Глава 7
Соль, сахар, гречка, молоко, упаковка кофе, замороженная пицца и три пакета мандаринов.
– Теперь я понимаю, что думают мужчины о том, как питаются женщины. – Света с интересом разглядывала эту кучу на столе в своей кухне.
Ей никто не ответил. Дрозд привез продукты и уехал в клуб, где у него было выступление. Перед этим запретив ей выходить из квартиры.
– Свет, у придурка есть оружие. Пожалуйста, не забывай об этом.
– Я помню. Но все-это как-то… нелепо. Ты бы меня еще в бомбоубежище отвел.
– И отвел бы, если б знал куда, – серьезно ответил Дрозд. – Дверь никому не открывать, к окнам…
Он помялся.
– …к окнам не подходить, – послушно согласилась Света.
– Да нет, со стороны окон тебе как раз ничего не грозит. Он же не снайпер, а дилетант, раз не попал в тебя с десяти метров. Но ты все равно не подходи.
Дрозд посмотрел в глазок, потом вышел на лестничную площадку, спрятался за мусоропроводом и велел Свете убедиться, что его видно из-за трубы. Но даже это его не успокоило.
– Черт, как же не хочется тебя оставлять!
Света так и подскочила.
– Ты что?! Кто мне месяц назад все уши про клуб прожжужал, то есть просвистел?! Как это круто, престижно, и что там даже «Черные снеговики» выступали! Кто мне объяснял, что это выход на новый уровень?! Отправляйся немедленно!
Лешка с сомнением смотрел на нее.
– Леш, я же не идиотка, – Света постаралась придать голосу максимум убедительности. – То есть, конечно, иногда да, но не законченная. Я никуда не пойду. К окнам подходить не стану. Ни на один звонок дверь не открою.
– А если пожар на лестничной клетке?
– Заткну дверные щели мокрыми тряпками и стану дожидаться пожарников.
– Да-да-да, – с подозрительным энтузиазмом согласился Дрозд. – Я потом про тебя рассказ напишу. «Дом был объят огнем, пламя пожирало его, облизываясь красным языком. Все взгляды зевак были обращены к женщине, стоявшей в проеме открытого окна. Женщина кричала: «Пожарники! Помогите». И тут тысячи маленьких красных жучков устремились с небес к горящему дому. Но толку от них не было никакого, потому что все сгорели на подлете». Конец!
Света почувствовала себя уязвленной.
– Подумаешь, пожарников с пожарными перепутала. Некоторые гайморит с геморроем путают. И потом требуют от лора невозможного.
Дрозд покраснел.
– Все, ликбез окончен, я поехал. Утром буду у тебя, перед этим позвоню.
И исчез прежде, чем она успела ответить.
Света достала пиццу из коробки и повертела в руках. Оставить, что ли, на крайний случай? Или сразу выкинуть?
Зазвонил телефон. Она наспех сунула замороженный блин в коробку и побежала искать трубку.
– Это снова я, – быстро проговорил Дрозд. – Что забыл сказать: мусор не выноси. Поняла?
– Я зарасту мусором!
– До завтра не успеешь.
Света вернулась в кухню и в недоумении остановилась. Пицца, наполовину торчавшая из коробки, исчезла.
На секунду ее охватил ужас. Кто-то проник в ее квартиру и издевается над ней? Пицца лежала здесь еще две минуты назад!
В следующий миг из-под стола раздались странные звуки. Света наклонилась и приподняла скатерть.
Ее глазам открылось трагическое зрелище. Тихон волочил украденную пиццу под батарею, где у него хранились запасы на случай голода. Раз в три дня, к большому возмущению кота, Света вычищала под батареей и выкидывала любовно припрятанные им кусочки сухого корма.
Сейчас кот пятился назад, вцепившись зубами в тестяной край. На его беду, Дрозд купил самую большую и пухлую пиццу, которая нашлась в магазине. К тому же она оказалась настолько промерзлой, что вонзить в нее зубы как следует Тихону никак не удавалось. Наконец он разинул пасть, точно крокодил, пытающийся ухватить антилопу за слишком толстый зад, и тут увидел Свету.
– Ага! – с удовольствием сказала Света и полезла снимать тапочку.
Кот тотчас выплюнул добычу и уселся с видом вегетарианца, которому злые люди сунули в тарелку бифштекс с кровью. Морда его выразила легкую степень брезгливости и одновременно печаль о несовершенстве окружающего мира. Как они могли? Опорочить его, честного кота, который никогда и ничего…
Тапочка с громким хлопком приземлилась в сантиметре от его носа.
Кот подскочил с возмущенным мяуканьем, которое можно было истолковать как крик: «За что, товарищи?!», и бросился наутек.
– За пиццу! – Света метнула ему вслед вторую тапочку. – За обглоданный батон! За разлитый кофе!
Она перевела дыхание, вспоминая недавние прегрешения кота.
– А! Еще за перегрызенный провод от Мака! – крикнула она ему вслед.
Услышав это, Тихон бесшумно затек под диван.
– Вот я тебя оттуда пылесосом! – в запале пригрозила Света. Зарядка от Макинтоша стоила три с половиной тысячи, и кот не просто перегрыз ее пополам, а сладострастно жевал всю ночь, разбросав обглоданные кусочки.
Вопрос с пиццей решился сам собой. Света выбросила ее и вернулась в комнату.
– Выходи, подлый трус!
Подлый трус отмалчивался.
– Ну и как хочешь.
Света села на диван, подумала – и поджала ноги под себя. Пару раз на Тихона находило помешательство: он вдруг понимал, что все беды проистекают от наличия у хозяйки нижних конечностей. Если бы не они, то и тапочек бы не существовало! В припадке безумной храбрости Тихон бросался на Светины ноги и со всей силы лупил по ним лапой – хорошо хоть, без когтей.
Нападение всегда осуществлялось из-под дивана. Было в поддиванье что-то такое, отчего в коте просыпались духи предков, героически откусывавших бледнолицым их ходилки и пиналки.
Света взяла компьютер, попробовала работать. Не работалось. И не думалось ни о чем, кроме того, что есть человек, который хочет ее убить.
Это было дико и нелепо. Нелепо, что где-то ходит мужчина или женщина, носит с собой оружие, выслеживает Свету. И все время желает ей смерти.
Света считала, что трудно найти человека безобиднее, чем она. Когда-то знакомый психолог провел с ней шутливый тест: предложил назвать животное, в которое она хотела бы превратиться. «В оленя», – сказала Света, подумав. Стремительное, гордое животное. К тому же травоядное, то есть никому не вредит.
«А если в оленя нельзя?» – изменил условия психолог. «Тогда в дельфина», – решила Света. Мчаться за яхтами, красиво выпрыгивая из воды, и нырять в синюю глубину – разве не прекрасно!
«А если и в дельфина нельзя?» – потребовал вредный психолог.
Света огорчилась. Ну как же так: в оленя нельзя, в дельфина нельзя. Какая тогда разница, кем быть? И она буркнула, не задумываясь: «В божью коровку».
Тут-то вредный психолог захохотал и объяснил, что осмысленный выбор – это то, кем человек хочет быть. А непроизвольный – это то, кем он себя подсознательно ощущает. То есть Света может воображать себя сильным гордым животным сколько угодно, но сама знает, что она букашка в крапинку.
– Я – букашка, – печально проговорила Света.
Из-под дивана послышался сдавленный звук. Кажется, Тихон возражал. Он придерживался мнения, что она монстр, лупящий невинных котов тапочками.
Очень обидно быть букашкой, на которую охотятся. Будь она оленем или даже дельфином, ее не терзало бы с такой силой ощущение нелепости происходящего.
И, может быть, ей даже не было бы так страшно.
Перед Дроздом Света храбрилась. Но после его ухода первым делом задвинула засов и задернула шторы. Конечно, Лешка сказал, что убийца – далеко не снайпер. Но кто знает, что взбредет ему в голову? Вдруг он решит, что у него ничего не получается, и найдет того, кто умеет метко стрелять?
Света сидела одна в квартире и отчаянно гнала от себя панику. Под диваном скребся кот, изображая мышь.
– Что мы будем делать дальше? – вслух спросила она.
Кот притих. Затем, поняв, что гроза окончательно миновала, вылез из-под дивана, отряхнулся и с независимым видом прошествовал к кухонному подоконнику.
Завтра она может отсидеться в квартире. Но ведь наступит и послезавтра, а послезавтра у нее съемка в театре. Позвонить в редакцию журнала и сказать, что она отказывается от проекта? А что потом? Сколько она сможет прятаться дома, постепенно сходя с ума?
Свету неумолимо охватывало понимание, что у нее нет никаких способов противостоять убийце. Когда один человек задумал убить другого, он это сделает. Если только его жертва не богата настолько, что может закрыться телохранителями, камерами слежения и бронированными автомобилями.
Света Морозова не была богата. У нее не было телохранителя, кроме друга детства Лешки Дроздова, не было камер слежения – кроме кота на подоконнике, и не было бронированного автомобиля – лишь малюсенький «Ниссан».
Ее охватило горячее желание сбежать из города и спрятаться где-нибудь в деревне. Да хоть у злющей Капитолины! Света доила бы по утрам ее козу и ходила с ней гулять.
Только надо обязательно взять с собой оружие. Вдруг он найдет ее и там? Ей нужно будет защищаться.
«Буду вести прицельный огонь», – услужливо подкинула выражение память.
«Прикрываясь козой», – саркастически дополнил здравый смысл.
Кот мякнул с подоконника, напоминая о себе.
– Никуда я не уеду, – сказала Света и поднялась. – Куда я без тебя, дуралей?
Она подошла к Тихону, и тот потянулся лобастой головой ей под руку. Света проутюжила полосатую спину ладонью от макушки до хвоста. Когда она его так гладила, кот ухитрялся каким-то образом вытянуться в длину, словно дождевой червяк. Света все вела и вела по нему, а кот все не кончался и не кончался.
– Нам надо самим найти его, – неуверенно сказала она. Кот повернул к ней голову и зажмурился. – По-другому никак не получится.
Раздался телефонный звонок. Света вздрогнула и посмотрела на трубку со страхом. Это не Дрозд – у него уже приближается время концерта. Клиенты на этот номер ей не звонят: все знают, что она предпочитает общаться по электронной почте. А для звонка из журнала слишком поздно.
Телефон все играл и играл Моцарта.
Нет, глупости! Зачем убийце звонить ей? Только в фильмах преступник таким образом пугает жертву. И после этого та обязательно спускается в самый темный подвал или лезет на чердак, где по случайному стечению обстоятельств одна за другой погибли три ее тетушки, собачка соседа и электрик.
46
«Возьми трубку. Возьми».
Но Света стояла, вцепившись в загривок кота, и смотрела на телефон затравленными глазами.
Наконец Тихону надоело. Он вывернулся из-под ее руки и повелительно мяукнул. А потом еще раз, и еще.
Света схватила телефон, нажала кнопку и совершенно чужим голосом сказала:
– Алло! Кто на проводе?
В трубке помолчали, затем спросили:
– Удавленник, что ли?
– Почему удавленник? – к Свете от изумления вернулся нормальный голос.
– А кто еще на проводе может быть? Ну если только ласточки.
– Константин Мстиславович, это вы?
С перепугу ей даже удалось с первого раза выговорить имя-отчество следователя, не запутавшись в согласных.
– Я, Светлана Валерьевна. А вы, значит, в хорошем настроении?
– Я? – поразилась Света, пять минут назад собиравшаяся отстреливаться от убийцы или, на крайний случай, отмахиваться козой. – С чего вы взяли?
– Ну, шутки шутите. Загадки загадываете.
На миг Свету охватило опасение, что следователь свихнулся. Не хватало ей в придачу к убийце душевнобольного сыщика…
– Какие загадки? – мягко уточнила она.
– Ну, кто на проводе…
Света помолчала, а затем удрученно сказала:
– Константин Мстиславович, мы ведь с вами почти ровесники.
– И что же? – напрягся следователь.
– Вы должны помнить проводные телефоны. Раньше, когда поднимали трубку, могли спросить: «Кто у телефона?» Или «кто на проводе?» Ну, помните?
– Н-н-н-ну, допустим… – с сомнением протянул следователь. – А при чем тут вы?
– Совершенно ни при чем, – созналась она.
Оба помолчали. Следователь осуждающе, Света – виновато. У нее отлично получалось виновато молчать. В повести «Театр», которую она очень любила и часто перечитывала, героиню – молодую актрису – учили правильно держать паузу. Но сколько сама Света ни пыталась следовать рекомендациям, в конце концов сдалась. К ней эта наука оказалась неприменима: любую паузу она умело превращала в признание своей ошибки.
– Ну, а ведь я вам не для загадок звоню, – обрадовал следователь. – В вашем деле появилось кое-что новое.
– Вы его поймали?!
– Пока нет. Вам бы заехать к нам завтра, Светлана Валерьевна. Поговорить.
– Давайте сейчас поговорим, – предложила она.
– У меня будет удобнее.
«Кому удобнее, а кому потенциальная пуля в голову», – хотела сказать Света. Но, как обычно, промолчала.
– Ну, на шестнадцать часов я вам пропуск выпишу, – сказал Константин Мстиславович, не дождавшись ее ответа. – Подходит?
– Подходит.
– Все, жду вас завтра.
– Стойте! – крикнула Света. – Подождите, не вешайтесь!
– Пока не планировал, – невозмутимо отозвались в телефоне.
– Я хотела сказать, не вешайте трубку, – попросила Света уже тише. – И, пожалуйста, все-таки скажите мне, какие у вас новости.
Она ожидала, что придется уговаривать следователя, но все это будет напрасно, поскольку он все равно не выдаст ей тайны. Но Константин Мстиславович почему-то без возражений ответил:
– Ну, пулю вашу идентифицировали. Прилетела она из того же пистолета, из которого убили Олега Рыбакова. Мы правильно предполагали, это «Макаров». Принадлежал не убийце, а жертве.
– Как вы узнали?
– Ну, у Рыбакова в огороде нашли мишень, по которой он палил. Пули совпадают. Значит, его оружие. Никакого разрешения на него, конечно, не было, и теперь уже вряд ли можно узнать, где Рыбаков его достал. Купил у кого-нибудь с рук, наверняка.
– А сам пистолет не нашли? – с надеждой спросила Света.
– Ну! Откуда! – удивился следователь. – Рыбаков его хранил дома на всякий случай. Тренировался он с мишенью часто, поэтому выстрел в его доме никого не встревожил.
– Значит, все-таки сначала выстрел, а уже потом нож!
– Ну, об этом мы с вами завтра побеседуем. До свиданья, Светлана Валерьевна.
– До свиданья.
Положив трубку, Света постояла в задумчивости.
Один и тот же человек пытался убить и ее, и Рыбакова.
Или нет? Вдруг тот, кто застрелил Олега, передал пистолет кому-то другому? Но тогда все становится совсем запутано.
«А сейчас все просто?»
Пусть будет один и тот же. Тогда можно хотя бы попробовать разобраться.
Они с Дроздом решили, что искать причину покушений нужно в том нелепом событии, что случилось утром у Стрельниковой. Что, если они ошиблись? Быть может, корни растут из ее визита к Рыбакову? А злополучный манекен вовсе ни при чем?
«Вспоминай, вспоминай, вспоминай! – приказала она себе. – Что могло случиться у Рыбакова? Что прошло незамеченным мимо тебя?»
Она закрыла глаза и погрузилась в тот день, когда приехала к Олегу. Вот его дом, вот она идет за ним по коридору, осторожно переступая через собачьи миски, доски, какие-то обломки – и что еще? Ах да, рукав от халата. Рыбаков дрался с кем-то и оторвал его? Убийца – врач?
Да-да, конечно, врач! Он испугался, что она присвоит себе обрывок, а каждому врачу известно: если кто-то заберет оторванный рукав, то новый на халате уже не вырастет. Теперь по ночам врач будет приходить к ней и стонать: отдай мой рукав! Отдааай! И в руке у него будет черная-пречерная клизма.
Света сама застонала от бессилия. Боже, почему ее мозг рождает такую ахинею?!
Вспоминай!
Вот они разговаривают… О чем? Что-то о режиссуре, о фильме «Золотой теленок»… Света даже зажмурилась от напряжения. Почему она способна в деталях воспроизвести обстановку комнаты Олега, но никак не может припомнить содержание их разговора?
«Потому что ты воспринимаешь мир глазами, а не ушами, – подсказал здравый смысл. – На слух его воспринимает Дрозд. У тебя дождь – серый, а у него – тихий. Чувствуешь разницу?»
Света чувствовала, но это ничем ей не помогало.
Память сохранила одно: Рыбаков был чем-то недоволен. Недовольство прорвалось лишь один раз и касалось…
– Режиссер!
Вот оно! Рыбаков утверждал, что провал хорошего актера – всегда «заслуга» режиссера. Он высказал это неожиданно эмоционально и резко.
«Я тогда еще подумала, что к ним у него свой счет».
А кто у нас режиссер? Виктор Стрельников.
Света вдруг вскочила, осененная новой идеей. Что, если Рыбаков незаметно подложил ей что-то? Дискету, флешку… Улику, которая опасна для Стрельникова. Как она оказалась у Олега и что это за улика – второй вопрос. Для Светы важно то, что эта вещь могла попасть к ней.
Она достала из шкафа джинсы, поискала в карманах. Обнаружился неиспользованный проездной на метро и сто рублей, скрученные в узелок. Света развернула купюру и тщательно изучила на предмет наличия чисел, инструкций и загадочных номеров, написанных от руки.
Интуиция ее не подвела. На лицевой стороне купюры действительно обнаружилась надпись. Корявым почерком на ней было выведено: «передай другому и будет счастье».
– Счастье, – вздохнула Света. – С большой буквы «Ща».
Больше в карманах ничего не нашлось. Ни ключей от таинственных дверей, ни флешек с гигабайтами компрометирующей информации, ни даже банальной записки, в которой излагалась бы суть происходящего. Вкратце. Конспективно. Так и так, в моей смерти прошу винить Витю Сэ, который… который…
Который что?
Свете не хватало фантазии придумать, в чем покойный Рыбаков обвинял Витю Сэ. В бездарности? В уклонении от уплаты налогов? В другом убийстве? Не слишком ли много убийств на одного режиссера?
Возле миски требовательно пискнул Тихон, отвлекая ее от размышлений.
– Ну, ты же недавно ел, – сказала Света и с ужасом поняла, что подхватила от следователя слово-паразит.
Кот с трагическим лицом понюхал пустую миску и заявил о себе громче.
– Ну, хватит. То есть просто хватит! Я тебя полчаса назад кормила.
Кот тоскливо посмотрел в миску. Затем так же тоскливо посмотрел на Свету. Выдержать этот взгляд мог только исключительно бессердечный человек.
Или владелец исключительно прожорливого кота.
– Ничего не дам!
Кот понуро отошел от миски. С каждым шагом ребра его выпирали все сильнее. На глазах Светы упитанный, как сосиска, зверь превратился в изможденного сироту. Усы обвисли, взгляд потух. Теперь это было несчастное, недокормленное животное, навсегда травмированное голодным детством.
Сердце Светы не выдержало. Она достала пакетик корма и щедро положила целую ложку. Подумала – и добавила немножко сверху.
– Тиша! На!
Кот подбежал к ней, радостно мрякая на ходу, и с ушами зарылся в миску. Он ел, чавкая и урча, словно его не кормили двое суток.
Вылизав миску дочиста, кот пришел к Свете на диван, лег возле нее, сыто сопя, и приткнулся головой к ее руке. Через минуту Тихон спал, похрапывая, как престарелый мопс.
А Света поглаживала его и улыбалась – первый раз за этот долгий день.
Машина мчалась по Ленинградскому проспекту. Вел на этот раз Дрозд, заявивший, что, во-первых, он больше не в силах складываться пополам в Светином «Ниссане». А во-вторых, после концерта не пил ничего, кроме стакана минеральной воды.
Последний аргумент сразил Свету наповал.
– Ты так реагируешь, будто я запойный алкаш, – заметил Дрозд, лихо ныряя в узкий просвет между двумя «Пежо».
– Я просто… – Света смущенно замолчала.
– Что просто? Давай, режь правду-матку, не стесняйся.
В детстве, услышав выражение «режь правду-матку», Света живо представила несчастную толстобокую правду-матку, которую ведут резать. И рыдала, пока ей не объяснили ее ошибку. Но образ впечатался в память намертво, поэтому, услышав предложение Дрозда, Света содрогнулась.
– Не буду резать, – решительно сказала она. – Пусть живет. А удивилась я просто от неожиданности. Концерт ведь прошел хорошо, ты мне сам сказал. Я думала, ты мог выпить чисто символически, за удачное выступление.
Она нахмурилась и взглянула на Дрозда. Тот вел расслабленно, почти небрежно. Но быстрота его реакции поражала Свету, которая сама водила с двадцати лет.
Он и сейчас выглядел расслабленным, даже посвистывал иногда. Но что-то в его лице Свете категорически не понравилось.
– Леш, выступление провалилось, правда? – упавшим голосом спросила она. – Все прошло плохо?
– С чего ты взяла?
– Ты не стал мне рассказывать, чтобы я не расстроилась? Ты поэтому такой трезвый, да?
– Света!
– Я бы и не расстроилась, – горестно сказала она и шмыгнула носом. – Подумаешь, одно неудачное выступление!
Дрозд что-то глухо прорычал.
– Это у всех бывает, Леш! Даже «УмаТурман»…
Впереди загорелся красный, и машина плавно затормозила. Дрозд повернулся к Свете.
– Нет, ты все-таки эмоциональный пень, – убежденно сказал он. – Выступление прошло отлично! Прекрасно прошло, замечательно, удивительно! Я сам офигел. Ждал меньшего, честно. А не выпил я ни капли, потому что знал, что утром нам с тобой нужно будет ехать к этой певичке!
– Ты не мог знать! Я только час назад ей позвонила!
– Света! Я был уверен, что мы куда-нибудь поедем. Если не к певичке, значит, на станцию. Если не на станцию, значит, к следователю. Куда угодно! Или ты думала, что я позволю тебе мотаться по городу одной?
– Я собиралась отсиживаться дома.
– А разыскивать этого козла кто будет? Пушкин?
– Полиция! Следователь теперь знает то же, что и мы.
– Причем половину знает от нас, – язвительно напомнил Дрозд. – Как там было у Жванецкого? «Теперь не газета нам, а мы газете новости сообщаем. – Правда ли, что здесь мост будут строить? – Правда, – сообщает газета, – верно!»
Света заступилась за следователя:
– Без него мы не узнали бы про пистолет.
– Согласен, это важно.
Некоторое время ехали молча.
– Если ты не хочешь ничего предпринимать, давай все отменим, – вдруг сказал Дрозд.
– Как это отменим?
– Очень просто. Позвонишь своей Лере, объяснишь, что ничего не получается. Мы вернемся домой, и ты будешь отсиживаться там, как мышь в норе. До тех пор, пока его не поймают.
Света задумалась. Предложение было заманчивым.
С того момента, как они вышли из подъезда, она ни секунды не чувствовала себя спокойно. Прятаться за широкую Лешкину спину ей претило, и она храбро вышагивала рядом, но ощущала себя мишенью на ножках. Попадут-не попадут? И сколько очков выбьют, если попадут?
Раньше Светлана и не предполагала, что вокруг их дома столько подходящих мест для засады. Можно спрятаться за углом или вон в тех кустах боярышника, которые словно нарочно посадили для этой цели. Отличное место за машиной – стреляй, сколько хочешь! А старенький гараж-ракушка, который уже два года собирались снести, вообще идеален для покушения. Можно встать за ним, а можно залезть на крышу…
Света замерла и вцепилась в рукав Дрозда.
– Там… на крыше… Гараж! – шепотом крикнула она.
– Это мальчишки, – сказал Дрозд, отцепляя ее пальцы и беря за руку, как ребенка. – Я их уже видел. Пойдем, пойдем.
Над гаражом поднялись две коротко стриженые головы. К уху одной головы был прижат телефон, и до Светы донесся писклявый голос:
– …в музыкалке… Мам, ну чего ты!
«В музыкалке он, как же», – подумала Света, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце. – Маленький врунишка».
В машине Дрозда она перевела дыхание. Лешка гонял на старушке-«Хонде», которую любовно звал вездеходиком. Умом Света понимала, что застрелить ее можно и в машине, но все равно почувствовала себя куда увереннее.
– … вернемся! – настойчиво повторил Дрозд. – Ты меня слушаешь?
Света встряхнулась.
– На следующем перекрестке будет разворот. – Дрозд бросил взгляд в зеркало заднего вида. – Я довезу тебя до дома, а там решим, что делать.
– Не нужно разворачиваться. Поедем.
Он бросил на нее быстрый взгляд.
– Ты уверена?
– Да. Леш, сколько я смогу прятаться? А если полиция будет ловить его еще полгода? Нет, так не пойдет. Давай сделаем то, что от нас зависит. Хотя бы самое простое.
Он молча кивнул и прибавил газ, чтобы проскочить на зеленый.
«Самое простое» они придумали утром.
– Нам нужны сплетни, – сказал Дрозд.
– Ты говоришь как издатель газеты, ищущий кратчайшие пути к успеху, – пошутила Света.
Но Лешка даже не улыбнулся.
– Мы ничего не знаем об отношениях в театре, а это плохо. Вдруг Стрельников с Олегом были лучшими друзьями? В СМИ об этом не напишут, поэтому требуется очевидец.
Долго ломать голову не пришлось. Они не знали никого, кроме троих актеров «Хронографа». Двоих исключили сразу: к Стрельниковой или Серафимовичу идти за информацией о взаимоотношениях в коллективе было бы странно.
Оставался один, а точнее – одна. Лера Белая.
Лера выглядела уставшей и невыспавшейся. Света неловко извинилась за раннее вторжение.
– Ничего-ничего. – Певица потерла красные глаза. – Я же сама попросила вас приехать пораньше. У меня через час занятия, не хочу подводить тренера.
Света поняла намек и быстро перешла к делу.
– Я не смогу вам помочь, – с сожалением сказала Лера, выслушав ее. – Если бы вы спросили меня об этом по телефону, вам не пришлось бы зря ехать.
– Ничего, прокатилась в свое удовольствие, – пробормотала Света, вспомнив пережитый возле дома стресс.
Лера провела рукой по лбу, будто пытаясь прогнать усталость. Подошла к окну, настежь открыла обе створки и глубоко вдохнула.
– Вы хорошо себя чувствуете? – забеспокоилась Света.
– Вчера немножко перетренировалась. У меня занятия в спортзале каждый день, я решила увеличить нагрузку, и вот результат.
– Я пойду.
Света поднялась, но Лера схватила ее за руку.
– Нет, что вы, не уходите! Мне достаточно подышать свежим воздухом, чтобы прийти в себя. У нас тут прекрасный вид на парк. Смотрите, сколько зелени.
Смущенная и озадаченная, Света остановилась. Большие черные глаза с непонятным выражением уставились на нее.
«До чего же красивая девушка. – В мыслях Светы не было и тени зависти. Чужую красоту она фиксировала с отстраненностью художника, подбирающего модель для картины. – Готовая Аксинья из «Тихого Дона». Черты как будто слишком крупные – и нос, и губы, и даже брови чересчур широкие, – но все вместе гармонично и привлекательно. Конечно, ее нужно было снимать не в квартире, а где-нибудь на природе, в поле, рядом с лошадьми. Цыганская кибитка тоже бы неплохо подошла».
Сидя вчера в компании Тихона и заставляя себя не дрожать от страха, Света, чтобы отвлечься, нашла в Интернете песни Леры Белой. Оказалось, что некоторые она слышала раньше. «Ловцы душ», «Подземка» и хит прошлого лета – «Двести двадцать вольт», сотрясавший динамики на всех вечеринках. Дрозд был прав, утверждая, что девушка талантлива. Тексты ее песен – жестких, экспрессивных – запоминались с первого раза.
Света аккуратно, чтобы не показаться грубой, высвободила руку.
– Большой парк?
– Нет, маленький. – Лера явно обрадовалась, что она не уходит. Свете пришло в голову, что девушка боится остаться одна. Но почему? Разве здесь есть еще кто-то, кроме них двоих?
Словно в ответ на ее мысли послышался тихий топоток.
Света наклонила голову и прислушалась. Звук ей не понравился. Если это животное, то довольно крупное. Но при первом посещении она не заметила никаких его признаков, и вряд ли за эти дни Лера успела завести взрослую овчарку или дога.
– Вы держите собаку?
– Собаку? – Лера непонимающе уставилась на нее. – А, это маленький ребенок над нами. У меня нет ни собак, ни кошек. Здесь своеобразная слышимость: иногда, когда соседи возвращаются домой, кажется, что они заходят прямо в твою квартиру.
– У нас тоже так бывает. Только не иногда, а всегда.
Успокоившись от того, что ей не грозит встреча с незнакомым догом или овчаркой, Света выглянула в окно. Действительно, парк, хоть и маленький. По дорожке к нему несется белая болонка, а за болонкой, подпрыгивая, словно груженая дынями тележка, скачет полная курчавая дама.
Дама размахивала поводком и что-то выкрикивала, но с такой высоты слов было не разобрать.
Света улыбнулась.
– Смешная тетечка, – сказала за ее спиной Лера. – Она из нашего подъезда. У нее собаку зовут Шампиньон.
– Да, я знаю. Видела их, когда мы к вам приехали. Она звала его с таким смешным прононсом: «Шадпидьёд»!
– Так вы на такси?
– Нет, на машине.
Лера высунулась в окно, покрутила головой.
– А почему ее нет во дворе?
Свету как будто кольнули. Ее окатило тем же холодком, который она почувствовала возле двери собственного подъезда, когда птицы метались над ее головой, а в ушах звенело эхо от выстрела. Она отодвинулась от Леры и спросила, будто невзначай:
– Откуда вы знаете, что ее нет? Разве вы раньше видели мою машину?
Лера еще повисела, перегнувшись через подоконник, и выпрямилась:
– Ну, конечно! Вы приезжали на ней первый раз. Красный «Ниссан», да? Я его в окно рассмотрела. Или это была не ваша?
Света выдохнула и расслабилась.
– Моя. Но сейчас мы приехали с другом. Вон его машина, темно-синяя.
Лера прикрыла створки. Лицо ее порозовело – условно свежий воздух Москвы и впрямь пошел девушке на пользу. Она бросила короткий взгляд на часы, и Света решила закругляться с визитом.
– Вы точно не сможете нам помочь?
Певица покачала головой.
– Меня взяли в «Хронограф» только полгода назад. Да и то я занята всего в двух спектаклях. Стрельников считает, что я могу привлечь в театр аудиторию, которая редко его посещает.
– Подростки?
– Скорее те, кому вокруг двадцати. Ну, знаете, для них это довольно неожиданно: Лера Белая играет в академическом театре!
– Для меня тоже неожиданно, – призналась Света, и девушка рассмеялась.
– Актриса я посредственная. Не смотрите на меня так, это правда. Но для меня важно играть, важно, чтобы моя фамилия значилась на афише. Я с детства об этом мечтала! Да, большого таланта мне не выдано. Но на сцене театра все зависит от режиссера. А Стрельников – режиссер от бога, можете мне поверить. Если есть хоть капля способностей, то он выжимает все, что возможно. Даже то, чего сам от себя никак не ожидаешь.
Свете опять вспомнился разговор с Олегом.
– Скажите, Лера, вы были знакомы с Рыбаковым? – спросила она, хотя еще секунду назад и не думала задавать этот вопрос.
Но ее вдруг снова охватили смутные подозрения. Света не смогла бы сформулировать их. Слабый голос сомнения что-то нашептывал, но что – не поймешь.
– Что вы! – Лера с сожалением покачала головой. – Нет, знакомы-то были! Нас представили друг другу сто лет назад на какой-то тусовке. Я должна была в тот вечер петь, но что-то не заладилось: сначала микрофон жутко скрипел, так что все гости зажимали уши, потом я слова забыла… Короче, была в ударе. Когда все закончилось, решила напиться с горя. И вот представьте: стою с бутербродом в руке – последним бутербродом, между прочим, потому что все сожрали, – собираюсь глотнуть не чего-нибудь, а водки. И тут меня дергают за локоть и кричат на ухо: «Лера, познакомься, это наш Олежек!»
Я рукой взмахнула, семга с бутерброда взлетела – и бац этому Олежеку на ботинок. Он, бедняжка, так рассматривал свою ногу, будто на нее чайка нагадила. А я тоже рассматриваю и думаю: «Вот же черт! Последний бутерброд!»
– И что? – засмеялась Света, представив эту картину.
– Что-то… Пришлось сыром закусывать. Представляете: водку – под сыр!
Лера скривилась от отвращения.
– Нет, я про Рыбакова. Что было дальше с вашим знакомством?
– Да какое тут может быть знакомство! Он что-то процедил, собрал мою семгу салфеточкой с ноги и ушел. Наверное, запомнил меня как дуреху, которая сначала испортила выступление, а потом его ботинок. А у меня вообще не было никакого желания продолжать. Зачем мне какой-то старый мужик? Целых сорок лет! Я тогда не знала, кто он такой. И вообще была такой дурой набитой, просто ужас! Прямо страшно представить.
– И больше вы с ним не встречались?
– Видела его несколько раз на всяких мероприятиях. Но мы, по-моему, даже не здоровались.
– Почему?
– Я не здоровалась, потому что мне было стыдно. Я ведь перед ним тогда даже не извинилась. А он – потому что не узнал меня. Вот и все наше общение.
Света успокоилась, но не до конца. Девушка могла и врать.
«Но ее слова легко проверить. Достаточно спросить людей, хорошо знавших Рыбакова. Их несложно найти».
– Мне жаль, что я не смогла вам помочь. – Лера с вежливой улыбкой открыла дверь, недвусмысленно намекая на то, что время истекло. – Но я и в самом деле ни о ком не знаю. Могу только поделиться последними сплетнями, но вас ведь не это интересует.
«Конечно, не это, – про себя согласилась Света. – Меня интересуют не последние, а хорошо выдержанные, проверенные временем сплетни».
– Вот если только… – начала Лера и умолкла.
Света сдержала рвавшийся с губ вопрос. Если только – что?
– Я вот о чем подумала… – решилась Лера. – Вам обязательно, чтобы о наших актерах рассказывал кто-то из своих?
– Видите ли, журналу требуется мнение человека, знакомого с «Хронографом» изнутри.
– Да-да, я так и поняла. Но этот человек обязательно должен быть из актеров, которые сейчас работают в театре?
– Вовсе нет. Лера, у вас есть кто-то на примете?
Девушка помялась.
– Я боюсь вас к нему отправлять! Но больше никто не приходит в голову, честное слово.
– Почему боитесь?
– У него характер… Непростой, в общем, характер. Даже, честно говоря, склочный.
– Склочный характер – это еще не самое страшное, – успокоила Света. – Кто он такой, этот загадочный мужчина с непростым характером?
Лера поколебалась немного. Понизила голос, будто опасаясь вызвать злого духа:
– Якобсон. Марк Самуилович. Только я вам этого не говорила!
Выйдя от певицы, Света сразу полезла в сумку за блокнотом. От стены отделилась высокая тень и шагнула к ней.
– Хочу записать, пока не забыла. Запоминай: Марк Самуилович Якобсон. Живет где-то на Баррикадной.
– Запомнил, – сказал Дрозд. – Можешь не записывать, у меня память хорошая.
Но Света все-таки вывела на белой страничке имя того, кто мог им помочь.
– Зачем ты вообще носишь с собой блокнот? У тебя же в телефоне есть функция записной книжки, можно пользоваться ею.
– Ты, когда тексты песен придумываешь, тоже записываешь их в телефон? – поинтересовалась Света.
Дрозд засмеялся и покачал головой.
– Вот и я не буду. И так целыми днями за компьютером, скоро совсем утрачу навык письма от руки.
– Пойдем. – Лешка взял ее под локоть, но направился не к лифту, а к лестнице. – Ты подозрительно быстро вышла. Визит был неудачным?
– Отчасти. Сама Лера ничего не знает и никого описать не может. Она здорово не любит Стрельникову, но при этом о ее личной жизни не имеет понятия.
– Или не хочет распространяться.
– Может и так. Но она подсказала, кто знает больше.
– Ты свалила свой интерес на журнал?
– Нет, я сказала, что меня пытались убить, и теперь мы мечемся по городу в поисках человека, который выложит нам подноготную «Хронографа» и живописует все дрязги, происходившие в его стенах.
– Так и сказала? – поразился Дрозд и встал, как вкопанный.
Света тоже встала, потому что он по-прежнему держал ее за локоть.
– Господи, Леша, конечно, нет! Я объяснила, что журнал собирается выпустить большую статью или даже цикл статей об их театре. И пробует почву.
– Твоя певица не поинтересовалась, почему почву пробует фотограф, а не журналист?
– Нет. Ей, кажется, было совсем не до меня.
Дрозд вгляделся в ее лицо и с неожиданной проницательностью спросил:
– Тебя что-то беспокоит?
– Помимо того, что меня два раза пытались убить и, скорее всего, попытаются третий? – невесело пошутила Света.
– Угу. Помимо.
– Эта девушка, – созналась Света. – Не могу объяснить, почему. Она была очень напряжена во время моего визита, и у нее несколько раз менялось настроение. То она мрачная, то уже веселая и оживленная. Сначала не хочет беседовать, потом становится разговорчивой и вдруг вспоминает, что ей пора бежать.
– Под кайфом? – деловито уточнил Дрозд.
– Что? – Это объяснение не пришло Свете в голову. – Нет… То есть, я не знаю. А как определить?
– Самое простое – по глазам. Зрачки расширены или, наоборот, сужены в точку. Еще белки могут быть красные после марихуаны.
– Зрачки обычные. А белки красные, да!
– Этого недостаточно. Белки краснеют и после бессонной ночи. А вела она себя как? Не заторможено?
– Да нет, кажется…
– Может, дурашливость странная?
– Тоже нет. Меня что-то смутило в ее поведении, но что – не пойму.
Они спустились на первый этаж, и Дрозд приказал, придерживая дверь подъезда:
– Постой пока здесь, не выходи.
– Это почему?
– Потому! Слушайся старших.
Он быстро высунулся наружу и через полминуты заглянул обратно:
– Путь свободен, мадам.
Оказавшись на улице, Света прищурилась от солнца.
– Опять день будет жаркий, – недовольно сказал Дрозд. – Да что ж такое…
Навстречу им, тяжело вздыхая, прошли дама с болонкой, еще пятнадцать минут назад бывшей белого цвета. В парке болонка явно повстречалась с очень грязной лужей и часть этой лужи теперь гордо несла на себе.
Свету внезапно осенила идея.
– Здравствуйте! – громко сказала она даме.
Та обернула к ней страдальческое лицо.
– Добрый день. Хотя какой он добрый… Жаркий!
Дама промокнула платком лоб.
– Я поклонница Леры Белой, – представилась Света. – Знаете ее? Она из вашего дома.
– Конечно! – оживилась дама. – Стой, Шампиньёша! Ее все знают. Чудесная девушка, такая воспитанная. Я вам про нее слова дурного не скажу.
– Нам не нужны дурные слова, – открестилась Света. – Наоборот, мы хотели ей сделать сюрприз. Моему другу, – она кивнула на Дрозда, – тоже очень нравятся ее песни.
– Ах, фанат, – без энтузиазма отметила дама.
– Фанат! – Дрозд прижал руку к сердцу.
– Мы хотели подарить ей цветы, – подхватила Света. – Положить утром на капот машины. Чтобы Лера вышла из дома – а ее встречает букет белых роз!
– С бантиком!
– Прекрасно-прекрасно, – дама явно теряла терпение, как и ее Шампиньон. – А я вам зачем, простите?
– Мы не знаем, где машина Леры, – сокрушенно сказала Света. – И про саму машину тоже не знаем: ни марку, ни цвет. Может быть, вы подскажете?
Дама покровительственно похлопала Свету по плечу:
– Ну что же вы, милая моя! Поклонница, а не в курсе таких простых вещей. Лера не водит машину. Она у нас девушка простая, ездит на метро.
– Засада! – огорчился Дрозд. – А где ж мы розы оставим? И бантик…
…Света выключила кондиционер и приоткрыла окно. Вместо ровного холодного воздуха в лицо ударил теплый, рвущийся, будто собака с поводка, ветер.
– У меня как будто камень с души свалился, когда она сказала, что Лера не водит. Знаешь, очень страшно подозревать всех подряд. Когда в квартире я стояла рядом с Лерой…
– Что?
– Меня от страха как будто заморозило. Такое чувство, что если бы она взяла палку и ударила, я бы разлетелась на куски, как ледяная статуя. Понимаешь? Отвратительное ощущение! И холод, и беспомощность…
– Понимаю. Только я бы на твоем месте не торопился вычеркивать ее из списка.
Дрозд посигналил длинноволосой девушке, храбро выскочившей на проезжую часть в двадцати метрах от пешеходного перехода, но притормозил, давая ей пройти.
– Зачем ты остановился? – возмутилась Света. – Она нарушает правила! Переход же рядом, а ей лень пройти три шага!
– С точки зрения пешехода, наиболее опасным местом является переход, – наставительно сказал Дрозд, – так как именно здесь поведение водителя наименее предсказуемо. Старая водительская мудрость. И вообще, пешеходов нужно беречь. Представь, что это была бы твоя Лера.
– Так почему ее не нужно вычеркивать из списка? Если она не водит машину…
– …то это не значит, что вместо нее за рулем не мог сидеть кто-то другой. Хотя должен признать, что аргументов «против» больше. Самое главное, что ее не было в то утро у Стрельниковой. Теперь давай конкретику: кого она тебе сдала? Что за Сигизмунд Лазаревич?
– Марк Самуилович. Впервые слышу это имя. Ой! Лешка, стой!
Из-за припаркованной машины высунулся пенсионер в белой шляпе, явно намереваясь перейти через улицу. Дрозд нажал на тормоз и одновременно засигналил. Пенсионер подпрыгнул и резво спрятался обратно.
– Ну вашу ж мать! – рявкнул Лешка, проносясь мимо него. – Вон же зебра! Нет, нужно как баранам лезть под колеса!
– Безобразие! – горячо поддержала Света. – Еще, понимаешь, хотят, чтобы их берегли! Как будто не понимают, что переход – самое безопасное место для пешехода!
Дрозд отчего-то немедленно перестал ругаться, и остаток пути до дома пристыженно молчал.
Кто такой Якобсон, они выяснили быстро. Марк Самуилович даже имел свой сайт в интернете, где выкладывал наиболее удачные фотографии и записи спектаклей со своим участием. Посмотрев отрывок, Света восхитилась:
– Как он молодо выглядит для своих семидесяти! Наверное, потому что толстяк. Смотри, ни одной морщины.
Дрозд перегнулся через ее плечо и ткнул пальцем в дату записи:
– Это снято десять лет назад. Внимательнее, господа сыщики, внимательнее. Слушай, где у тебя домашний телефон?
– Поищи на диване. Эх, а этим снимкам вообще лет двадцать. – Света перелистала фотографии. – Вот он на лошади, на какой-то башне, на дереве…
– Что, одновременно? – удивился Дрозд, осматривая диван. На краешке дивана скромно притулился Тихон, обернувший себя хвостом. – Свет, не вижу телефона.
– Говорю тебе, он там. Я вчера положила его рядом с собой. Смотри-ка, на сайте даже номер Якобсона указан. В разделе: «для прессы». Мы с тобой будем представляться прессой?
– Мы с тобой сначала телефон найдем! Хочу позвонить одному старому приятелю.
– Позвони по сотовому.
Дрозд поморщился, не ответив. Света и без его слов знала, что он не любит разговоров по сотовому. Дрозд считал, что мобильник годится лишь для быстрого обмена информацией. А для общения нужен полноценный стационарный телефон.
Пришлось Свете принять участие в поисках. Но через две минуты она была вынуждена признать свое поражение: трубка не нашлась.
Свете не была свойственна забывчивость. Вещи слушались ее и не имели обыкновения прятаться и удирать со своих мест. Еще утром телефон лежал на диване, а сейчас на диване лежит один Тихон и посматривает на них прищуренным глазом.
– Что за чертовщина… – Света обескураженно огляделась. – Леш, он был здесь!
– Я не сомневаюсь.
Дрозд хорошо знал подругу и был уверен, что она не страдает рассеянностью.
– Вопрос не в том, где он сейчас – это мы выясним за пять секунд. А в том, кто и зачем переложил его.
Они переглянулись.
– Даже если в квартиру забрался вор, зачем ему трубка? – Света изо всех сил пыталась быть рассудительной. – У всех сейчас с собой мобильники.
– Не знаю. Давай для начала отыщем пропажу.
Дрозд вытащил из кармана сотовый и набрал ее домашний номер.
Оба напряженно прислушались. Вначале не было слышно ничего, и вдруг…
– Трам! Та-рам-пам-тра-та-та-ра-рам! – торжественно заиграла увертюра к «Шерлоку Холмсу» с Ливановым в главной роли.
Кот взвился в воздух. Его можно было понять: когда у тебя в складках пушистого живота вдруг гремит оркестр, это нервирует. Телефон упал на пол с громким стуком, а Тихон, приземлившись, умчался прочь, негодующе размахивая хвостом.
Сообразив, что все это время трубка лежала под кошачьим пузом, Света помчалась за ним, выкрикивая оскорбления.
Дрозд посмотрел им вслед, поднял теплый телефон, и на память набрал одиннадцать цифр.
К тому времени, когда Света вернулась в комнату, он уже закончил разговор.
– Погоня не увенчалась успехом, – констатировал Лешка, посмотрев на запыхавшуюся подругу. – Куда он смылся?
– За холодильник! Чуть не застрял, пока протискивался в щель. Поганец…
– Брось, за что ты его так?
– Не стоит недооценивать его умственные способности. – Света в изнеможении упала на диван. – Думаешь, он случайно оказался на телефоне? Ничего подобного! Он лежал на нем с умыслом!
Дрозд почесал нос.
– Ты еще скажи, что он получал удовольствие, наблюдая за тем, как мы мечемся.
– Разумеется. Это вредное, подлое, хитрое животное, весь смысл жизни которого заключается в том, чтобы строить мне козни.
– Мяу! – протестующе крикнули из кухни.
– Сама такая, – перевел Дрозд.
Света пренебрежительно хмыкнула.
– Ты дозвонился до своего старого приятеля? Кто он?
– Журналист, когда-то писавший о театре. В том числе о «Хронографе».
Света тут же села.
– Так, может, у него и нужно было попросить помощи?
– Я и попросил, – усмехнулся Дрозд. – Но от этого парня можно ожидать только небольших услуг. За большие он выставит тебе потом такой счет, что не расплатишься.
– В чем заключается небольшая услуга?
– Я попросил его рассказать про Якобсона. Просто чтобы убедиться, что нас отправили к нужному человеку. Не хотелось бы зря тратить время и силы.
«И вообще лишний раз выходить из дома», – добавила про себя Света. А вслух спросила:
– Убедился?
Дрозд, кажется, не был уверен в ответе. Но все-таки кивнул, хотя и с неохотой.
– Похоже, более подходящей кандидатуры на роль информатора нам не найти. Якобсон не просто ушел из театра, а с громким скандалом. У него был конфликт с режиссером.
– То есть со Стрельниковым?
– Поначалу – нет. Они тогда приглашали режиссера-варяга, какого-то молодого и прогрессивного парня из Питера. Молодой и прогрессивный нашел общий язык со всеми, кроме старого и консервативного. Грызня быстро набрала обороты. А когда Стрельников занял сторону не актера, а варяга, вышла на новый уровень.
– Мне всегда казалось, что отношения актера с режиссером сродни отношениям подчиненного и начальника, – вслух подумала Света. – Не совсем в точности так, но ссора между ними – это тупик. Кому-то одному придется уйти, и понятно, что это будет не начальник. Чего же добивался Якобсон?
Дрозд рассмеялся.
– Старикан хотел сместить Стрельникова и предлагал себя на режиссерскую должность.
– В семьдесят лет? – не поверила Света.
– Он считает, что молод душой и телом.
– А что насчет ума?
– Якобсон полагал, что в театре его все поддержат, и устроил не обычный скандал, а скандал с большим размахом. Привлекал прессу, даже сам тиснул две статейки под чужой фамилией. В статейках разоблачал злоупотребления Стрельникова и грозил судом.
– Интересно-интересно… А злоупотребления действительно были?
– Очень сомневаюсь. Какой смысл злоупотреблять, когда театр, фактически, и так принадлежит ему? Он смог убыточное предприятие превратить в прибыльное. Зачем обворовывать самого себя?
Света поразмыслила.
– У Стрельникова нет компаньонов?
– Вот это нам и надо выяснить. Звони Якобсону и представляйся журналисткой, ищущей сенсаций.
– Тавтология, – проворчала Света. – Журналисты всегда ищут сенсаций.
Но послушно отправилась звонить скандальному Марку Самуиловичу.