Хрупкое обещание
Уже наступил вечер.
Трибуны гудели, как море. Свет прожекторов бил в глаза, как ранний рассвет.
Твоё оборудование стояло чётко, стабилизатор в руках почти не дрожал, но внутри всё бурлило.
На поле команда разогревалась.
Кенан вышел последним — шёл чуть в стороне от остальных. Камилла что-то говорила ему, шла рядом, но он отвечал коротко. Практически не смотрел на неё. Он старался — не демонстративно, не резко — просто держал дистанцию. Ты это заметила.
Но этого было недостаточно.
Ты видела, как Камилла то и дело тянется к нему ближе. Исправляет что-то на его форме, указывает на планшете, задерживает руку на плече. И даже если он едва заметно напрягался — не отступал. Не отодвигал её. Не останавливал.
Ты не могла это видеть спокойно.
Движения твои стали резче. Кадры — чуть рванее. Всё ещё качественные, но в них чувствовалась дрожь. Ты не вмешивалась. Ты снимала. Ты делала работу — как всегда.
Но была на грани.
Первая половина матча шла тяжело. Команда не справлялась с темпом. Соперники давили. Кенан нервничал. Это читалось в его резких передачах, в том, как он спорил с судьёй, в том, как молча кивал на команды с бровки, будто бы сдерживая что-то внутри.
Ты это чувствовала.
Ты знала, что в его голове всё ещё висит твой голос. Твои слова. То, как ты оттолкнула его. И теперь он играл не в свою игру. Он боролся не с ними — он боролся с собой.
Тайм-аут.
Ты отошла немного в сторону. Камера была выключена. Плечи гудели от напряжения. Кенан присел, склонившись вперёд, локти на коленях, опущеная голова.
Камилла присела рядом. Снова что-то говорила, и ты видела, как он отвечает коротко, быстро — но не грубо. Просто ровно. Холодно.
Ты отвела взгляд. Не могла на это смотреть.
Он не прикасался к ней. Не улыбался. Не искал внимания. Но и не гнал.
И ты снова чувствовала себя невыносимо.
Когда матч возобновился, он играл яростнее. Ты видела, как он перехватывал мяч с жёсткостью, срывался в забеги, делал рискованные пассы. Тренер кричал с бровки, игроки поддерживали, но ты знала: это не просто игра.
Это был способ справиться. Со злостью. С ревностью. С болью.
Ты поймала один кадр — его лицо, в секунду после нереализованного момента.
Он смотрел вперёд, стиснув зубы.
А где-то на фоне была Камилла с планшетом в руках. В объективе они казались будто на одном уровне, но ты знала — это не так.
Ты сохранила кадр. Но смотреть на него было неприятно.
70-я минута матча. Ты уходишь с поля.
Тебя будто кто-то выключил. Всё разом стало невыносимым — не конкретная фраза, не взгляд, не момент. Просто точка кипения.
Ты сняла наушник, выключила запись. Камеру повесила на плечо. Ни с кем не пересекаясь, не объясняясь, ты медленно пошла по краю поля — мимо боковой линии, по служебному проходу, прочь.
Команда продолжала играть. Крики с трибун, свист судьи, голос комментатора в динамиках — всё будто в другой реальности.
Ты шла по коридору, освещённому тусклым верхним светом. Рядом кто-то проносил ящики с водой, мимо пробежал физиотерапевт. Никто тебя не остановил. И это даже было хорошо.
Ты свернула в один из малоиспользуемых технических коридоров, где пахло пластиком и пылью. Поднялась по короткой лестнице. Нашла пустую раздевалку — запасную, без таблички.
Села на скамью у стены и обняла камеру.
Минуты шли. Ты не знала, сколько времени прошло. Не слушала, чем закончился матч. Просто сидела. Молча.
Позже. Уже после финального свистка
Команда вернулась в раздевалку. В коридорах стало шумнее. Слышался смех, шаги, обсуждения. Но Кенан — он не задержался там. Сразу переоделся. И, несмотря на попытку Камиллы о чём-то с ним заговорить, быстро удалился с её «постой, Кенан...» где-то за спиной.
Он знал, что ты ушла. Он видел. И теперь — искал.
Прошёл через внутренние залы, вдоль лестничных пролётов, проверил смотровую, зашёл в монтажную. Потом — на второй уровень, ближе к техническим зонам.
Там было тихо.
Позже, он заметил приоткрытую дверь. Свет не горел — только откуда-то сбоку проникала полоска естественного, рассеивающегося света.
Он вошёл. И замер.
Ты сидела у стены, неподвижно. С закрытыми глазами. Камера лежала рядом, голова запрокинута. Ты не спала — просто не двигалась.
Он сделал шаг внутрь. Тихо, без слов.
Ты почувствовала — и сразу подняла голову.
Молчание между вами было долгим. Оно жгло.
К: Ты просто встала и ушла. Во время игры. Ничего не сказав.
Ты посмотрела на него. Сухо, без выражения.
Т/и: А что бы изменилось, если бы сказала?
К: Я бы пошёл с тобой.
Он говорил напряжённо. В нём будто боролись две силы — сдержанность и раздражение.
К: Я хотел с тобой поговорить.
Т/и: Я знаю.
К: Тогда почему ушла?
Т/и: Потому что ты был занят. Она же нуждалась в помощи, помнишь?
Он сжал челюсть. Подошёл ближе. Встал перед тобой, почти заслоняя свет из окна.
К: Я ничего не чувствую к ней. Ты это знаешь.
Т/и: А она — чувствует. И ты это знаешь тоже.
Ты встала, теперь вы были почти на одном уровне. Он выше. Тишина накрыла комнату, будто вакуумом.
Т/и: И всё, что я вижу — это то, как ты позволяешь ей быть рядом. Позволяешь трогать себя, улыбаться тебе, вмешиваться. А потом смотришь на меня так, будто ждёшь, что я всё это проглочу и всё равно останусь.
Он отступил на шаг, будто удар пришёлся прямо в грудь.
К: Я не хотел, чтобы ты так чувствовала.
Т/и: Но ты и не сделал ничего, чтобы это изменить.
Ты выдохнула. Спокойно, но срываясь на искренность:
Т/и: Я больше не хочу в этом участвовать.