Глава 4 Отлив сменяется приливом
Следующий день пролетел незаметно. На лекции, где был Уошберн, я не хотела задавать вопросы или смотреть ему в лицо. Было стыдно за поведение Эрла, который вчера кричал на наших гостей.
Я не разговаривала с Алисой, да и с Кевином не было настроения общаться. Они звали меня, но я сидела молча, погруженная в свои мысли. Даже не помню, говорили ли они что-то.
Осень сменилась зимой, и я не заметила, как выпал первый снег. Идя по нему, я слышала хруст и легкое покалывание холодом на щеках. Вдруг что-то холодное и круглое прилетело мне в спину. Обернувшись, я увидела Кевина. Он схватил меня за руки, не дав ничего сказать.
— Изабелла, почему ты такая грустная? Смотри, зима уже наступила! — с улыбкой и веселым взглядом он повалил меня на снег. От неожиданности я успела схватить его за шарф, который упал на меня. Кевин громко рассмеялся, а я, нащупав снег, бросила ему снежок в грудь.
На моем лице появилась улыбка. Я вспомнила наше детство: как мы зимой играли в снежки, строили снеговиков, а потом смотрели, как они тают весной, превращаясь в лужи.
— Кевин, ты всё такой же, как в детстве. Если что-то и меняется в мире, то точно не ты! — Я сказала это с лёгкой насмешкой, а затем, взяв его шарф, протянула ему.
— Разве это плохо? Зато у тебя всегда есть такой близкий человек, как я, — сказал он, протягивая мне руку. Я встала. — Ты куда-то собираешься? Прости, наверное, отвлек.
— Хм, на самом деле я просто решила прогуляться. В глазах Кевина я увидела своё отражение и, кажется, почувствовала, что у него в голове вертелся вопрос: «Что с ней было всё это время?» Я хотела ответить, но не хотела портить момент.
— Ты не против прогуляться в парке? — спросил он.
— Нет, — ответила я сразу и, взяв его под руку, мы пошли. Повсюду играли дети, кидая друг в друга снежки и делая снежных ангелов. Я завидовала их беззаботности.
— Как поживает тётя и брат? — спросил Кевин, намеренно не спросив о Бенджамине.
— Всё хорошо. Эрл нашёл занятие, которое его успокаивает. Правда, говорят, что через рисунки человек показывает свою душу, и это действительно так.
— Значит, он рисует? Хороший способ... Ай! — В этот момент в Кевина бросили снежок, попав прямо в лицо.
Кевин слепил ответный снежок. — Кто там такой смелый?! Щас как... Ай! — Ему прилетело еще несколько снежков, и он не успел ответить. Я стояла сзади, хихикая. Кевин, не заметив меня, толкнул плечом, и мы оба упали в снег.
— Ой! — воскликнула я, успев приземлиться.
— Прости, извини! Это всё дети, я вам покажу! Давай...
— Нет, Кевин. Давай полежим так, — предложила я, глядя в голубое небо.
— Холодно, можешь заболеть, — предупредил он, наклоняясь ко мне. Я повернула голову и увидела его глаза. Он смотрел странно, почти нависая надо мной.
Я убрала остатки снега с щеки Кевина и улыбнулась ему.
— Сейчас не так холодно, как могло бы быть.
Он прошептал:
— Изабелла...
Наклонился ближе, взял меня за руку и сжал её. Тепло его ладони согрело меня, и холод исчез. Затем я почувствовала тепло на губах. Наши губы встретились, и я второй рукой взяла его за щёку. Она была холодной, но в то же время горячей. Его губы становились всё настойчивее, он прикусил мою верхнюю губу и отстранился.
Я не знала, что сказать. Его поступок был неожиданным, но понятным.
— Ты мне нравишься, Изабелла, — дрожащим голосом произнёс он, отводя воротник рубашки, которая виднелась из-под тёплого чёрного пальто. Его губы дрожали, когда он произносил эти слова, а лицо отдалилось от моего, и он отвёл взгляд.
— Кевин, ты мне... — у меня в горле появился комок, а в животе — лёгкая дрожь, как будто снова начали порхать бабочки, как в тот день, когда я впервые его увидела.
— Изабелла! Ты мне нравилась ещё тогда, когда нам было по тринадцать. Я чувствовал к тебе что-то странное. И только став старше, я понял, что не могу жить без твоей улыбки, весёлых глаз и нежного голоса.
Я замерла, не ожидая таких слов. Казалось, что я не могу говорить, и мой рот онемел. Сделав глубокий вдох, я посмотрела ему в глаза и тихо ответила:
— Ты мне тоже, Кевин.
Он не ответил, просто встал и снова протянул мне руку. Я взяла её и поднялась. Он посмотрел на меня и спросил:
— Провожу тебя до дома?
— Хорошо, — кивнула я.
Он ушёл, а я подошла к двери и заметила на крыльце письмо. Стряхнув с него снег, я открыла конверт. Письмо было от Бенджамина?
Нет, почерк был совсем другим — грубым, детским, неумелым и грязным. Я начала читать:
«Здравствуйте, Изабелла Уэверли. Мы встречались в ноябре. Я помню ваш взгляд — вы с интересом смотрели на меня, вам хотелось узнать, кто я. Интересно ли вам это сейчас? Наверное, но я не вправе отвечать за вас. Я могу помочь вам, а вы мне. Приезжайте в гостиницу „Пенсильвания". Скажите на ресепшене „152", и вас проводят ко мне. Я могу принять вас в любое время».
В конце письма стояли инициалы «П. Ф. Рацкевич».