Глава I - без единого следа.
Она готовилась к этому слишком долго, чтобы позволить себе хоть одну ошибку.
Комната была тёмной, словно в ней никогда не существовало света. Узкие окна скрывались под тяжёлыми шторами, воздух — неподвижен и сух, будто в музее смерти. Каждый предмет здесь имел значение: стул с надколотой ножкой, графин с остатками воды, пепельница с одним окурком — чужим. Внимание к мелочам было её страстью и оружием.
Она стерла все отпечатки — тщательно, педантично, как хирург, удаляющий следы вскрытия. Закрыла за собой дверь, ни разу не обернувшись. В темноте лифта сквозь зеркало мелькнул её профиль: ровная линия скулы, упрямый подбородок, губы, будто вырезанные лезвием. Никакой эмоции. Только абсолютное спокойствие.
Убийство уже было совершено.
Именно так — совершено, не совершилось.
Потому что, в отличие от большинства, она не убивала руками. Она убивала мыслями.
***
Город просыпался в серой тишине. Где-то в подземке скрежетали поезда, над бетонными крышами завис мокрый туман. Люди спешили на работу, не подозревая, что в центре, в одном из самых дорогих кварталов, только что умер человек, от чьих решений зависели судьбы сотен.
Юрист Артур Давидов был найден в собственной квартире — в халате, босиком, с фальшиво спокойным лицом. Причина смерти неочевидна. Криминалисты, вызванные к месту, не могли понять, что именно здесь не так: не было признаков борьбы, но атмосфера кричала о чужом присутствии.
***
— Что скажешь? — Макс стоял у входа, скрестив руки на груди.
Он был как всегда: одет в тёмное, ворот рубашки чуть расстёгнут, в пальцах — зажжённая сигарета, которую он не курил. Свет падал на его лицо под острым углом, отчего скулы казались ещё резче. Его голубые глаза не отражали ничего.
— Показушная чистота. Так не живут. Так — умирают, — ответил Егор, поправляя резиновые перчатки.
Саня пробежался взглядом по полкам с книгами.
— Кто-то хотел, чтобы мы поверили, будто всё в порядке. Идеальная квартира, идеальное тело, идеальная ложь.
Макс молча кивнул. Именно в такие моменты он начинал чувствовать зуд под кожей — предчувствие. Дело было не просто странным. Оно было личным. Почему? Он ещё не знал. Но знал себя достаточно, чтобы доверять этим молчаливым внутренним сигналам.
***
Вскоре в здание вошла она.
Адель Вержинская.
Доктор судебной психиатрии, приглашённая по поручению министерства, как эксперт по делам с элементами манипуляции и поведенческих отклонений.
На ней был рубашка и короткая юбочка с идеальной посадкой, каблуки, волосы распущенные. На запястье — тонкие серебряные часы, на губах — винная помада, едва заметная, но такая, что вызывала внутреннее беспокойство у всех мужчин в комнате.
Макс посмотрел на неё с лёгкой насмешкой:
— Ещё один кабинетный умник?
Она не посмотрела на него. Не сразу.
Сначала — осмотрела тело. Обошла вокруг, как будто искала дефекты в скульптуре. Потом медленно, очень медленно повернулась к нему.
— Если бы я была умником, у вас бы уже был отчёт. Но, увы, я всего лишь та, кто научит вас видеть, чего вы не видите.
Их взгляды встретились. В этом взгляде было что-то настолько острое, что один из оперативников, Имам, тихо выдохнул, будто воздух стал гуще.
Макс усмехнулся.
— Буду рад уроку, профессор.
— Флиртуешь?
— Ни в коем случае.
***
Они сидели за стеклянным столом в брифинг-зале. Макс листал материалы, почти не глядя. Адель говорила тихо, но каждый её слог был выверен:
— Он был эмоциональным садистом. Тонким, почти благородным в глазах социума. Но за маской — хронический нарцисс с параноидальными наклонностями. Такие не кончают с собой. Их убивают. Но не физически. Их сводят с ума.
— Ты хочешь сказать… его сломали? — Аслан приподнял бровь.
— Нет. Его — подвели к саморазрушению. И сделали это с наслаждением.
Макс впервые отложил папку.
— Ты говоришь, будто восхищаешься.
Адель едва заметно усмехнулась.
— Иногда искусство нельзя не признать, даже если оно — преступление.
***
После брифинга Макс стоял у кофейного автомата. Адель подошла ближе, облокотившись рядом.
— Ты не веришь мне? — спросила она.
— Нет. Я просто не верю никому, кто слишком хорошо говорит о смерти.
— А я не говорю. Я думаю. А это — опаснее.
Он посмотрел на неё. Слишком долго.
Она выдержала взгляд.
— Ты нравишься себе таким? — спросила Адель почти шепотом. — Холодным? Отстранённым? Или ты просто боишься снова потерять кого-то, потому держишь всех на расстоянии?
Он не ушёл.
— Если ты думаешь, что сможешь меня раскрутить, как своих студентов — зря. Я не хожу по учебникам.
— Нет, — ответила она, отводя взгляд. — Ты ходишь по кругу.