Глава 11
На следующий день телефон разрывается трелью сообщений в чате каллиграфов, и Лу приходится выключить звук. Скандал на ровном месте: Мэй предложила собрать конклав, часть обиделась, часть разозлилась, часть испуганно залезла в тишину, не спеша выражать согласие. Мэй отбрыкивалась часов до восьми утра, когда Лу, уже успевшая к тому времени позавтракать, цыкнула на будильник, который не могла выключить мокрыми руками. В восемь десять пришел Рэй – и покатилось с горки колесо.
Словарный запас большинства каллиграфов не слишком уступает лексикону филологов, а Рэй еще и умный до зубовного скрежета, однако матов он знает больше, чем витиеватых выражений и сложных оборотов. Лу даже выписала парочку, дополнив лаконичным описанием применения.
Против Рэя шли немногие и эти немногие закрывали рты еще до того, как им отвечали в двух словах. Чат полнился сообщениями, не имеющими ни смысла, ни веса, и только пара голов соображала, для чего это нужно: привлечение внимания.
Глупая, но рабочая стратегия: скандалы читают больше, чем вежливый обмен репликами, и вероятность раскрутить ситуацию, сделать более видимой, заметной, привлекая внимание к проблеме, которую рано или поздно начнут обсуждать все, намного выше.
Периодически к Рэю подключалась Мэй, взывая к общественному разуму, Рэй же ясно давал понять, что взывать не к чему.
К тому моменту, когда вскипает Лу, еще несколько человек выходят из режима тишины и становятся на сторону Мэй и Рэя, и Лу отталкивается не от зыбкой почвы отсутствующей поддержки, а от вполне прочного фундамента.
«Мы впустую тратим время, – написала Лу, – могли бы уже десять раз конклав собрать и разобрать, но вы предпочитаете протирать штаны».
Она впервые за все время – за восемь месяцев, что чат функционирует как база сомнительных данных, и еще года два, как он вообще существует, – подает голос. Впервые позволяет себе пусть и прикрытые, но оскорбления, откровенные упреки, резкость. Содранная кожура оплывчатости речи обнажает острый язык, веские доводы. Она парирует выпады не хуже Мэй, бросается обвинениями лучше Рэя, ловит дрожащими пальцами азарт.
«Ты кто такая вообще?» – спрашивает ее тот, кого мало кто знает не по скандалам.
«А кто спрашивает?» – отвечает Лу.
Ее пытаются зацепить – она выскальзывает, ее хотят задеть – она уклоняется, меняя вектор разговора, чтобы неизбежно вернуться к тому, с чего начала.
«Конклав необходим, – говорит она, когда немного стихает шторм общего текстового гомона. – Его нужно было провести сразу, но вы сочли себя слишком умными, чтобы слушать других. Посмотрите, чем это обернулось».
Последнее сообщение, которое Лу пишет и отправляет, выжимает все соки. Она кладет телефон на стол экраном вниз, выдыхает и садится за логотип, ожидающий правок.
Монотонная работа успокаивает нервы, структурирует мысли. Лу не замечает, как медленно подбирается к анализу своих же сообщений: где стоило ответить иначе, где сформулировать по-другому, где промолчать, где сказать. Следом как холодной водой окатывает осознанием: ее поддержали. Не только Мэй и Рэй – те за своих горло перегрызут без сожаления и проблем, – но и другие, кто сидел, как сейчас сидит Лу, забыв телефон на противоположном конце стола, или, напротив, молча следящие за обсуждением.
Лу проводит сомнительного качества аналогию, сравнивая себя с Жанной д’Арк, которая подняла собственную уверенность и случайно мотивировала войско одной и той же фразой: «Те, кто любит меня, – за мной!» Жаль, до Лу поздно доходит простая истина, что она никогда не была одна, но доходит же!
Телефон подает механический звон колокольчика, Лу вздрагивает, тянется проверить сообщение. Если уведомление пришло, значит, не очередная подначка из чата.
Мэй. Отчитывается коротко и емко: «Вс., НЮА, ГАК, ауд. 207, 13:00».
Следом прилетает: «Умница. Горжусь».
Лу резко выдыхает, опускает голову, упирается лбом в основание кисти, облизывает пересохшие до шершавой корки губы. Они вырвали право провести конклав, выскребли его вместе с крохами уважения. Лу чувствует себя то ли счастливой до немоты конечностей, то ли напряженной до судорог во всем теле.
Столица маячит куполами соборов и стенами монастырей, блеском высоток и витками лепнины – удивительной схожестью с родным городом Лу, некогда занимавшим такой же статус. Она была там с родителями и братом, когда еще ходила в школу, и пусть ей нравилось, дома, среди родных перекрестков, аллей и толп, Лу чувствовала себя лучше, свободнее.
НЮА – Национальную юридическую Академию – Лу видела издалека в первый раз и вблизи – во второй. Точнее, она видела кованные ворота – дань традициям – и красную кладку главного академического корпуса. Удивительно: через несколько дней она будет сидеть там, в 207 аудитории и…
И дальше что?
Спорить? Ссориться? Повышать голос, чтобы быть услышанной или заткнуть чей-то слишком болтливый рот?
Лу перетряхивает, на плечах вздрагивают выбившиеся пряди волос, пальцы нервно стучат по подставке для чашки.
Нет, вряд ли она вообще скажет хоть слово: одно дело доказывать свое в чате, другое – смотреть в десятки лиц, поднимающихся под высокий потолок над ступеньками выстроенных амфитеатром столов. Лу не замкнутая и не асоциальная, но даже Рэй признавался, что перед выступлениями пил успокоительные. Мэй, правда, вскользь подмечала, что успокоительные нужны больше для безопасности слушателей, имеющих неосторожность подавать голос.
Мэй скидывает два файла: один – билет на поезд, второй – бронь гостиничного номера, двуместного стандарта. Лу понимает, что второе место для Карлы, и не дождавшись звонка, звонит первая.
– Готова к путешествию? – хмыкает Лу, когда гудки прерывает недовольный выдох.
Карла прокашливает еще спящий голос, заставляя трубку поскрипывать рвущейся связью.
– Оно само не может пропутешествовать ко мне?
Лу смеется, радуясь, что полусонная Карла еще способна шутить.
Она не может залезть в чужую голову и проверить, сколько черного цвета в мыслях, но серые пятна юмора – местами резкого, местами слишком жестокого – вселяют надежду. Ради Карлы Лу готова переступить через мутный страх и говорить, говорить, говорить, пока ее не услышат и не послушают.
– Громко думаешь, – со смешком выдает Карла. Добавляет, сменив качество связи вместе с положением: – Вы справитесь. Что бы вы там ни собирались делать, вы справитесь.
Лу кивает, улыбаясь. Поблагодарив за поддержку, нарывается на короткую едкость, и кладет трубку.
На столе ждет планшет с логотипом, в чате мелькают короткие и ничего не значащие сообщения с пародией на информацию, и Лу с чистой совестью бредет к незаконченной работе, за которую ей хотя бы заплатят. Понервничает в 207 аудитории, когда возьмет слово.