глава 2
Pov Дженни
Понедельник, 24 сентября, 15.25
Лалиса, Чонгук, Чимин – все говорят с учителями, а я не могу. Мне нужен Юнги. Я вытаскиваю телефон, чтобы написать ему сообщение, но руки слишком дрожат, и я вместо этого звоню.
– Детка? – Он берет трубку на втором гудке, голос у него удивленный. Мы редко звоним, и наши друзья тоже. Иногда, когда я бываю с Юнги и у него звонит телефон, он берет его и шутит: «Что означает «входящий звонок»?»
Обычно это его мама.
– Юнги… – выдавливаю я и больше ничего уже не могу сказать, потому что начинаю реветь.
Чимин обнимает меня за плечи, и только поэтому я не падаю. Я рыдаю так, что говорить совершенно невозможно, и Чимин берет у меня телефон.
– Привет, это я, Чимин, – произносит он, и его акцент усиливается. – Ты где? – Он несколько секунд слушает. – Ты можешь нас встретить на улице? Тут… неприятный случай. Дженни очень расстроена. Нет, с ней ничего, но… Ким Тэхён тут в классе, где оставленные сидят… что-то с ним случилось. Его «Скорая» увезла, и непонятно, что будет дальше.
Слова Чимина смешиваются друг с другом, как тающее мороженое, и я с трудом его понимаю.
Лалиса оборачивается к ближайшему учителю – это оказывается мисс Ли Минсу:
– Нам оставаться здесь? Мы вам нужны?
Мисс Минсу подносит к горлу дрожащую руку.
– Боже мой! Думаю, что нет. Вы парамедикам все рассказали? Тэхён выпил воды – и упал? – Лалиса и Чимин кивают. – Как странно. У него, конечно, есть аллергия на арахис, но… вы уверены, что он ничего не ел?
Чимин отдает мне мой телефон и запускает пальцы в коротко стриженные светлые волосы.
– Не думаю. Он просто выпил чашку воды и упал.
– Может быть, он на ланч что-то такое съел, – предполагает мисс Ли. – Возможно, у него была запоздалая реакция. – Она смотрит на брошенную Тэхёном на полу чашку. – Наверное, ее надо убрать куда-нибудь. – Она проходит мимо Лалисы и берет чашку. – Она может понадобиться.
– Я хочу уйти, – выпаливаю я, размазывая слезы по щекам. Больше ни секунды не могу здесь выдержать.
– Ничего, если я ей помогу? – спрашивает Чимин, и мисс Минсу кивает. – Мне потом вернуться?
– Нет, Чимин, не беспокойся. Конечно, если надо будет, тебя позовут. Поезжай домой и попытайся успокоиться. Тэхён сейчас в надежных руках. – Она наклоняется чуть ближе и говорит мягче: – Я вам очень сочувствую. Это было ужасно, я понимаю.
Но смотрит она в основном на Чимина. В «Данкуке» нет ни одной учительницы, которая могла бы устоять перед его шармом.
Чимин все время обнимает меня за плечи, и мне это нравится. У меня нет брата, но если бы он был, то именно так он должен был бы обращаться со мной в трудную минуту. Юнги не любит, когда его друзья слишком близко ко мне подходят, но против Чимина не возражает – он джентльмен. Я прижимаюсь к нему, мы проходим мимо афиши бала, еще не снятой с прошлой недели. Чимин толчком открывает входную дверь, и – слава богу – там стоит Юнги. Я падаю ему в объятия, и на секунду все становится хорошо.
Я никогда не забуду, как увидела его в первый раз, еще в девятом классе: у него был полный рот брекетов, и он тогда еще не был ни высоким, ни широкоплечим, но я только взглянула на эти ямочки и синие, как летнее небо, глаза – и поняла: он создан для меня. А то, что он оказался еще и красивым, – приятный бонус.
Он гладит меня по волосам, а Чимин тихо рассказывает ему, что случилось.
– Бедняжка Джен, – говорит Юнги. – Это ужас. Давай я отвезу тебя домой.
Чимин остается один, и мне вдруг становится жаль, что я больше ничего для него не сделала. По его голосу слышно, что произошедшее потрясло его не меньше, чем меня, просто он лучше это скрывает. Но Чимин просто золото, он со всем может справиться. Его девушка, Чеён, – одна из моих лучших подруг, и она всё всегда делает правильно. Всегда точно знает, как помочь. Куда лучше меня.
Я устраиваюсь в машине Юнги и смотрю, как мелькает за окном город – Юнги едет чуть быстрее, чем следует. От школы до моего дома всего миля, и ехать недолго, но я собираюсь с духом в ожидании маминой реакции, потому что уверена: она уже все слышала. Ее каналы информации загадочны, но очень надежны, и когда Юнги выезжает на подъездную дорожку, она стоит на крыльце.
Я читаю ее настроение даже сквозь ботокс, заморозивший ее лицо много лет назад.
Дождавшись, пока Юнги откроет мою дверь, я вылезаю из машины, как всегда, пристраиваясь у него под рукой. Моя старшая сестра Джису любит пошутить, что я напоминаю ракушку, которая прилипает к кораблю намертво, и если ее оторвать, она умрет. На самом деле это не так уж смешно.
– Дженни! – Мамин озабоченный голос звучит театрально. Когда мы поднимаемся по ступеням, она протягивает руку и гладит меня по плечу. – Расскажи мне, что случилось.
Я не хочу рассказывать. Тем более в дверях маячит мамин бойфренд, выдавая свое любопытство за сочувственную тревогу. Джастин моложе мамы на двенадцать лет, то есть на пять лет моложе ее второго мужа и на пятнадцать – моего папы. Если так и дальше пойдет, скоро она начнет встречаться с Юнги.
– Все нормально, – бормочу я, пригнувшись и проскальзывая мимо них. – Всё в порядке.
– Здравствуйте, миссис Хан, – произносит Юнги – мама носит фамилию второго мужа, а не моего папы. – Я отведу Дженни в ее комнату. Это было ужасно. Я ее устрою, вернусь и все вам расскажу.
Меня всегда поражает, как Юнги разговаривает с моей матерью. Как будто они ровесники. И она ему это спускает. Ей это нравится.
– Ну конечно, – воркует она с дурацкой улыбкой.
Мама считает, что Юнги для меня слишком хорош. Она твердит мне это с десятого класса, когда он стал потрясающим парнем, а я осталась такой, как была. Мама всегда отправляла нас с Джису на всякие конкурсы красоты и всегда с одним и тем же результатом – второе место. Принцесса бала, но не королева. Не так уж плохо, но недостаточно хорошо, чтобы привлечь и удержать мужчину, который всю жизнь будет о тебе заботиться.
Я не уверена, что это когда-либо формулировалось как цель или что-то в этом роде, но именно этого от нас ждут. У матери не вышло. Джису два года назад выскочила замуж за человека, которого вышибли из школы права и который почти не проводит с ней время.
– Прости, – тихо говорю я Юнги, который ведет меня наверх. – Я не справилась. Видел бы ты Лалису или Чимина – они держались как надо. А Чонгук – боже мой! Никогда бы не подумала, что он может взять на себя инициативу. Только от меня никакого толку не было.
– Ну-ну, не говори так, – утешает меня Юнги. – Это неправда.
Тон у него непререкаемый, потому что он отказывается видеть во мне что-либо, кроме самого лучшего. Если это когда-нибудь изменится – честно, я не знаю, что тогда буду делать.
* * *
Pov Чонгук
Понедельник, 24 сентября, 16.00
Мы с Лалисой выходим на опустевшую парковку и в нерешительности останавливаемся. Я знаю ее с детского сада, плюс-минус сколько-то среднешкольных лет, хотя мы не дружим. Но мне сейчас совсем не странно находиться в ее обществе. С ней довольно комфортно после случившегося.
Она оглядывается, будто только сейчас проснулась.
– Я же не на машине, – бормочет она. – Меня же должны были подвезти до «Эпок-кофе». – Что-то в ее интонации наводит на мысль, что это важное дело. Будто она недоговаривает.
У меня назначена деловая встреча, но сейчас, наверное, не время.
– Тебя подвезти?
Лалиса следит за моим взглядом и видит мой мотоцикл.
– Ты серьезно? Я на твою колесницу смерти не сяду даже за деньги. Ты знаешь статистику случаев со смертельным исходом? Я серьезно. – Вид у нее такой, будто она сейчас вытащит таблицу и покажет ее мне.
– Как хочешь.
Надо бы оставить ее и ехать домой, но я еще не готов для встречи с этим. Прислонившись к стене, я достаю из кармана фляжку «Джим Бима» и, открутив крышку, протягиваю Лалисе:
– Выпьешь?
Она скрещивает руки на груди.
– Это ты так шутишь? Какая блестящая мысль – перед тем, как забраться на эту машину смерти? И на территории школы?
– А ты знаешь, что ты смешная?
На самом деле я не очень много пью. Фляжку я забрал сегодня утром у отца и забыл про нее. Но почему-то мне приятно дразнить Лалису.
Я уже готов убрать фляжку в карман, но тут Лалиса морщит лоб и протягивает руку.
– А, черт… Почему бы и нет? – Она прислоняется спиной к стене рядом со мной и сползает на землю.
Почему-то мне вспоминается начальная католическая школа – мы с Лалисой ходили в нее вместе – до того, как жизнь полетела ко всем чертям. Все девочки там носили клетчатые форменные юбки, и сейчас на ней похожая, она слегка задирается на бедрах, когда Лалиса кладет ногу на ногу. Выглядит неплохо.
Она пьет неожиданно долго.
– Так что… это… было? – Она переводит дыхание.
Я сажусь рядом, беру у нее фляжку, кладу на землю между нами.
– Понятия не имею.
– Вид у него был такой, будто он сейчас умрет. – У Лалисы так трясется рука, когда она снова берет фляжку, что та стучит о землю. – Тебе не показалось?
– Ага.
Она еще раз прикладывается к фляжке и морщится.
– Бедняга Чимин, – вздыхает она. – Говорил сегодня так, будто вчера приехал из Миссисипи. С ним всегда так, когда он волнуется.
– Я не замечал. А вот от этой, как ее там, совершенно толку не было.
– Ее зовут Дженни! – Лалиса толкает меня плечом. – Должен был бы знать ее имя.
– Почему? – Я не могу придумать причину. Мы с этой девчонкой едва ли до сих пор сталкивались и вряд ли столкнемся еще. И я уверен, что нас обоих это более чем устраивает. Я знаю этот тип. В голове ни одной мысли, кроме как о своем бойфренде и мелком соперничестве с подружками. Мордашка симпатичная, не спорю, но больше ей предложить нечего.
– Потому что мы вместе пережили серьезную психологическую травму, – отвечает Лалиса так, будто это снимает все вопросы.
– Слушай, сколько же у тебя правил!
Я забыл, насколько Лалиса утомительна. Даже в младших классах количество предметов, которыми она занималась каждый день, нормального человека уложило бы в постель. Она вечно старалась к чему-нибудь примкнуть или начать что-то, к чему примкнут другие. А потом курировала то, к чему примкнула, или что начала сама.
Но она, надо отдать ей должное, не зануда.
Мы молча сидим, наблюдая, как с парковки уезжают последние машины, и Лалиса время от времени потягивает из фляжки. Наконец я беру у нее фляжку и удивляюсь тому, насколько же она опустела. Вряд ли Лалиса привычна к крепкому спиртному. Она скорее из тех девушек, которые пьют вино. Если вообще пьют.
Я кладу фляжку в карман, а Лалиса осторожно берет меня за рукав.
– Знаешь, я хотела тебе сказать, тогда, когда случилось… когда твоя мама… я тебе очень сочувствую. – Она запинается. – У меня дядя тоже погиб в аварии, примерно в это же время. Я хотела тебе что-нибудь сказать тогда, но ведь мы с тобой, мы же не слишком… – Она замолкает, не найдя слов, но ее ладонь все еще лежит на моей руке.
– Все нормально. Насчет дяди – сочувствую.
– Ты очень по ней скучаешь?
О матери я говорить не хочу.
– А быстро сегодня «Скорая» приехала, да?
Лалиса слегка краснеет и убирает руку, но резкую смену разговора принимает.
– Откуда ты знал, что надо делать? Для Тэхёна?
Я пожимаю плечами.
– Все знают, что у него аллергия на арахис. Именно так и надо было действовать.
– Я не знала, что шприц называется ручкой. – Она фыркает и смеется. – А Чимин тебе ручку дал! Будто ты ему сейчас записку писать будешь, о господи! – Она так сильно ударяется головой о стену, что я невольно думаю, не треснуло ли у нее что-нибудь. – Мне надо ехать домой. Это все как минимум непродуктивно.
– Предложение подвезти остается в силе.
Я не жду, что она его примет, но она отвечает:
– А почему бы и нет? – И протягивает руку.
Она спотыкается, когда я помогаю ей встать. Я не думал, что через пятнадцать минут алкоголь так подействует, но, видимо, недооценил фактор малого веса Лалисы Манобан. Надо было раньше забрать фляжку.
– Где ты живешь? – спрашиваю я, садясь в седло и вставляя ключ зажигания.
– Чайнатаун. Пара миль отсюда.
Богатый район. А как же! Обычно я на своем байке никого не вожу, и второго шлема у меня нет, так что я отдаю ей свой. Лалиса берет его, и мне приходится усилием воли отвести глаза от голой кожи ее бедра, когда она устраивается, поправляя юбку. Она обнимает меня сзади – слишком крепко, но я молчу.
– Ты только медленно, ладно? – просит она нервно, когда я завожу мотор.
Мне было бы приятно ее еще немного поподкалывать, но вместо этого я выезжаю с парковки вдвое медленнее обычного. И тут она, хоть я и не думал, что это возможно, сжимает меня еще крепче. Так мы и едем – ее голова в шлеме прижата к моей спине, и я бы поспорил на тысячу долларов (если бы у меня она была), что глаза у нее были крепко закрыты до тех пор, пока мы не подъехали к ее дому.
Дом как раз такой, как я и ожидал, – большой, викторианский, с просторной лужайкой и группами незнакомых мне деревьев и цветов. Перед домом стоит внедорожник «Вольво», и мой байк – в приступе великодушия можно назвать его классическим – выглядит рядом с ним так же нелепо, как Лалиса – у меня за спиной. Вот бывают вещи, друг с другом не сочетаемые.
Лалиса слезает с мотоцикла и пытается снять шлем. Я расстегиваю его и помогаю стянуть с ее головы, освободив запутавшуюся в застежке прядь волос. Лалиса делает глубокий вдох и переводит дыхание, поправляя юбку.
– Это была жуть, – говорит она и вздрагивает от телефонного звонка. – Где мой рюкзак?
– У тебя на спине.
Она сбрасывает его и выдергивает из кармана телефон.
– Да? Да, могу… да, это Лалиса. Вы… Боже мой! Это точно? – Она разжимает руку, и рюкзак падает на траву. – Спасибо, что позвонили. – Лалиса опускает руку с телефоном и смотрит на меня, глаза у нее испуганные и блестящие. – Чонгук, его больше нет, – говорит она. – Тэхён умер.