Дом на Окраине

Алексей всегда считал, что у каждого города есть свой запах. В Москве он пах бензином и дорогим парфюмом, в Питере — сыростью и кофе. Его родной Зареченск отдавал пылью и свежей краской. Но город, куда он переехал полгода назад, пах иначе. Он пах тревогой, старым бетоном и чем-то, что невозможно было определить, но что вызывало странное чувство, похожее на мурашки, бегущие по коже, даже в жаркий день.
Алексей жил в старой пятиэтажке, которую местные называли «Дом на Окраине». Не потому, что она действительно стояла на окраине – до центра было рукой подать – а потому, что атмосфера там была, будто она затерялась где-то на самом краю света. Соседи были либо слишком старыми, чтобы замечать друг друга, либо слишком молодыми, чтобы заботиться об этом. Единственный человек, с которым Алёша изредка обменивался словами, была баба Люда с первого этажа. Она сидела на лавочке у подъезда, как старый сторожевой пёс, и следила за каждым, кто входил или выходил.
"Странный у вас дом, баба Люда", - как-то сказал он ей, возвращаясь поздно ночью.
"Не дом, а склеп", - мрачно ответила она, не отрываясь от вязания. "Живых тут почти не осталось. Только те, кто прячется".
Алексей посмеялся, но что-то в её словах заставило его задуматься. Он поднялся на свой третий этаж, ключи тихо звякнули в замке, и он вошел в свою маленькую квартиру, которая всегда казалась слишком большой.
Поначалу, он не обращал внимания на странности. Звуки были такими же обыденными, как и сами стены. Ночами слышался скрип, будто кто-то передвигался по квартире сверху. Алёша думал, что это соседи, но потом он узнал, что квартира на четвертом этаже, прямо над ним, пустует уже несколько лет. Замок был ржавым, дверь покрыта паутиной.
Но настоящая тревога пришла с запахом. Сначала он был еле уловимым, будто от старых, заплесневелых книг. Потом он стал сильнее, смешиваясь с ароматом земли и… крови. Алексей пытался найти источник. Запах казался исходящим из квартиры напротив, под номером 34. Там жила Анна. Она была молодой женщиной, всегда одетой в чёрное, с волосами, собранными в тугой пучок. Она почти никогда не здоровалась, просто тихо скользила мимо, оставляя за собой шлейф едва заметного запаха, который теперь Алексей чувствовал гораздо сильнее.
Однажды, ночью, когда запах стал невыносимым, Алексей не выдержал. Он подошел к своей входной двери, прислушался. Из-за стены доносились странные звуки. Они не были громкими, скорее наоборот, тихими, но от этого еще более пугающими. Будто кто-то тихо царапал стены. Затем раздался звук, похожий на плеск. Будто кто-то что-то переливал. Алексей представил, как Анна, стоя на кухне, переливает воду из кастрюли в таз, но это не успокаивало.
На следующее утро, когда он выходил, дверь в квартиру 34 была приоткрыта. Он остановился, чтобы заглянуть, но внутри была абсолютная темнота, которую не могли разогнать даже лучи утреннего солнца. В голове у него зазвенела тревога, и он быстро поспешил на работу, не оглядываясь.
Вечером того же дня он обнаружил на своей двери странный рисунок. Он был нарисован мелом. Рисунок был простым, но тревожным: человечек, у которого была только одна рука и одно ухо. Сверху над ним был нарисован дом с окнами, одно из которых было перечеркнуто крест-накрест. За рисунком, прямо под ковриком, лежала записка, сложенная вчетверо. Почерк был аккуратным, но буквы прыгали, будто их писала рука, которая дрожала от страха.
"Не открывай. Никому".
На обратной стороне было написано: "Он внутри".
Алексей схватил записку, его сердце бешено колотилось. Записка была написана рукой Анны. Он узнал её почерк – она всегда подписывала счета за коммунальные услуги, которые он иногда видел в её почтовом ящике. Значит, это не шутка. Но что она имела в виду? Кто "он"? И почему она написала "Не открывай", если это была её дверь, откуда доносились странные звуки?
Алексей посмотрел на дверь напротив. Она была плотно закрыта. Изнутри не доносилось ни звука. Ни запаха. Только полная, леденящая тишина. В этот момент, он почувствовал, как что-то сжалось в груди. Запах, который его преследовал, был не кровью, а чем-то, что было гораздо хуже. Он был запахом страха.
И он понял, что дверь, которую не следует открывать, это не дверь Анны. Это была его собственная дверь.