Глава 3
Раннее утро, едва прогнав последние тени ночи, окрасило лес в сумрачные оттенки серого. Туман, густой и непроницаемый, как плотная вуаль, укрывал землю, стирая границы между реальностью и призрачным миром. Казалось, будто лес затаил дыхание, погрузившись в абсолютную тишину, нарушаемую лишь редкими вздохами ветра, шелестевшего в кронах вековых деревьев. В этой звенящей пустоте каждый звук, каждый шорох отдавался эхом, многократно усиливаясь.
По едва различимой тропке, петляющей меж поросших мхом корней и опавшей листвы, девушка медленно ступала босыми ногами по остывшей земле. Здесь она ощущала себя хрупкой и беззащитной, словно заблудившийся лепесток, гонимый ветром. Каждый ее шаг звучал слишком громко, нарушая деликатное равновесие лесного покоя. Она должна была пропитаться атмосферой ужаса, зловещая тишина и таинственная атмосфера леса напрягла бы любого, кто оказался здесь в одиночестве. Но это место было до боли знакомым.
Меж стволов деревьев и острых веток возникает силуэт заброшенной церкви. Ее полуразрушенные стены, словно вросшие в землю, казались продолжением самого леса. Темные, поросшие плющом, они хранили молчаливую память о прошедших веках, о молитвах, вознесенных к небесам, об утраченных надеждах и угасших верованиях. Незримая сила, словно нить, тянула Лилит к этому мрачному зданию, преодолевая ее сомнения и страх. Она словно была предопределена вступить в этот заброшенный храм. Как будто сам Господь взывал к ней.
С каждым шагом, приближаясь к церкви, она чувствовала, как плотность тишины возрастает, словно давящая на плечи тяжесть. Ворота, когда-то величественные, теперь покосились и проржавели, словно зубы беззубой старухи, позволяя ей проникнуть внутрь.
Внутри царил полумрак, лишь изредка пронзаемый тонкими лучами света, пробивавшимися сквозь запыленные, потрескавшиеся витражные окна. Свет играл на стенах, рисуя причудливые узоры, словно призрачные фрески, повествующие о давно забытых историях. Старые деревянные скамьи - смиренные стражи, выстроились в ровные ряды, храня тепло угасших тел и шепот покаянных слов. В воздухе витал терпкий, дурманящий аромат старого воска, плесени и ладана. Этот тяжелый, приторный запах окутывал все вокруг, проникая в легкие и вызывая странное, неприятное ощущение. У девушки невольно сморщился нос, и к горлу подступила тошнота. Она попыталась сдержать позыв, но запах становился все более навязчивым, всепроникающим.
В конце зала, на возвышении, находился алтарь, увенчанный огромным деревянным крестом. Его темная поверхность впитывала в себя весь свет, излучая лишь мрачную, давящую ауру. С каждой секундой атмосфера в храме сгущалась, наполняясь невыразимой тревогой, словно предчувствием чего-то неминуемого.
В тишине послышался шепот.
Сначала едва различимый, словно дуновение ветра. Поддавшись искушению, Лилит обернулась. Никого. Лишь сумрачное безмолвие, ни единой души.
«Просто сквозняк.»
И близко нет. Вернувшись в прежнее положение, она замирает, наблюдая жуткую картину: вместо рядов пустых скамей на полу лежали тела, накрытые белыми простынями, словно саванами. Из-под ткани сочилась темная, густая кровь, медленно, но неуклонно заполняя пространство храма, подбираясь к ее ногам. Трупы. С самого детства их боялась, избегала кладбища и ненавидела все эти глупые христианские традиции. Бабушка, будучи христианкой, заставила маленькую девятилетнюю девочку присутствовать на похоронах своего дедушки. Все было таким мрачным, пугающим, но больше всего её отталкивал сам ритуал захоронения.
«Поцелуй дедушку в лоб.»
Ни за что на свете. Даже под дулом пистолета – нет. Внучка, безусловно, любила и уважала своего дедушку, но целовать холодный труп она не собиралась ни при каких обстоятельствах.
В церкви вспыхнули свечи, заливая помещение зловещим, пляшущим светом, отбрасывая длинные, искаженные тени, усиливая и без того невыносимый, тошнотворный запах ладана. Голова раскалывалась от громких звуков, пульсируя болью в висках. Кровавые реки дошли до босых стоп Лилит и она с омерзением отходит назад. Снова лужа крови. Чистой поверхности совсем не осталось. Мельком прозвучавший до этого шепот участился. Голоса становились громче, превращаясь в какофонию звуков. Это пугающее чувство, словно к тебе залезли в голову и пытаются навести там свой порядок. Зажмуривается, мотает головой в попытках избавиться от надоедливых голосов, как от комара в три часа ночи, который пищит над ухом. Раздражает.
«Заткнитесь.»
Действительно замолчали. Резкая тишина оглушала и шокировала одновременно, слишком резкая смена атмосферы
«Не открывай глаза.»
Здравый смысл кричал, чувствовал что-то неладное, пока её веки были закрыты. Но неизвестность - словно змей искуситель - манит за собой, проскальзывая под слои кожного покрова, пробуждая пойти на что-то против правил. Пойти на искушение.
Чем это закончилось в прошлый раз? Точно, изгнание из Эдемова сада и вечные смертные муки.
Искушение подобно искусному фокуснику, умело жонглирующему яркими, сверкающими шарами. Он завлекает внимание, завораживает обещанием невероятного, невозможного, рисует картины беспредельного восторга и превосходства. Это словно аромат экзотического цветка, манящий своей сладостью, зовущий в неизведанные сады, где, кажется, расцветает лишь блаженство и не существует запретных плодов. Но стоит лишь протянуть руку к обманчиво легкому шару, или вдохнуть дурманящий аромат слишком глубоко, и магия рассеивается, обнажая жестокую правду. Шары оказываются пустыми оболочками, а сады — лишь иллюзией, за которой скрывается непроходимая чаща терний и разочарований. И тогда приходит понимание: за яркой видимостью скрывалась лишь ложь, а за обещанием наслаждения — горькое похмелье и утрата, навсегда изменившие душу. Искушение – прекрасная клетка, золотые прутья которой сковывают волю и лишают свободы выбора.
И она открывает глаза.
Тусклый свет свечей трепетно облизывал сцену, разворачивающуюся в самом сердце храма. На грубо сколоченном кресте, словно бесценное сокровище, но в то же время – символ величайшего страдания, возвышалась она. Женщина, распятая в мучительном безмолвии, её тело, словно алебастр, белело в полумраке. Голова склонилась в изнеможении, скрывая взгляд от мира, обрекая на вечную загадку.
«Кто это?».
По белоснежной коже, словно по девственно чистому холсту, стекали алые ручьи, оставляя за собой причудливый узор. Каждая капля крови – символ жертвы, боли и искупления. Они срывались с кончиков пальцев, с ран на запястьях, устремляясь вниз, в ожидающую их у подножия креста золотую чашу. Драгоценный металл тускло поблескивал, словно впитывая в себя страдания распятой, превращая их в некий таинственный эликсир.
В благоговейной тишине, застыла фигура священника. Он стоял лицом к женщине, вбирая в себя всю боль и надежду, заключенную в этом трагическом зрелище. В руках его покоилась черная книга, её переплет, словно бархатная ночь, украшен серебряными нитями, кожаная обложка покрыта узорами в тон переплету, по середине – крест - символ веры и искупления, лежащий на границе света и тьмы.
— Молись, божье дитя.
_________________________________
Адам провел бессонную ночь, склонившись над Библией.
Возможно, следовало бы испытать угрызения совести. Хотя бы за то, что его рука без зазрения тронула бесценный артефакт, вырвав его из музейной тиши. Но Адам лишь усмехнулся про себя – его ли это грех? Он давно расплатился по всем счетам, и мелочная кража в сравнении с той ценой, что ему пришлось заплатить, казалась лишь незначительным взмахом крыла бабочки.
Стыд? Пустое слово. Ему ли думать о судьбе какой-то незнакомки, посмевшей поднять на него руку. И что с того, что она, как запоздалое эхо весны, была прекрасна и мила? Это лишь жалкая маска, скрывающая пустоту и, как оказалось, недюжинную склонность к рукоприкладству. Он презирал эту наивность, эту беспомощность, эту нарочитую красоту, словно вылепленную из воска. Адам чувствовал лишь презрение к этой куколке, этой слабоумной, напыщенной девице, чья судьба для него не значила ровным счетом ничего. Она была лишь пылинкой на ветру истории, а он... он был ураганом.
«Мне действительно плевать на неё.» – оправдывает самого себя.
Сейчас самое важное – расследование. Никаких женщин! Тем более таких красивых, чистых и невинных, словно ангел спустившийся с небес, дабы простить его грешную душу и наконец подарить желанный покой его сердцу.
Ему абсолютно точно все равно на неё. Да же?
Совсем не интересно. Она в больнице, в надежных руках, там, где о ней позаботятся.
«Я думаю о ней, просто потому что она красивая» – подмечает про себя Адам.
Да. Красивая до невозможности. Смотрит на него свысока, как будто это не она выглядит как маленький беззащитный зверек. Хотя. Судя по тому, что эта безумная не испугалась напасть на него и до последнего не сдавалась, заранее зная, что потерпит поражение.. Боевая девчонка, это точно.
Однако, все же, что-то не давало ему покоя. Мысли путались и сосредоточиться на книге не удавалось, все сводилось к ней.
«Чувствую себя пубертатным школьником.»
Ладно, так и быть. Прежде чем отправиться на место расследования, заскочит по пути в больницу и просто узнает у врачей в порядке ли она. Все таки эта Лилит сильно приложилась головой об мраморный пол, когда теряла сознание в ту ночь. Но он точно не переживает о ней.
Черный кожаный бомбер, такая же в тон футболка, облепившая его тело как вторая кожа и черные джинсы. просто, но со вкусом - типичный стиль Адама Уокера.
И завершающим штрихом, квинтэссенцией всего образа, был черный мотоцикл Yamaha YZF-R125. Этот зверь идеально дополнял облик Адама. Скорость, адреналин, бушующий в венах во время езды – вот что манило его.
В больнице сказали, что девушку уже выписали и она отправилась домой. Выманить адрес у мед.сестры было не так уж трудно. Стоило только подключить свое обаяние и сделать пару комплиментов грустной женщине, как она тут же засияла.
Дверь дома Лилит открывается после многочисленных звонков в дверной замок. Она зевает, прикрыв рот, и смотрит на неожиданного гостя.
— Я снова сплю? – сонно спрашивает она.
— Я настолько красив?
— Обычно мне снятся кошмары и ты там в главной роли.
«Напомните мне, зачем я решил к ней приехать?» — он мысленно проклинает себя за такую глупую попытку проявить интерес.
— Где книга? – облокачивается об дверной косяк плечом, смотря на мужчину.
— Я, вроде как, извинился перед тобой за это.
Ага. Извинился. На тумбочке в её спальне все еще лежит его плитка тёмного шоколада с запиской: «Потом верну.»
— Смешно. Правда думаешь, что плитка дешёвого тёмного шоколада сможет заменить исторически ценный и важный для государственного музея объект?
— Вообще-то, это дорогой швейцарский шоколад, – протестует Адам.
— Даже моя кошка не стала его есть.
— У тебя есть кошка?
— Нет. Но если бы была - точно не стала бы пробовать.
Задушила бы его собственными руками. Прямо здесь, на пороге, несмотря на всевозможных свидетелей. Раздражает. Бесит.
— Раз ты все такая же змея, значит у тебя все в порядке, – подмечает он.
— Стоять!
Лилит хватает его за плечо, когда он собирался уйти, развернувшись в половину оборота.
— Куда это ты собрался? Думаешь я отпущу тебя снова, пока у тебя в руках мой экспонат? Меня могут посадить, ты в курсе вообще?
— У меня есть свои планы на эту книгу. Не в обиду, но ты в них не входишь, ангелок, – Адам пожимает плечами.
— И какие же?
— У меня важное расследование и-
— Ты и близко не похож на полицейского, – она перебивает его.
Эта женщина точно сведёт его с ума совсем скоро. Прилипла как банный лист. Что еще ему оставалось сделать? Минут десять она спорила с ним, доказывая свою точку зрения. Опровергала все его слова и очевидную ложь, пару раз даже посмеялась с нелепости его отговорок.
— Ладно! – он сдаётся, слегка повысив голос. – Я верну тебе эту чёртову книгу, но как только закончу свои дела, идёт?
— Правда? Ты не шутишь? — радостно восклицает, беря его за руку, сжимая мужскую ладонь в своих руках. – Конечно же нет!
Облом.
Эта ненормальная добилась своего. Сначала он терпеливо ждал в коридоре, пока она переоденется, затем помогал надеть шлем и объяснял как правильно садиться на мотоцикл.
— Я не буду обнимать тебя. Извращенец.
— Тогда сиди смирно, а я посмотрю как ты шлепнешься на асфальт и превратишься в лепёшку, потому что я не собираюсь ехать как чёртова черепаха из-за твоего упрямства.
Ладно. Хорошо. Лилит приняла свое поражение и всё таки обхватила его талию руками, прижимаясь к его спине.
«Все таки, в первую очередь это моя безопасность.»
Рёв двигателя нарушает тишину квартала и они трогаются с места. Возможно, может быть, совсем капельку, есть такая небольшая вероятность того, что Адам не гнал так сильно просто из соображений того, что он не один.
Обычно числа на спидометре превышают допустимую норму и его это никак не волновало. Потому что тогда он чувствовал себя как никогда прежде – свободным. От всех забот, проблем, от всей боли, которая врезается в его сердце словно осколки от стекла, от той мрачной стороны его души и жизни, навсегда оставившая кровавое пятно на его биографии. Именно здесь – на трассе – он мог отгородиться от этого. Прибавить газу, встречая ветер с распростертыми объятьями.
До поры до времени Лилит держала глаза зажмуренными. Было страшно. Для неё это виделось не совсем так, как для Уокера. Учитывая, что это её первый раз. Руки крепко сжимались вокруг мужской талии, боясь расслабить хватку хотя бы на секунду. Еле чувственное касание по её колену. Успокаивающее, почти ласковое, заставляет её открыть глаза.
«Умереть не встать.» – её первая мысль.
Розоватый оттенок неба, смешивающийся с голубым, белоснежные облака и солнечные лучи закатного солнца, окутывающие еловый лес – вот какая картина предстала перед ней. Деревья быстро сменялись одно за другим, от красоты природы перехватывало дыхание. Казалось, дышать стало легче. Ушла паника, страх, все мысли.
Вот она. Свобода.
Уголки губ Адама под шлемом слегка приподнимаются, когда он замечает с каким взглядом она смотрит на это. Когда чувствует, как её хватка стала более уверенной, а руки перестали вздрагивать, сжимая его рёбра почти до боли.
— Здесь очень красиво! – восторженный голос Лилит передается по встроенному в шлем микрофону, достигая Адама.
Она не отрывает взгляда от леса.
— Да, красиво, – отвечает он, не переставая пялится на неё через зеркало заднего вида.
Место, куда они направлялись, было не так далеко за городом. Приехав туда, он паркуется и снимает шлем под тихий девичий смех. Блондинка поправляет волосы и поворачивается назад. Сегодня прекрасное будет преследовать её весь день.
Но для него здесь нет ничего, что могло бы очаровать.
Католический храм, где судьба жестоко оборвала жизнь его родителей, вновь возвышался над городом, словно раскаявшийся грешник, пытающийся замолить старые грехи. Службы снова звучали под его сводами, а прихожане, казалось, забыли кошмар прошлого. Впервые за долгое время Адам Уокер ощутил, как леденящий ужас сковывает его сердце. Ему было страшно. И до тошноты противно.
— И для чего мы здесь?
Ответа на вопрос не последовало. Лилит лишь ускорила шаг, поспевая за высоким мужчиной.
«Огромный как шкаф.»
Внутри была обычная для церкви планировка. Алтарь, скамейки, витражи и крест. Несколько людей сидело на лавочках, склонив головы вниз, сжав ладони вместе. Они молились. У каждого была своя причина для веры. Для кого-то это была надежда на что-то светлое, на спасение. Кто-то находил в этом свой смысл существования. Лилит уважала каждую религию, но никогда не присваивала себя к кому-либо.
«Если им так проще жить – пусть верят. Это дело каждого.»
Бабушка много раз пыталась заставить внучку поверить в Бога. Даже если та не могла находиться в христианских церквях, она учила её молитвам, показывала иконы, рассказывая о святых. Это было интересно слушать, но не более. Каждый такой разговор заканчивался скептическими фразами маленькой девочки.
Крестик она тоже не носила. Вернее, пыталась, честно пыталась. Но каждый раз теряла их или вовсе не могла избавиться от чувства тяжести в груди, когда надевала серебряное изделие на свою шею. Не может и всё.
Адам сейчас чувствовал практически то же самое, что и рядом стоявшая с ним девушка. Если она держалась более менее нормально, несмотря на специфичный и ненавистный запах, то он и вовсе был готов трусливо удрать отсюда. Но он ведь не трус.
Сжав кулаки, уверенной походкой направляется в конец зала к священнику, стоявшему возле алтаря. Проходя мимо скамеек, в голову врезаются отрывки из мрачного прошлого.
Глубокий вдох.
Лилит остается стоять на месте. Рассматривает витражные стёкла и внутреннюю архитектуру здания. Она не слышит о чем они разговаривают. Кладет руку на лавочку из темного дуба, облокачиваясь об неё. Странно, что здесь нет свечей. Поступающий свет из окон приглушенно освещает святое место, придавая немного зловещей атмосферы.
«И все же, что они обсуждают?»
Она собирается сделать шаг и подойти поближе, в конце концов она приехала сюда с ним из чистого любопытства. Далеко не всегда можно увидеть вора библии, который после кражи сразу мчится в церковь разговаривать со священником. Это странно. Но, по крайней мере, она благодарна ему за то, что тот отвёз её в больницу, а не к себе домой или вовсе бросил бы там.
«По крайней мере, на маньяка он не похож. Но все равно псих.»
От её поставленной задачи её отрывает мужчина, положив руку на женское плечо. Требовалась вся сила воли, чтобы не завопить на весь храм.
— Какая прекрасная юная леди посетила нас сегодня, – мужчина, одетый в черную мантию, улыбается.
Темная борода с седыми прорезями аккуратно подстрижена, волосы на голове так же частично покрыты сединой, но он не выглядит как-то неухоженно. Обычный прислужник церкви.
В одной руке он держал небольшую молитвенную книгу. Блэквуд вежливо улыбается и отходит на один шаг.
— Благодарю.
— Пришли помолиться Господу?
От чего-то его голос внушал тревожное чувство внутри. Её не покидало странное, липкое ощущение внутри, которое ей совсем не нравилось. Но с чего бы ей это чувствовать?
«Я просто вымоталась, вот и все. Это обычный служитель церкви, хватит накручивать себя.» – мысленно успокаивает себя.
— Нет, простите, я не верующая.
Браво. Сказать такое, находясь в окружение религиозный людей, посреди католического храма. Пять баллов, Блэквуд.
— Да благословит тебя Господь, дитя, когда-нибудь твои очи прозреют и ты поймешь. Аминь.
Уголки её губ приподнимаются в натянутой улыбке. Как хорошо, что Адам подоспел так вовремя. От этого мужчины ей было не по себе.
— Все в порядке?
Мужская рука приобнимает за плечи, но не касается женской кожи, не желая приносить больший дискомфорт.
— Да.
«Теперь да.»
Взгляд незнакомца падает на библию в руках Уокера, уставившись на неё. Это не ускользает от внимательного и придирчивого к деталям Адама. Замечает как напряглись его скулы, мужчина крепче сжал молитвенник в своей ладони.
Выходя из храма он мысленно сделал себе пометку проверить здесь каждого, особенно его.
__________________________________
Камушек небольшого размера плюхается в водоём, пуская рябь по прежде спокойной водной глади. Кольца одно за другим расплываются, искажая отражение леса и потемневшего неба.
Уокер подбирает еще один, повторяя свои действия. Лилит, прислонившись спиной к его байку, придерживала на плечах его кожаную куртку. Адам настаивал на том, чтобы согреть её.
«Угроза скинуть меня в пруд была лишней. Хренов джентельмен.» – ворчит про себя, укутываясь в его одежду сильнее.
Они стоят в тишине уже десять минут, переваривая прошедшие события за сегодняшний долгий, но полный приключений день.
— Ты не скажешь мне зачем мы приезжали туда? – она первая нарушает тишину.
Мужская рука зависает над землей, когда он собирался поднять ещё один камень. Плечи заметно напрягаются, когда он выпрямляется, продолжая стоять спиной к девушке.
— Нужно было.
— Очень красноречиво, спасибо большое, – саркастически отвечает Лилит, закатив глаза.
Вместо раздраженного вздоха слышит тихий смешок с его стороны.
— Забавная ты.
— А ты глупый.
— Как скажешь, ангелок.
Снова оглушающая тишина.
Голова Адама наполнена мыслями и полученной информацией. Он никогда в целом не был слишком открыт, особенно к незнакомцам. Единственный человек, который хорошо знал его и понимал – Люцифер. На этом всё. Никого ближе он никогда не подпускал, относился ко всем с недоверием и скептически. Порой проверял всю родословную девушек, которые с ним флиртовали. Буквально всю, прошерстив все информационные базы Америки. Адам Уокер не доверял никому, кто хотел дотронуться до его сердца, потому что знал: стоит расслабить тиски на секунду и будет больно. Сломают, разобьют, растопчут.
Но он заметил одну маленькую деталь. Даже будучи такими далёкими друг от друга он ощущал спокойствие сейчас рядом с ней. Не потому что они были в какой-то глуши вдали от трассы. Потому что от неё исходило тепло и эта глупая нежность, которая порой даже бесила.
Понимание.
Потому что не стала расспрашивать дальше, не стала давить, пытаться вытянуть из него информацию любыми способами. И не смотрела на него со страхом, который он привык видеть в отражении людей.
Ангел. Чистый, невинный ангел.
— Я расследую одно дело.. – он начал издалека.
Лилит сразу же встрепенулась, выпрямляясь, внимательно слушая. Он стоял к ней спиной, но чувствовал, что она не просто слушает. Она слышит его.
— Двадцать два года назад моих родителей убили в этом храме. Не только их, многие погибли. Это событие запомнилось всей Америке, пожалуй, на всю жизнь.
— Какое событие? – Лилит в смятении хмурится.
Уокер поворачивается к ней лицом.
— Ты не знаешь?
— Не знаю о чём?
— Все в США знают об этом, а ты нет? Когда ты родилась?
Лилит идеально знала всю историю Америки и конкретно своего родного штата Джорджия. Атланты. Не зря ведь она работает в центральном историческом музее, сдает экзамены на оценку «отлично» и находит иные исторические источники для расширения кругозора. Но она не понимает о чем конкретно сейчас он говорит.
— Эм.. Две тысячи первого года рождения, а что?
— Тебе было четыре... ну, должна помнить.
— Да о чём ты?! – не выдерживает, подходя к мужчине.
Она задирает голову вверх, смотря на него. Их разница в росте просто убивает, каждый раз приходится опрокидывать голову назад, чтобы посмотреть с эти бесстыжие карие глаза.
«Потому что он совсем ничего не стыдится! Ни грамма сожалений в этом сыне сатаны.»
— По всему штату в церквях состоялся ритуал оккультизма, нескольких тысяч людей использовали в качестве жертвоприношения, – спокойно отвечает Адам.
— Что за бред, ты книжек перечитал? Такого не было никогда.
— Да, ага, а моих родителей убили в книге? – он огрызается.
«Бестолковая, почему приходится все объяснять?»
— Хреновый из тебя работник музея, если ты не знаешь даже такого масштабного преступления.
— Да пошел ты.
Бред. Чушь собачья.
Она помнит каждую дату, каждый маленький кусочек истории и все нюансы. Да она гений истории!
«Я лучшая во всем факультете, а этот ополоумевший решил спорить со мной?» – думает про себя Лилит.
Адам останавливает её, взяв за запястье. Не может он позволить девушке бродить одной по трассе в поздний час. Даже если она его раздражает.
Молча, без каких-либо объяснений, показывает ей экран телефона. Статья. Официальный источник. Глаза бегло пробегаются по тексту. Она берет его телефон в руки и пролистывает ужасающие картинки. Много крови, трупов. Благо на некоторых, слишком изуродованных телах, стоит цензура, скрывая от чувствительных натур всю мерзость.
Она прерывисто выдыхает, замирая на месте. Палец нависает на экраном телефона, когда она останавливается на последней фотографии.
Беловолосая женщина, распятая на кресте.
_________________________________
Подписывайтесь на телеграм канал, там много интересного!
Спойлеры, внешность прототипов и другая информация о героях!
ТГК: the cult of sophistication
Ссылка в профиле!