Глава 3. Призрак дела.
ДЭВИД
Когда-то я думал, что дело можно закрыть, поставить на полку и забыть, как старую книгу, которую никто больше не откроет. Но теперь знал: есть расследования, которые не умирают. Они живут в трещинах памяти, словно призраки, и возвращаются спустя годы — в виде мёртвых тел, уложенных с пугающей аккуратностью в заброшенных домах.
«Красный ворон» был именно таким призраком. Семь лет назад он похоронил мою карьеру, выкинул меня из мэрии, оставил с виной, что въелась под кожу, как ожог. А теперь он вернулся. Не чтобы снова напомнить о себе — чтобы добить. Я чувствовал, как его тень снова сжимает мне горло.
Я сидел в машине — старом, прокуренном «Форде», где обивка хранила запах пыли и сигарет, от которых я не избавился даже после смерти матери. Она ненавидела табак, говорила, что он крадёт жизнь медленно и подло, но сегодня мне было плевать. Холодный воздух вползал через приоткрытое окно, смешиваясь с дымом дешёвой сигареты, которую я держал меж пальцев. Дым царапал горло, но хоть он перебивал металлический привкус во рту — тот самый, что остался после дома на Пайн-стрит.
Лицо Джоанны Ли не уходило из головы. То, как лежало её тело. Горло. Тишина в комнате, в которой всё было чересчур аккуратно. Я вспоминал её глаза. Прежние. Те, что смотрели на меня в комнате для допросов, когда она дрожащим голосом рассказывала о записях, счетах, угрозах. Тогда я поверил ей. А потом она исчезла. И теперь вернулась — мёртвой.
Я смотрел на тлеющий кончик сигареты, будто он выжигал во мне слабость.
— Ты замолчал, — сказала Эвелин. Она сидела справа, в пол-оборота к окну. Её профиль — вырезанный из камня: точные линии, ровная шея, губы, сжатые в тонкую нить. Волосы, убранные в хвост, не шевелились, словно даже ветер не решался тронуть её.
— Думаю, — ответил я и выдохнул дым. Он расплылся в салоне, как воспоминания, от которых невозможно убежать. — Это не просто убийство. Это приглашение. Кто-то оставил нам тело, как шахматист выставляет фигуру на поле.
— Думаешь, это снова «Красный ворон»? — Она повернулась ко мне. Её голос был спокойным, но глаза — нет. Они напряжённо искали во мне что-то. Ответ? Слабость? Уверенность?
— Это не просто остатки старого дела. Это что-то новое. Но с теми же руками. Или с тем же почерком. — Я затушил сигарету о пепельницу и уронил окурок туда, не глядя. — Джоанна не должна была вернуться. Не так.
Эвелин молчала, и я чувствовал, как её взгляд прожигает щеку.
— Её убили как предупреждение, — сказал я. — Или как наказание. Но не для неё. Для меня. Кто-то хочет, чтобы я знал: они следят.
Она не удивилась. Только опустила глаза и кивнула.
— Ты хочешь снова копать?
— А ты?
— Я уже по уши. — Она чуть улыбнулась. Почти.
Я включил зажигание. Двигатель заурчал, словно ему тоже не хотелось снова в эту игру. Мы поехали в участок, но я знал — дальше будет глубже. Грязнее. Громче.
Потому что мёртвое дело ожило. А я — единственный, кто его помнил.