Глава 23.
Кристинино лицо стало похоже на белое полотно. Её глаза широко распахнулись и ошарашенно уставились на Ульяну. Сердце пропустило удар. По спине пробежался холодок. Из легких словно выбили воздух одним точным ударом.
Девушка судорожно схватилась за стаканчик с коктейлем и отпила немного. В голове тут же возник образ улыбающейся Ульяны, которая стояла перед Кристининой партой в её первый школьный день. Она протягивала руку, будто бы гипнотизируя своими горящими болотными глазами, в которых читалось нетерпение и искренность.
«Тебя зовут Кристина? Приятно познакомиться! Можно я буду называть тебя просто Кристи?» – тогда на ней были смешные гольфы с котиками, над которыми они смеялись вплоть до седьмого класса...
Кристина закашлялась, подавившись напитком, и отставила его на стол. Сложив руки на коленях, она тяжело вздохнула, закусив щеку с внутренней стороны. Ульяна же спокойно сидела на месте и даже бровью не повела. С поразительным спокойствием, совершенно ей не свойственным, она скрестила руки на груди и закинула одну ногу на другую, продолжая прожигать испытывающим взглядом Кристину.
Между ними установилось гнетущее молчание. Для обеих девушек стихли все голоса вокруг. Любой ропот, гам и шепот – все в один миг пропало. Остались только они: две близкие подруги, между которыми с каждой секундой разрасталась огромная глубокая пропасть, которой не было ни конца ни края. И знаменовала она только одно: конец.
- Я... не предавала тебя... – невнятно пробормотала Кристина, поникнув. Её глаза, обычно напоминавшие чистое небо теплым летом, потускнели. – Я не хотела... ты... злишься?..
- Обидно, что за пять лет нашей дружбы ты даже не можешь понять, что я испытываю сейчас. – болезненно безразличным тоном укорила Ульяна.
Кристина виновато шмыгнула носом. Стыд. Позор. Как она могла желать сохранить эту дружбу, если даже элементарно не может определить чувства своей лучшей подруги. Кристина перевела взгляд на её шею: кулон-ключик отсутствовал. Впервые о нем девушка узнала спустя три года их тесной дружбы. И именно по нему она безошибочно определяла, что испытывала Ульяна. Но сейчас... она была в недоумении. Кристина уверена, что её подруга никогда не выкинула бы его, так почему же сейчас он отсутствует на её шее?..
Но стоило только девушке открыть рот, чтобы задать вопрос, как её опередили:
- Если тебе так интересно, я просто убрала его в карман. – снова этот холодный, словно айсберг, лишенный теплоты голос. Каждое слово, произнесенное им, оставляло на теле Кристины глубокие порезы, словно то было не слово, а острый, специально заточенный нож. Конечно, ведь она впервые видела такую сторону Ульяны по отношению к себе. – Но, думаю, сейчас не самое время для того, чтобы спрашивать, где мой кулон, не так ли, Кристина?
Непривычно звучащее полное имя из уст подруги резало слух, но девушка покорно терпела. Она знала, что виновата. И виновата очень сильно. А между тем Ульяна продолжала:
– Я не злюсь на тебя. Совершенно нет. Я разочарована. Причем глубоко. – Кристина снова попыталась возразить, но та подняла ладонь, призывая её молчать, – Пять лет мы дружили, вместе гуляли, общались, делились секретами и помогали в трудные времена. Мы знали друг о друге больше, чем кто-либо другой. Наверное, даже наши родители не знали о нас столько. Я много раз в шутку называла тебя своей сестрой, ведь так оно и было. Пять лет. С Кирой мы общались всего лишь год-два. И ты променяла нашу полную искренности дружбу на какую-то мутную компанию?
- Это не так! – не выдержала и выкрикнула Кристина. То был крик отчаяния. Она сама была в отчаянии.
Девушка рывком поднялась со стула, а затем нервно заозиралась по сторонам: люди с возмущением оборачивались на них и что-то бурчали. Сердце бешено колотилось, ледяные ладони вспотели, а мысли в голове лихорадочно метались. Последующие вопросы добили её окончательно:
- Тогда почему в твоем профиле столько фотографий с этой компанией? Почему ты так ярко улыбаешься на них и буквально сияешь? Они заставили тебя? Почему ты знаешь то, что происходит в их частной группе, в конце концов? – с вызовом спросила Ульяна. – Ты можешь врать мне сколько угодно, Кристина, но ты не можешь врать себе.
Сейчас сладкий голос, которым раньше её подруга напевала веселые песенки, превратился в ледяной и жестокий хлыст, бьющий по лицу каждый раз, когда Ульяна открывала рот. Опасное и колкое оружие.
Кристина стыдливо промолчала. Сминая края юбки, она с грохотом уселась обратно на стул, словно потеряла все свои силы разом. Её тело потяжелело, будто бы и вовсе не было её, пригвоздив обратно к месту, откуда она подорвалась. Кристина пустила голову, не смея взглянуть на ту, которую предала. На свою лучшую подругу.
- Я... – начала тихо девушка, всхлипнув. – у меня не было никого, кроме тебя... Я никому и никогда не нравилась... ты сама это знаешь: они общались со мной из-за твоей репутации, твоей внешности, твоих связей в школе и прочего... Я была просто «подруга Ульяны», но никак не Кристина. Когда ребята узнали, что ты уходишь, а они узнали об этом очень скоро: Кира обо всем позаботилась, – я осталась одна. – облизывая потрескавшиеся губы, она продолжала говорить своим дрожащим голосом, все сильнее и сильнее горбясь. Её монолог был похож на исповедь раскаивающегося грешника перед святой. – Никто не хотел сближаться со мной. Это был полный игнор в классном и личном чатах, в соц.сетях, даже просто на улице. Половину месяца. Половину месяца я практически не выходила из дома. Ты была занята проблемами в семье. Тебе было не до меня. За это время мы встретились один раз. Как раз-таки восемнадцатого августа. Все. Это был первый и последний раз, когда я гуляла. Кира... да, она общалась со мной, но только тогда, когда ей это было нужно и выгодно. Мы встречались два-три раза под конец месяца. Две прогулки она без остановки лепетала о какой-то компании с таким воодушевлением, словно они были её второй семьей. И на третью прогулку, – на которую она сама позвала меня, к моему огромному удивлению, – она предложила мне тоже присоединиться. Мол, ей меня в какой-то степени жалко: с тобой мы навряд ли продолжим общение, из-за чего я буквально остаюсь одна. Как какая-то брошенка. Она прямо так и сказала. Ты знаешь, как задело меня это сравнение? Она обещала познакомить меня с классными девочками и мальчиками. Сказала, что и ей будет полезно, если там будет кто-то «близкий» к ней. Лишние глаза и уши не помешают. В общем, мне пришлось...
- Тебе пришлось подстроиться под них, чтобы не остаться одной? – резко и довольно грубо прервала её Ульяна. Плотно поджатые губы и безразличный тон говорили всё за себя – презрение. – И поэтому ты изменила свой стиль? Настолько себя не уважаешь?!
- Нет! – вновь от безысходности вскрикнула Кристина.
Она была на пределе. Её тело била мелкая дрожь. Кто-то из взрослых за соседним столиком сделал замечание, но подруг это мало волновало. Кристина замотала головой и, прикрыв лицо руками, продолжила. С каждой сказанной фразой её голос обретал силу, наполнившись той самой злостью, которую она так долго подавляла, в конце концов перейдя на громкий и яростный шепот:
– Ты ведь знаешь... как сильно я боюсь одиночества. Знаешь ведь, что я с самого детства была одна: даже мои родители практически не уделяли мне времени: все получал старший брат, ведь он спортсмен, умный, так ещё и красивый! Он ведь мужчина. А я так, какая-то девчонка. Всего лишь тень. Ошибка, получившаяся из-за того, что мои безответственные родители забыли предохраниться. – девушка задыхалась.
Кристина говорила так много, что бордовая помада на её губах уже высохла. Она чувствовала, как находилась на берегу болота. Как медленно погружалась в него. Шаг за шагом. Опускалась все глубже и глубже. И вот сейчас вода ей по подбородок. Шаг. На губах едва почувствовался мерзкий горьковатый вкус затхлости, смешанной с привкусом тухлых яиц. Ещё один – и она окажется полностью под водой. Там, где нет никаких проблем. Только спокойствие и умиротворение.
– Я всю жизнь была одна. А я боюсь этого. Знаешь, как боюсь? Чертовски сильно. Если бы мне предложили остаться одной или умереть, я бы выбрала второе, потому что я не могу быть долго одной. Мои мысли пожирают меня изнутри. Даже не так: я сама пожираю себя. Медленно и очень мучительно. Я боялась, что ты уйдешь и забудешь меня, найдя себе новых друзей, поэтому и зацепилась за них. Ребята помогли мне... преобразиться. Благодаря им я хоть на человека стала похожа. После их советов... я начала нравиться себе. Пусть кукла. Пусть искусственная. Но зато красивая. Наверное, эта компания стала моей последней, пусть и ложной, надеждой, мои лучиком света, тем самым глотком свежего воздуха, чтобы не остаться в этой кромешной темноте одной. – она стала причиной, по которой девушка не сделает этот чертов последний шаг и не утонет уже наконец.
Кристина затихла. Спустя некоторое время она осторожно подняла свою тяжелую голову и взглянула на Ульяну: та смотрела на неё стеклянными глазами и хранила гробовое молчание. Она поняла все сразу, такой взгляд не спутаешь ни с чем: её подруга испытывает к ней жалость. По щекам потекли жгучие слезы, макияж наверняка уже размазался. Она даже не заметила, как начала плакать. Губы изогнулись в неестественной для неё мученической улыбке.
Кристина перешла на полушепот:
- Ты ведь знаешь... Что именно этого я боюсь больше всего. Пожалуйста... прости меня.
Ульяна все ещё не решалась заговорить. Кристине казалось, что её взгляд немного смягчился. Возможно, ей все-таки показалось. Однако девушка искренне хотела верить, что это так.
- Но почему ты практически не поддерживала общение со мной? – наконец выдавила из себя Ульяна, сглотнув. Она искренне недоумевала. – Почему не написала и не рассказала обо всем? Мы бы как-то решили это! Разговор намного лучше, чем молчание!
Кристина издала тихий смешок. Её тошнило от самой себя.
- А ты знаешь, как тяжело просить у людей внимание? Умолять их не уходить? У меня ведь... у меня ведь тоже есть какая-то гордость. Представляешь? Тебе повезло: ты сильная, привлекательная, с харизмой, умная, всегда в центре внимания. Ты не боишься остаться одна, да и навряд ли останешься. А я что? Всего лишь твоя тень. Со мной общались только из-за тебя, – тут уже Ульяна хотела возразить, но ей этого не дали, – и даже не пытайся оспорить мои слова. Это факт. И ты сама об этом знаешь. Я – никто. И звать меня «подруга Ульяны Сладковой», если не жалкой тенью в подворотне. Та компания была моим шансом хотя бы просто держаться на плаву. Да, мне не нравились люди в ней. Мне не нравились их манера общения, темы, места для прогулок, алкоголь и сигареты, пошлые шутки и прочее. Но я смогла приспособиться к этому. И я была не одна.
- Разве это того стоит? – прошептала Ульяна. Её голос впервые дрогнул. – Разве такие люди стоят всего?
- Да. – не сводя с неё глаз, сипло ответила Кристина. – Стоят. Но ты все равно не поймешь. Я не уверена, что ты вообще когда-либо понимала меня. Мы слишком разные: ты – яркая и красивая девушка, наделенная всеми самыми восхитительными чертами, а я... самая обычная и ничем не примечательная. Просто серая мышка.
Ульяна молчала, уголки её губ дрожали.
- В конце концов сытый голодного не поймет. – обреченно добавила Кристина, пожав плечами. Она смотрела сквозь подругу, куда-то в пустоту. Слезы продолжали ручьем течь по её щекам, из-за чего её новая модная одежда намокала. Что-то медленно умирало в ней. Или уже умерло. Давно, ещё в детстве. А может быть оно и не рождалось вовсе.
Девушка не сразу заметила, что Ульяна уже давно сменила позу: одна её напряженная рука, словно натянутая по струнке, находилась под столом, а вторая удерживала чуть опущенную голову, прикрывая лоб и ещё часть лица. Она также замерла ненадолго, как и Кристина, обдумывая услышанное и не решаясь добавить что-то свое. Ульяна больше походила на величественную статую: даже в такой позе чувствовались присущие ей смелость и уверенность.
Наконец девушка подняла голову, соизволив взглянуть на Кристину, и удрученно заговорила тихим полушепотом:
- Почему тогда ты... – было заметно, как она старалась подбирать слова и говорить как можно мягче, – если наша дружба так была важна тебе, предпочла просто пропасть вместо того, чтобы хотя бы попробовать... поговорить? Как взрослые нормальные люди. Почему?
Кристина вновь не знала, что сказать. Всего один вопрос. Один. А ведь правда... почему? Наверное, потому, что она сама всегда завидовала Ульяне. Она скрывала это, подавляла, прятала в самые сокровенные и потаенные уголки своего сердца, осуждала Киру и прочих, но сама поступала также. По ночам Кристина лежала в своей холодной постели и мечтала, что бы она делала, будь Ульяной. Она даже покрасилась в блонд, чтобы хотя бы чуть-чуть, хотя бы отдаленно, но походить на неё. Она молчала, когда её подругу оскорбляли. Пропускала мимо ушей все слухи. Исчезала, когда её подруге требовались помощь и поддержка. Она бездействовала, а бездействие – худший выбор людей. Она ничем не лучше остальных. И только сейчас Кристина в полной мере все осознала. От четкого понимания ситуации в горле возник второй ком ненависти к самой себе.
«Вот это ирония. А жизнь – и вправду штука интересная...»
- Ты молчала об этом так долго... – Ульяна с тяжелым вздохом откинулась на спинку стула. – Думаешь, что я отказалась бы поговорить и прояснить ситуацию? Постараться сделать хоть что-то, чтобы помочь тебе? Ты действительно думаешь, что я бросила бы тебя в таком положении? Что ж, ты и вправду плохо меня знаешь.
Когда Кристина открыла рот, чтобы сказать что-то в свое оправдание, её подруга неожиданно встала – все также тихо и грациозно – и молча направилась в неизвестном направлении, оставив сумку, телефон и прочие вещи на своих местах.
Девушка тут же подорвалась за ней и остановила, схватив за руку: та дрожала. Ульяна сначала стояла к ней спиной, а затем обернулась. В уголках намокших, таких родных глаз, блестящих на свету, выступили полупрозрачные слезы. На лице все та же улыбка. На этот раз более нежная, слабая. Уставшая.
Кристина застыла в нерешительности и смятении. За пять лет их дружбы она лишь два раза видела, как плакала её подруга: при первой ссоре с её отцом и когда она впервые рассказала о своей погибшей матери. И вот сейчас Кристина в третий раз видит, как Ульяна плачет. Плачет сквозь улыбку. Она сама довела её до слез.
- Милая... Моя милая Кристи, я не виню тебя, – вновь тихий сладкий голос. Он успокаивал, ласкал уши, дарил умиротворение и покой. Жаль, что не надолго. Жаль, что не навсегда, – и осуждать не буду. У тебя... наверняка были свои причины так поступить, я знаю и лишь надеюсь, что эти причины... они окупились твоим поступком... что теперь ты будешь счастлива. Но пока что я не смогу простить тебя. И понять, наверное, тоже. Возможно, расскажи ты мне об этом раньше... я поступила бы по-другому. В последнее время мы практически не общались, но я искренне считала тебя своей подругой. Спасибо тебе за всё то время, проведенное вместе. Начиная с этого момента... давай будем просто знакомыми. Просто здороваться на улице, просто спрашивать – так, для приличия, – как дела, и идти дальше. Каждый из нас следует своему пути, – в дрожащем голосе слышалась мольба. На лице её расцвела горькая улыбка, полная боли и разочарования. – и у нас он с тобой разный.
Дыхание участилось. Кристина вновь шумно шмыгнула носом, всхлипывая. Слезы не переставали течь. Девушка медленно, нехотя, отпустила чужую руку и принялась вытирать свое покрасневшее лицо. В данную секунду её сердце разрывалось на тысячи маленьких кусочков.
- Даже сейчас... – выдавила она из себя и взглянула в бездонные глаза подруги, – Ульян, даже сейчас ты продолжаешь улыбаться. Почему?
Тихий смешок. Такой родной. И в будущем такой незнакомый.
- Потому что моя улыбка дарит счастье и радость другим, Кристина. – прошептала Ульяна, развернулась и пошагала в неизвестном направлении.
«Она ушла из твоей жизни. Единственный прекрасный человек. Ушла не по собственной воле. Она поступила правильно. Во всем виновата только ты сама.»
***
Ульяне хотелось рыдать. Нет, она уже рыдала.
Девушка сначала торопливо шагала по торговому центру, петляя в толпе, однако стоило ей зайти за поворот и скрыться, как она рванула, что было сил, куда-угодно, лишь бы скрыться ото всех и побыть в одиночестве. Прикрыв лицо руками, слезы на котором уже было невозможно контролировать, она, словно ураган, забежала в общественный туалет, найденный совершенно случайно, и юркнула в первую попавшуюся кабинку.
Замок не хотел закрываться, из-за чего Ульяна, до боли прикусив губу, нервно задергала его. Что-то неведомое дышало ей в спину. Оно полностью окутывало её, охватывало своими огромными лапами и прижимало к себе, шепча сладкие речи на ухо и «успокаивая» так, что слезы хлынули с новой силой. С седьмой попытки замок все-таки закрылся, но легче девушке от этого не стало.
Колени подкашивались. Ноги дрожали. Настолько, что Ульяна от бессилия осела на холодный мраморный пол, привалившись спиной к черной стенке-перегородке. Дышать было тяжело. Каждый вздох обжигал легкие и горло вместе с ними, но даже несмотря на это девушка жадно глотала воздух, захлебываясь в собственных слезах.
Голова раскалывалась, все вокруг казалось туманным. Ульяна свернулась в клубочек, прижав к себе ноги и стиснув их руками. В горле застыл немой душераздирающий крик – своеобразная мольба о помощи, желание хотя бы на мгновение избавиться от переполняющих с ног до головы каждую частичку тела эмоций, которые с силой душили девушку, заставляя ту кашлять и хрипеть. Разрыв многолетней дружбы добил Ульяну: все чувства, сдерживаемые ею до этого, разом хлынули наружу. Кружка оказалась переполненной водой. И та полилась мимо, заливая все вокруг.
«Только не плачь. Только не плачь. Не сейчас.» – она вторила себе это каждый раз, пока сидела за столом. Каждый раз, когда фразы подруги, словно специально заточенные ножи, с неистовой силой втыкались девушке в спину, заставляя ту наконец пасть на колени. Но Ульяне не могла себе позволить этого: она до последнего сидела, несгибаемая, пока не поняла, что сил держаться больше нет.
Правильно папа говорил: «Ничто не ранит сильнее, чем слово». Раньше девушка спорила с ним, доказывая, что, кроме слов, ещё есть много колото-режущих предметов, способных причинить куда больший вред, но теперь, испытав все на своем собственном опыте, она поняла, как сильно заблуждалась.
Лишилась сразу двух подруг одним разговором. Прекрасно.
«Кристи. Что же ты натворила? Почему обошлась так со мной? – мысли лихорадочно метались по голове, отчего та болела ещё сильнее. – Почему. Почему именно сейчас? Почему именно тогда, когда все пошло под откос? Что я делаю не так? Когда это все началось...»
А началось это с того самого момента, когда Ульяна узнала о Вике. С того самого дня, когда она пришла на встречу с ней и её дочерью. С их появления в доме Ульяны и её отца. С их жизни там. Именно тогда все пошло под откос. Тогда закончилась счастливая и беспечная жизнь Ульяны.
Ну почему именно я... – истерично всхлипнула девушка. Разум явно покидал её. В попытках вернуться к здравому смыслу, она тихо запела:
Облака в разрывах,
И луна, как рыба,
Медленно куда-то плывёт...
Но прийти в себя не получалось, и песенку заглушала одна громкая мысль:
«Лучше бы я никогда не знала о них!»
Послышалось негромкое цоканье каблучков: Ульяна была в туалете не одна. Она прикрыла рот ладонью, зажмурив глаза и стараясь не проронить ни звука. В таком состоянии девушка меньше всего хотела встретить кого-либо. Как только шаги стихли, она позволила себе тихий всхлип, но вдруг заметила, что чужие ноги в бежевых брюках и черных ботинках остановились возле её кабинки.
- Уля? Все хорошо? – обеспокоенный голос Ники немного привел Ульяну в себя. – Кристина ушла. Она сказала, что ты отошла в уборную, а ей срочно нужно вернуться домой. Ещё попросила попрощаться за неё.
Тяжело дыша, девушка молчала. Облизав сухие губы, она прохрипела:
- Мне немного нехорошо. Последи за вещами недолго, ладно? Я скоро буду.
Ника ничего не ответила.
- Если что-то старое уходит от тебя, это значит, что скоро на его место придет что-то новое. То, чего ты по-настоящему заслуживаешь. – еле слышно проговорила сестра. Её приглушенные слова эхом раздались по уборной.
- Что? – удивленно переспросила Ульяна, на мгновение прекратив плакать и настороженно подняв голову. Её голос вновь предательски дрогнул, а по коже прошла волна мурашек.
Неужели Ника все поняла и пришла её утешить? Только этого не хватало.
- Что? – ответом было ей. – Тут на стене кто-то красной помадой написал эти слова. Зачем портить чужое имущество... До меня этого не было. Ты не видела, кто это был?
- Нет...
- Ну, ладно... Я пойду. Вещи без присмотра остались.
Вновь отдаляющиеся шаги. В этот раз они стихли. Окончательно. Ульяна все ещё сидела на полу, обхватив ноги руками и свернувшись калачиком. Подавленная, она изредка всхлипывала. Слезы поумерили свой пыл и прекратились. В одной из ладоней, сжатой в кулак, находился кулон. Ульяна схватилась за него стоило только Кристине начать рассказывать о её главном страхе.
Конечно, девушка знала, что её подруга больше всего боится остаться одной. Именно поэтому она довольно много времени уделяла общению с ней и старалась сделать все, чтобы Кристина не сомневалась в их дружбе. Но кто же знал, что полумесячное молчание с Ульяниной стороны, когда она прекратила проявлять инициативу, концентрируясь на своих собственных проблемах, обернется против неё же и покажется подруге, как осознанное отдаление от неё.
Каждый понимает все по-своему. Невозможно быть уверенной, что кто-то поймет твои действия «правильно» – так, как их понимаешь ты. Поэтому важно разговаривать и объяснять, если какой-то поступок истолковывают неверно. Одним лишь диалогом можно многое спасти, но люди почему-то этого не понимают. Впрочем, они и не хотят понимать.
- Так тяжело на душе... – одними губами прошептала Ульяна.
Только сейчас девушка заметила, что чуть онемевшую ладонь, в которой находился ключик, уже довольно давно прожигает мучительная боль. Разжав её, она увидела раскрасневшиеся царапины, откуда вытекали тоненькие струйки крови. Она настолько сильно впилась пальцами в кулон, что не заметила, как тот разодрал ей ладонь.
«Доченька, ты такая неаккуратная у меня! – вдруг раздался папин беспокойный и ласковый голос, заставивший Ульяну вздрогнуть и заозираться по сторонам. – Снова кровь... Ну-ка! Вставай и иди промывай рану под водой! Ты можешь занести инфекцию! Идем, я тебе помогу.»
Девушка замотала головой, убирая кулон в карман и потирая свободной рукой переносицу.
- Надо же... уже папа мерещится. – она негромко фыркнула, вспоминая его временами детское отношение к совсем уже взрослой дочери, но к совету решила прислушаться.
Ульяна аккуратно, держась за перегородки и опущенный стульчак туалета, приподнялась, а затем и встала на ноги. Коленки все ещё подкашивались, но стоять было очень даже возможно. Она схватилась за ручку двери и шустро открыла замок, а затем и саму дверь.
Девушка подошла к прямоугольному зеркалу на половину стены, которое висело над белыми раковинами, и ужаснулась: подводка растеклась, а тушь пугающе огромными черными комками лежала под её покрасневшими глазами, словно синяки, вызванные нехваткой сна. Даже хуже. Тон и консилер также пострадали и смешались со всей этой грязью.
Ладонью потрогав щеку и поняв, что Ульяне ничего не мерещится, она сморщила носик и мученически простонала. Тут уж ничего не подправить. Придется стирать.
Включив в кране прохладную воду, девушка набирала немного в ладони и умывала лицо, пока не смыла весь макияж. Водой это было делать намного сложнее, чем мицелярной водой, но ничего толкового она не придумала: за умывалкой нужно идти обратно в фудкорт, к Нике, а показывать себя в такой «красе» Ульяна не собиралась. Даже под пушечным выстрелом.
На то, чтобы полностью смыть все следы макияжа, девушке понадобилось минут семь. Когда она смотрела на себя в зеркало, то вновь сталкивалась со своими потухшими и измученными глазами, пострадавшими от недавних событий. Их немного щипало из-за слез и отсутствия мицелярной воды, но в целом было терпимо. Они походили на кукольные: такие же безжизненные. Однако Ульяна все равно не могла отвести от них взгляда. Смотрела, как зачарованная. Ну, или погруженная в себя.
- Да уж... У меня явно началась черная полоса в жизни.
В голове невольно вспыхнуло воспоминание о Кристи...не. Ульяна, шмыгнув носом, не стала сопротивляться ему: сил на это совершенно не было, да и желания тоже. И, добровольно прикрыв глаза, позволила себе вновь окунуться в один из своих самых счастливых моментов в жизни. Наверное, в последний раз.