Лулу

Мы по-прежнему стояли чуть поодаль от гостей, потягивая золотистое шампанское. Дядя Арчибальд что-то монотонно говорил Гаррису, в то время как Чарли прожигал меня взглядом. Чуть позже он с явным намеком качнул в сторону дверей.
Когда мы оказались за пределами видимости большинства гостей, мужчина с рыжей козьей бородкой страстно схватил меня за руки, а в его глазах блестнуло страстное отчаяние.

— Луиза, вы ведь поняли, что это я вам прислал те платья?

— Да.

— Ах, вы даже не представляете, какое мне доставляет удовольствие, наблюдать за вами в этой синей роскоши. Вам очень идёт этот цвет.

После его слов мне стало холодно. Я поняла, что синий больше никогда не надену.

— Благодарю вас, Чарли. Но по вашему взгляду я вижу, что вы позвали меня сюда не просто так. О чем вы хотели поговорить?

— Знаете, вы очень проницательны. 

— Говорите же.

— Я лично знаком с владельцем этого заведения. И хочу помочь вам устроиться сюда на работу. Вам ведь нужны деньги?

— Деньги нужны всем, Чарли.

— Конечно-конечно. Я хочу представить вас своему другу. Вы ведь не возражаете?

Я на мгновение задумалась. Да, мне нужны были деньги. Но хотелось ли мне получить их таким способом? Работая на какого-то толстосума в таком заведении? Наверное, нет. Однако... Сегодня здесь был тот брюнет. Значит, он иногда посещает «Белый олеандр» и это будет моим самым сильным упущением, если я откажусь видеть его чаще. А может, откажусь знать его лично. Для меня бы это стало личной маленькой трагедией.

— Да, я не возражаю.

Уже спустя несколько минут я сидела в небольшой комнатке, которая, судя по обстановке, служила кабинетом. Стены, упирающиеся в потолок простой лепниной, были туго обтянуты ярко-красным бархатом. С потолка свисала маленькая золотая люстра с такими же маленькими хрусталиками, как и в большом зале. Однако что-то мне подсказывало, что здесь эти кристаллики были настоящими бриллиантами.
В середине, у плотно занавешенного бордовыми портьерами окна, стоял длинный стол из лакированного красного дерева. За столом возвышалось кожаное кресло, которое сейчас пустовало.
С левой стороны от стола стоял такой же кожаный черный диван, на котором сидела я, в томном ожидании владельца этого заведения и этой через чур красной комнаты. Справа расположилась длинная, не очень широкая дверь из того же красного дерева. Я подумала, что в такую дверь вряд-ли пройдет какой-нибудь тяжеловес, поэтому владельцем был либо высокий и худой молодой человек, либо худощавый старик. Или...

Женщина. Высокая, крепкая леди  вошла чуть ли не с ноги, сразу же занимая привычное место во главе стола. Блеск заглушенного света отражался на её чёрных зализанных волосах яркими синими полосами, повторяющими изгибы волн. На прямом теле, держась на крепких плечах, болтыхалось чёрное шёлковое платье, расшитое серебром. В правой руке, обитой чёрной бархатной тканью, была зажата плотная сигара, от которой к потолку вилась тонкая изворотливая струя дыма. На безымянном пальце левой руке сверкал настоящий бриллиант в золотой оправе.

Оставляя дымящицся сверток в заранее приготовленной пепельнице, обладательница столь запоминающейся внешности и кабинета наконец посмотрела на нас. Чарли начал что-то болтать, но взгляд её глубинно-пронзительных чёрных глаз был прикован лишь ко мне. На алых губах застыла деловая ухмылка.

— Атоль, это племянница мистера Кноксера, мисс Луиза Хоукинс. Я бы хотел обсудить с тобой то, о чем вчера написал тебе в телеграмме. Конкретно то, что касалось мисс Хоукинс. — Под пристальным взглядом владелицы Чарли весь поник, скрючился, будто готовился к нападению. И вправду, эта странная женщина напоминала кровожадную волчицу, готовую напасть совершенно внезапно и отгрызть голову, а затем повесить её над своим столом как трофей.

— Я буду говорить об этом только с самой мисс Хоукинс. Выйди вон, Чарли, и не заходи, пока мисс не выйдет отсюда сама.

Чарли отрезал свое согласие коротким кивком и юркнул за дверь, оставляя меня под прицелом Атоль. Она, в свою очередь, встала из-за стола, прошла через весь кабинет, останавливаясь у высокого шкафа. Достав оттуда два стакана и графин с бултыхающим там льдом, разлила янтарный напиток со знакомым мне дорогим запахом шоколада.

— Виски, — уточнила она, делая глоток и оставляя красный след губ на стакане. — Так, значит, ты хочешь работать на меня. Интересно. Но... Чего хочешь ты сама, Луиза? Забудь сейчас о своем дяде, о Чарли, вообще о мужчинах. Здесь их нет. Думай сейчас только о себе и своих желаниях.

Я задумалась. Мне нужна была эта работа. Нужно было с чего-то начинать строить свою карьеру. Нужны были деньги, заработанные мною самой. И нужен был конкретный человек, о котором я постеснялась сказать вслух.
Наблюдая за моим выражением лица, Атоль устало, будто вот-вот грохнется в обморок, откинулась на кресло. Оно заскрипело с протяжным характерным звуком. В воздух вновь взвилась струйка табачного дыма, перекликающаяся с терпким ароматом виски. Ставшая здесь атмосфера располагала к долгому разговору.

— Я по твоему лицу вижу, что ты думаешь только то, что тебе навязали мужчины, — она стряхнула пепел,— но тебе нужно забыть об их существовании на момент этого разговора. Ты ещё слишком наивна и неопытна, чтобы понять, что тобой хотят воспользоваться и выбросить в мусор, когда ты станешь непригодным товаром. Но я готова оказать тебе услугу и избавить от этого. Ты хочешь эту работу?

— В чем она заключается? Вы говорите о работе, но не говорите о какой. Как я могу делать выводы, ничего не зная о предстоящем деле?

— Дело... Действительно, лучше обозначить это так. Что ж, я готова раскрыть тебе все карты. Но ты должна понимать, что эту тайну ты унесешь с собой в могилу. Понимаешь? — не дождавшись моего ответа, она вновь стряхнула пепел и, сделав долгую затяжку, продолжила. — Мне нужен надёжный человек, желательно с наивным видом, чтобы делать кое-какие поставки. Ну и, раз ты этого так желаешь, петь три раза в неделю: в понедельник, среду и пятницу. По вечерам.

— Поставки? То есть, относить алкоголь в другие такие заведения?

— Не совсем. Относить алкоголь другим таким людям. Они будут хорошо платить за молчание.

— Но... Разве у нас не сухой закон? Неужели это дело можно провернуть легально?

— Такое понятие, как "легально", весьма относительно, — резко отрезала Атоль, не желая и дальше развивать эту тему. Она поддалась чуть вперёд, показываясь в блеклом свете, отчего лицо, казавшееся в алом полумраке идеально гладким, оказалось подернутым лёгкой паутиной морщин. — Твоя работа проста, если не задавать лишних вопросов и делать все по моим инструкциям. И молчать. Это основной фактор успеха. Я дам время подумать. Завтра вечером жду от тебя ответ в живом виде. Никаких писем. Это понятно?

Я кивнула, чувствуя, как по спине бегут мурашки. Но не от омерзения, а от осознания того, почему люди, видевшие дядю, испытывали такой ужас. Решиться на следующий вопрос у меня получилось не сразу.

— Позвольте спросить?

— Что ещё?

— Арчибальд Кноксер тоже работает на вас?

В ответ Атоль лишь ухмыльнулась, от чего меня бросило в пот и вскоре я уже покинула кабинет, желая поскорее очутиться в уютном номере Лексингтона.

*  *  *  *

В комнате стояла духота и странный запах парфюма или каких-то благовоний. Из ванной комнаты доносился приглушённый всплеск. Свет нигде не горел. Стоял настораживающий мрак.
Я схватила с бюро настольную лампу, не прикреплённую к поверхности стола. Необычное оружие обдало мою руку приятным холодком. Однако жарко мне уже не было. Страх за горничную прокатился по мне ледяной водой.

Я медленно подходила к двери, а когда подошла совсем вплотную, опустила руку на медную ручку и резко распахнула, готовая в любой момент стукнуть нежелательного гостя по голове. Однако кроме теплого света от странно пахнущей свечи и нежащейся в ванне Долорес, внутри никого и ничего не было.
Горничная, увидев меня, ошарашенно вскрикнула, подскочила, едва не ударившись головой об молочного цвета эмаль, однако я успела отбросить ставшую ненужной лампу и подлетела к Долорес, спасая от рокового столкновения. Мои руки, мокрые от теплой и пахнущей воды, лежали на  чуть смуглой, испещренной шрамами левой руке Долорес.

— Простите, мисс... Я не думала... Не думала, что вы вернётесь так рано... Простите... Вы можете меня уволить... Я уйду без рекомендаций....—  Быстро затараторила девушка, пытаясь встать и прикрыть наготу. Моя рука медленно сползла с её и теперь я уже помчалась за полотенцем.

Вернувшись, я застала Долорес красную, словно отваренного рака. Волна переживаний накатила на меня повторно и теперь я обратилась к ней с сочувствием и беспокойством, как она в мой первый день, в нашу первую встречу.

— Тебе плохо? Я позову врача, стой здесь.

— Нет-нет, что вы... Не стоит... Мне очень... Очень стыдно, миледи, что вы застали меня в таком положении.

— Тише, Долорес, тише. Все в порядке. Не переживай, в этом нет ничего дурного...

— Я не понимаю вас, миледи! Как же, "нет ничего дурного"? Я ваша слуга, ваша горничная и обязана мыться в общих душевых для всей прислуги, а не в вашей ванной, с маслами и свечами. Я хочу, я требую, чтобы вы меня уволили без рекомендаций.

Я мягко взяла руки дрожащей от стыда Долорес, своим жестом заверяя её, что все в порядке. Мельком я заметила сетку розовеющих шрамов и на её правой руке, отчего в моей голове появилось сотня новых вопросов. Однако я решила приберечь их для более удобного случая.

— Все в порядке, Долорес. Я не сержусь. Ты хорошая девушка и заслуживаешь понежиться в моей ванной. Тебе не нужно понимать меня и мои мотивы, просто знай, что я наоборот буду рада помочь тебе. И поддержать. Я хочу, чтобы в первую очередь мы были добрыми подругами, а уже после слугой и хозяйкой. Понимаешь?

Девушка закивала сквозь слезы и я поняла, что до меня ей никто не говорил подобного. От этого осознания сердце мое болезненно сжалось и я резко притянула её к себе, укрывая в объятиях. Никогда я ещё не чувствовала себя настолько благородной и переживающей. Мои заботы на мгновение отошли на задний план, став лишь размытой декорацией. Сейчас я вытащила из себя не алчную, спешащую за успехом карьеристку, а настоящую себя. Живого человека, имеющего сердце и умеющего сострадать. Сейчас, нежно прижимая к своей груди собственную горничную, я была живой.