глава 44: Белые лилии🕯️
Сад был тих. Тишина в нём не была мёртвой — она дышала. Лёгкий ветерок, прошедший сквозь листья, принёс с собой аромат влажной земли и чего-то хрупкого, почти невесомого — запах белых лилий.
Она стояла у грядки, где эти лилии цвели, высокие и ядовито-белые, словно выросшие из молчания. Поливала их из старого керамического кувшина, медленно и ровно, будто сама была частью этого сада. Движения — точные, размеренные, как у автомата. Ни один лепесток не дрогнул, когда её пальцы прошли рядом.
— Ты уверена, что стоит?.. — прошептал Худи, прячась в тени арки.
— Мы больше не можем просто смотреть, — тихо ответил Маски.
Граффити уже шагнул вперёд. Его шаги были слышны — не потому, что он шумел, а потому, что здесь всё было слишком тихо. Каждый шорох казался вторжением.
— Слушай, — начал он, встав в нескольких метрах позади неё. — Мы приходим сюда каждый день. Ты знаешь это. Ты чувствуешь. Мы не просто так.
Садовница не шевельнулась. Только продолжала лить воду на корни.
— Я знаю, ты молчишь не потому, что хочешь нас ранить, — продолжил он. — А потому, что не можешь. Или не хочешь вспоминать. Или боишься… себя.
Он замолчал. Тишина вновь окутала сад. Потом её нарушил голос Маски, более спокойный, почти ласковый:
— Мы не ждём, что ты всё сразу вспомнишь. Не ждём, что ты снова станешь такой, какой была. Но если в тебе ещё что-то осталось… если в тебе ещё горит хоть крошка света — дай нам знать. Хоть жестом.
Ничего. Даже дыхание её, казалось, затаилось.
Худи вышел из тени, остановился чуть ближе, рядом с Граффити и Маски.
— Ты не обязана говорить. Просто посмотри. Увидь нас. Это всё, что мы просим.
И в этот момент она замерла. Вода перестала литься. Кувшин в её руке чуть дрогнул, но она удержала его. Медленно, с натужной грацией, словно ломая невидимые оковы, Садовница повернулась к ним.
Белые глаза — без зрачков, без света — встретились с ними. Как будто кто-то смотрел изнутри пустой раковины. Лицо её было спокойно, даже слишком. Оно не выражало ни боли, ни страха, ни признания.
Она подняла руки.
Плавно, медленно, словно забывая язык жестов, она показала:
«Я вас не помню. Но вы выглядите… знакомыми».
Сердце Тоби сжалось. Он вышел вперёд.
— Это нормально, — произнёс он хрипло. — Ты можешь не помнить. Но мы — помним тебя. Мы здесь не из жалости. Мы пришли, потому что ты — часть нас. Даже если ты этого не знаешь.
Она посмотрела на него, долго. Потом её губы едва дрогнули — не в улыбке, скорее в тени чего-то далёкого, потерянного.
— Хочешь, я напомню тебе, как мы однажды сбежали от Бена, когда ты злилась? — спросил Тоби, пытаясь улыбнуться. — Ты тогда, кажется, кинула в нас целую корзину цветов. Проклятых, между прочим.
Он ждал реакции. И она пришла — едва заметное движение плеч, почти незаметный вдох. Не воспоминание, но эхо.
— Мы были рядом, когда ты страдала, — сказал Худи. — И ты была с нами, когда мы почти умирали. Ты не обязана помнить. Главное — что мы всё ещё рядом.
Садовница опустила кувшин. Поставила его на землю. Тихо прошла вперёд — несколько шагов, медленных, осторожных. Лилии за её спиной покачнулись, как будто прощались.
Она приблизилась к ним, едва ли на расстояние вытянутой руки. Её кожа сияла в отблесках закатного света — чёрная, бархатистая, будто поглощавшая всё вокруг. Белые глаза остановились на Тоби, потом на Худи. Затем — на Маски. Последним — на Граффити.
Она снова заговорила жестами. Медленно.
«Почему вы не ушли?»
Ответ пришёл от всех почти одновременно. Но первым, вновь, был Граффити.
— Потому что мы тебя любим.
Маски кивнул:
— Потому что ты была нам домом, когда у нас его не было.
Худи добавил:
— Потому что мы клялись, даже если ты забудешь — мы не забудем.
И наконец Тоби:
— Потому что ты — это не только память. Это тепло. Цветы. Земля. Ты — часть этого леса, и часть нас.
Садовница опустила взгляд. На щеках её — никаких слёз. Она не умела плакать. Но всё тело дрогнуло — еле заметно.
Они не подошли ближе. Только сели на землю рядом, как раньше. Граффити начал рисовать что-то на траве пальцем. Маски смотрел в небо. Худи сидел, обняв колени. Тоби наблюдал за ней.
Прошёл час. Она так и стояла. Потом села на землю рядом с ними.
И только когда солнце почти исчезло за деревьями, Садовница жестами сказала последнее:
«Я не помню, но… мне с вами спокойно».
А это было началом возвращения.
...Сад медленно погружался в ночную тишину. Воздух наполнялся ароматом лилий и сырой земли. Небо над ними стало фиолетовым, как будто кто-то разлил чернила по небу, и только редкие звёзды ещё боролись за свет.
Прокси сидели у её ног. Один за другим они начали клевать носом — сперва Тоби, подперев щеку кулаком; затем Маски, положив голову на плечо Худи. Граффити, прислонившись к дереву, всё ещё чертил в земле, но пальцы его всё чаще замирали, замирали...
Садовница не шевелилась. Она смотрела на них. На каждое лицо. Чужое — и родное. Неизвестное — и до боли знакомое.
Что-то в груди её дрогнуло. Не память — глубже. Как будто почва под её корнями ответила на прикосновение. Как будто лилии прошептали ей: это твои. Это были всегда твои.
Тихо, почти незаметно она поднялась. Присела к Тоби, осторожно сняла с его плеча куртку и укрыла им Маски. Потом — пальцами, как лепестком, пригладила волосы Худи. Граффити дёрнулся во сне, и она коснулась его лба, чтобы успокоить.
Потом легла рядом с ними. Мягко, осторожно, словно боялась сломать хрупкий момент.
Обняла их всех разом — как только могла, прижав к себе, укрывая собой, как древо укрывает корни, как ночь — огоньки в траве.
И впервые за долгое время её лицо утратило неподвижность. Уголки губ дрогнули. Не в улыбке — в покое.
Её пальцы переплелись с рукой Тоби. Маски положил щеку ей на плечо. Худи прижался лбом к её шее. Граффити — к груди, как ребёнок, ищущий дыхание матери.
Они спали.
А она сторожила.
Лилии, медленно качаясь на ветру, цвели в ночи.
(Конец главы надеюсь вам понравилось ждите продолжения
948 слов)