𝕊𝕙𝕒𝕣𝕕 𝕠𝕗 ℙ𝕒𝕚𝕟 Season Two

Поиски завершились. Ребята нашли Эбигейл и несли её домой. Ей было неловко из-за того, что её нес Айзек, но она промолчала — он делал это осторожно и бережно.

— Вот и пришли. Тебе стоит отдохнуть. Не переживай, тёте Сидни мы ничего не скажем, — сказал Сэм с лёгкой улыбкой, держа Мелиссу за руку. Та чувствовала себя неуверенно. Эбигейл в ответ кивнула, поблагодарив его. Внутри неё всё ещё ощущалось присутствие демона, но он становился всё более молчаливым.

Ребята разошлись по домам. Каждый попрощался с Эбигейл, оставив её одну — она настояла, что сама зайдёт. Быстро открыв дверь, она направилась к себе в спальню: взрослые были заняты младшими детьми. Однако, открыв дверь в комнату, она застыла в ступоре: на её кровати целовались Рик и Рика.

Она откашлялась в кулак, привлекая их внимание. Те мгновенно вскочили, выпрямившись, и в ступоре уставились на сестру.

— Сестрёнка! А мы тут... в «города» играем. Хочешь с нами? — ляпнул Рик первое, что пришло в голову. За это он сразу получил локтем в живот от Рики.

Эбигейл не знала, что сказать. Склав руки на груди, она постаралась говорить спокойно:

— Родители ваши в курсе?

Рик и Рика отвели глаза. После последнего разговора с родителями было строгое наказание: отец, несмотря на обычно весёлый характер, разозлился и запретил любые отношения между ними.

— Понятно... И что вы мне предлагаете с этим делать? — тяжело вздохнув, спросила Эбигейл. Она не ожидала увидеть нечто подобное. Да, слышать — слышала, но чтобы столкнуться с этим лично...

— Пожалуйста, не говори им, — тихо произнесла Рика, голос дрожал от грусти. — Мы не хотим новых проблем...

— Нас тогда заставили убирать весь дом, потом готовить, а потом сажать растения в горшки, — добавил Рик, мрачно нахмурившись. — Отпустили только к вечеру, и мы сразу вырубились. Это было жутко изматывающе.

— То есть... для вас нормально целоваться друг с другом? — переспросила Эбигейл. Ей было неприятно всё это слышать, но она и понимала, почему тётя так отреагировала тогда. Такое трудно принять.

— Почему это считается чем-то плохим? — с надрывом спросила Рика. — Мы любим друг друга. Разве им не важно наше счастье?..

Её губы дрожали — слёзы вот-вот должны были пролиться.

— Послушайте... Я понимаю вас, правда. Но такое никто не сможет принять. Любовь — штука несправедливая. Возможно, вам действительно стоит... перерасти это? — Эбигейл говорила осторожно, понимая, что может ранить их ещё сильнее. Но ей хотелось, чтобы они задумались и попытались взглянуть на ситуацию трезво.

— П-перерасти?.. Но мы же... Почему никто не понимает?! — Рика развернулась и стремительно вышла из комнаты, не желая, чтобы кто-то увидел её слёзы.

— Рика, подожди! — Рик тут же ринулся за ней. Он молчал всё это время, но в словах Эбигейл была доля правды. Сколько бы времени ни прошло — их связь вряд ли когда-либо примут.

Эбигейл, оставшись одна, закрыла за ними дверь и облегчённо выдохнула. Ей нужно было побыть наедине. Она надеялась, что они со временем всё переосмыслят — разумом, а не сердцем.

Подойдя к зеркалу, она заметила на лице следы грязи и аккуратно стерла их влажной салфеткой. В комнате было тихо. Но стоило ей на мгновение закрыть глаза — и когда она открыла их снова, взгляд стал другим: красные, демонические зрачки глядели из отражения.

Зеркало заговорило:

— Какая мерзость, да? Смотреть на этих двоих — таких отчаянно влюблённых. Смешно.

— Замолчи. Это не твоё дело, — сдержанно, но с гневом произнесла Эбигейл. Её пальцы сжались в кулаки. Видеть это самодовольное лицо в зеркале вызывало отвращение.

— Ну не притворяйся. Тебе ведь тоже было неприятно. Просто пытаешься быть хорошей, потому что они — твоя семья. Но со мной ты можешь быть настоящей...

Демон в отражении медленно прикоснулся к стеклу — словно хотел коснуться и её. Но Эби даже слушать не желала. Не проронив больше ни слова, она накинула на зеркало полотенце. Разбить его было бы дорого, да и убирать осколки не хотелось.

Опустив плечи, она подошла к кровати и легла, прикрыв глаза. Старалась думать о хорошем, лишь бы погрузиться в спокойный сон.

Тем временем Рик нашёл Рику на пороге дома. Она сидела, поджав колени к груди, и безучастно смотрела на траву перед собой.

— Рика... Мне кажется, нам нужно поговорить, — тихо сказал он, присаживаясь рядом. Его взгляд был устремлён вдаль, на едва заметный пейзаж. Он не ждал ответа — просто хотел, чтобы она выслушала.

— Знаешь… Мне кажется, Эбигейл в чём-то права. Как бы мы ни старались верить в лучшее, то, что между нами… это не считается нормой. Наша любовь — несправедливая. И это факт.

— Рик... Зачем ты сейчас это говоришь? — прошептала Рика. Её губы дрожали, а глаза наполнялись слезами. Она посмотрела ему в глаза, ища в них поддержку, тепло, любовь... Но увидела только отстранённость. Сердце сжалось. — Ты... ты струсил?

— Возможно. Но знаешь... Лучше быть трусом, чем потом всю жизнь слышать осуждение. Ты ведь знаешь, как я люблю наших родителей. Я люблю и тебя... по-своему. Но мне важно, как на нас смотрят. Ты для меня очень дорога, как сестра. И если ценой спокойствия будет отказ от твоих чувств — пусть так. Пусть у нас хотя бы не будет проблем, которые тянутся за нами всю жизнь.

— Но, Рик... — её голос сорвался, в глазах застыла боль, тоска. — Пожалуйста… не поддавайся этому. Мы ведь можем справиться. Вместе. Я верю в нас, а ты? — она мягко коснулась его щёк, вглядываясь в его глаза, пытаясь уловить хоть тень сомнения. — Пожалуйста… не бросай меня.

— Рика... Я никогда тебя не брошу, — тихо ответил он, накрыв её руку своей. — Мы с тобой — двойняшки. Родились вместе, значит, связаны навсегда. Но не такой любовью... не этой.

Он обнял её — осторожно, по-братски, тепло. Она уткнулась лицом в его рубашку и расплакалась. Возможно, всё действительно оказалось сложнее, чем она думала. Может быть, единственное, что им остаётся — это попытаться отпустить.

Тем временем Эмбер направлялась к Гэрси, чтобы поговорить с ним о поведении своего отца. Хотя путь был недолгим, девушку не покидало тревожное ощущение — будто кто-то следит за ней из тени. Гэрси ждал её в своём тату-салоне. Он колебался, стоит ли вообще говорить с ней, но в конце концов согласился на встречу. Встретив Эмбер у входа, он кивнул ей в знак приветствия и пригласил внутрь.

— Ну, рассказывай, чего хотела? — спросил он с лёгкой обидой в голосе. Он до сих пор помнил, как она просто села в машину и уехала, оставив его лежать на асфальте.

Эмбер устроилась в рабочем кресле, оголив лодыжку — заодно решила набить татуировку, чтобы разговор прошёл спокойнее.

— Я хотела бы сделать заказ, — сказала она, натянуто улыбаясь. — Набей мне синюю медузу. Они красивые.

Гэрси хмыкнул, и его губы тронула лёгкая улыбка, когда он надел перчатки и начал готовить оборудование.

— Хороший выбор. Будет тебе медуза. Двадцать долларов.

— Как-то дёшево… Ты ведь работаешь себе в убыток. Материалы и оборудование стоят, наверное, куда больше.

— Никто не станет платить больше татуировщику без диплома, — пожал плечами он, присаживаясь и аккуратно касаясь кожи, чтобы прощупать болевой порог.

— Но ты же талантливый. Я видела твои работы — они отличные. — Она достала из кошелька пятьдесят долларов и положила рядом. — Оставь себе сдачу.

Гэрси улыбнулся чуть теплее. Её жест поднял ему настроение.

— Ну так вот, насчёт моего отца… — Эмбер вздохнула, откидываясь в кресле и поправляя рыжие волосы. — Извини за тот день. Я не хотела бросать тебя. Просто они бы не отпустили нас без последствий. Мне пришлось уйти, чтобы тебя не избили.

Она наблюдала, как он сосредоточенно водит иглой по коже. Его внимательность вызывала у неё невольную улыбку.

— Я понимаю… — сказал он после паузы. — Но правда… твой отец и правда следит за тобой, как за ребёнком?

— Раньше всё было по-другому. После смерти мамы… — Эмбер опустила взгляд. — Это был несчастный случай, но он до сих пор не может с этим смириться. Он боится, что потеряет и меня. Вот и начал душить гиперопекой.

Гэрси грустно кивнул.

— Мне знакомо это чувство. Я тоже потерял маму. Отца — раньше. Потом она вышла замуж за отчима… он нас не любил. А после её смерти вообще считал нас обузой.

— Прости, Гэрси… — тихо произнесла Эмбер, но не решилась отвлекать его от работы прикосновением.

— Не стоит… — мягко ответил он, уже не испытывая к ней злости. — Кстати, само свидание мне понравилось. Если бы не финал, я бы, наверное, пригласил тебя к себе — чтоб не скучала дома…

— Я бы, может, и согласилась. Хотя отец устроил бы сцену. Но сейчас мы с ним в ссоре, так что, думаю, он меня даже не ждёт. И извиняться я не собираюсь — я уверена, что была права.

— Вы поссорились из-за меня? — он нахмурился, ощущая вину.

— Нет. Просто он параноик.

— Но он заботится. Любит, по-своему. Если сбежишь, он только сильнее начнёт паниковать.

— Понимаю… но я не уверена, что хочу с ним говорить. Он меня душит, запрещает влюбляться… А мне хочется свободы.

— Попробуй обсудить это с ним. Без криков. Может, купи торт и посидите вместе за столом? Думаю, это его немного растопит.

— Думаешь, сработает?

— Лучше, чем побег. А то вдруг он выломает мои двери, решив, что я держу тебя в заложниках, — усмехнулся он.

Эмбер рассмеялась, прикрыв рот ладонью:

— Ну да, это он может.

Разговор стал теплее, спокойнее. Они продолжили беседу — узнавая друг друга, делясь мыслями и чувствами. Несмотря на различия в статусе и прошлом, именно эта встреча сблизила их по-настоящему.

Тем временем Мелисса шла по незнакомому переулку, следуя за женщиной, что вела её к дому. Её сопровождала тревога, ведь это был не просто визит — это было прощание. Прощание, которое казалось важным. Наконец, они остановились у небольшого, но ухоженного дома. Мелисса набрала воздуха и постучала в дверь.

Открыла пожилая женщина, сдержанно глядя на девушку. В её глазах — растерянность и внутренняя боль.

— Здравствуйте… вы мама Франциски Лаут? — тихо спросила Мелисса.

При звуке этого имени лицо женщины чуть дрогнуло. Губы натянулись в подобие улыбки, но в глазах заплескалась грусть.

— Да… Я её мать. Но, боюсь, ты пришла зря. Её больше нет. Она умерла… пять месяцев назад.

— Я знаю, — твёрдо сказала Мелисса. — Я пришла по её просьбе. Я… я могу видеть духов. Она хотела, чтобы вы знали — она всё ещё рядом.

Женщина посмотрела на неё с сомнением и страхом.

— Дитя… смеяться над смертью — это жестоко. Почему я должна тебе верить? Почему именно ты?

— Понимаю, это трудно принять… Но, пожалуйста, можно я войду? Мне нужно немного времени, чтобы доказать вам правду.

Немного поколебавшись, женщина отступила в сторону и впустила её в дом.

Мелисса вошла и медленно огляделась. Старые фотографии, книги, лёгкий запах лаванды. Она села на стул в гостиной и прикрыла глаза. Её зрачки постепенно побелели, дыхание стало ровнее, и, когда она снова заговорила, голос уже был чужим — более глубоким, взрослым, наполненным эмоцией, чуждой её юному телу.

— Мама… это я. Франциска.
Я рядом. Я слышу, как ты плачешь по ночам.
Я скучаю… Я простила его, мама. Ты можешь тоже.

В доме повисла тишина. Стрелки часов замерли. Огонь свечей дрожал от едва заметного ветра, словно сама комната замерла в ожидании.

— Спасибо, что хранила мои письма. Я чувствую их.
Я люблю тебя.

У женщины выступили слёзы. Она прижала ладонь к груди и сделала шаг вперёд, едва сдерживая рыдания:

— Это правда… ты… ты здесь?..

В следующее мгновение Мелисса вздрогнула и открыла глаза. Белизна её зрачков исчезла. Призрак ушёл, не желая истощать её силы.

— Я… больше не чувствую её, — тихо прошептала Мелисса. — Она ушла. Спокойная.

Женщина подошла ближе, держа в руках старенький кулон — тот самый, что Франциска носила при жизни. Она прижала его к груди, крепко сжав.

— Спасибо… Я думала, схожу с ума. Думала, она исчезла навсегда…

Мелисса опустила голову, её голос был едва слышен:

— Она просто ждала, чтобы вы услышали её. Теперь ей стало легче.

За окном начал накрапывать дождь. Но внутри дома впервые за долгое время стало по-настоящему спокойно. Впервые — не больно.

Впереди были новые испытания: выборы президента школы уже на носу. Благодаря объяснениям Сэма, Эбигейл получила алиби, и полиция, не найдя следов в деле Мадбета, сочла смерть самоубийством и закрыла дело.

И теперь, когда закон больше не мешал, команда могла продолжить своё собственное расследование — вместе.