Часть 1. Глава 1
30 марта 2017 год.
Колокола прозвенели шестнадцать раз и каждый удар был вымучен звонарём из последних сил. Скорее всего после последнего он просто спуститься со своей колокольни, из которой привык видеть страдания свысока, не определять себя замысловатым словом «человек». Он просто оглянется вокруг на холодные мраморные плиты. Тяжело вздохнув, этот мужчина пару раз свистнет и поплетётся на звуки всхлипывания и рыданий, что доносились с южной части кладбища.
Там опускали под землю гроб, обвязанный лентами цвета слоновой кости. Тихо, несмотря на плач родных и речь совершенно чужого пастыря, читающего что-то из своей книги. Было совершенно беззвучно или же я просто ничего не слышу, но всё равно ощущаю отголоски слёз, что падают на мраморную тропинку в ассонансе со звоном разбившихся на осколки мечт и надежд. Данные обстоятельства нельзя назвать слухом. Это какое-то неизвестное чувство. Я просто знаю, что это происходит, и всё.
Деревянный ящик с лёгким стуком опустился на дно той пропасти, что в народе называется могилой, а для меня – смертью. Но почему-то мне не хочется плакать и даже не закрадывается в душе ни доли страха.
Они забыли закрыть крышку. Всё ещё было видно хрупкое тело в шикарном платье и с каштановыми локонами, кажется, что на белой коже вот-вот появятся мурашки, но этого не происходило. Глаза были закрыты, но я-то знаю, что они синие, хотя и все шестнадцать лет твердила обратное, скрывая должное смущение от восхищённых возгласов малознакомых людей. Но в чем смысл, если красота таиться в физической жизни, а не искусственном своей холодностью трупе? Эти скорбящие такие глупые...
Земля была холодной и тело это чувствовало, хотя внутренний голос нашёптывал, что так не бывает.
Сейчас каждая кость лежит абсолютно ровно, плотно прилегая к деревянным доскам, хоть они и укрыты белым шёлком. Но нет. Я вру. Что-то впирается в надплечье. Через десяток лет, когда все ткани будут больше напоминать труху, этот предмет вопьётся в лопатки, а после окажется в заточении клетки из рёбер, ведь что бы там ни было, оно будет гнить явно медленнее нежели человеческие останки. Но в принципе это не имеет ни малейшего значения.
Каждая клетка вздрогнула от сырости, что внезапно почувствовалась в воздухе. И не странно. Всю прошлую неделю был ливень... и я помню, как мои волосы прилипали к бледной коже, а из стоков крыш лилась вода на моё розовое платье. Яркий образ – такая мрачная жизнь. Моё имя равно парадоксу, и я никогда этого не отрицала.
Больше никаких воспоминаний.
Ближе всего почему-то стояла моя мама. Её черное как смоль платье так выгодно подчёркивало фигуру, но почему она раньше никогда его не надевала? Она такая красивая и ... родная, как никогда. Я не хочу, чтобы она плакала, мне и так слишком холодно и сыро. Это так странно...
Пелену тишины прервал резкий стук. Это звонарь закрыл крышку дубового гроба, а по̀сле бросил на неё горсть земли, но она мгновенно превратилась в отвратительную грязь и расплылась по лакированной поверхности. Это же повторило ещё два десятка человек.
Через полчаса тут уже никого не было, кроме меня и ещё тысячи человек, ровными пластами разложенные в глубь на несколько метром земной поверхности в шахматном порядке.
Шестнадцать звонов колокола, что уже больше не бьёт – шестнадцать лет мой жизни, что больше не приплюсуют один несчастный год. Последние биение – это, как и мой последний вздох, такой же тяжёлый и непревзойдённый, а также чертовски красивый.
Я умерла 6 дней назад, 24 марта 2017 года в 16:35 по местному времени. И я помню ливень...