Глава XI - первый финал: Потеря.
Утро началось с тихого стона, который прорезал тишину квартиры. Макс проснулся резко, как от выстрела. Девушка лежала, свернувшись в комок, её тело содрогалось, пальцы вцепились в простынь.
Он подскочил, подхватил её, держал за плечи, шептал что-то тёплое, но голос дрожал. Адель дрожала всем телом, словно в лихорадке. Кожа бледная, губы синие. Он чувствовал, как что-то неладное происходит.
— Держись… ты слышишь, держись… — шептал парень, прижимая девушку к себе, но она не реагировала.
Макс не стал ждать. Схватил куртку, накинул на неё, обмотал пледом, на руки — и вниз, к машине. Плевать на соседей, плевать на прохожих. Он ехал по встречке, под проливным дождём, со скоростью, которую не позволял даже его инстинкт выживания.
В приёмном покое ему кричали: «Ожидайте!» — но он не отдал девушку на руки санитару, пока сам не убедился, что ей дадут помощь. Он кричал, умолял, угрожал. Врачей сбежалось трое. Девушку увезли на каталке. Макс остался в коридоре, стоя, как выжатый, весь в мокрой рубашке и чужой боли.
Время ползло, как смола. Каждый тик часов — как нож в грудь. Он сжимал кулаки, ходил из угла в угол, смотрел в пустоту. Он ничего не мог. Впервые — ничего.
Через полтора часа вышел врач. Молодой, уставший, с блеклым взглядом. Макс подскочил, готовый к худшему, но всё равно не готовый к тому, что услышал:
— К сожалению… выкидыш. Организм не выдержал. Кровотечение было сильным. Нам удалось стабилизировать. Но плод… — врач опустил глаза. — Погиб. Девушка сейчас в медикаментозном сне. Её состояние крайне нестабильное. Психологически — ещё хуже.
— Ребёнок? — прошептал Макс. — Это… был мой ребёнок?
Врач только кивнул.
Удар. Мир обрушился. Он сел на лавку, чувствуя, как подкашиваются ноги. Голова опустилась в руки. Сердце било в ушах. Макс не знал, что чувствует. Пустоту? Гнев? Боль? Всё сразу.
Девушку, которую он любил, он не уберёг. И ребёнка… своего ребёнка… он даже не успел почувствовать.
Когда его наконец пустили к Адель, она лежала в бледной палате, белая, как стены вокруг. Она не открыла глаза. Только слёзы текли по щекам. Он подошёл, сел рядом, взял её за руку.
— Адель… — прошептал он. — Я здесь.
Она прошептала в ответ. Без силы, без веры:
— Он умер. Макс… Он умер…
— Я знаю.
— Я убила его. Я не смогла… даже с ним… даже с тобой… Я проклятие. Я… я не хочу жить…
Слёзы потекли сильнее. Макс прижался лбом к её руке.
— Не говори так. Никогда. Ты не одна. Понимаешь? Ты — не одна.
— Но он… — она всхлипывала, глотая воздух. — Он был нашим… маленький… он был моим смыслом… Я хотела… хотела быть с тобой… с ним… У меня никогда не было семьи, Макс… никогда…
Он накрыл её, как щит. Его дыхание сбилось, пальцы дрожали, но он держал её так, будто это было единственное, что ещё можно было спасти.
— Я бы отдал всё, чтобы спасти его, — сказал парень. — Всё. Клянусь.
— А теперь?.. — шепнула она.
— Теперь мы выживем. Ради него. Ради нас. Я не дам тебе умереть. Даже если ты этого захочешь. Я найду тысячу причин, чтобы держать тебя здесь.
Она не отвечала. Просто лежала в тишине, с пустыми глазами, всматриваясь в потолок.
Потом он увидел: по её щеке скатилась слеза, но не такая, как прежде — она стекала медленно, будто внутрь. Будто боль утекала навсегда.
Они остались вдвоём. В палате, где пахло йодом, железом и тишиной. Без криков младенца. Без улыбок. Без будущего.
Только он. Только она. Только потеря.
Финал, в котором всё оборвалось. Без шанса на передышку. Без чуда.
Потому что иногда боль не оставляет места для света.
И в таких историях любовь — это не спасение. Это просто ещё один способ умереть вместе.