Эпилог
Рождественские огни мерцали, как светлячки.
Золотые отблески от зажженной елки разлетались по уголкам гостиной, подсвечивали стеклянные шары, которые отбрасывали тусклый свет на блестящий мраморный пол. Я шла, стараясь не шуметь. На диване перед камином на руках у папы безмятежно спала маленькая девочка, лежа щечкой на его груди.
Голова Ригеля склонилась набок, глаза закрыты. В свои тридцать четыре он очень красив. Нижняя челюсть скрыта под бородой, и каждый мускул в его теле, кажется, подчинен природному защитному инстинкту. От широких плеч и крепких, четко очерченных запястий исходит сила, которая дарит ощущение безопасности.
Я осторожно беру на руки дочку, стараясь его не разбудить. Они провели весь день вместе.
Когда она появилась в нашей жизни пять лет назад, Ригель признался мне в своем страхе: он боялся, что не сможет привязаться к ней.
Однако даже по прошествии времени могу сказать с уверенностью, что его страх исчез в тот момент, когда он увидел ее в моих объятиях, маленькую и беспомощную, с черными волосами, такими же, как у него.
Нежную, драгоценную, чистую... как черная роза.
Помню, однажды я остановилась на пороге комнаты и увидела, как они сидят на скамье у фортепиано. Она у него на руках, наряженная в бархатное платьице.
– Папа, расскажи мне что-нибудь, чего я не знаю, – попросила дочка, как и всегда, глядя на него с обожанием.
Она безумно его любит, от нее только и слышно: ее папа лучше всех, потому что он запускает в космос спутники.
Ригель задумчиво наклонил голову – в профиль хорошо видны его длинные ресницы и точеные скулы, затем взял ручку дочери и расправил пальчики. Подложил под ее ладошку свою ладонь.
Он никогда ни с кем не деликатничает, но с ней...
– Многие атомы, из которых ты состоишь, от кальция в твоих косточках до железа в твоей крови, возникли в самом сердце звезды, взорвавшейся миллиарды лет назад...
Его плавный глубокий голос наполняет комнату, словно чудесная симфония.
Уверена, что дочка не понимала, о чем он ей рассказывал, но удивленно открыла ротик. Ригель говорит, что она очень похожа на меня, когда так делает.
Тут я вмешалась в их разговор:
– Воспитательница рассказала мне кое-что любопытное, – начала я. – Оказывается, наша дочь не подпускает к себе мальчиков ближе чем на пять шагов, потому что кто-то ей сказал, что они заразные. Ты что-нибудь об этом знаешь?
Ригель бросил на меня быстрый взгляд, пока наша девочка играла с воротником его рубашки. Затем он щелкнул языком и сказал:
– Понятия не имею.
Она посмотрела на него, и ее маленькое личико нахмурилось от беспокойства.
– Я не хочу болеть, как мальчики, папа. Я их не подпускаю. – И обняла папу.
Я же скрестила руки на груди и вопросительно уставилась на Ригеля. Он усмехнулся.
– Мудрая девчушка, – пробормотал он, довольный собой.
Я улыбаюсь, когда вспоминаю эту сцену.
Внезапно я слышу, как она бормочет спросонья у меня на руках:
– Мама?.. – и трет глазки.
– Спи, любовь моя.
Маленькими ручками она обнимает меня за шею, ее мягкие волосы щекочут мне подбородок. От них пахнет вишневым шампунем. Я баюкаю дочку, пока мы поднимаемся по лестнице.
– Мама, – щебечет она, – у папы болит голова?
– Иногда да. Тогда ему просто нужно отдохнуть – и все проходит... всегда проходит. Твой папа сильный, ты ведь знаешь.
– Я знаю, – уверенно отвечает она своим нежным голоском.
Мы заходим в комнату, и я укладываю дочку в кроватку. Включаю ночник-проектор, и на потолке зажигаются звезды. Накрываю дочку одеялом, а она прижимает к груди мою куклу-гусеницу, отреставрированную, с новой набивкой. Я замечаю, что она смотрит на меня большими серыми глазками и, похоже, засыпать не собирается.
– Что такое? – мягко спрашиваю я.
– Расскажешь мне сказку?
Я глажу ее по голове, убираю с личика волосы.
– Тебе уже пора спать, Роуз.
– Но ведь сейчас Рождество, – возражает она тихим голоском. – Ты всегда рассказываешь мне красивую историю вечером в Рождество...
Она смотрит на меня с надеждой, морщит крошечный носик. Я не могу отказать.
– Хорошо, – соглашаюсь и сажусь с ней рядом.
Счастливая Роуз улыбается, в ее глазках отражаются звезды.
– Какую историю тебе рассказать?
– О тебе и о папе, – с готовностью отвечает она, пока я поправляю одеяло. – Вашу историю.
– Опять? Ты уверена? Я рассказываю ее каждый год...
– Мне она нравится, – отвечает дочка, и этого достаточно, чтобы закрыть вопрос.
Я улыбаюсь, устраиваюсь поудобнее на ее кровати.
– Ладно... С чего же начать?
– Ой! С начала!
Я нежно смотрю на нее и поправляю подушку, чтобы ей было удобно.
– С начала? Ну хорошо...
Я ложусь, подперев голову рукой, смотрю на звезды над нами и медленным тихим голосом начинаю:
– По вечерам в Склепе нас развлекали разными историями. Рассказывали нам сказки и легенды вкрадчиво, шепотом, при свечах. – Я ласково смотрю ей в глаза и улыбаюсь. – Самой излюбленной была о Творце Слез...
_____________________
Вот и подошла к концу эта чувственная и пронизывающая книга.