Слово, которого не было
В тот день библиотека была закрыта на санитарную обработку. Ни таблички, ни предупреждения на сайте — просто тихая, раздражающая невозможность попасть туда, куда тянуло, как домой. Фрин стояла у двери, глядя на записку, и чувствовала, будто выбили почву из-под ног.
— Отличный повод наконец-то сходить куда-то, — раздался знакомый голос.
Бекки стояла чуть позади, в бордовом пальто, с распущенными волосами и мягкой полуулыбкой. Она выглядела спокойной, даже немного уверенной — по-новому. По-взрослому.
— Только если вместе, — ответила Фрин, слишком быстро, чтобы это было невзначай.
Они отправились в кафе за углом — то самое, мимо которого всегда проходили, но ни разу не заглядывали. Уютное, с деревянной мебелью, тусклым светом и слегка пряным запахом специй. Казалось, его вырвали из другого времени, другого города, где никто не торопится.
Фрин выбрала столик у окна. Села так, чтобы видеть улицу, но всё равно чувствовала: всё её внимание сосредоточено на Бекки. Та сняла пальто, сложила аккуратно, как всегда, и села напротив. Их колени почти касались.
Они заказали чай — мятный и чёрный с бергамотом. Разговор не клеился. Слова были, но не главное. Главное — в том, как Бекки прикасалась к чашке. Как смотрела в окно, но краем взгляда следила за Фрин. Как Фрин подносила чай к губам, забывая глотнуть, просто чтобы иметь повод не отводить глаз.
— Я скучала, — вдруг сказала Бекки.
Фрин моргнула. Раз.
— Сколько… с утра прошло? — попыталась отшутиться.
— Не об этом, — Бекки подняла глаза. — Скучала до того. До сегодня. Когда ты ещё не приходила. Когда я не знала, кто ты.
Эти слова были тише шума за соседними столиками. Тише музыки. Но громче всего, что звучало в Фрин до этого момента. Она опустила взгляд. Но Бекки продолжила:
— Ты... врываешься не как буря. Ты просачиваешься. Молча. Как будто была всегда. Я не знаю, как это объяснить, но с тобой молчание — не пустота. Оно — как полотно, на котором что-то растёт. Тепло.
Фрин не сразу поняла, что её пальцы дрожат. Она сжала ладонь на колене и попыталась улыбнуться. Но улыбка вышла слишком живой.
— Это страшно? — спросила она.
— Это — по-настоящему, — ответила Бекки.
Молчание вернулось. Но оно уже было другим. Оно дышало. Оно обволакивало, как тёплый плед. И когда Бекки положила ладонь на стол — ближе к центру, но не дотронувшись — Фрин протянула свою. Медленно. Осторожно. И замерла в миллиметре.
— Можно? — прошептала она.
Бекки кивнула. Их пальцы сомкнулись. Неуверенно сначала. Потом крепче. Молча. И Фрин впервые подумала: ладони могут быть словами.
Они сидели так, пока не остыл чай. Пока музыка в кафе не сменилась на что-то более грустное, почти джазовое. Пока официантка не подошла в третий раз с неловкой улыбкой: «Что-нибудь ещё?»
Фрин хотела сказать: «Оставьте нас здесь, навсегда». Но вместо этого просто покачала головой. И Бекки сделала то же.
Они вышли на улицу. Сумерки уже заполнили город. Фонарики отражались в мокром асфальте, и воздух был пронизан чем-то сладким — весной? ожиданием?
Они шли молча. Рядом. Рука к руке. И однажды, на повороте, Фрин остановилась. Бекки тоже. Лица близко. Тихо. Спокойно. Но внутри — вихрь.
— Можно я задам тебе вопрос? — прошептала Фрин.
— Любой.
— Когда ты в последний раз хотела, но не решалась?
Бекки посмотрела прямо в глаза. Не отводя.
— Прямо сейчас, — сказала она.
Фрин шагнула ближе. Она не касалась. Только дыхание. Тепло губ. Она медлила. Не потому что не хотела — наоборот. Потому что слишком хотела, и не хотела разрушить хрупкость момента.
И тогда Бекки сама преодолела последнее расстояние. Легкое движение. Мягкое. Прозрачное. Как будто губы встретились не в поцелуе, а в обещании. Долгом взгляде. Переплетении тишины.
И Фрин подумала: вот и всё. Вот и началось.
Поцелуй был неторопливым. Глубоким. Мягким, но без сомнений. Не импульсом. Решением.
Когда они отстранились, Фрин коснулась щеки Бекки:
— Ты вся горишь.
— Я киплю. С утра. Просто скрывала.
Они смеялись. Тихо. И в этом смехе было всё — признание, страх, освобождение.
Они шли дальше, рука в руке. И теперь этот город стал другим.
Они тоже.