Глава 15. Часть 1. Кравен.
ЭВЕЛИН.
Кабинет Нормана Кравена был воплощением холодной власти, как будто каждая деталь — от полированного дубового стола до высоких окон с видом на город — была создана, чтобы напоминать о его могуществе. Серый свет, пробивавшийся сквозь стекла, падал на стопки бумаг, аккуратно сложенные, как будто хаос этого мира не смел коснуться его пространства. Стены украшали дипломы в чёрных рамках, фотографии — Кравен с мэром, Кравен с комиссаром, Кравен на фоне полицейского управления, его лицо всегда с той же сдержанной улыбкой, которая не доходила до глаз, как будто он знал, что камера не видит его истинной природы. Воздух пах кожей дорогого кресла и слабым ароматом сигар, но за этой роскошью чувствовалась стерильность, как в операционной, где жизнь и смерть решались одним росчерком пера. Это было место, где принимались решения, от которых зависели судьбы — или их конец.
Кравен сидел за столом, его пальцы сложены в замок, а взгляд был прикован к нам, как лазерный прицел, холодный и точный. Его седеющие волосы были зачёсаны назад, а тёмный костюм без единой складки подчёркивал, что он давно не тот детектив, который бегал по улицам, пачкая ботинки в грязи Пайн-стрит. Теперь он был заместителем комиссара, человеком, который мог одним звонком уничтожить карьеру или человека. Тишина в его голосе, когда он заговорил, была опаснее любого крика, как затишье перед выстрелом, когда воздух дрожит от напряжения.
— Вы нарываетесь, — сказал он, его слова были медленными, выверенными, как будто он пробовал их на вкус, прежде чем выпустить в воздух. — Делаете врагов. Хотите умереть героически?
Я почувствовала, как холод пробежал по спине, как будто кто-то провёл льдом вдоль позвоночника, но заставила себя стоять ровно, глядя ему прямо в глаза. Его взгляд был тяжёлым, как будто он видел нас насквозь — не Эвелин Рэй и Дэвида Мура, а две мишени, которые слишком близко подошли к его миру. Я знала, что он не просто угрожает. Он предупреждал, и это предупреждение было последним, как последний вздох перед тем, как палач затянет петлю. Я вспомнила Лору, её лицо, её голос, когда она говорила о правде, которая стоит любой цены. Она тоже столкнулась с людьми вроде Кравена. Теперь, стоя в его кабинете, я чувствовала, как её тень стоит за мной, шепча, чтобы я не отступала.
— Мы хотим знать, почему умерла Джоанна Ли, — ответила я, мой голос был твёрдым, несмотря на то, что внутри всё сжималось, как будто стены этого кабинета давили на грудь. — И почему исчезли те, кто пытался докопаться до истины.
Кравен не моргнул. Его лицо осталось неподвижным, как маска, вырезанная из камня, но я заметила, как его пальцы на секунду сжались сильнее, прежде чем расслабиться, оставив едва заметные следы на коже. Это был единственный намёк на то, что мои слова задели его, но этого было достаточно, чтобы понять — он знает. Знает о Джоанне, о Бене, о "Красной Папке", о Ричарде Карлсоне, о моём жетоне, который лежал в сейфе Джоанны. Я вспомнила видео из флешки, где Джоанна передавала папку человеку в тени, и подумала, не был ли Кравен тем, кто стоял за кадром, дёргая за нитки.
— Уходите, детективы, — сказал он, его голос стал ниже, почти шёпотом, но в нём чувствовалась сталь, как лезвие, приставленное к горлу. — Пока у вас ещё есть значки. И пульс.
Я стиснула зубы, чтобы не ответить, чтобы не дать ему увидеть, как его слова режут меня, как нож. Его угроза была не просто словами — это был приговор, произнесённый с холодной уверенностью человека, который знает, что может его исполнить. Дэвид рядом молчал, но я чувствовала, как напряжение исходит от него, как жар от раскалённого металла. Его рука, лежащая в кармане куртки, была сжата в кулак, и я знала, что он сдерживает себя, чтобы не броситься на Кравена прямо здесь, в этом стерильном кабинете, где всё кричало о его власти.