Привычка молчать
Университетская библиотека не менялась. Та же тишина, что тянулась между полками, как шелк. Те же высокие потолки, настольные лампы с тёплым светом, запах бумаги и пыли. Всё это обволакивало, как старая, добрая песня, которую включаешь не ради смысла — ради чувства.
Фрин зашла чуть позже, чем обычно. Лёгкий ветер успел спутать волосы, щёки всё ещё хранили прохладу улицы. Она провела пальцами по локонам и, не оглядываясь, пошла к привычному месту. Сердце билось чуть быстрее, чем обычно. Она себя за это мысленно одёргивала.
Бекки уже была там. Сидела, подперев щёку рукой, и читала — в её позе было что-то поразительно спокойное, но и уязвимое одновременно. На ней был светло-серый свитер, слишком длинные рукава скрывали запястья. Волосы собраны в низкий пучок, пара прядей мягко касались шеи. Фрин остановилась на секунду. Просто посмотреть.
Она не понимала, как из всех мест, из всех людей — именно это стало точкой притяжения.
— Привет, — сказала она, опускаясь рядом.
Бекки подняла взгляд и… улыбнулась. Почти незаметно. Только уголки губ. Но внутри у Фрин что-то дрогнуло.
— Ты принесла тот самый блокнот? — спросила Бекки, и в её голосе уже не было вчерашней осторожности.
Фрин кивнула и вытащила его. Серый, мягкий, чуть потрёпанный. Они открыли книги. Но на этот раз что-то было иначе. Вроде бы всё по-прежнему — страницы, записи, чай в термосе — а воздух будто изменился.
Не давил. Манил.
В течение первого часа они почти не разговаривали. Только обмен взглядами, короткими, но красноречивыми. То она ловила, как Бекки закусывает губу, перечитывая абзац. То Бекки бросала беглый взгляд, когда Фрин наклонялась, записывая что-то особенно быстро, будто за мыслью нужно успеть.
— У тебя есть привычка молчать, — вдруг сказала Бекки.
Фрин оторвалась от тетради, удивлённо приподняв бровь.
— Это плохо?
— Нет, — Бекки посмотрела на неё прямо. — Это как музыка. Без слов. Но я всё равно слышу.
Фрин усмехнулась и потянулась к термосу. В голове что-то перемешалось. Страницы уже давно стали фоном, настоящим текстом становились только фразы между ними.
— Хочешь? — она протянула крышку, наполненную горячим чаем.
Бекки кивнула и взяла её так, что пальцы опять коснулись. На этот раз чуть дольше. Тепло прошло по коже, как ток.
— Мята с чабрецом, — пояснила Фрин. — Домашний. Успокаивает.
— Мне не хочется успокаиваться, — почти прошептала Бекки, смотря в чай, будто в зеркало.
Фрин почувствовала, как щёки заливает жар. Она опустила глаза и сделала вид, что ищет ручку.
Внезапно Бекки потянулась к своей тетради, написала что-то, вырвала страницу и придвинула.
Фрин взглянула:
«Тебе всегда было легко быть в одиночестве?»
Она немного помедлила, а потом тоже написала, ниже, другим почерком:
«Нет. Но я научилась делать вид»
Бекки прочитала, откинулась назад и молча смотрела на лампу. Её губы были чуть приоткрыты. И Фрин не могла отвести взгляд. Молча она взяла новый стикер и написала:
«А ты? Ты всегда такая тихая?»
Бекки кивнула. А потом медленно, очень медленно, наклонилась ближе и прошептала:
— Я просто боюсь, что если начну говорить, то больше не смогу остановиться.
Фрин ничего не ответила. Только почувствовала, как сердце дёрнулось. И больше уже не выпрямилось.
Они снова замолчали. Но это молчание было другим. Более насыщенным. Как тёмный шоколад — терпким, вязким, сладким на грани боли.
Вечер затягивался. За окнами темнело. Свет в библиотеке становился уютнее. Кто-то уже собирал вещи, а они сидели, как будто им разрешено больше, чем остальным. Словно у них был абонемент на тишину.
Когда они встали, Бекки не надела куртку сразу. Она стояла, словно чего-то ждала. Фрин уловила этот момент и не упустила его.
— Завтра ты придёшь?
— Только если ты принесёшь чай, — Бекки прикусила губу. — И ответишь на вопрос.
— Какой?
— Потом спрошу, — тихо.
Они вышли вместе. Плечом к плечу. Шаги глушились ковром, за дверью звучал вечерний город.
Когда они оказались на улице, ветер подхватил волосы Фрин. И Бекки вдруг подняла руку — и поправила прядь за ухо. Осторожно. Почти нежно. Пальцы скользнули по щеке. Мгновение. Но внутри — целая буря.
— До завтра, — сказала Бекки.
— До завтра, — повторила Фрин. И добавила, почти неслышно: — Без спешки.
Они разошлись в разные стороны. Но в той тишине, что осталась между ними, уже было слишком много слов, чтобы не вернуться.