Утро после
В номер пробивался бледный свет — серый, прохладный, такой типичный для литовских утр, даже если они были в Паневежисе. Занавески колыхались от сквозняка. В комнате царил запах перегретого тела, вина и ещё чего-то нового — их общего.
Кейт открыла глаза первой. Секунду она просто смотрела в потолок, вспоминая, как они с Лукасом рухнули сюда несколько часов назад, рвали друг на друге одежду, целовались так, будто боялись потерять дыхание. Внутри всё ещё горело — и одновременно кололо лёгким стыдом: слишком бурно, слишком открыто…
Она медленно повернула голову. Лукас лежал рядом, на животе, с одной рукой под щекой. Его светлые волосы растрепались, кожа плеч блестела в утреннем свете. Он спал тяжело, как будто всю ночь сражался с кем-то невидимым.
Кейт села на край кровати, подтянула простыню к груди. Тело ломило приятно, но мысль о вчерашней вспышке — о его ревности, ярости, жадности — возвращала тревогу.
Она тихо встала, прошла к окну. За стеклом уже шумели улицы, группа фанатов с плакатами стояла возле отеля. На тротуаре — репортёры с камерами. Волны вчерашнего концерта не остыли.
— Не убегай, — хриплый голос прозвучал позади.
Кейт вздрогнула и обернулась. Лукас приподнялся на локтях, его глаза ещё были сонными, но взгляд — внимательным, почти настороженным.
— Я не убегаю, — мягко ответила она. — Просто… думаю.
Он сел, опустив ноги на пол, провёл рукой по лицу. Потом посмотрел на неё прямо:
— Думаешь о нём?
— Лукас… — она вздохнула. — Мы снова к этому?
— Я не хочу снова, — он встал, подошёл ближе. Его ладони легли ей на плечи. — Я хочу, чтобы ты сказала, что вчера — это не просто вспышка. Что ты… здесь. Со мной.
Она прикусила губу. Страх смешивался с теплом.
— А если я не выдержу всего этого? Пресса, сцена, твоя жизнь… Аланас, фанаты…
— Тогда уйдёшь, — сказал он просто. — Но не оставляй меня без боя.
Его искренность ударила сильнее, чем ревность прошлой ночи. Он больше не требовал, не прижимал к стене — он открывался.
Кейт шагнула ближе, обняла его, уткнулась носом в его шею.
— Я здесь. Пока могу. Пока мы — можем.
Он крепко прижал её к себе, и это объятие было другим: не из ревности, не из страсти — из упрямой веры, что они способны выдержать.
— У нас автобус через два часа, — тихо сказал Лукас, не отпуская её. — Новый город. Новый концерт. И все они будут смотреть на тебя.
— Пусть смотрят, — прошептала она. — Мне всё равно. Я буду рядом.
Он улыбнулся — впервые за ночь и утро искренне.
И в этой улыбке она почувствовала: настоящая битва только начинается.