Исповедь Рэйко. Новая миссия
"Я зайду к вам в отель сегодня в пять часов" - писала Рэйко.
Я решил дожидаться ее прихода, сидя в дальнем углу бара. Отсюда через стекло можно было наблюдать за всем холлом. Прежде чем спуститься, я втянул одну дорожку. Кокаин успокаивал меня, и у алкоголя вкус казался лучше. Бармен предстал передо мной со своим зеленым галстуком-бабочкой; я заказал коктейль, который раньше никогда не пробовал, чтобы отметить свой приезд в Париж. Пять высоких табуретов стояли в ряд вдоль барной стойки, четыре столика, окруженные черными кожаными стульями, располагались в зале. Пепельницы были из лиможского фарфора, темно-синие, окаймленные зеленой и золотой полосой. Женщина в красном бархатном костюме и мужчина с разноцветным ирокезом, в кожаной косухе и джинсах сидели неподалеку и разговаривали вполголоса. Женщина выглядела гораздо старше своего спутника, хотя и не скажешь, чтобы это был ее сын. Время от времени она отбрасывала непослушную прядь, падавшую ей на лоб; мужчина все время сидел, опустив голову. Она тихонько трогала его губы морщинистой рукой. Мужчина уставился в стол; казалось, он испытывает унижение. Женщина, которая на вид была старше мужчины раза в два, иронично улыбалась. Я наблюдал за ними, с нетерпением ожидая того момента, когда парень резко встанет из-за стола, вне себя от злости. За окнами еще был день, но оба уже пили какой-то темный алкогольный напиток, без льда, я не знал, что это было. Она взяла сигарету «Мальборо», он поднес зажигалку. Тут послышался уверенный стук тонких каблуков по мрамору холла. Появившаяся женщина была очень стройная, в коротком облегающем платье серого цвета. Она осторожно сняла свои темные очки и посмотрела в мою сторону.
Я поднялся и уже хотел было представиться...
— Мин Юнги, полагаю? — произнесла она голосом, который я как будто уже где-то слышал. Я кивнул. — Как Мэтр? — спросила она, опять опуская на глаза темные очки.
Когда Рейко вошла в бар, бармен, женщина и мужчина повернулись в ее сторону, и даже когда она опустила очки, они продолжали смотреть на нее. Рейко обладала необычайным магнетизмом.
— Как поживает Тэ? Давненько я его не видела. А Чимин, как у него дела?
У нее действительно был голос, как у ведущей детской передачи на телевидении, — такой же мягкий, живой, но умевший в то же время сохранять дистанцию.
— Тэ?
— Да, Тэян, — сказала она, прежде чем заказать бармену черносмородиновый ликер.
«Сказать „хорошо" было бы не совсем правильно», — подумал я и стал рассказывать ей о Тэяне, очень тщательно подбирая слова и начав с того дня, когда встретил его впервые. Я не слишком распространялся о Чимине, так как сразу почувствовал, что Рейко настроена к нему враждебно.
— В первый раз, когда я встретил господина Тэянп, он выглядел обдолбанным и возбуждённым,точнее, участвовал в групповухе с моими друзьями, — сказал я, ожидая, как отреагирует на это Рейко.
— Ах так.
Я видел, как ее губы едва приоткрылись, произнося эти два слога «ах так». Слова слетели с ее губ, но сама она даже не шелохнулась. В этом «ах так» не было ничего механического, нельзя сказать, чтобы это были слова, произнесенные автоматом. Голос Рейко был безумно чувственен, когда произносил это «ах так». Она выпрямилась и посмотрела на меня в упор. Телом она походила на юную девушку, или, точнее, на мальчика, но стоило ей произнести эти два слога «ах так», чтобы от нее тут же повеяло какой-то непристойностью, словно все тело ее представляло собой исключительно слизистую оболочку. Ее реакция оказалась настолько спокойной, что меня это расслабило. И было довольно трудно снова собраться, чтобы продолжить разговор. Я решил опустить бесконечный рассказ Чимина и сразу перейти к посланию Тэяна. Ещё я решил, что она здорово похожа на свою близняшку Ри.
— Господин Тэян просил меня передать вам следующее: «Скажи ей, чтобы перестала смотреть в пол, когда танцует!» Не знаю, что он хотел этим сказать, но это в точности его слова.
Губы Рейко тихонько дрогнули. Мне показалось, что она опять собирается произнести свое «ах», но она так и не сказала ни слова. Она вздрогнула, и эту дрожь, незаметно добежавшую до края ее платья, почувствовали все остальные, находившиеся в баре: они обернулись на нас. Мы не делали ничего, чтобы привлечь их внимание, бармен старательно вытирал стаканы, пожилая женщина со своим молодым человеком продолжали тихо разговаривать, при этом малейшее движение Рейко, казалось, тотчас же передавалось всем присутствующим. Я уже подумал было, что эта дрожь вызвана сквозняком. Но потом вспомнил слова Ёнхвана: «Ри — это черная дыра» Мыть может и Рэйко была такой.
Воздух снова застыл, перестав дрожать, Рейко уставилась на свой ягодный ликер, ожидая, пока бармен и пара посетителей вернутся к своим занятиям, затем поднесла тонкую руку с аккуратным маникюром к стакану и на мгновение замерла, прежде чем отпить глоток. Потом осторожно поставила стакан на место. Она сделала всего несколько простых движений, но я мгновенно осознал, что не могу отвести от нее взгляда. Не то чтобы ее жесты были откровенно свободными и раскрепощенными, но в них не было ничего неестественного или резкого. Казалось, что ее тело приводит в движение мощный двигатель, работающий в полную силу в оглушительной тишине и не способный при этом сдвинуть машину даже на сантиметр. Я продолжал смотреть на нее, ожидая, что она что-нибудь скажет. Однако ее губы оставались безнадежно сомкнутыми.
Пока я рассказывал свою долгую историю, я успел выпить два коктейля и четыре джин-тоника. Я сказал «долгую историю», но у меня перед глазами все время находилась молодая женщина, будто отлитая из металла, и эта женщина, сидевшая напротив меня нога на ногу, была одним из главных действующих лиц этой истории.
- Меня кстати Ри зовут, но для вас Рэйко. У меня нет никакой сестры и не было. Как так получилось, что я обвела вокруг пальца двух парней и зачем? Это неважно, да, и вам знать совсем ни к чему. Теперь вы в курсе, только это секрет, вернёмся к нашей теме. Эта история... — улыбнулась Рейко. — Но что вы, собственно, имеете в виду? То, что Тэян загулял из-за меня?
— Нет, — запротестовал я, замотав головой. — Я думаю, что Чимин просто хочет знать, что произошло между вами и Тэяном.
— Нет, это немыслимо! — опять улыбнулась Рейко. — Не понимаю, что заставляет Чимина все время вмешиваться в наши отношения. Тэян — это такой человек, которого никто не сможет заставить сделать что-либо против его воли! Я думаю, вы ошибаетесь. Но как так получилось, что вы заинтересовались нами?
Я почувствовал, что Рейко совершенно мне не доверяет, почти как Ён, который сначала заподозрил во мне журналиста. Я передал ей небольшой сверток. Она тут же поспешила развернуть его, не обращая внимания на мое «не здесь», которое я едва успел произнести. В свертке было два продолговатых пакета, похожих на сосиски, обернутые бумагой. Один она положила себе в сумочку, а другой протянула мне.
— Я вижу. Тэ по-прежнему любит снег! Вот, возьмите, это подарок от меня и Чимина. Вы хотите знать, почему мы с Тэ больше не вместе, ведь так?
Я кивнул. Чимини хотел знать, что между ними произошло.
— Мы прекрасно ладили, но вот... я хочу сказать, что теперешнее положение не есть последствие моего решения. Тэян сам так рассудил. Я плохо разбираюсь в себе, и мне всегда было трудно понять других. Тэ подсказывал мне слова, чтобы я сумела выразить свои эмоции. Слова Тэ были для меня всем. Конечно, это очень сложный человек, но он всегда умел помочь мне правильно понять человеческие отношения, не навязывая при этом никакой особой системы ценностей. Как-то ночью, это было в Нью-Йорке, в номере, который выходил окнами на парк... Так вот, мы тогда были в отличной форме... Тогда я впервые встретила человека более выносливого, чем я сама. Тэян объяснил мне, что существует кое-что, не знаю, как точно это назвать, кое-что, что было сильнее меня, то, что мы были вместе, что стоило оказаться вдвоем, чтобы все ограничения исчезли. Ему не нужно было спешить на самолет, весь следующий день был в его распоряжении, и у него было достаточно кокаина, чтобы...
Я украдкой оглянулся, когда она произнесла слово «кокаин».
— Извините. Тэ тоже постоянно напоминал мне, что следует быть осторожной с этим словом. Бармен, конечно же, говорит по-корейски, и в баре непременно должен находиться полицейский... Ах, Париж! Это он привез меня сюда в первый раз. Париж — прекрасный город, но в чем-то слишком скучный. У меня даже есть друзья, живущие неподалёку от сюда, но они все такие нудные! Я осталась в Париже, но мало куда выхожу, потому что знаю, что однажды Тэ приедет и позвонит мне... «Ри!»... Извините. Я совсем забыла, что начала рассказывать вам о той ночи... Между нами столько всего произошло... Сейчас я даже не смогу точно сказать, сколько мы приняли кокаина... И как долго все это продолжалось. Где и сколько достал тогда Тэ? Я вряд ли смогла бы вам ответить. Я не задавала ему вопросов, а сам он об этом со мной не говорил. Мы тянули дорожку за дорожкой и всё говорили о чем-то.
У Рейко на глаза навернулись слезы. Она обращалась сейчас вовсе не ко мне. Она говорила сама с собой, а мое присутствие было лишь поводом к тому. Я понял, что она все еще находилась в полной власти этого Тэяна. До меня дошло лишь сейчас, как Тэян мог вдруг объявиться? Почему она назвала себя Ри. Для него это не секрет? Выходит вокруг пальца обвели и впрямь двух парней: меня и Чимина.
— Когда мы принимали кокаин в течение всей ночи, ночь превращалась в ряд отдельных моментов, и чтобы не поддаваться унынию, которое охватывало нас ранним утром, чтобы снова испытать удовольствие возбуждения, мы начинали нюхать кокаин все чаще и все больше, двойными, десятерными дозами, как только чувствовали, что наступает усталость. Тэ всегда говорил: «Прошедшее время никогда не удастся вернуть, это очевидно, и мы должны испробовать все, чтобы попытаться удержать его, используя для этой цели последние силы, если понадобится. Нам следует двигаться навстречу неизведанному, заботясь о том, чтобы не переступать границы своих физических сил, чтобы обрести это прошедшее, даже если наши сердца бьются так сильно, что готовы разорваться, даже если нам приходится срыгивать и вновь принимать дозу, чтобы продолжать стимулировать наш мозг и наше тело». И тем не менее, я думаю, в ту ночь мы перешли собственные пределы, так как потом случилось нечто странное. Он гладил мне спину, а потом вдруг спросил: «Откуда у тебя на коже эта перламутровая пыль?» Я посмотрела на Тэ, только что произнесшего эти слова, и увидела, что все лицо у него покрыто какими-то желтыми крапинками. Я даже подумала, что это необратимые изменения кожи, и сказала себе, что все равно буду его любить, даже когда эти крапинки покроют все его тело, но тут я заметила, что они повсюду — на потолке, на простынях. «А! Так вот почему и Тэ в этих крапинках», — подумала я, прежде чем начать сомневаться в том, что видели мои глаза. Я снова почувствовала радость, смешанную с грустью, некое странное чувство, которое я часто испытываю. когда думаю о нем. Я хочу сказать, что мне было грустно оттого, что лицо Тэяна и его тело были покрыты этими желтыми крапинами, и еще оттого, что ни одна женщина и мужчина, кроме меня, никогда никто не смог бы любить его таким. Я подумала, что никогда больше мне не придется страдать от ревности. Вот о чем я думала, когда Тэ вдруг поднялся и вышел из спальни в салон. Шторы были задернуты, вся комната была погружена в полумрак, но я заметила, что он стоит на коленях и что-то ищет впотьмах. «Что вы ищете?» — «Перламутровую пыль! Эту пыль, смешанную из золота и серебра! Слетев, она непременно должна была осесть здесь. Вот что я ищу!» Он стоял на карачках, нагнувшись вперед, и шарил в темноте. «Как странно», — проговорил он, нигде не находя этой ныли. «Это наши глаза сыграли с нами злую шутку», — чуть было не сказала я, но промолчала: зрелище Тэяна, ползающего на коленях в поисках того, чего не существует, было весьма забавным. Обычно я не могу удержаться от смеха в подобных ситуациях, как на похоронах, например. И тем не менее на этот раз я владела собой, понимая, что Тэ не в себе, что он мечется, совершенно растерянный, в поисках своей золотой пыли. «Да, здесь ничего нет, у меня глюки», — вдруг объявил он. Потом поднялся и направился за очередной дозой кокаина. В какую-то минуту я подумала, что лучше было бы все прекратить. Я не отвергала мысли убить себя, умереть вместе, как бы случайно, и я тоже втянула две очередные дорожки кокаина. Сердце мое бешено заколотилось, я почувствовала, как у меня онемели пальцы рук и ног, а потом испытала столь неудержимое желание, что чуть не бросилась на Тэяна, готовая целовать каждую частичку его тела, как он вдруг сказал: «Ри, зажги-ка свет». Я включила люстру, и на мгновение мне показалось, что я слышу стремительное движение света. Раздался странный звук — совсем как когда включают генератор или прожекторы рампы на сцене театра. Потом я увидела спираль, световой поток. Когда я вспоминаю об этом, то думаю, что это был обман зрения, сетчатка глаз была повреждена, и все, что я видела, явилось следствием этого повреждения. Спираль сходилась с кровеносной сеткой глаза, как на анатомических таблицах, которые я как-то видела в учебной передаче: спираль расширялась, как паутина, крапины покрывали весь спектр цветов от желтого до красного, золотые и серебряные блестки — все это было очень красиво, хотя и длилось всего какие-то секунды. Я не чувствовала никакой боли. Разве только немного пощипывало слизистую носа, однако глубоко внутри меня был спрятан узел боли, концентрация самого страдания. Оно буравило мои виски, это было как свет, разлившийся у меня в голове. Мне было трудно дышать, боль побежала по всему телу. Потом мы выпили аспирина, даже не знаю сколько, и так и лежали на полу, довольно долго, сжимая руками раскалывающиеся черепа и стеная. На следующий день Тэ попросил меня ехать в Париж. Я должна была сниматься в небольшом фильме у одного немецкого режиссера, в главной роли. Я раздумывала, не зная, на что решиться, поскольку Тэ сам вмешался, чтобы мне дали эту роль. Он все устроил: квартиру, частные уроки французского, школу танцев, и все за один день, благодаря посредничеству одного из своих парижских друзей. Он указал мне рестораны корейской кухни, находящиеся недалеко от моей квартиры, китайские рестораны и дал мне список людей, говорящих по корейски и по английски, к которым можно было обратиться, если что. Вот так я попала в Париж. Тэ до сих пор иногда присылает мне деньги, и знаете, у меня уже скопился небольшой капитал!
Что-то в лице Рейко не давало мне покоя, и скоро я понял, что это были ее губы. Только губы блестели на ее лице, скорее всего, из-за макияжа: они казались влажными. Рейко была человеком совершенно иного плана, нежели Пак Чимин. Чимини производил такое впечатление, будто ему ничего не стоило все разнести на куски, и не только физически, но и буквально одним словом, малейшее препятствие, которое могли противопоставить ему мужчины, обращая против них их же комплексы, которые ему легко удавалось распознать. Единственный способ вести с ним разговор — это стоя на коленях у его ног. Что же касается Рейко, то она, казалось, отвергает всякую форму общения. Это могло означать, что она никогда не дала бы себя изнасиловать, либо совсем наоборот: ее уже кто-то изнасиловал, превратив тем самым в ничтожество.
— Как поживает Чим? В последний раз, когда мы спали вместе, все втроем... да, той ночью, кажется, это было на Сицилии, в Таормине, тогда еще стояла полная луна, шелковые простыни...
Рейко говорила не отводя взгляда. И тем не менее она обращалась вовсе не ко мне. Казалось, она говорит сама с собой.
— Мы отправились в Таормину на фестиваль классической музыки, на котором один из друзей Тэ получил какую-то премию. Мы поехали туда все втроем под тем предлогом, что на Сицилии было превосходное вино. На мне было бальное платье, которое Тэ купил мне в Париже, незадолго до отъезда... Я... У меня было совсем мало одежды в европейском стиле, и он подарил мне множество платьев. У Чимина было изобилие дорогой одежды; в тот вечер он решила надеть очень элегантный костюм. Мы добились от Тэ, что оба наденем колье, связанные цепочкой, и он будет прогуливать нас, как на поводке, и мы все шутили по этому поводу, но Тэян чувствовал себя не в своей тарелке на этих светских приемах, ему всегда было не по себе, даже если смокинг на нем сидел превосходно. Так что мы всегда брали с собой что-нибудь, чтобы расслабиться - главным образом кокаин. В то время я спала в одной комнате с Тэ, а у Чимина была своя спальня. Она всегда возвращался к себе, даже после вечеров, которые мы проводили втроем. Это не было решение Тэ. Если дело не касалось секса или наших любовных игр, он никогда не вмешивался. Он, по его словам, ужасно боялся ранить кого бы то ни было. Чим очень дорожил своим покоем, возможностью располагать достаточным временем, которое он мог бы посвятить себе, но, думаю, это началось как раз тогда, когда Тэ решил брать для него дополнительно отдельную комнату. «Я сегодня что-то устал», — сказал Тэян, попросив Чиму идти к себе. Весь день он постоянно что-то принимал. Лежал на боку, совершенно без сил. Мне было больно видеть, как он страдает, но я не знала, чем ему помочь, разве что лечь рядом с ним. В отеле было полно солдат и полицейских. Я слышала стук их сапог и голоса в коридорах и патио. Не зная, заснул ли Тэ, я склонилась над ним, чтобы погладить его щеки и лоб. «Ри, — вдруг произнес он ровным голосом, — я немного посплю, и тебе не мешало бы». — И он поцеловал меня. Выглядел он удручающе, и мне стало очень тревожно при мысли, что я не знала, чем ему помочь, как вдруг вошёл Чим и сел на край постели. «Боже! Какое у вас лицо!» — сказал он, положив руку на лоб Тэ. Я, конечно, испытывала жгучую ревность, но я любила Чимина и знала, что сама ничего не смогу сделать для Тэ. Я надеялась, что ему удастся его успокоить. Он начал говорить с ним голосом столь мягким и вкрадчивым, что мне показалось, будто в нем заключена какая-то сверхъестественная сила, как в голосе матери Терезы, голосом, который сразу успокоил меня. «Я подумал, что вы очень устали, и принес немного морфия. Я сделаю вам инъекцию. Нет ничего невыносимее, чем невозможность уснуть, когда ты обессилел, обессилел настолько, что легче умереть», — сказал Чим. Прежде чем сделать укол Тэ и ввести немного себе, он подогрел морфий в чайной ложке. Я попросил его сделать и мне укол. Тэ сразу почувствовал себя лучше. «Где ты достал этот морфий?» — спросил он. Чим улыбнулся. «Конечно, в такой стране, как Италия, морфий достать невозможно. Нельзя раздобыть ни морфий, ни кокаин в стране с такими изысканными пейзажами и городками, где люди, вина и блюда имеют такой утонченный вкус. Я разыскал кое-что похожее и сделал это средство сам», — сказал он. Улыбка осветила наши лица.
«Нет ничего хуже, чем не иметь возможности уснуть, — сказал Тэ, — особенно в нашем случае, после всего того, что мы проделали втроем. Для нас это физически непереносимо. Отчего я считаю себя таким презренным и ничтожным? Посмотрите на всех этих чудаков, которые мастерят макеты аэропланов и полностью довольны жизнью, или хотя бы на музыкантов! Сколько мы их повстречали сегодня, а? Им достаточно играть на своем инструменте, и больше им ничего не нужно. А у меня ничего нет. Ничего, что могло бы занять меня, и это убивает, особенно в такие минуты, когда до смерти хочется хоть немного поспать, эта мысль, что мне достаточно было бы лишь что-нибудь делать, даже не для того, чтобы чем-то занять себя в моменты этих приступов страха, но просто чтобы не думать, что тебе нечего делать. Вдобавок этот отель запрудили полицейские, ведь так? Я довольно рано, еще будучи ребенком, осознал: то, что плохо, — плохо, и всегда умел выйти сухим из воды. Я никогда не давал себя застукать. Но вот в такие моменты полного бездействия или высочайшего напряжения мне приходится гнать от себя навязчивую мысль, что рано или поздно полиция все равно поймает меня».
Рейко смотрела на меня в упор, но это Тэян говорил ее устами. Рейко и не собиралась копировать его, но мне и правда казалось, что передо мной он сам. Она же просто сконцентрировала свое внимание, чтобы как можно точнее передать мне его слова, не пытаясь ему подражать. Ко всему прочему ее голос, манера выражаться, ее взгляд были совершенно другими, однако ей удалось заставить меня увидеть Тэяна, он был здесь, прямо передо мной.
«Часто мне снится, что меня преследуют и всегда задерживают. Когда я был моложе, это представляло собой настоящий кошмар, но теперь это пугает меня все меньше и меньше. Может, я привык? Все эти сны такие реальные. А может быть, это из-за того, что наяву полиция никогда не задерживала меня? На самом деле, говорю вам, однажды меня арестуют, но не из-за наркотиков, по каким-нибудь другим, идеологическим мотивам. Меня арестуют за подрывную деятельность. Меня будут пытать, а потом бросят в тюрьму. Меня проведут через все, я хочу сказать, что они ничего не смогут со мной сделать, и это явится для меня смертью, такою, как я всегда ее себе представлял. Я ослабею. Меня возьмут. Я знаю, что не смогу выжить, если буду вынужден испражняться в таких условиях». Голос Тэяна ослабел. Он говорил почти шепотом. «Какое жалкое зрелище! — сказал Чмин, гладя его по волосам. — Нет, этому человеку положительно не хватает воображения. Будет лучше, если ты немного поспишь». Он взял его за руку, и морфин начал понемногу действовать. Чим заявил, что останется с нами, и мы с Тэ наконец-то заснули. Свет полной луны проникал в комнату сквозь щель в синих бархатных шторах. Мы спали, все втроем. Я не знаю, сколько мы так провалялись, когда Тэ вдруг заговорил, и довольно громким голосом. Мы с Чимой открыли глаза. Мы впервые слышали, чтобы он так громко говорил во сне. «Выпустите свиней, пусть бегут! — говорил Тэ, — выпустите свиней, свиньи должны убежать!» — кричал он, отбиваясь и барахтаясь. Мы с Чимой не могли удержаться, чтобы не прыснуть со смеха. Тэ продолжал кричать и дергаться, он сбил одеяло, под которым лежали все трое. Спал он в трусах, и через белье видна была шишка напряженного члена. Он был возбужден, весь в поту, пожираемый страхом, который заставлял его кричать. Мы с Чимином все хихикали, указывая пальцем на его член. Потом я почувствовала себя как-то странно и замолчала. Чим тоже. Он вновь накрыл его одеялом, поцеловав напряженный холмик под трусами. «Поцелуй и ты», — сказал он. Я поцеловала, молясь о том, чтобы Тэ всегда оставался таким сильным и энергичным. С той поездки я больше не видела Чиму.
Рейко замолчала и одним залпом осушила свой коктейль на водке так, как если бы это был просто стакан воды. В баре появились новые посетители. Чета пожилых людей, держа друг друга под руку, не спеша входила в бар; за другим столиком разместились двое мужчин средних лет. Мне казалось, что я уже начал понимать, что хотел сказать Ёнхван, когда говорил, что Ри — это черная дыра. Я лишь удивлялся, как этой девушке удавалось столь естественно игнорировать всех, кто находился вокруг. Казалось, она действует бессознательно: между ней и внешним миром не было никаких барьеров. Рейко сидела рядом со мной, но у меня складывалось такое впечатление, что, если бы она не обращалась ко мне, глядя мне в лицо, я бы уже засомневался в собственном присутствии. От этого она становилась еще более обаятельной. Я не мог не задаваться вопросом, что же видели ее глаза. Четыре вновь прибывших посетителя с интересом смотрели на нее, потягивая свой коктейль.
— Я... — начал было я. Я был очарован этим голосом ведущей детской передачи, этим лицом маленькой девочки.
— Да? — спросила Рейко, глядя в мою сторону.
Я чувствовал себя наэлектризованным до кончиков пальцев, как если бы втянул пять дорожек кокаина подряд. Как, интересно, должна была вести себя эта женщина, которая, казалось, живет, отрицая какую бы то ни было форму общения, в момент, когда ею овладевало желание? Я услышал слова Ёна: «Это как коктейль из кокаина, экстази и бабок. Что бы ты там ни говорил, если девица — отпад, вся твоя жизнь — псу под хвост...»
— Вы знаете, почему господин Тэян измениля? — спросил я.
Рейко долго смотрела на меня в упор, совершенно невозмутимо, затем ее взгляд обратился на пустой бокал, стоявший на столе. Она не выказала ни малейшей эмоции, но в то же время от нее исходила такая энергия, что я боялся, как бы бокал, стоявший перед ней, не разлетелся на куски. Хотя в этой силе не было ничего сверхъестественного и во взгляде не чувствовалось никакого особого напряжения. Эта была просто концентрация. Рейко умела собрать всю энергию своего сознания в один пучок, столь же стремительный, как луч лазера.
— Я... — Рейко запиналась на каждом слоге, который произносила —...не знаю, что за человек...
Она остановилась и посмотрела на свой бокал.
— ...Тэ, но... Бокал.
«...Рано или поздно, но даже этого мне будет вполне достаточно», — говорил Тэ... Пустой бокал.
— Не знаю, ничего уже не знаю.
Крутя ножку бокала для коктейля, по дну которого перекатывалась капля водки.
— Я уже не знаю, кто я, и нет никаких причин, чтобы я понимала то, что происходит с другими.
Все так же теребя ножку бокала.
— Идиоты, которые думают, что все поняли, лишь засоряют землю своим присутствием.
Пальцы Рейко.
— Это людишки, не способные переносить страх.
Тонкие, сильные пальцы.
— И все же еще столько всего, что надо было бы понять.
Пальцы перестали шевелиться. Эти пальцы были гладкими, но твердыми, столь тонкими, длинными, столь нежными и в то же время шершавыми, что они должны были быть горько-сладкими на вкус, когда ты их сосешь, но они никогда бы не вызвали ни малейшего возбуждения, залезая к вам в рот. Я никогда еще не встречал подобной изогнутости. Белизна их резала глаза, при этом они были такие золотистые, загорелые. Ногти были длинные и казались прочными, но на самом деле, скорее всего, были хрупкими и ломкими. Линии ногтей неправильные. От этого создавалось впечатление, что пытка, должно быть, просто невыносима. Я видел, как вырывают ногти, как они медленно скользят из-под кожи. Две эти картины смешались у меня в мозгу. Мне казалось, что я вижу, как незаметно дышит полумесяц кутикул, наступающих на ноготь, вдыхающих, выдыхающих и умирающих на ногте. Каждая морщинка этих пальцев отвергала стыд и в то же время была покрыта стыдом. Глядя на пальцы Рейко, я в конце концов забыл, на что смотрел, я уже не мог сказать, были ли они белыми, составляли ли они часть тела. Само слово «палец» как будто повисло в воздухе. Это были просто отдельные органы. Вот какая картина застыла у меня в голове. Я никогда еще не видел пальцев, подобных этим. В сравнении с пальцами Чимина, столь совершенными, столь тонкими и удлиненными, столь реальными, пальцы Рейко казались абстрактными, как запах, изображенный на полотне. Они вызывали у меня тошноту, настолько внушительной была сила возбуждения, исходившая от них. Я вздрогнул, представив себе на мгновение, как они цепляются за что-нибудь в порыве желания, поскольку тут же ощутил волю, которая при этом высвобождалась.
Пальцы Рейко.
Тэян освободил эти пальцы, пальцы, на концах которых находилась Рейко.
— Тебе необходимо понять собственную реакцию. — Рейко посмотрела на меня. — Ты должен уметь предвидеть свою реакцию, если этот парень тебе скажет, например...
Я опустил глаза.
«Если, например, кто-нибудь скажет тебе что-либо, как ты отреагируешь? Тебе нужно понять только это. Наши реакции — суть всего. Поскольку твоя реакция на ту или иную ситуацию полностью характеризует тебя!» — часто повторял Тэ. Я не знаю, почему он стал таким. Я знаю лишь, что это человек, который ничего и никогда не делает против собственной воли. Я думаю, что он мог змениться в ответ на что-нибудь. Я не могла бы сказать, на что, и мне все равно, кто он — бомж или чистильщик обуви, лишь бы жизнь его была вне опасности.
Это была реакция на Рейко, а она даже не отдавала себе в этом отчета. Тэян разгулялся, отреагировав на Рейко. И мне не надо было напрягаться, чтобы понять, что Рейко ничего не взяла у Тэяна, потому что дело было не в этом. Речь не шла о том, чтобы завладеть чьей-то жизненной энергией, это была просто реакция, подобно тому, как безумный убийца, случайно пырнув ножом прохожего на улице, не собирается отнять его жизнь, смерть неизвестного оказывается простой реакцией, а убийца — катализатором.
После того как Рейко ушла, я вернулся к себе в номер и сразу позвонил Чимину. Когда я закончил свой отчет, он спокойно сказал: «Хорошая работа». Затем он дал мне новые инструкции. Инструкции эти были совершенно нелепые, но, поскольку я слышал их из уст Пак Чимина, у меня складывалось впечатление, будто роль, которую он мне отводил, была как раз для меня. Причем, если бы эти инструкции выдавались мне бойким голосом, будь то голос Чимина или кого-нибудь другого, я, вероятно, отказался бы. Но голос Чимина звучал в трубке как-то отстранёно. Я втянул еще одну дорожку кокаина и слушал как завороженный. Этот голос полностью удовлетворял мои желания, тем более что, кроме него, не было ничего, никакого другого физического фактора, который мог бы меня с ним связать: ни запаха, ни взгляда. Он приказал мне положить остатки порошка, который дал мне Тэян и половину которого я передал Рейко, в презервативы, проглотить их и вернуться в Корею. «Если вы доберетесь в Корею без проблем, я сам займусь промыванием и помогу вам их... извлечь». Я много раз мастурбировал, представляя себе, как Пак Чимин делает мне промывание, видел, как он смеется, глядя на мои потуги как раз в тот момент, когда презервативы, один за другим, вываливаются в миску или в ночной горшок в номере, который он предусмотрел специально для этого. «Не пейте ничего холодного, никакого льда, — посоветовал он. — Единственная проблема в том, чтобы резина презерватива не затвердела».