Глава 20. Часть 2.
Она посмотрела долгим взглядом, её тёмные глаза, так похожие на глаза Джоанны, искали во мне правду, ложь, вину. Я чувствовал, как её взгляд проникает глубже, чем хотел, словно она видела все мои провалы — моменты, когда я не успел, не защитил, не остановил. Затем она отступила, открывая дверь шире, и жестом пригласила войти. Её рука дрожала, но была твёрдой, как будто привыкла держать себя в узде.
Внутри дом был тёплым, но пропитанным скорбью, словно стены впитали слёзы и молчание. Запах лаванды, слабый и сладкий, смешивался с пылью, осевшей на старой мебели, покрытой выцветшими тканями. Деревянные полы скрипели под шагами, каждый звук эхом отдавался, напоминая о пустоте, оставленной Джоанной и Беном.
На стенах висели фотографии в простых рамках, стёкла покрыты тонкой пылью, но лица были живыми, словно время не могло их стереть. Джоанна в детстве, с косичками и мороженым, улыбка яркая, как солнце. Джоанна на выпускном, в синем платье, с мечтами в глазах. Джоанна с Беном, их руки переплетены, смех запечатлён в недолговечном моменте. Но одна фотография притянула взгляд: молодая Джоанна, улыбающаяся, с маленькой девочкой на руках, чьи тёмные глаза были её зеркалом, полные той же искры, той же силы.
Миссис Ли заметила мой взгляд и подошла к стене, пальцы коснулись рамки с нежностью, резанувшей меня по сердцу. Движение было медленным, ритуальным, словно она каждый день приходила к этой фотографии, напоминая себе, что потеряла — и что осталось.
— Она всё знала, — сказала она, голос дрожал, но был полон силы, как молитва, повторяемая годами. — Даже ребёнком. Джоанна не могла молчать, видя несправедливость. Ей грозили, запугивали, но она продолжала. Я умоляла её уехать, оставить всё, спасти Стеллу... — Она замолчала, глаза наполнились слезами, но она сжала губы, не давая им пролиться. — Она улыбнулась. И осталась.
Вина, которую я нёс семь лет, сжала грудь, как петля. Я знал Джоанну такой — упрямой, храброй, готовой сражаться, даже если это стоило жизни. Я вспомнил её в комнате для допросов, напряжённые плечи, голос, полный огня, когда она говорила о коррупции, о системе, пожирающей город. Я не защитил её тогда, поверив Кравену, его словам, что она ненадёжный источник. Теперь, перед её матерью, перед фотографией её дочери, вина жгла, как раскалённый металл в венах. Я вспомнил Стеллу в приюте, её сухие глаза, твёрдую руку, передающую тетрадь, её слова, резавшие, как нож: «Запоздалые.» Она была там, в холодных стенах, спрятанная Джоанной, и теперь её жизнь зависела от нас.
— Стелла, — сказал я, голос тише, чем хотел, словно боялся, что её имя сделает ответственность осязаемой. — Мы нашли её в приюте. Она передала тетрадь. Знала о сейфе в маяке. Она там в безопасности?
Миссис Ли повернулась ко мне, взгляд стал острее, словно решала, доверять ли. Затем вздохнула, плечи опустились, как будто сбросила груз, носимый слишком долго.
— Да, — сказала она, голос ровнее, но с болью, как трещина в стекле. — Джоанна спрятала её в приюте, чтобы защитить. Она знала, что её враги не остановятся. Стелла была её светом, но держать её рядом было слишком опасно. — Она помолчала, взгляд твёрже. — Кравен видел Стеллу с ней семь лет назад, когда Джоанна была в участке, но после её смерти он потерял интерес к ребёнку, считая, что она не выжила или не представляет угрозу. В завещании Джоанна написала твоё имя. «Если со мной что-то случится — Дэвид Мур позаботится о Стелле». Ты теперь её защита.