Купидон

Т/и

—

— Прости, — Пятый не отводил взгляда от дороги, — за вчерашний поцелуй.

Утро промелькнуло как в тумане – мы выехали на рассвете, когда мой мозг ещё отказывался нормально функционировать. Теперь мотель остался далеко позади, а я всё ещё не могла собраться с мыслями.

Я повернулась к окну, затем к нему: — О чём ты сожалеешь?

Вчера я действительно злилась, но сейчас чувствовала иначе. Мне не хотелось, чтобы он сожалел. Хотелось, чтобы этот поцелуй значил для него хоть что-то, а не был просто тактическим ходом.

— Ты сказала, это был твой первый, — он закусил губу.

— Да.

— Он был... плохим?

— Слишком быстро всё произошло, чтобы оценить.

— Но всё же первый.

— Угу.

— Для меня тоже.

— Мне не нужна твоя жалость, — нахмурилась я. — На меня это не подействует.

Чёрт, что со мной не так?

Я прекрасно осознавала, что веду себя как дура, но не могла остановиться. Причины крылись глубоко – мне было проще притворяться, что ненавижу, чем признать эти странные чувства. Особенно абсурдные, учитывая, что я пять лет наблюдала за любовью со стороны, но никогда не испытывала её сама.

До появления Пятого.

И теперь я изо всех сил пыталась затолкать эти ощущения обратно в самый тёмный угол сознания.

— Это не жалость, — он тяжело вздохнул. — Это правда.

Я откинулась на кожаном сиденье, изучая его профиль:  — Тогда зачем ты вчера делал вид, будто это ничего не значит?

— Не хотел смущать тебя ещё больше.

— Но смутил.

— Знаю. Просто... — он запнулся, —  я отвык от людей. Я был один в течение сорока пяти лет, после конца света. Единственный человек, с которым я разговаривал – это я сам. Я... я начал сходить с ума. Забыл, каково это – быть рядом с кем-то. Быть живым рядом с другим человеком.
 
Меня будто окатило ледяной водой.

Я была полной дурой. Всё это время я жаловалась на свои чувства, свои раны. Но у него – у него ведь тоже были раны. Глубже. Сложнее.

— Прости, — прошептала я. — Правда прости, Пятый.

Я ожидала, что он хмыкнет с недоверием или пробормочет что-то неубедительное в ответ на извинение – но вместо этого он просто... улыбнулся.

Та самая дерзкая, непрошеная улыбка с ямочками на щеках.

— Думаю, мы всё же одинаковые, — сказал он. — Ты и я.

— В каком смысле?

— Мы оба большую часть жизни провели в одиночестве.

Я совсем забыла, что он знал о подвале. Почему-то это немного успокоило меня. Он не злился, не давил, не расспрашивал. Он – понимал. Это было ново. И пугающе приятно.

— Ты так и не сказал, кто такая Долорес, — заметила я, повернув к нему голову.

Он коротко рассмеялся: — Моя бывшая.

У него была бывшая?

Я не была уверена, почему вдруг почувствовала укол ревности. Люди встречаются. Люди расстаются. Это нормально. Но, возможно... возможно, я просто завидовала. Завидовала тому, что кто-то другая когда-то была для него важна.

Не то чтобы я была приоритетом...

— О, — сказала я неуверенно. — А с ней можно познакомиться?

— Нет.

— Почему?

— Ты просто не сможешь.

— Но почему?

— Потому что она не жива.

Что?

Мысль пронеслась в голове с тревожной скоростью. Я резко распахнула глаза и медленно потянулась к дверной ручке. Конечно, Пятый всегда немного походил на сумасшедшего маньяка, но... Я не думала, что он буквально им является.

Я пыталась сообразить, что сказать – или сделать – но он опередил меня, фыркнув от смеха.

— Прежде чем ты спросишь, — сказал он с ухмылкой, — я её не убивал.

Я нахмурилась, приподняв бровь: — Тогда почему она... не жива?

— Всё просто, — с притворной загадочностью ответил он. — Она никогда и не была жива.

Манекен.

Ну, это, конечно, лучше, чем то, о чём я подумала раньше. Но теперь всё стало... странно. Он встречался с манекеном? Он... целовал манекен?
Возможно. Но, пожалуй, это не считается настоящим первым поцелуем, потому что – извините – Долорес не человек.

— Приятно знать, — пробормотала я, откидываясь на спинку сиденья. — Но я не собираюсь это анализировать.

— А как насчёт тебя?

— В смысле?

— У тебя есть бывший?

Я чуть не фыркнула, покачав головой. Во-первых – нет. А во-вторых – я провела большую часть своей жизни в коме, не совсем подходящее время для романтики. Забавно, как быстро Пятый забывает такие вещи.

— Нет, — ответила я. — Но это всё, что ты узнаешь о моей личной жизни.

— Значит, у тебя действительно есть личная жизнь?

О, если бы он только знал. Я покачала головой и, прищурившись, посмотрела на него с нарочито загадочным видом.

— Моя личная жизнь для тебя – закрытая книга, — сказала я. — И останется такой навсегда.

— Облом, — протянул он, ухмыляясь.

— Смирись, Пятый.

— Уже смирился, — засмеялся он. — Не волнуйся, я исчезну раньше, чем ты успеешь оглянуться.

Я резко повернула к нему голову. Исчезнешь?

— Уйдёшь? — переспросила я.

— Вернусь в свою временную шкалу, — пояснил он, будто это была самая обычная вещь на свете. — Но сначала мне нужно найти маму.

— Понятно, — пробормотала я.

Машина снова погрузилась в тишину. Я отвернулась к окну и уставилась на деревья, проносящиеся за стеклом. И, хотя я никак не могла ему это сказать…

Правда была в том, что я не хотела, чтобы он уходил.