Тишина и отклики
После той ночи библиотека изменилась. Не физически — всё оставалось на своих местах: деревянные стеллажи, потёртые корешки книг, абажурные лампы, рассеивающие тёплый свет. Но воздух между полками стал другим. Он хранил в себе дыхание, прикосновения, взгляды. Стены, казалось, запомнили их молчание, наполненное значениями. И теперь всё казалось насыщенным — до дрожи в пальцах, до кома в горле.
Фрин пришла раньше обычного. Она не хотела, но не могла не прийти. Не прийти означало признать, что что-то изменилось, что-то испортилось — а она не была готова к этому. Она села за их привычный стол и разложила тетрадь, ручку, книгу. Всё — по привычке, автоматично, как будто повторение ритуала может вернуть то, что было.
Но внутри неё уже всё гудело: тревога, неловкость, воспоминания. Вспышки ночи — как яркие кадры под веками. Тонкие пальцы на её спине. Шёпот имени. Поцелуй, от которого сжималось сердце. Слишком живо, слишком реально, чтобы теперь делать вид, будто ничего не произошло.
Когда Бекки появилась, Фрин инстинктивно выпрямилась. Та подошла неспешно, с усталым лицом и чуть взъерошенными волосами. На ней был тёплый свитер цвета сливы, и она казалась одновременно далёкой и близкой. Их взгляды встретились на секунду — и Фрин почувствовала, как внутри сдавило грудь.
— Привет, — сказала Бекки почти шёпотом.
— Привет, — ответила Фрин, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.
Бекки села напротив, открыла ноутбук и принялась набирать что-то, не поднимая глаз. Между ними повисла тишина — но не та, уютная, что раньше. Эта тишина была колючей, нервной. Казалось, она росла, как иней на стекле: медленно, но неумолимо.
— Ты в порядке? — наконец спросила Фрин.
— Да. Просто устала, — коротко ответила Бекки.
Она не улыбнулась. Не посмотрела. И это было хуже любого ответа.
Фрин сделала вид, что читает. На самом деле буквы расплывались, слова не складывались в предложения. Её пальцы сжали край страницы — слишком сильно, до побелевших костяшек. Внутри всё клокотало. Что это было? Просто момент? Ошибка? Или... тоже что-то значило?
Они ушли вместе, но молча. Вечер был холодный, влажный, асфальт блестел после дневного дождя. Туманные фонари отбрасывали тусклые круги света, в которых они шли рядом, но не вместе.
— Я... — начала Фрин, потом замолчала.
— Что? — спросила Бекки, не останавливаясь.
— Я не знаю, как теперь с тобой говорить, — выдохнула Фрин. — Всё стало другим.
Они остановились. Бекки посмотрела на неё. В её глазах не было злости, только усталость. Словно она тоже не спала, словно всё это тревожило её ничуть не меньше.
— Мне жаль, — сказала она тихо. — Я не хотела, чтобы стало хуже.
Фрин сглотнула.
— Просто... после той ночи я всё время думаю, правильно ли это. А ты вдруг — холодная. И я не понимаю, это потому что ты жалеешь? Или потому что я тебе больше не нужна?
Бекки резко выдохнула, отвернулась.
— Я не жалею, — сказала она. — Но мне страшно. Всё это — слишком. Слишком быстро, слишком близко. Я не умею...
— Я тоже не умею, — перебила её Фрин. — Но я хочу попробовать. А ты?
Они снова замолчали. Прохожие шли мимо, кто-то смеялся, кто-то говорил по телефону. В мире ничего не происходило. Только между двумя девушками, стоящими под фонарём, шло молчаливое сражение — не друг с другом, а с собственными страхами.
— Я не хочу тебя потерять, — сказала Бекки, и голос её дрогнул. — Но я боюсь, что, если мы продолжим, всё станет ещё сложнее. Что я опять закроюсь. Что тебе станет больно.
Фрин шагнула ближе. Её пальцы слегка коснулись руки Бекки.
— А если мы не попробуем, мне будет больно уже сейчас.
На следующий день они снова встретились в библиотеке. Бекки пришла позже. Она села рядом, как раньше, но чуть ближе, чем в прошлый раз. Их локти соприкасались, и Фрин почувствовала это прикосновение всем телом.
— Я не уверена, как с этим справиться, — сказала Бекки, не поднимая глаз от тетради. — Но если ты рядом, мне чуть легче.
Фрин кивнула. Слова не всегда были нужны. Главное — что они снова начали слушать друг друга.
Библиотека вернула тишину — ту, прежнюю. Но теперь она звучала иначе. Не как пустота. А как ожидание.