Глава 13. Свидетельница.
С Майклом-младенцем мне необычайно везло, хотя сначала я этого не понимала: не с чем было сравнивать.
Честно говоря, я ожидала, что не смогу продолжать работать. Когда беременность близилась к завершению, меня засы́пали страшными предостережениями.
«Готовься, – говорили мне. – На себя времени не останется. Некогда будет даже ванну спокойно принять».
И так далее.
«А когда станет легче?» – донимала я, как сейчас помню, подругу – мать трех девчонок. До появления Майкла оставалось недели две, и ответ подруги я никогда не забуду: «Ах, Тереза, легче не станет никогда. Вот подожди подросткового возраста…»
В тот день, вернувшись домой, я ревела и ревела, накручивая себя, что цветочный магазин придется продать.
Но знаете что?
Все предсказания и близко не были похожи на правду.
Отлично помню, какая паника охватила нас за порогом роддома. Я поразилась, что нам всерьез позволяют забрать этот крошечный сверток, хотя мы ни малейшего понятия не имеем, что творим. И помню, как в первые недели просыпалась по ночам в перерыве между кормлениями, в испуге, что забыла положить сына в переноску и он свалился с кровати.
«Лукас, где ребенок? Куда я дела ребенка?»
И поразительно быстро все улеглось.
Майкл оказался спокойным улыбчивым младенцем. Легким ребенком. Моя мама приезжала посидеть; я пользовалась ее помощью, чтобы как-то держать магазин на плаву, а к десятой неделе Майкл привык спать всю ночь.
Он относился к тем детям, которые, если сыты и умыты, прекрасненько занимают сами себя. Я могла положить его на циновку, под детский мобиль-карусельку, и он улыбался и агукал.
– Ты была другой, – говорила мама. – Это у него от отца.
Благодаря невозмутимости Майкла я начала работать в магазине гораздо раньше, чем собиралась. Мы укрепили на потолке крючок, и я купила сыну прыгучее креслице. Он часами сидел в своих маленьких качелях, качался вверх-вниз, наблюдал, как я собираю заказы, гукая на всех покупателей. Качнулся. Гукнул. Качнулся. Улыбнулся…
Мой прекрасный Майкл прошел через ад, а я и понятия не имела. Я так отвлеклась, думая об Эллис, о ее семье, о чертовых открытках, что не замечала того, что творится под носом. Не видела, как рушится жизнь моего бедного сына.
Я была потрясена, когда он наконец вывалил все. Опять же, какая наивность! Я даже не подозревала, что у них был секс…
– Ты готова, милая? – Лукас стоит на пороге комнаты. – Майкл внизу.
– Да. Конечно.
В гостиной я снова повторяю Майклу то, что говорила столько раз за последние двадцать четыре часа. Что время сожалений и всяких «ах, если бы» прошло и пора смотреть правде в лицо. Напомнила ему, что теперь он не один. Если она захочет родить, мы окажем поддержку. Как семья. Майкл не должен чувствовать, что они обязаны жить парой. Или остепениться. Они чересчур юны. Но он должен участвовать в жизни малыша. Оказать поддержку. Принять то, что произошло. А мы поддержим его. Их. Ребенка.
Майкл бледен. Лукас бледен. Интересно, только одна я думаю, насколько тяжелее сейчас родителям Салли? Ей шестнадцать…
Мы едем в молчании. Двадцать минут. На последней миле Майкл показывает дорогу. То, что мы даже не знаем, где живет его подружка, много говорит о ситуации. Я подвозила его до кинотеатра. Они встречались в городе. Ехали на автобусе.
Интересно, где они занимались сексом…
Эта мысль возвращает меня в поезд. К Лизе и тому парню. Как они могли. В туалете поезда. Какая ирония – особенно если вспомнить мою высокомерность…
Я включаю радио, но Майкл просит выключить.
– За почтовым ящиком налево. Второй поворот направо. Вон там. Особняк в конце тупика.
Славный дом. Красный кирпич, крыльцо увито растениями. Рамы на окнах свежеокрашены, перед домом безукоризненный садик. Аккуратно постриженная лужайка, клумбы с розами и море садовой герани. Не знаю, почему я так долго все это рассматриваю. Наверное, просто не хочу выходить из машины.
– Ну, готов, сын? – Лукас первый открывает дверцу.
Майкл пожимает плечами. Я смотрю на него в водительское зеркало и вижу, что мальчик так и не пришел в себя. Он постоянно повторяет, что они предохранялись.
«Мы пользовались презервативом. Я не понимаю».
– Я уже говорила, милый. Что есть, то есть. Мы здесь ради тебя. А теперь пошли.
Родители Салли представляются, но рук мы друг другу не пожимаем.
Салли сидит, сжавшись, в широком кресле, прижав к животу подушку, бледная, как Майкл.
– Салли не хотела этой встречи, но мы решили – с учетом их возраста, – что встретиться нужно. – Кайли словно отрепетировала эту речь.
Я замечаю, что ее муж уперся взглядом в Майкла. Могу только представить, что происходит у него в голове.
Он ведь хороший парень, мой Майкл. Ну да, он напортачил, но ведь и она тоже. Жаль, что мне не хватает духу сказать ее отцу, чтобы прекратил так пялиться на моего сына.
– Нам нужно определиться, в каком положении сейчас две семьи. И куда мы движемся. – Кайли глядит на меня.
– Думаю, вы правы. Важно поговорить. И прежде всего хочу сказать: мы безмерно сожалеем, как, наверное, и вы – несомненно, куда больше, – что они очутились в таком положении в столь юном возрасте. – Чувствую на себе взгляд Лукаса; он чуть склоняет голову – поддерживает меня знаком, прежде чем заговорить.
– Как я понял, они пытались проявлять благоразумие. – Лукас поворачивается к отцу Салли, однако встречает ледяной взгляд.
– Ей шестнадцать.
– Папа, пожалуйста… – Салли искоса смотрит на все еще бледного Майкла, который уставился в пол.
– Что хотелось бы прояснить… – Я обращаюсь к родителям Салли. – Мы готовы сделать все возможное для поддержки Салли.
– Салли отказалась от аборта. Но возможно, она решит отдать ребенка на усыновление.
Меня словно под дых ударили. Наш внук…
Кайли смотрит дочери в глаза.
– Это мы всё еще обсуждаем. Нужно о многом подумать. Выпускные. Колледж… – Голос Кайли прерывается, а я чувствую ужасную бурю в животе.
– А не удастся ее отговорить? – Лукасу пришлось прочистить горло.
– Салли самой решать. – Теперь Кайли глядит на своего мужа. – Она, конечно, посоветуется с Майклом. Нам же надо определить, чего мы все хотим. С точки зрения поддержки.
– Я уже сказал Салли, что поддержу ее. – Майкл смотрит прямо на Салли. – Я ей говорил.
– Тебе бы стоило подумать о последствиях до того…
– Папа! Пожалуйста, не надо. Пожалуйста. – Голос Салли еле слышен.
– Вы ожидаете услышать от нас что-то еще? Помимо того, что Салли и Майкл получат нашу полную поддержку? – Я чувствую, как сжался от напряжения левый кулак.
– Нет. – Кайли задирает подбородок. – Я… Просто было необходимо убедиться, что всем понятно, какая сложилась ситуация.
Она встает, намекая нам, что пора уходить. И что вся эта встреча – только проверка, что Майкл во всем нам признался.
Я протягиваю Кайли карточку с моим личным адресом электронной почты.
– Спасибо.
Мы расстаемся в молчании. Рук не пожимаем. Говорить больше не о чем.
Домой едем тоже молча. В свои семнадцать лет Майкл станет отцом. Я хочу высказаться, сказать, что выращу внука. Они ни в коем случае не должны отказываться от ребенка. От ребенка Майкла…
А когда мы въезжаем на дорожку перед домом, меня поджидает еще один сюрприз. Из почтового ящика торчит новая открытка. На сей раз без конверта. Черная, с яркими буквами.
Сейчас восемь вечера. А значит, тот, кто этим занимается, был у нашего дома.
Я ошарашенно стою у крыльца, представляя, как на этом же самом месте стоял чужой человек, и боюсь представить, что это значит. Для меня и для моей семьи. Понимаю, что должна была с самого начала отправиться в полицию. Рассказать Лукасу. А еще понимаю, что сегодняшняя ночь – не обо мне, не об Эллис и не о том, что значат, а чего не значат эти открытки.
Сегодняшняя ночь – о Майкле.
Я слежу…
09:00
Мне нравится, что ее грызут сомнения.
Вот почему мне нравится следить за людьми. Вот почему я должен это делать.
Даже не помню, как все началось. Только знаю, что это важно. Нужно следить, потому что это крайне важно – понять разницу в поведении человека, знающего, что за ним следят, и не знающего о том.
Понимаете, некоторые люди почти не меняются, следят за ними или нет. Однако большинство – совсем иные. Этого не поймешь, пока не последишь продолжительное время.
Иногда – и это тоже важно – многого и не требуется. Люди просто начинают понимать. Выдают себя. Тогда следить становится еще интереснее, потому что они вдруг поворачиваются. К окну. Закрывают ставни или шторы. Включают свет. Проверяют дверь.
А иногда приходится немного им помочь. Взбаламутить. Чтобы появился взгляд, который я научился понимать и который, пожалуй, нравится мне больше всего.
Когда человек чувствует, что за ним следят, но уверенности в этом у него нет.
КОНЕЦ 13 ГЛАВЫ!!!
Будьте добры подпишитесь!!!!
Благодарности сюда
5336 6901 7489 3810
07/22