Глава 4
ВНИМАНИЕ: В данной главе присутствуют подробные описания насилия, читайте с осторожностью! Описанные действия ни в коем не случае не несут в себе оскорбительный характер, все религии уважаются.
__________________________________
Темная ночь накрыла собой заброшенную окраину. Лишь одинокий, дрожащий свет автозаправочной станции пронзал густую пелену мрака, выхватывая из небытия одинокую фигуру. Здесь, на задворках мира, в тихом противостоянии с надвигающейся тьмой, существовал только он, его железный зверь и пачка сигарет, купленная в круглосуточном магазине.. Люцифер, откинувшись на прохладный металл своего Ninja Kawasaki, жадно втягивал едкий дым уже пятой по счету сигареты. Белый, как возвышающаяся в небе луна, мотоцикл, гордость его дорогостоящей коллекции, казался воплощением мощности, затаившейся под покровом ночи. Максимально достигаемый разгон, который он смог одолеть, составлял двести сорок семь километров в час. Неплохо, но..
Адреналин – наркотик. Организм жаждал его так же сильно, как бедный нуждался в крошке хлеба. Эта зависимость помогала отвлечься, забыться, отогнать мрачные мысли прошлого, будущего и настоящего. На ручке руля покоился оцарапанный шлем – безмолвный свидетель недавней схватки со смертью. Небольшая авария, мимолетное касание с судьбой, оставившее лишь легкий шрам на безупречном покрытии байка. Хант остался цел, но ледяной осколок раздражения застрял глубоко внутри. Тихое, зловещее пламя ярости разгоралось в его легких, смешиваясь с горьким дымом, уносящимся в бесконечное, равнодушное звездное небо.
Он знал.
Люцифер обладал даром видеть то, что скрыто от смертных глаз, проникать сквозь завесу лжи и лицемерия. С детства отточенная, дедукция стала его оружием, его проклятием, его способом выживания в этом прогнившем мире. Никому нельзя доверять. Полагайся только на себя, всякие «связи» вмиг могут обернуться против тебя острием ножа, вонзаясь в спину. Прокручиваясь на сто восемьдесят градусов, мучая, но не давая умереть.
— Мразь, – цедит сквозь зубы, кидая потухший окурок сигареты на асфальт.
Хант отличался от своей семьи. Вечно эмоциональные, шумные, громкие.. раздражающие. Люцифер был тихим с самого детства, отдаваясь своему хаосу в голове. Его эмоции обжигали холодом. Он не проникался духом любви, добра и позитива, о, вовсе нет. Порой в головы лезли мысли:
«Действительно ли я из этой семьи?»
Его язык любви – кровь. Леденящие душу крики мучеников были словно колыбель для него. Кровавые подтеки на белоснежной коже вызывали улыбку и чувство власти, никак не отвращение. Нарцисс? Возможно. Придерживаться ярлыкам общества не входило в его планы, оттого было совершенно наплевать, что и как о нём подумают. И со временем, потерянный в самом себе, маленький мальчик внутри него создал свой собственный мир. Покрытый мраком, тайнами, жестокостью и абсолютным безразличием к людям.
«Гнилые как снаружи, так и внутри» — так он думал о них.
Пешки. Беспомощные марионетки, дергающиеся в танце, заданном чужой волей. Жалкие создания, чьи ничтожные жизни подчинены чужой прихоти. Достаточно лишь явить миру отблеск своей харизмы, прошептать на ухо то, что заставляет трепетать их тщеславные сердца, и вот уже толпа преклоняется, боготворит, слепо следует за своим новым кумиром. Люди вызывали в нём лишь презрительное отвращение своей непроглядной наивностью, жалким отсутствием критического мышления, интеллекта, хоть малейшей искры самостоятельности. Подай им идола, завернутого в обертку из обещаний и лжи, и они готовы будут отдать ему всё, без остатка, не требуя ничего взамен, кроме сладкой иллюзии надежды.
Но истинное торжество начинается в самом апогее, когда пелена спадает, и они осознают, кто пред ними стоит. Стоит лишь обнажить своё истинное, прогнившее нутро, измазанное злобой, с жадностью стремящееся к безграничной власти, и их охватывает леденящий ужас. Ведь именно такого монстра они сами, своими руками, возвели на трон. Народ сам, в ослеплении, избрал себе погибель.
«Боже!» – вопят они в отчаянии.
Но Господь лишь беззвучно хохочет над их ничтожными страданиями. Вы, слепые фанатики, наивные глупцы, полагавшиеся лишь на собственные эгоистичные желания, вознесли на престол самого дьявола, уверовав не в истину бытия, а лишь в собственные вожделения.
Чем отличаетесь вы от тех, кто страдает в адских котлах?
«Все вы – грешники.»
Белая металлическая фурия мчится под покровом ночи. месть подается холодной.
Дорога хорошо запомнилась в его голове, отложившись в памяти на года, Люцифер выжимал из двигателя мотоцикла все, что только может, не боясь последствий. Нужно быстрее. Холодная, расчетливая злость – его отличительная черта. Взгляд, пропитанный ею, мог заморозить кровь в жилах и лишить всякой надежды. Но в этот раз всё не так.
Потому что он ненавидел предательство.
Неважно, кто ты – друг, враг, союзник. Неважно, какую роль ты играл в его жизни. Конец всегда один – пытка. Долгая, болезненная, упивающаяся страхом жертвы, словно змея, обвивающая свою добычу, высасывая из нее жизнь. Таков был Люцифер Хант – палач и судья в одном лице. И никто не мог избежать его приговора.
Смерть – подарок в этот момент.
Старая церковь, в которой он бывал уж многое количество раз, слабо освещена фонарями. В руке покоится любимый предмет орудия – нож с гравировкой на лезвии.
«Your scream is my pleasure."
Как пафосно.
Он перекатывает лезвие между пальцами, играясь.
Пистолетом это не прочувствуешь. Не поймешь, какого это – сдирать кожу собственными руками, наносить порез за порезом, проникая металом под рёбра, гравируя свое имя на костях. Клеймо, оставшееся на полуживом теле навсегда. Буквально.
Он не помнит, когда переступил эту черту. Когда стал таким.
В детстве Люцифер был необычайно спокойным ребёнком, повиновавшимся прихотям отца, выполняя каждое поручение. Чтобы им гордились. Потому что участь старшего ребёнка в семье равносильна боксерской груше, на которой отрабатывают первые удары. Лишь с возрастом он стал активным, шумным, тем самым героем второго плана, который веселит зрителя. И это отнюдь не притворство, и близко нет. Он оставался верен себе, о чем лишний раз напоминала его татуировка паутины на локте. Просто мир меняется, а вместе с ним и ты.
Болезнь, как говорил Хант старший, унесла его мать на небеса, лишив всякого здравого разума. Матушка переживала частые эмоциональные всплески, неконтролируемые приступы агрессии. Самоповреждение. Три попытки самоубийства.
Люци верил в отцовские слова до двенадцати лет. Тогда случился первый приступ после обнаружения правды.
Личное дело «Мелани Хант» беззаботно покоилось в ящике стола, как будто его даже не пытались скрыть. Или постепенно готовили к подаче. Мальчишка просто хотел найти свой спрятанный подарок на день рождения. Папа всегда устраивал ему «квесты», давая сыну возможность играть в маленького детектива. Неплохой метод для развития врождённых способностей.
Он до сих пор всё помнит. Как его озарила вспышка гнева, как кабинет отца превратился в беспорядочный хаос. В его голове звучали голоса, подстрекая и приказывая. Мир вокруг исказился, превратившись в зловещую карикатуру.
«Он обманул меня.»
Посреди хаоса, учиненного им, на полу распластались снимки мертвого тела, изуродованного, оскверненного насилием. По сей день он видит ее в своих кошмарах.
Тело некогда любимого, родного человека, который озарял жизнь маленького мальчика, давая ему тепло, надежду и любовь.. Оно было отвратительно. Три ножевых ранения, бесконечные синяки, покрывающие мягкую нежную кожу, пробитая пулей височная часть головы, следы удушья на шее.
Люцифер обрушил свой гнев на всё, что попадалось под руку. Стекла серванта, некогда скрывавшие за своими дверцами драгоценный алкоголь, разлетелись вдребезги. Рваные обрывки документов заполонили каждый уголок комнаты. Его руки были по локоть в крови, что не вызывало в нём ни страха, ни боли. Дабы утолить жажду мести, захлестывающую его сознание, требовалось иное подношение. Словно сам Господь, прозвучал в его голове, повторяя слова из древних писаний:
"Ибо возмездие за грех – смерть".
Тот, кто позволил греху пропитать свою душу, кто отвернулся от света, должен поплатиться за это своей жизнью. Кровь отца, предавшего собственного сына, станет священным трофеем для преданного.
Тот, кто некогда стремился быть отражением своего родителя, его безупречной копией, теперь пылал ненавистью, столь же всепоглощающей, как и прежняя любовь. Когда-то он преклонялся перед ним, жаждал признания, мечтал превзойти всех остальных в его глазах. Но путь к отцовскому величию оказался вымощен обманом и предательством. Он ощутил, как светлый образ отца меркнет и превращается в уродливую гримасу лицемерия.
Сын стал палачом того, кто прежде даровал ему жизнь.
Люцифер вальяжной походкой направляется вглубь здания, доставая телефон.
Мученик, посмевший предать столь драгоценное доверие Ханта, предстает перед своим судом, стоя связанным на коленях скользящего кафеля. Ожидалось, что его сразу убьют или зададут пару вопросов, применят небольшую физическую силу, как обычно это бывает.
Видели бы вы его глаза, когда в стенах храма эхом начала звучать песня.
Blurred Lines – Robin Thickle.
— Обожаю эту песню! Как тебе? – пританцовывая, спрашивает он у пойманного предателя.
Люцифер напевает строчки песни, скользит по кафелю, демонстрируя лунную походку.
— Зацени! Умеешь так?
Это шутка, да?
Мужчина с недоверием смотрит на своего похитителя, не веря своим глазам и ушам. Что, черт возьми, происходит? Никогда еще перед ним не танцевали мужчины, тем более в католическом храме. Тем более те, кто славится своей жестокостью.
— If you can't hear, what I'm trying to say, If you can't read from the same page, maybe I'm goin' deaf.
Люцифер танцует. Он танцует! Кто-то может в это поверить? Видел бы это Адам.. Петь он явно не умеет, на высоких нотах это режет слух, но какое это имеет значение? Мужчина на полу мысленно крестится и надеется на чудо. Может, его сейчас отпустят? Он же ни в чем не виноват, всего лишь выполнял приказ сверху..
— Just let me liberate you, hey, hey, hey!
С последним «hey» рука с ножом проходится по сухожилию на руке и крик боли смешивается с энергичной мелодией.
— О да, подпевай! Знаешь текст? You don't need no papers, hey, hey, hey! – Хант подбадривает его, нанося следующий порез.
Каждый взмах, каждое касание стали, оставляли за собой алеющий след на бледной коже. Порезы, как причудливые узоры, украшали его тело, постепенно лишая движения. Сухожилия, словно струны старой гитары, обрывались под натиском ножа, вызывая нечеловеческие вопли, смешивающиеся с голосом исполнителя и самого Люцифера.
Он, в своем кровавом танце, казался воплощением дьявольского веселья, наслаждаясь каждой нотой боли, каждым взмахом клинка, каждым аккордом бессмысленной мелодии.
Делая очередной неуклюжий пируэт, его нога поскальзывается на луже крови.
— Ух ты ж! – падая на кафель, прикрикивает он.
Одежда пачкается в алой жидкости, он смеётся, потирая ушибленный затылок.
— Отстой, придется покупать новую футболку. Это ведь ты виноват, дружище, – обращаясь к потерпевшему, говорит он.
Бедолага, казалось, уже давно потерял связь с реальностью. Удивительно, как он еще удерживался на грани сознания. Движение было немыслимо. Люцифер, словно тень, надвинулся сзади и лениво пнул его в спину, заставляя рухнуть лицом прямо в образовавшуюся лужу крови.
— Ай-ай-ай, – протянул Хант с притворным укором, – ну что за свинство? Не стыдно мусорить в таком священном месте? Надо убирать за собой! Это же элементарная вежливость.
Вы когда-нибудь захлебывались в собственной крови под строчки: "So hit me up when you passing through. I'll give you something big enough to tear your ass in two."?
Бедолага испытывал это дерьмо впервые.
Люци перекатывает свое любимое оружие между пальцев – австрийский армейский нож Glock Feldmesser 78, толщина клинка равна пятью миллиметрам, а общая длина составляет двадцать девять сантиметров. Удобно носить с собой и напоминает о его «драгоценном» отце.
«Тошнит от него» – Хант морщится, как только вспоминает о нем.
— Ладно, с тебя хватит, – Хант хватает мужчину за шиворот и приподнимает, смотря как с его лица стекает алая жидкость, а рот жадно хватает воздух.
Неужели, это спасение? Неужели Господь услышал его молитвы? Точно, верно! После такого он явно начнет верить в Бога, будет каждый день ходить в храм и молиться, отдаст все деньги на благотворительность, а еще он абсолютно честно будет соблюдать пост. Откажется от мяса, будет помогать больным деткам и..
— Шутка!
Следом за издевательским смехом Люцифера следует отчаянный крик ужаса и боли. Оружие вонзается в спину, разрезая вдоль, словно скальпель опытного хирурга. Кровавое тело, и так не способное на какие-либо движения из-за порванных сухожилий, тряпичной куклой падает обратно. Хант садится поверх него, смотря на истекающий порез на спине.
— Класс, люблю быть сверху. Жаль, что ты не девушка. Парни не в моем вкусе, увы, – он пожимает плечами, продолжая свою пытку.
Предатели тоже не в его вкусе.
— Всегда хотел попробовать «Кровавого орла», слышал о таком? А? Эй, я же задал вопрос. Ты действительно невежливый, – моментально осуждающий подзатыльник прилетает сразу же. – сейчас я тебе покажу, что это такое.
Руки, покрытые татуировками и кровью, держа в руках нож,, умело отделяют ребра от позвоночника, как будто ему удавалось делать это бесчисленное количество раз. Люцифер делал все четко, точно по инструкции, сохранившейся в голове. Выворачивает рёбра наружу, образуя некое подобие крыльев. Любого другого стошнило бы уже от первого шага, но не его. Он действительно получал удовольствие от всего этого. Кровь в жилах закипала от желания как можно скорее увидеть результат своего творения.
И в завершение – извлечение легких. С грацией фокусника, Люцифер извлекал их, бережно расправляя, словно диковинные цветы. Водрузив на костяной каркас, он отступил на шаг, окидывая взглядом своё творение.
– Voilà! Кровавый орёл a la Lucifer, – прошептал он, с дьявольским огоньком в глазах.
Музыка на телефона прерывается уведомлением о новом сообщении и, вытерев руку от крови, он нажимает на экран, пробегаясь глазами по тексту.
Люцифер ухмыляется.
Ну, конечно, это была она.
— И снова я как щенок бегу к тебе.
__________________________________
Как бы вы себя ощущали, если бы вам пытались внедрить событие, которое вы никак не можете вспомнить? Наверняка, хотя бы немного испугались. Так ведь работает газлайтинг, да?
Проверили бы весь интернет вдоль и поперек, посещая сайту один за другим, в панике бегая по строчкам одной и той же статьи, потому что все они идут из одного источника.
Ныне самостоятельность и оригинальность не в моде, увы.
Именно это послужило одной из причин, по которой Лилит полезла в ближайшую к дому библиотеку, выбрав несколько надежных книг по истории.
С обеда и вплоть до закрытия она просидела в читательском зале, проверяя каждый источник информации. Она чувствовала себя ненормальной, сошедшей с ума, потому что интернет не совпал с бумагой, а мозг наотрез отказывался воспроизводить в памяти те события.
Совершенно очевидно, что старые издания навряд ли бы зафиксировали события две тысячи двадцать четвертого года, но попытаться стоило. Более современных вариантов оказалось не так много, но даже так Лилит не обнаружила нужную дату. Может, дело в цензуре?
Выпрашивать источники у Адама не хотелось.
«Вот еще. Задерёт нос и будет гордый ходить. Извольте.» – мелькает в голове, пока она листает очередную статью в компьютере библиотеки.
До закрытия оставалось примерно полчаса и девушка уже собиралась бросить это дело, смахнув все на то, что Уокер просто пошутил.
«Ага, а заодно создал сайт специально для меня. Ему же делать больше нечего!»
Как это внезапно происходит в самых крутых детективах, Ли вовремя натыкается на полноценную статью, дополненную теориями от «фанатиков» ужасов жизни.
Блэквуд быстро фотографирует текст с экрана компьютера и выключает его, выходя из библиотеки. По крайней мере, у неё теперь есть адрес.
Лилит всегда была любопытной девчонкой. С самого детства она ввязывалась в какие-то передряги. То упадёт в колодец в деревне у бабушки, то мальчишки закроют её в подвале заброшенного детского сада. Однажды она поймала дикого зайчонка и притащила его в дом. Дедуля уже мысленно запекал бедное животное, пока бабушка не забрала беднягу из рук маленькой девочки и не выпустила на волю. Старый тогда долго ворчал на свою жену.
С возрастом любопытство возросло и переросло вот.. в это.
Одинокая хижина, притаившаяся в объятиях буйной зелени, являла собой зрелище одновременно удручающее и завораживающее. Серая, выцветшая от времени и непогоды древесина, зияющие проемы разбитых окон, из которых безжизненно смотрела тьма, манящая в свои глубины.
Атмосфера запустения и забвения витала в воздухе, пропитанная призрачными шепотами прошлого. Кажется, что в этом месте время остановилось, оставив лишь отголоски былой жизни, погребенные под слоем пыли и забвения.
Некогда державший дверь металлический замок был оторван, а ручка двери измазана в чем-то непонятном и противном.
«Даже трогать это не буду.» – подумала она, выбрав окно лучшим вариантом для входа.
Что она должна тут найти? Подтверждение того, что она не ненормальная?
Пробравшись через окно, Лилит оценила обстановку внутри:
Дом был простым, двухэтажным, с когда-то приятным интерьером, покрывшимся многолетним слоем пыли, сыростью и гнилью. Шкаф, наполненный книгами, привлекал гораздо больше внимания, чем все остальное.
«Адекватно, если я украду книгу? Две. Пять.»
А кто её, собственно, остановит?
На первом этаже находилась кухня, гостиная и туалет. Девушка обошла каждую комнату в поисках чего-то необычного. Мысленно она поблагодарила прошлую себя за то, что взяла с собой перчатки, ибо касаться всего этого голыми руками не хотелось. В воздухе витал запах отчаяния, ненужности, а серые тучи за пределами здания только усугубляли атмосферу, придавая ей таинственности и.. неряшливости.
— Фу, – на лице Лилит проступает отвращение, когда ботинок наступает на что-то мягкое и скользкое.
Первый этаж был пройден вдоль и поперек, не найдя ничего полезного, она отправилась вверх по лестнице. Ступив на одну из половиц, была в шаге от того, чтобы отправиться вверх к Богу. Прогнившее дерево ломается под весом девушки и трескается, а ошметки лестницы падают вниз.
Лилит быстро перешагивает через ступени и на всякий случай подальше отходит от края лестницы, бросив последний взгляд назад.
Две спальни и ведущая на чердак лестница.
Комната дышала запустением и упадком. Стены, когда-то окрашенные в насыщенный бирюзовый цвет, ныне покрылись сетью трещин и осыпающейся краски. Потолок, испещренный пятнами и разводами, зиял дырой, сквозь которую просачивался тусклый свет, неспособный разогнать царящий здесь полумрак.
Центральное место занимала массивная двуспальная кровать с резным изголовьем, накрытая выцветшим и запыленным покрывалом. Казалось, она помнила множество бессонных ночей и тихих разговоров, теперь погребенных под слоем времени и забвения. Рядом с кроватью стоял туалетный столик с зеркалом в ажурной раме. Его поверхность засыпанная пылью, пустым баночками из под косметики, парфюмерии, и осколками стекла. У окна, наполовину заколоченного досками, стоял старый радиатор, забитый сухими листьями и мусором.
Все время, что Лилит находилась в этом проклятом месте, ее не покидало странное, навязчивое чувство чьего-то пристального взгляда.
«Успокойся, ты не в фильме ужасов»
Во второй спальне обнаружились только испорченные остатки детских вещей, которые не были пригодны для использования. Небольшой комод, зеркало, аккуратный деревянный крест на стене и шкаф из темного дуба, рванные игрушки и одежда на полу. Половица неожиданно заскрипела и Лилит резко развернулась, направляя фонарик в сторону звука.
Никого.
Отбросив в сторону дурные мысли, поспешила на верхний этаж.
Вдоль стены, прислоненная к деревянной обшивке, стояла старая дверь. Рядом – груда сваленных в беспорядке вещей: покореженная металлическая кровать, свернутый матрас, коробки, наполненные неизвестно чем. У дальней стены возвышался письменный стол, щедро заваленный стопками книг, рукописей и старинных вещиц. На столе и стенах, словно безмолвные свидетели прошлого, располагались старые фотографии в резных рамах. Лица, запечатленные на них, казались печальными и отрешенными, будто они знали что-то, недоступное живым. Рядом с письменным столом стояло старое кресло с вытертой обивкой, за ним виднелся книжный шкаф, забитый до отказа томами в кожаных переплетах. Пол усыпан обрывками бумаги и пылью, словно здесь недавно разыгралась драма. Все в этом кабинете дышало историей и тайнами, предлагая разгадать его загадку.
Ящики стола с трудом открывались, так что приходилось полностью вынимать их и ставить на пол, дабы не тратить много времени.
Различные письма, счета об оплате коммунальных услуг: вода, газ, свет. Небольшие штрафы, записки. Первый ящик не оказался столь богатым и был отставлен в сторону.
Во втором лежали детские рисунки. Сердце Лилит от чего-то болезненно сжалось, рассматривая черные эскизы на потемневшей бумаге.
«Хранил ли мой отец мои рисунки? А мама?»
Хотелось бы ей узнать о своих родителях немного больше. Какими они были? Матушка пела ей колыбельные, чтобы уложить спать маленькую дочь? Покупал ли папа втайне от мамы сладости для своей малютки? Любили ли они друг-друга? Любили ли они её?
«Если бы любили – не бросили»
Тихо. Нет.
«Не позволяй своим слабостям взять вверх»
Лилит, заинтригованная, прищурилась и направила луч фонарика на поврежденное фото.
«Что за чертовщина? Или мне кажется? Черт, как же здесь хреново видно», – пронеслось в ее голове, и брови невольно сошлись на переносице.
На снимке отчетливо просматривался мужчина в черном облачении, характерном для служителей церкви. Одной рукой он нежно обнимал свою жену, которая, в свою очередь, прижимала к себе ребенка. Вторая рука мужчины была опущена, и кадр наполовину обрывал предмет, покоившийся в его ладони.
Библия.
Именно та, что сравнительно недавно появилась в их музее. Та самая, что нагло выкрал Адам, наивно полагая, что ему все сойдет с рук.
Третий и четвертый ящики стола были обследованы с особой тщательностью. В одном из них обнаружилось искусно выполненное двойное дно, скрывавшее от посторонних глаз тайные рукописи. Кожаный блокнот, несколько скомканных записок и серебряный крест на тонкой цепочке. Прочитать текст в этом мраке было совершенно невозможно, поэтому все артефакты без лишних раздумий отправились в рюкзак девушки.
Среди обломков и развалин выделялась особенно жуткая деталь – груда распятий. Фигуры Христа, застывшие в муках, взирали на этот беспорядок с немым укором. Рядом – картины с изображением святых ликов, поблекшие и потрескавшиеся от времени.
Находившаяся позади стена была прикрыта пластиковой плёнкой. создавал эффект призрачности, словно перед глазами не реальные предметы, а размытые воспоминания. Под пленкой угадывались очертания картин в массивных рамах. Свет, проникая сквозь пластик, искажал изображения, превращая их в неясные силуэты. Там, где пленка плотнее прилегала к картинам, проступали размытые фигуры. Обходя ритуальные предметы, Лилит тянет пластик на себя, срывая его со стены.
«Жуть»
От пола до потолка развешены иконы святых лиц, как в христианском, так и в католическом варианте. Различные повторения сюжетных линии, изображения из библии. Хозяин хижины явно был помешан на этом или же.. просто верен своему делу?
С первого этажа доносятся тяжелые шаги. Лилит инстинктивно пригибается и затихает, не издавая ни звука.
«Твою мать! Че ж делать, че ж делать..»
Прыгать со второго этажа было слишком опасно и не практично. Даже если она ничего себе не сломает, звук падения явно будет услышан и потребуется время, чтобы убежать быстрее, чем мужчина поймает её. Оставаться на месте тоже не вариант.
Шум снизу стих.
Затаив дыхание, она с предельной осторожностью ступила к краю лестницы. На втором этаже никого не было.
Или был, но хорошо прятался.
Сердце бешено стучит в груди, в крови бушует адреналин, тело уже готово бросаться прочь отсюда, все органы чувств обострены, буквально крича ей: «беги».
Беги. Беги. Беги.
На первом этаже оказывается отперта одна единственная белая дверь. Никаких признаков того, что здесь кто-то находится, совсем нет. Полностью отсутствуют.
«Может, он ушёл?»
Блэквуд делает пару шагов в сторону раскрытой двери и заглядывает за дверь. Подвал. Скудный свет, проникающий сверху, едва касался первых ступеней, оставляя все остальное во власти теней.
Посветив фонариком вниз, она прищурилась, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь.
Беги. Беги. Беги.
Ей действительно показалось и никого здесь вовсе не было? Тогда как открылась дверь? Навряд ли это был простой сквозняк.
Потому что именно сейчас, пока она размышляла о таинственных шагах, внизу стояла мужская фигура, смотрящая на Лилит снизу вверх. Молча.
Девушка не сразу поняла, что её нашли, что прямо сейчас на неё пялится незнакомый мужчина в маске.
«Может, он добрый?» – наивная мысль проникнула в голову.
В ту же секунду, словно в ответ на ее наивность, в мерцающем свете фонаря зловеще сверкнула сталь. Лезвие ножа, хищно блеснув, зафиксировало в ее сознании лишь одну мысль:
Бежать.
Не раздумывая, повинуясь первобытному инстинкту, она сорвалась с места. Дверь распахнулась, впуская в лицо порыв прохладного вечернего воздуха. Паника обрушилась на нее, словно ледяная лавина, парализуя разум и заполняя все пространство страхом. Она ощущала лишь животный ужас, заставляющий сердце бешено колотиться в груди. Но сквозь эту пелену отчаяния пробивался один-единственный, ясный как крик, императив: бежать. Бежать как можно дальше и как можно скорее.
Она не оборачивалась. Не было времени смотреть назад, проверять, преследует ли ее кошмар. Она продиралась сквозь заросли кустов и переплетенные ветви деревьев, чувствуя, как колючие плети царапают кожу. Небольшая царапина на щеке, словно огненная нить, прочертила след, но она даже не почувствовала боли. Адреналин, бурлящий в крови, притуплял все чувства, кроме одного – всепоглощающего страха. Она не обращала внимания ни на что, кроме цели – выжить. Лишь бы бежать. Лишь бы уйти.
Казалось, выход из леса был почти на ладони. Еще немного и она выбежит на трассу, где можно будет поймать хоть какую-то машину или как минимум вызвать копов.
Левый бок нещадно колит от долгого бега и сбившегося дыхания, ноги устали, её тело не было привыкшим к такой физической нагрузки, как сейчас.
«Откуда я знала, что мне придется убегать от ненормального?!»
Капюшон от ветровки цепляется за толстую ветку, от чего ткань болезненно и резко впивается в и так горящее горло. Наспех выдернув его из оков деревянных лап, она оказывается припечатанной в стволу. Нож моментально пролетает рядом с её щекой, ткань куртки зажимается между деревом и оружием.
На ухе проступает небольшая капля крови, а в её глазах застыл леденящий ужас, когда она видела как он приближался к ней. Спокойной, уверенной походкой, держа в руке еще пять таких метательных ножей.
«Я стена, я кирпич, меня тут нет»
Мужчина практически вплотную подходит к блондинке, смотря на пойманную добычу, довольствуясь своим призом. Красивым, восхитительным призом. Манящий аромат её шампуня сводит с ума, пробуждая в нём самые темные мысли, а рука осторожно убирает выпавший локон волос за раненное ухо.
Мужские пальцы аккуратно собирают кровь.
— Куда-то торопишься, ангелок?
— Адам?
Матерь божья. Сердце, кажется, снова начало биться от облегчения. И злости. Ангельский взгляд проходится по его черной маске, сковывающей всё, кроме карих глаз.
— Ты.. ты хоть представляешь, как сильно напугал меня?! – Лилит злится, повышая голос.
— Ты сама испугалась.
— Потому что похож на маньяка!
— Ай. Как грубо, – Адам усмехается, слизывая каплю ее крови с уха.
Щёки розовеют, в животе просыпаются бабочки.
«Эй, угомонитесь! Это ненормально, мне такое не нравится»
Самообман залог успеха, да?
— Извращенец!
— Тебе нравится.
От уверенного голоса свело ноги. Он, казалось, заглядывал ей в душу.
— Что ты здесь делаешь? – она меняет тему.
— А ты?
— Гуляла.
— Поздним вечером, в лесу, одна? – Адам скептически смотрит на блондинку, прижатую к дереву.
— Люблю одиночество, – Лилит уверенно хмыкает, поднимая голову. – а теперь, будь добр, отпусти меня.
— Сам решу.
— Прости?
— Сам решу, говорю. Сам.
«Спокойно, Ли, посчитай до десяти. Вдох-выдох, нам не нужна сейчас тюрьма»
— Можно было хотя бы не бежать за мной как маньяк, а крикнуть, что это ты?!
— О чём ты? – Адам снимает маску, вопросительно смотря на девушку.
— Хватит валять дурака.
Но по лицу мужчины было ясно: он не притворялся. В недоумении смотрел на неё, когда она рассказывала ему суть происходящего, все еще не веря в то, что Уокер действительно не шутил.
Безусловно, он выслушал каждую деталь в её рассказе, но, черт возьми, как же тяжело было не утонуть в её глазах прямо сейчас. Разноцветные, особенные глаза столь прекрасного ангела.
«Ты бредишь, она не так хороша» – пытается убедить себя он.
— Я не бежал за тобой. Тренировался как обычно, заметил тебя и захотел просто поздороваться.
Да, поздоровался. Теперь у неё дырка на капюшоне из-за его «просто поздороваться» и кровоточит ухо.
— Но.. но там в хижине..
— Какой хижине?
В голове кавардак. Она чувствовала себя еще более потерянной, чем раньше, с ощущением, что грань между реальностью и безумием окончательно стерлась. Словно ее собственная жизнь превратилась в чужую, кошмарную пьесу. Почему все так кардинально изменилось? Почему мир вокруг вдруг стал таким... неправильным?
Голова раскалывается, ноги гудели от усталости, царапина на лице только сейчас посылает неприятные сигналы боли, напоминая о себе. Адреналин, подгонявший ее вперед, иссяк, оставив после себя лишь выматывающую усталость и изнеможение. Стресс сковал ее сознание, не позволяя здраво оценивать ситуацию и мыслить логически. Реальность расплывалась, превращаясь в зыбкий, ненадежный мираж. Она чувствовала себя загнанной в угол, беспомощной и потерянной в этом внезапно сошедшем с ума мире. Лилит, пытаясь сложить пазл воедино, не замечает, как Адам мягко приподнимает её голову за подбородок, заставляя смотреть ему в глаза. В этот раз на ней не было линз, и ничто не скрывало её особенность. Сейчас ничто не мешало ему погрузиться в их глубину, попытаться разгадать их тайну. Один глаз, цвета светлого янтаря, напоминал солнечный сосновый лес, пронизанный лучами света. В нем жила радость и тепло, обещание чего-то светлого и безмятежного. Второй же глаз, цвета сочной зелени, казался бездонным и загадочным, словно темная лесная чаща, полная тайн и секретов. Он чувствовал, как этот зеленый взгляд медленно, обжигающе, выливается на его сердце, растапливая лед и пробуждая давно забытые чувства.
Чувства.. ну да, как же.
Горькая усмешка расползается на губах Адама и он опускает руку, отходя на шаг.
— Я отвезу тебя домой.
__________________________________
— Шах и мат, дружище.
Брюнет довольно запрокидывает руки за голову, готовясь к очередному унижению своего друга. Люцифер жалобно стонет и в отчаяние кладет голову на колени.
— Бро, я уже в стельку, ты издеваешься? – Хант бубнит себе в ладони.
Любимая игра с детства – шахматы. Но стоило друзьям подрасти и они слегка изменили правила, добавив немного веселья в скучную игру.
Алкоголь.
Расставленные на шахматной доске рюмки наполнены дорогим виски. С каждым удачным ходом тот, чья фигура была устранена – залпом выпивал содержимое. И Уокер, судя по всему, вёл хороший счет.
— Правила есть правила, старик, – Адам пожимает плечами, ухмыляясь.
Последняя рюмка встает встрой вместе с остальными выбывшими – конец игры.
Приглушенный голос ведущей новостей из телевизора на заднем плане придает домашней атмосферы. Адам любил, когда они собирались вот так. Без всяких дел, формальных костюмов и прочего Только он и его старый друг, над которым он так любит издеваться.
«Этим утром в церкви был обнаружен труп...»
Уокер краем уха слышит обрывок фразы и устремляет взор на экран позади мужской фигуры. Ну конечно, ему известно это место. Рука инстинктивно тянется к пульту, прибавляя громкости.
«Тело погибшего найдено над алтарём...»
Странное совпадение. Как только в его жизни появилась Лилит, перед ним стала часто мелькать церковь, да и не только она. Адам углубился в расследование, стал искать новые зацепки.
Естественно, телевизионная цензура не пропускала столь ужасные и жестокие кадры. Размытый силуэт возвышался над местом чтения молитв, желтая лента отгораживала вход для посторонних. Вряд ли нашелся бы столь безумный человек, желающий посмотреть на тошнотворное творение убийцы. Он чувствовал, что находится в тупике. Словно не хватает маленькой детали для полного завершения картины. Чо еще он может узнать? Где возможно надавить своей силой? Кого допрашивать?
Он не знает.
От своего информатора ему дошла весть о недавнем рейде полиции на гнездо религиозного культа. В мире, где безумие давно стало нормой, это уже не удивляло. Существовали десятки, сотни сект и секточек, каждая со своими причудами и извращенными ритуалами. Но "Братство Возмездия" отличалось. У них был свой знак, отличительная черта, которая заставила Уокера насторожиться.
Получив фотографии с места происшествия, он не сразу понял, что его так зацепило. Лишь присмотревшись внимательнее, он заметил это. На стенах, исписанных безумными пророчествами, на окровавленном полу, на телах задержанных культистов – везде был этот символ. Черный, словно выжженный клеймом, он въелся в кожу, став частью их самих. Поначалу Уокер списал это на обычные татуировки, знак принадлежности, чтобы члены культа могли узнавать друг друга. Практичная, пусть и жуткая, мера.
Просто татуировки.
С особенным ингредиентом.
В краску, которой наносились эти символы, добавлялась ритуальная кровь. Кровь их жертв. Капля за каплей, боль за болью, ненависть за ненавистью, символ впитывался в плоть, становясь печатью безумия. Мерзость. Не просто безумие, а тщательно культивируемая, отвратительная мерзость, отравляющая мир. И Уокер чувствовал, что это лишь вершина айсберга.
Адам потер переносицу, пытаясь сфокусироваться на экране телевизора. Пульт в его руке хаотично переключал каналы, пока, наконец, не замер на каком-то слезливом сериале. Не продержавшись и секунды, экран погас.
— Э! Мой любимый сериал! – возмущенно воскликнул Люцифер, обиженно глядя на выключенный телевизор.
— Ты что, это смотришь? – Адам с трудом скрывал удивление в голосе.
— А что не так? Ты видел, какой Серкан Болат горячий? Хочу себе такого, – мечтательно протянул Люцифер, покачиваясь на диване.
Адам не смог сдержать смех, глядя на развеселившегося пьяного друга. Он закатил глаза, пытаясь представить себе, что бы случилось, узнай об этом их подчиненные. Кошмар. Просто немыслимо.
— А чего ты так смеешься? Нет, он, конечно, горяч, спору нет, но бедная Эда! Столько всего пережила, – с искренним сочувствием в голосе добавил Люцифер, возвращаясь к обсуждению сериала.
Он фыркнул от смеха и, поднявшись с дивана, принялся убирать небольшой беспорядок, оставшийся после шахматной партии. В этот момент завибрировал телефон, лежащий в кармане его черных джинс, уведомляя о входящем звонке.
«Ангелок»
Гласила надпись на экране смартфона. После секундной заминки он принял вызов.
— Уже соскучилась? – воркующе произнес он, поднося телефон ближе к уху.
— Ага, прям таю от тебя, – саркастично отозвался голос в трубке.
— Уже мокрая? Как мило, а я еще ничего не сделал, ангелочек. Тебя так легко довести? – с довольной ухмылкой проговорил он.
— Ты скоро в психушку меня доведёшь, – последовал раздраженный ответ. Он не видел, но был абсолютно уверен, что на этих словах она закатила глаза.
— Это Эда? Эда, любовь всей моей жизни, услышь меня! – кричит Люцифер, драматично прижимая руку к сердцу.
— Какая ещё Эда? – Лилит недовольно шипит.
— Ревнуешь, малыш? – Адам издает издевательский смешок.
— Ты мне нахер не сдался.
— А мне тебя на нём не хватает, – ответил Уокер с ухмылкой, намеренно провоцируя её. – а если серьезно, что хотела?
На заднем плане, пьяный Люцифер завывал какую-то душераздирающую песню, при этом умудряясь разыгрывать трагедию в лучших традициях дешевого театра. Секунду назад он валялся на полу, обливаясь слезами под жалобные строчки "and you break my heart, baby", а теперь уже, шатаясь, пытался встать на руки, явно намереваясь продемонстрировать некое подобие сальто назад.
Адам очень хочет его остановить, но посмотреть на то, как друг попытается сломать себе шею, ему хочется еще больше.
Признаться честно, садистская часть его натуры ликовала. Адам боролся с собой, стараясь подавить смех, но уголки его губ предательски дергались. Нет, он просто должен увидеть, чем это закончится.
— Эй, ты вообще слушаешь меня?
Раздраженный женский голос в телефоне, словно плевок ледяной воды, вернул его обратно к разговору. Адам прочистил горло, стараясь подавить рвущийся наружу смех.
— Прости, что ты сказала?
В это время Люцифер, видимо решив добавить остроты в и без того абсурдную ситуацию, взобрался на кожаный диван и, шатаясь, судорожно вцепился в его спинку, отчаянно пытаясь удержать равновесие.
— Я сказала, что мы едем в Россию.
На заднем плане раздался оглушительный грохот. Звук падения и последовавший за ним приглушенный стон не оставляли сомнений – Люцифер все-таки совершил свой эпичный полет лицом в пол. И, судя по всему, в процессе еще и умудрился сломать себе нос.
__________________________________
Подписывайтесь на телеграмм канал, чтобы следить за обновлениями и спойлерами!
Название: the cult of sophistication
Ссылка в профиле!