоминания, эти чувства, которые он не мог ни переварить, ни отпустить.
Тони попытался выровнять велосипед, но не смог. Он резко повернул, когда его колеса зацепились за камень, и срезал поворот. Велосипед не слушался, и Тони, не успев среагировать, повалился в овраг. Камни и земля под ним оказались твердыми, как бетон, и Тони приземлился на колени, сильно ударившись о землю. Ладони сильно расцарапались, он почувствовал, как пошла кровь, но не мог понять, что важнее — боль или то, что происходит в мыслях.
Он оставался на земле, не в силах подняться, пытаясь дышать, пытаясь хоть как-то собраться. В голове был хаос, и Тони не мог понять, что ему делать, куда идти, зачем продолжать. Тёмные облака над головой, дождь, который усилился, и тот же бешеный ритм в его сердце, который не знал покоя. Тони остался сидеть в овраге, сжимая руками свою голову, ощущая, как этот мир вновь и вновь разваливается, не оставляя ему ничего, кроме боли.

* * *

Тони пришёл домой, закрывая за собой дверь, которая привычно скрипнула в тишине. В доме, как всегда, было пусто. Мать снова была на работе, а бабушка, как обычно, сидела в своей комнате, и из-за тонкой стены доносился тихий звук телевизора. Тони знал, что это означает: бабушка не интересуется, где он был, и даже не заметит, что он вернулся.
Он поднимался в свою комнату, едва ли ощущая усталость. Все его тело болело, но в голове было гораздо тяжелее. На столе перед ним стояла доска расследования, на которой висели стикеры, каждый с какой-то информацией, которая теперь казалась частью большой мозаики. В туманном свете настольной лампы он взглянул на эти стикеры, на те фамилии и факты, которые он собрал за последние недели. Его взгляд остановился на новых стикерах — это были имена тех четырёх психологов, которых он только что обнаружил. Все они исчезли при загадочных обстоятельствах, и эта информация заставляла Тони почувствовать, что он не может остановиться.
Он прикрепил их на доску, добавляя к уже существующим стикерам, создавая длинную цепочку, которая, как ему казалось, всё больше и больше связывалась с Пиццаплексом. Все эти психологи пропали в последние несколько лет, и теперь, зная об этом, Тони не мог перестать думать о том, что в его школе скрывается нечто гораздо более серьёзное и опасное, чем он мог бы предположить. Он чувствовал, что должен добраться до Пиццаплекса и исследовать это место. Но для этого ему нужно было попасть внутрь системы, а для этого — украсть бейджик, чтобы незаметно проникнуть в служебное помещение. Он знал, что это рискованно, но в какой-то момент это стало для него единственным возможным шагом.
Внезапно, Тони упал на свою кровать, не в силах больше ничего менять. Он схватил телефон и, не думая, быстро написал Эллису: «Прости». Это было короткое и сдержанное сообщение, но оно отражало всё, что Тони не мог сказать в лицо. Он так и не сказал всё, что было в его голове. Он не мог быть честным с Эллисом, не мог ответить на его вопрос «почему ты меня так ненавидишь?». Тони не знал ответа, а чувство вины, как туман, окутывало его разум. Он не понимал, почему всё сложилось так, как сложилось. Он не мог понять, почему он ушел от Эллиса, почему он стал таким чужим человеком для него.
Он долго смотрел на экран телефона, но ответа не было. Просто пустое пространство. Эллис, возможно, даже не заметил его сообщения, а если и заметил — не знал, что сказать в ответ. Или, может быть, не хотел. Тони не знал. Всё, что он знал — это что между ними снова образовалась пропасть. И эта пропасть была не только между ними, но и внутри него самого.
Тони положил телефон на стол и закрыл глаза. Внезапно его веки стали тяжелыми, и мысли начали путаться. Он не мог остановиться, но это не было важно. Всё, что он чувствовал, было смесью усталости, страха и растерянности. Сон накатывал на него, и он погрузился в него, но это был не сон, а скорее тревожное состояние, как будто его сознание не могло справиться с тем, что происходило.
В этом сне не было ничего ясного. Он снова оказался в той же комнате, но всё вокруг было размыто, в темных, нечётких линиях. Эллис был там, но он как будто не замечал его, и Тони кричал ему что-то, но слова не доходили. Он пытался объяснить, пытался быть честным, но что-то всё время мешало. Он не мог понять, почему его так тянет к этому расследованию, почему он чувствует, что должен продолжать искать, несмотря на то, что всё вокруг рушится. В сновидении был звук дождя и его собственных шагов, и вдруг — тот самый вопрос Эллиса, который был как шрам, как больная точка, к которой он не мог прикоснуться: «Почему ты меня так ненавидишь?» Этот вопрос будет звучать снова и снова, пока Тони не проснется.

Завтра будет новый день.