Аспид 18+

– Все в порядке? – спросил он, когда вместо того, чтобы кинуться ему на шею, я замерла посреди гостиной, как испуганный олень в свете фар.
– Нет, – выдавила я из себя, говоря с большим трудом, как человек после инсульта.
Он бросил сумку, подошел ко мне и сжал мое лицо в ладонях. Я обвила его шею, запоминая эти объятия и едва не плача. Потом попросила его выслушать меня, мы сели рядом, и я медленно, мучительно, с трудом подбирая слова, рассказала ему обо всем.
Легче было бы разрезать себе живот и медленно вытягивать оттуда кишки, чем все объяснить. Когда я закончила, то чувствовала себя совершенно опустошенной.
Он отреагировал так, как и предупреждала Анджи. Слишком спокойно. Молчал, следил за движением моих рук, которые я не знала куда деть, ровно дышал и продолжал расслабленно сидеть, откинувшись на спинку дивана, словно мы были в баре и говорили о каких-то банальных вещах за стаканом спиртного.
Затем он поднялся и отошел к окну в дальний угол гостиной. Оперся руками о подоконник, наклонившись вперед, так что я видела только его напряженную спину.
– Скажи что-нибудь, – попросила я.
– Что именно? – бросил мне он.
– Что угодно. Я хочу знать, что ты думаешь.
– Это уже неважно.
– А что важно? – встала я.
– Почему ты сделала это? – не глядя на меня, спросил он. – Почему ты позволила ему?
– Все еще любила его тогда и хотела спасти.
– А потом резко разлюбила и тут же поняла, что тебе нужен я? – усмехнулся он, не глядя на меня.
Лучше бы он меня ударил. Удар причинил бы не столько боли, как этот вопрос, полный иронии и сарказма. Я отступила и, мелко дыша, сказала:
– Да. Именно так. Резко разлюбила его. Отец ударил меня у него на глазах. Дэмиен видел, что мой отец совершенно неадекватен и ничем хорошим это для меня не кончится, но ничего не сделал, чтобы уберечь меня! Ничего! Молча швырнул меня тому, кто рад был убить меня. Поэтому да, я разлюбила его в одно мгновение, и, черт возьми, это было легко!
Я набрала воздуха в легкие и поклялась себе, что не заплачу. Слезы делают человека слабым и жалким, а я не могла позволить себе такую роскошь.
– Что касается тебя... – продолжила я. – Говорят, что любовь обычно не приходит к нам в лучшие времена, она обычно застает нас, когда мы в полном дерьме. Так оно и случилось. Но если бы я знала, что беременна, я бы не позволила нашим отношениям начаться и не позволила себе прикоснуться к тебе. И тогда мне бы не пришлось сейчас разгребать собственноручно весь этот ад и чувствовать себя шлюхой, прыгающей из постели в постель.
– Не говори так, – выпалил Харт, нервно запуская пальцы в свои волосы.
– Это правда. Послушай, мне ничего от тебя не нужно! Я только хочу, чтобы ты не чувствовал, что я тебя использовала, и смог как-то... пережить все это. Ты – лучшее, что случилось со мной за долгое-долгое время, а может, и за всю жизнь. И поэтому мне действительно очень-очень жаль, что... всё так получилось.
Я подошла к нему и обняла. Вот они, последние минуты в Лувре, рядом с шедевром. Он не обнял меня в ответ, даже не пошевелился. Каменная спина, равнодушные руки, ледяное молчание. Моих объяснений явно не было достаточно, а сказать ничего лучше я бы уже не смогла.
Я вернулась в свою спальню, спотыкаясь на ступеньках и задыхаясь от слез, и принялась складывать свои вещи в чемодан. Их было немного, и сборы заняли всего пять минут. Потом я позвонила Сету и попросила приехать за мной на Наследный остров.
– Он что-то сделал с тобой? – вздыбился Сет, как только уловил отчаяние и слезы в моем голосе.
– Кто? Гэбриэл? Господи, нет...
– Тогда какого черта ты плачешь?
– Просто, пожалуйста, приезжай и забери меня. Буду ждать тебя у переправы. Мне больше некому позвонить.
Затем я спустилась назад в гостиную. Гэбриэл стоял там же, где я оставила его. Положив руки на подоконник и глядя в окно. Неподвижный, как каменное изваяние. Я подавила в себе порыв снова обнять его, бесшумно открыла дверь и вышла на крыльцо.
Вот и все. Страшнее всего прыгнуть. А вот лежать на дне пропасти с переломанными ногами уже не так страшно.
Ветра не было, вечер обещал быть ясным и теплым, закатное солнце медленно катилось к земле. Небо наконец пролило все слезы и успокоилось. Тишина стояла такая, что, казалось, от треска одной лишь сломанной ветки мир расколется пополам. Величие природы способно успокоить душу, если только перестать смотреть в землю, а поднять голову и посмотреть вперед.
Я оглянулась на дом в последний раз и зашагала по дороге. Полчаса – и я дойду до переправы. Сет отвезет меня до ближайшей гостиницы, где я остановлюсь на пару дней и подумаю, что делать дальше. Боже, только пусть Гэбриэл найдет в себе силы справиться с тем, во что я втянула его.

Я шла по дороге уже с четверть часа, когда черный BMW притормозил рядом, поднимая пыль. Харт опустил стекло и сказал:
– Сядь в машину, нужно поговорить.
Я остановилась, но в машину не села.
– Не беспокойся обо мне, – ответила я. – Я не останусь под мостом. Брат подберет меня на переправе.
– И что дальше? – спросил он.
– Какая разница? Мне не пять лет, я разгребу как-нибудь сама свое дерьмо.
– Ну конечно, – усмехнулся он.
– Ну конечно что? Думаешь, я не в состоянии позаботиться о себе? Думаешь, только ты и можешь сделать это? Вообще-то, я жила без тебя двадцать лет и как-нибудь проживу и дальше. – Я отвернулась и попросту зашагала дальше по дороге. К черту. Мне не нужна помощь, завернутая в жалость.
Дверь машины распахнулась, и в следующую секунду Харт очутился рядом и схватил меня за руку, заставив выронить чемодан.
– Напортачила ты, Кристи, но полным дерьмом должен чувствовать себя я? – рявкнул он у моего уха, снова проговаривая слова с сильным шотландским акцентом, который я слышала всякий раз, когда Харт злился. – Залезай в машину, не заставляй меня повторять дважды.
– Не смей говорить так со мной!
– А как мне говорить с тобой? Поблагодарить за то, что разбила мое гребаное сердце? – бросил мне он, сжимая мою руку до боли.
– Я не хотела этого! – заорала я. – Я выпила таблетки, чтобы не забеременеть, но меня избили до рвоты, и они не сработали!
– Ты не должна была спать с ним вообще, господи! – простонал он.
– Ты никогда не делал ошибок?! Святой, идеальный, несравненный Гэбриэл Харт, который никогда не ошибается!
– Ошибаюсь. С одной лишь разницей: во время ошибок я обычно надеваю резинку!
– Да пошел ты на хрен со своими лекциями! – заорала ему я, ударяя его обеими руками в грудь.
Его глаза полыхнули огнем, он схватил меня за руку и потащил в машину. Я попыталась вырваться, но не тут-то было, он был сильнее меня раз в сто. Без лишних слов он просто впихнул меня в салон и захлопнул дверь. Наверно, думал, что я останусь сидеть внутри, как послушная болонка, но стоило ему отойти за моим чемоданом, как я выпрыгнула из машины и побежала прочь, через поле.
Харт настиг меня через секунду. Вцепился в мою одежду и заставил остановиться. Путаясь в высокой траве, я потеряла равновесие и упала на колени. Он не устоял и упал тоже, схватив меня в охапку. Пару минут я пыталась вырваться, укусила его за руку, дала ему в челюсть, послала его подальше трехэтажным матом. Он выругался, сжал мои запястья, накрыл своим телом, обозвал исчадием ада, и...
Его губы накрыли мои в безжалостном, чуть ли не яростном поцелуе. Руки рванули в стороны полы моей рубашки, вздернули лифчик и сжали выпрыгнувшую из-под него грудь. Его рот обжег мою шею, щетина подбородка впилась в кожу, его бедра вжались в мои. Он был зол, как дьявол, ему было больно, и прощать мне все, что я натворила, он просто так не собирался. Я вцепилась в его волосы, едва не плача то ли от злости, то ли от облегчения. Сначала пыталась сбросить его с себя, но тяжесть его тела и его неистовство словно одурманили меня. Мои собственные руки предали меня, когда стали шарить по его телу, гладить его спину, расстегивать его ремень. Он застонал, выругался, стянул с меня джинсы рывком и нижнее белье вместе с ними.
Высокая трава отгородила нас от мира, слепое небо, равнодушное к тяготам смертных созданий, накрыло нас. На километры вокруг простиралась степь без единой живой души: ори, визжи – никто не придет. Он раздвинул мои согнутые в коленях ноги, навалился и вошел в меня так резко, что я охнула.
– Мне жаль, Гэбриэл, мне жаль, – повторяла я, прекрасно осознавая, что это все – расплата. Что ему нужно выплеснуть на меня всю свою ярость, иначе он сойдет с ума. Что только этот бешеный темп и только эта злость, с которой он трахал меня прямо на голой земле, и смогут спасти его от помешательства. На моей шее и груди завтра останутся синяки, это уж точно. Будут жечь губы, и будет саднить между ногами. Но, по крайней мере, мне будет что вспомнить, когда все закончится и я встречу ночь в придорожной гостинице, свернувшись клубком под тонким одеялом и задыхаясь от слез.
Харт развернул меня на живот, обхватил руками и заставил плакать от блаженства. Его пальцы нашли мой клитор и устроили мне пытку. Я кончила практически мгновенно, уткнувшись лицом в землю, как преступница при задержании. Он излился следом, врезаясь в меня все глубже на каждом толчке. Больше не было нужды предохраняться – и в этом заключалась неожиданная и головокружительная свобода.
Я лежала лицом в траве, мечтая о том, чтобы время остановилось. Чтобы он не выпускал меня из рук, из головы, из сердца. Ибо как только он отпустит меня, моя жизнь разломится на до него и на после. И лучшая ее часть останется здесь – в этом крохотном отрезке времени, здесь, в этой траве, под этим небом.
Харт отстранился, лег рядом, убрал взмокшие пряди от моего лица. Я посмотрела на него, наслаждаясь зрелищем: раскрасневшееся лицо, припухшие губы, глаза – мутные, одурманенные. Он притянул меня к себе, я обняла его за шею, спрятала лицо на его груди. Прижалась губами к чертополоху, не в силах сдержать слезы.
– Я хочу, чтобы ты осталась, а остальное... Мы придумаем, что со всем этим делать.
– Ты хочешь, чтобы мы и дальше были вместе, или просто... предлагаешь мне крышу над головой? – тупо проговорила я, даже боясь думать о том, что услышу в ответ.
– Я предлагаю тебе остаться в моей жизни, в моем доме, в моей голове и в моей спальне, – просто ответил он, заправляя прядь волос мне за ухо, и у меня перехватило дыхание от его слов. Таких простых, но так много значащих.
– Гэбриэл, я не смогу сделать аборт, – сказала я. – Не из-за Дэмиена и не из-за религии. Я хочу быть с тобой, хочу все исправить, и мне не нужен никто, кроме тебя, но... избавиться от этого ребенка... я просто не могу сделать это. У меня не хватит сил...
Он привстал на локте, посмотрел на меня, сдвинув брови:
– Я никогда не попросил бы тебя сделать это.
– Правда?
Харт помолчал, подбирая слова, потом сказал:
– Разве это не чудо, что этот ребенок выжил после всего, что с тобой сделали? Словно всем назло. Только представь, насколько бесстрашна и упряма эта маленькая пылинка. Тебя чуть не убили, а она вцепилась в тебя и терпела вместе с тобой, – сказал он. – И еще... Ведь это не плод изнасилования или случайная беременность от первого встречного. Это ребенок человека, о котором ты грезила с юных лет. Не важно, что ты испытываешь к Стаффорду теперь. Важно, что ты будешь любить своего ребенка, Кристи. И никто, ни я, ни кто-либо другой не вправе становиться между тобой и твоим сыном или дочкой. Вот что я думаю.
Я отвернулась, утирая слезы. Я достаточно плакала в своей жизни, но еще никогда от того, что кто-то любил меня так сильно, что ставил мои интересы выше собственных. И от того, что он сохранял человечность и ясную голову даже на этой тонущей лодке, в которой мы все оказались. И от того, что он решил остаться со мной в этой лодке, а не махнул рукой и выкинул за борт.
– Но об одном ты должна помнить. Этот ребенок навсегда свяжет тебя со Стаффордами. И с Дэмиеном, в частности.
– Нет, – резко сказала я. – Стаффорды сами по себе, а я сама по себе.
– Ты не собираешься сказать ему?
– После всего, что он сделал? Даже не подумаю.
– Он все равно узнает.
– И что тогда? Заявит на него права? Захочет быть частью моей жизни? Скажет, что, вернись он в прошлое, и он поступил бы иначе? – нервно рассмеялась я. – Тогда я просто покажу ему свои фотографии из больницы, которые сделали следователи. Пусть посмотрит. Или шрамы на моем теле. Или вот эти три пальца, которые больше не работают. Я была готова на все, чтобы спасти его. На все! А что он сделал для меня? Ничего. Даже хуже: остановил Тайлера, когда тот пытался защитить меня. Он стал соучастником, Гэбриэл! Он позволил отцу искалечить меня...
Харт привлек меня к себе, пытаясь утешить. Я прижалась к нему, черпая силу в его объятиях.
– Мой ребенок не породнит меня со Стаффордами. Наоборот, он будет напоминанием об их истинном лице и об их истинной природе.
К машине я шла послушно, как шелковая. Харт был доволен. Шлепнул меня по заднице, когда я садилась в салон. Мой чемодан валялся у обочины как свидетельство того, что жизнь может развернуться на сто восемьдесят градусов в любую минуту. Гэбриэл забросил его в багажник, и мы поехали домой. Домой – о, что это было за волшебное слово...
Солнце почти село, утонуло в сумеречных чернилах. Впервые за последние три дня на сердце было легко. Хотелось петь самые дурацкие, нелепые песни, танцевать со всеми подряд и забыть все обиды – выбросить их в воду, развеять по ветру, закопать в песке...
Напоминание о нашей ссоре осталось лишь одно: полнейший хаос в гостиной на первом этаже. Пол был усеян осколками посуды, что прежде стояла на барной стойке; стеклянный журнальный столик был перевернут, и зеркало в ванной треснуло паутиной. И еще я увидела несколько капель крови на кафеле.
Я повернулась к Гэбриэлу, разглядывая его, и лишь тогда заметила ссадины на его костяшках: он разбил себе руку после моего ухода. Скорей всего, грохнул кулаком по зеркалу в ванной...
– Ерунда, – ответил он, читая все в моем взгляде. – Мне просто нужно было... выпустить пар. Только не вздумай убирать все это, я сам...
Тысяча слов вертелась на языке, но кроме «ох» я так ничего и не смогла вымолвить. Весь этот беспорядок был словно отражением силы его чувств ко мне. И силы боли, что я причинила...
– Мне так жаль, – повторила я в сотый раз.
– Кристи, это всего лишь посуда, – усмехнулся он, касаясь моей щеки.
– Я не имела в виду посуду...
– А что, зеркало? – отшутился он, прикидываясь, будто не понимает. – Оно тоже ничего не стоит. Так что тебе правда больше не за что извиняться.
Анджи позвонила мне, не выдержала мук неизвестности. Я рассказала ей, что наши с Гэбриэлом отношения, которые я заранее похоронила, вдруг взяли и ожили. Вышли из пещеры, как Лазарь. Она прилетела через двадцать минут с горой свежеиспеченных булочек. Сказала, что только эти булочки, которые она пекла весь день, и спасли ее от помешательства.
* * *
Анджи собралась домой, когда совсем стемнело. Набросила куртку, выдала мне снова порцию крепких объятий и была такова. Но не прошло и пяти минут, как она вернулась в дом, распахнув входную дверь плечом и шумно ввалившись внутрь.
– Мне жаль, прости, прости, – повторяла она и тащила за руку внутрь какого-то мужика в черной куртке, в котором я тут же узнала своего брата. Из носа Сета текла кровь и капала на воротник. Он тихо матерился, зажав нос и закинув голову.
– Что за черт? – поднялся Гэбриэл, и я вскочила тоже, напуганная шумом.
– Я вышла из дому, – заговорила Анджи, – шла к машине, и тут он как выскочит передо мной! Я ударила его, подумала, что грабитель. Только потом мы кое-как выяснили, что это твой брат.
Сет! Я совсем забыла, что должна была встретить его у переправы, вот черт! Он тем временем заметил меня и устроил мне разнос:
– Скажи на милость, не возле переправы ли мы договорились встретиться? И если ты передумала, то почему бы не предупредить меня?
– Прости, я совсем забыла! Замоталась, столько всего случилось, – пояснила я, краснея под взглядом Гэбриэла, явно кайфующего от моих скомканных объяснений.
– Как насчет телефона, на который я звонил примерно раз сто?
– Он, наверно, остался в кармане...
– Если бы у меня не было твоего адреса, то я так бы и торчал там, на другом берегу, всю ночь!
– Поэтому хорошо, что он у тебя есть, – примирительно улыбнулась я и подошла обнять его, но Сет был совсем не в духе.
– Ты думаешь, это смешно? От Дублина досюда четыре гребаных часа езды, если не превышать лимиты скорости. Я уложился в два с половиной. Летел сюда с другого конца страны, потому что ты плакала и умоляла забрать тебя отсюда. Хотя кое-кто, – Сет ткнул пальцем в Гэбриэла, – обещал мне позаботиться о тебе!
Мой брат был просто вне себя от ярости, просто полыхал, как открытое пламя.
– Вышло недоразумение, Сет, – сказал ему Харт. – Тебе не обязательно орать на неё.
– Недоразумение? Ты обещал мне, твою мать! Клялся, что она будет в порядке! Не прошло и трех дней, как она звонит в истерике! Кем нужно быть, чтобы не суметь разобраться со своим дерьмом по-тихому!
– С таким дерьмом, как это, ты бы тоже психанул, поверь мне, – сказала я, не в силах больше слушать ор Сета.

– Я чувствую себя полным идиотом. Навернул сюда триста пятьдесят километров только потому, что милые не договорились, чья очередь мыть посуду.
– Я беременна! – взорвалась я, мечтая только о том, чтобы Сет заткнулся. – От Дэмиена Стаффорда! Немного другой масштаб проблемы!
И Сет умолк. Глаза округлились до размера монет, руки повисли вдоль тела, словно он вдруг начисто лишился всяких сил.
– Как, черт возьми? – вымолвил он, пребывая в полном шоке.
Анджи осторожно коснулась его плеча и сказала:
– Давай сюда куртку, оставайся ночевать. Я разогрею ужин. Это не на пять минут.
Он оглянулся на Анджи, смерил ее с ног до головы взглядом, словно увидел впервые, и молча отдал куртку.

Мы просидели в гостиной до полуночи. Сет слушал меня, схватившись за голову. Он внутренне расслабился, когда узнал, что меня не насиловали, но стоило ему услышать, что я хочу родить, как его глаза полезли на лоб.
– Ты уверена? – раз сто переспросил он. – Этот подонок не заслужил того, чтоб ему еще и ребенка рожали.
– Ребенка рожают не для кого-то, – заметила Анджи. – А ради него самого.
– Окей, я не большой специалист в том, для кого и для чего обычно рожает детей, но я могу сказать одно: у Кристи будут проблемы, если она решит оставить его. Большие проблемы. Как только все узнают, что она беременна, МакАлистеры сложат два плюс два и решат, что обращались с ней в плену не лучшим образом. А значит, надо проучить Стаффордов: паф-паф! – сказал Сет, складывая два пальца в «пистолет». Не то чтобы я жалел это зверье...
– Зверье? – переспросила Анджи, выгнув бровь.
– Именно, – кивнул Сет. – Зверь-е.
– И чем же они заслужили этот эпитет? – прищурилась Анджи.
– Жестокостью и отсутствием какой-либо морали.
– А МакАлистеры, значит, ангелы? Ходят по воздуху и светятся в темноте? – усмехнулась Анджи. Гэбриэл явно рассказывал ей достаточно, чтобы она сделала свои выводы.
– Не знаю, кто и что тебе сказал, детка, но у меня практически отрос нимб за последние пару лет, – возразил Сет, выглядя почти оскорбленным. – Ношу с собой оружие только потому, что знаю, что за кустом может поджидать снайпер. Ни во что не лезу. И мое единственное желание – дожить до тех пор, когда смогу увидеть у себя на голове хоть один седой волос. Седой волос – вот это будет праздник! Не понимаю тех, кто ненавидит седину. По-моему, это прекрасный символ того, что ты, говнюк, оказался таким везучим, что смог дожить до этого великого момента... Так вот, а после «паф-паф» со стороны МакАлистеров Стаффорды придут и вернут должок. Они всегда возвращают. Можно прямо часики засечь...
– Я расскажу всем, что никто меня ни к чему не принуждал, – сказала я, чувствуя прилив праведного гнева.
– Лучше не станет. Защищая их, ты сама подставишься под огонь. Станешь изгоем. Клан не простит тебе того, что ты решила побрататься со Стаффордами. Твое имя станет синонимом гадюки подколодной, которую сколько не грей на груди, все равно однажды отравит. Кристи МакАлистер – аспид, – вот что скажут все, кому не лень открыть рот...
– Сет, – оборвал его Гэбриэл, – это слишком.
– То, что я говорю, – цветочки по сравнению с тем, что скажут другие, когда узнают, – развел руками Сет. – Я правда не думаю, что этот ребенок стоит того, чтобы пройти ради него босиком по горячим углям.
– Решать, чего этот ребенок стоит и чего не стоит, будет Кристи, – сказал ему Харт. – Все, что от тебя требуется, это просто поддержать свою сестру. Я думал, эти вещи очевидны всем?
Сет молчал пару минут, потом повернулся ко мне и неловко обнял.
– Кристи, я на твоей стороне, – наконец сказал он. – Просто... Просто я не представляю, что будет, если этот ребенок родится. Вот и всё.
– Я думала, он тоже верующий, – усмехнулась Анджи, кивая на Сета, – и искренне верит, что любая душа послана на землю Богом.
– Моя вера откинула коньки после того, как я однажды простоял пять часов на коленях за слова «катись к чертям». С тех пор я считаю, что если что-то требует пыток, то я не хочу иметь с этим ничего общего.
Сет взял с тарелки булочку, откусил и закатил глаза:
– Это... это божественно. Я иногда готовлю, но эта булочка унизила мои кулинарные способности самым ужасным способом...
– Ты готовишь? – усмехнулась Анджи.
– Даже закончил кулинарные курсы в прошлом году. Решил научиться готовить, как бог... Нет, я не верю, что булочка может быть такой вкусной...
– Жизнь полна вещей, в которые сложно поверить, – ответила Анджи, разглядывая свои ногти. – Прекрасные булочки. Желанные дети. МакАлистер, которому девчонка разбила нос.
– Я не знаю, как тебе это удалось, – нервно рассмеялся Сет. – Может, расскажешь мне про свой секретик?
Анджи рассмеялась и вытащила из сумочки связку ключей с куботаном – увесистым брелоком в виде металлического стержня.
– Куботан. Мило, – улыбнулся Сет, разглядывая его. – Удивительно, но у Кристи есть такой же.
Брелок действительно был идентичен тому, что мне подарили на двадцатилетие. Тогда я подумала, что он от Дэмиена. Теперь поняла, что вовсе не от него. Как жаль, что я была так увлечена Стаффордом, что не видела ничего вокруг...
* * *
– Это ты подарил мне куботан на двадцатилетие, – сказала я Гэбриэлу, как только мы ушли из гостиной в спальню. Он только усмехнулся в ответ, молчаливо соглашаясь. – Жаль только, что наше первое знакомство началось с ссоры. Я хочу попросить у тебя прощения за ту ночь. Немного запоздало, но...
– Не извиняйся. Ты имела право злиться.
– Ты мне очень понравился в ту ночь. Если бы я не злилась, то, боюсь, все стало бы серьезно очень быстро, – сказала я.
– Нет, не стало бы. В мои планы не входило крутить роман с дочкой клиента. Это правда. Тогда у тебя не было никаких шансов, – принялся дразнить он.
Я вошла в его объятия, его ладони нырнули под мою блузку, я сомкнула руки за его спиной.
– Не было шансов? Ох, хотела бы я вернуться в прошлое, чтобы поприставать к тебе и посмотреть на то, как бы ты мне отказал.
– Не веришь, что я смог бы устоять? – усмехнулся он.
– Не верю. Думаю, хватило бы одного поцелуя, чтобы похерить все наши чисто дружеские отношения.
– Его и хватило, – ответил он.
– Ты про ту ночь, когда мне приснился страшный сон и я спустилась вниз...
– Именно. В одном халате, под которым ничего не было.
– Я действительно увидела кошмар, – смутилась я, пряча лицо на его груди.
– Верю, – сказал он. – Я еще никогда не радовался так сильно тому, что кто-то видит плохие сны.
– Чему еще ты был рад? – рассмеялась я.
– Бесконечному числу вещей. Моему халату на твоем обнаженном теле. Твоей неопытности. Как ты краснела снова и снова. Непроизвольно прикрывала грудь, будто не привыкла никому показывать себя... Касалась меня так, словно... словно боялась сделать что-то неправильно...
– Я правда боялась, – созналась я, чувствуя, что снова отчаянно краснею.
Харт рассмеялся. Потом вздернул мою футболку и припал губами к соску. Подразнил второй тоже, вернулся к шее, распаляя меня одними своими прикосновениями.
– Запомни, нет ничего, что ты бы могла сделать неправильно. Абсолютно все, что ты будешь делать, способно вынести мне мозги.
– Если честно, я бы предпочла быть суперопытной, – прошептала я.
– Ты будешь ею. Не сомневайся, – ответил он. – Но до той поры я хочу каждое мгновение твоей неуверенности, смущения, стыда, видеть, как ты краснеешь, изумляешься, робеешь, открывать для тебя что-то новое каждую ночь, чего ты еще не знала, о чем ты не имела ни малейшего представления...
– Теперь я знаю, как бы мог говорить Змей с Евой в райском саду, – выдохнула я, уже чувствуя, как завожусь от одних только слов. – Если он был так же красноречив, как ты, то у бедной девчонки не было никаких шансов. Она бы не только яблоко у него взяла, она была бы рада даже ручной гранате.
– Думаю, Змея тоже можно немного пожалеть, – прошептал мне Харт. – Перед ним стояло обнаженное создание самого Господа, прикрытое одним-единственным листиком смоковницы, а у него даже не было рук, чтобы разгневать Бога и Адама по-настоящему.
Харт в два счета раздел меня. Я следила взглядом за его сумасшедшими руками, быстро уложившими меня в постель и занявшимися моим нижним бельем. Он не стал его снимать с меня, просто сдвинул так, чтобы оно ничего не прикрывало, но по-прежнему было на мне. Стринги легко врезались в мою кожу, обнажая все самое интересное. Грудь ждала его поцелуев.