Chapter 8
Хриплый кашель, вырывающийся из остатков лёгких, замирает на губах. Алые капли крови стекают по раковине, над которой наклоняется девушка, и при их виде мучительные боли в грудной клетке усиливаются.
Айлиш кое-как может терпеть. Даже с самыми сильными приступами справиться давно уже не составляет труда. Видеть кровь каждый день стало таким же привычным, как и кашлять ею над раковиной по утрам вместо завтрака.
Смерть совсем не пугает блондинку. Скорее, не пугала до недавних пор. С возвращением в её жизнь Конана всё совершенно меняется, даже появляется своеобразный смысл бытия, неясно только, хорошо это или плохо. Четвёртая стадия рака лёгких и желание жить явно не должны быть совместимы.
—Билли? Сильно плохо? — брюнет, решая не тревожить девушку, замирает в проходе и подходит лишь тогда, когда она оборачивается в его сторону, устало пытаясь отдышаться.
—Терпимо, — Айлиш тянется за таблетками, лежащими на краю раковины, но дрожь в руках не даёт ей даже поднять упаковку, которая как назло падает на пол.
—Кодеин? Это же наркотик, — Грей поднимает упавшую пачку и, быстро осмотрев, протягивает блондинке.
—Слабый. Так что я предпочитаю называть его болеутоляющим, — Билли, кивнув в знак благодарности, глотает несколько таблеток и выходит из ванной комнаты. — Зайди ко мне в кабинет через полчаса, нужно закончить расследование.
* * *
Травяной чай остывает около окна уже который час, прозрачная занавеска развивается на ветру, холодный свет заливает просторную комнату, полностью завешанную огромными листами художественной бумаги. В помещении вообще нет мебели, кроме небольшого стола, на котором стоит пустой бокал ещё с прошлой их встречи здесь.
Конан меняет позу, отсидев левую ногу, и поднимает взгляд на часы: время близится к полудню, а значит, прошло почти пять часов. Делать здесь ровным счётом нечего. Парень, чувствуя, как тяжелеют веки после неспокойной ночи, поднимает взгляд и цепляется им за Айлиш, сидящую напротив. Склонившись над картами и чертежами, она чёрной ручкой исписывает третий по счёту лист бумаги непонятным брюнету бесконечным количеством цифр, и он не может отвести взгляд. Карандаш медленно скользит по бумаге, выводя до одури знакомый образ, и вскоре у него в блокноте появляется портрет блондинки, похожий на те, которые он непроизвольно рисовал на предыдущих страницах, пытаясь унять одиночество.
—Мм, а ты подкачал свои навыки, — девушка незаметно останавливается сзади Грея и заглядывает ему через плечо.
—Благодарю, — парень коротко улыбается, лучи солнца, падающие на его лицо и волосы, от которых даже издалека пахнет крепким кофе, совсем не греют, ткань его до бесполезности тонкой футболки колышется от самого лёгкого ветра, но Билли становится в разы теплее от одной его улыбки, словно тепло у него хранится где-то внутри.
Конан вырывает страницу из блокнота и протягивает его блондинке. Он дарит рисунки другим только в том случае, если достаточно доверяет, и у Айлиш их насобиралось несколько десятков.
—Итак, я на сегодня закончила, нужно успеть ещё подготовиться к балу, — девушка подходит к столу, в очередной раз убедившись, что бокал пуст, берёт с подоконника стакан с чаем, который заварила ещё рано утром, и делает несколько глотков: остывшая трава не крепкая и не горчит, хотя на вкус отвратительная. — Кстати, насчёт бала. У меня два приглашения, так что можешь составить компанию.
—Я, конечно, не против, но разве у тебя есть время на балы? У нас всего-то около недели до... — брюнет запинается, не зная, как описать что-то, что ждёт его впереди. Что-то, частью которого он стал, кажется ему размытым и неясным, каким-то туманным и слишком стремительно приближающимся.
—Придётся его как-нибудь найти. И да, я знаю, что для тебя происходящее кажется слишком быстрым. Для меня, честно, тоже. До недавних пор я на дух тебя не переносила, сейчас же что-то во мне изменилось. Пришло осознание того, что времени обижаться на тебя из-за ссоры пятилетней давности у меня нет. Я не хочу, не могу терять время, Конан, — Билли садится напротив Грея и ненавязчиво, почти невесомо касается его ладони. Она, рассказывая о своих переживаниях, чувствует себя как-то по новому: чуть неуверенно, непривычно, но всё же достаточно спокойно, чтобы открыться.
—Ты, наверное, права. Я всё понимаю и... тоже не хочу терять этот шанс, — парень, мягко сжав руку блондинки, пытается выдавить из себя максимально естественную улыбку. Ни черта он не понимает. Чувства Айлиш, как и её прошлое, как и то, чем она занимается, остаются для него совершенно непонятными.
—Извините, мисс Айлиш, не отвлекаю? — в дверном проёме появляется Дрю и при виде брюнета опускает взгляд. Удивление на её лице постепенно сменяется озадаченностью, лёгкой грустью и безумным стыдом за вчерашний день.
—Нет. Детектив уже пришёл? Чудно. Я сейчас выйду, — девушка достаёт из прорезного кармана своего пиджака портсигар, поджигает сигарету и быстрым, уверенным шагом выходит из помещения.
—У тебя, наверное, уйма вопросов, — Конан поднимается, ростом равняется с шатенкой и пробегается взглядом по её лицу: огромные синяки у неё под глазами явно свидетельствуют о совершенно бессонной ночи и десятке выпитых чашек кофе утром.
—Нет, я просто хотела извиниться. Ты вчера так резко ушёл, наверное, что-то случилось. Прости, что не были рядом, — Дрю закусывает губу и неловко переступает с ноги на ногу. Ей определённо сложно признавать свою вину, но она это делает, чтобы не оставлять очередную трещину на подорванном доверии Грея.
—Ничего страшного, тебе не стоит извиняться, — парень и сам не знает, что сказать: услышать от подруги извинения он точно не ожидал, но в их искренности не сомневается. — Как Зои?
—Она часов в пять уехала в аэропорт. Сказала, что это очень срочно, — шатенка замолкает, чувствуя, как накаляется обстановка, и между ними будто возводится невидимая, высокая стена молчания, недопонимания и отдалённости друг от друга, преодолеть которую оба не в силах. Именно к этому обычно приводили подобные новости о Зои, которую буквально пару месяцев назад пришлось вытаскивать из мира криминала, наркотиков, убийств и прочего. Ввязалась в это Донахью не в силу глупости, скорее неблагополучных обстоятельств – долгов, угроз расправой, ошибок, совершённых несколько лет назад, что теперь всплывают наружу и тянут на дно.
* * *
—Ну, здравствуй. Давно не виделись, — незнакомый голос помогает опомниться, но, открыв глаза, Зои не может различить ничего в темноте, лишь благодаря запаху то ли гнили, то ли крови можно предположить примерное место нахождения.
—Кто вы?... — горло пересохло настолько, что любая попытка сглотнуть или сказать что-то отзывается болью.
—Это не имеет значения. Лёжа в таком виде, ты, наверное, прекрасно понимаешь, что с тобой будет, если подумаешь отказаться, — на этих словах Донахью с ужасом осознаёт, что её тело крепко связано по рукам и ногам, а из одежды на ней только рваная рубашка. — Нам нужно знать всё о некой Билли Айлиш, её планах и ходе расследования. Известно, что её секретаршей является твоя подруга... Точнее, девушка, — Зои не видит собеседника, но чувствует, как на его лице появляется улыбка, и в этот момент она будто выпадает из реальности. Никто не мог знать о её отношениях с Дрю. Услышав о них от кого-то, она ощущает что-то, что не может описать: внутри нарастает необъяснимая паника, поглощающая остальные мысли и чувства.
—Я согласна, — не задумываясь, отвечает блондинка и подтягивает к телу ноги, пытаясь сменить положение, чтобы облегчить немилосердную боль из-за стёртой на них коже.
—Отлично, — ладонь мужчины лет пятидесяти, что приблизительно смогла Донахью определить по его голосу, грубовато касается её подбородка и, опустившись ниже, сжимает горло. — Своего рода шпионом у нас будешь. И будь готова к предстоящему нападению. Поверь, тебе понравится.
Зои молчит, да и говорить ей особо нечего. От мысли о том, во что она ввязалась, по щеке скатывается слеза, а в горле чувствуется ком, сглотнуть который не получается. На губах чувствуется металлический привкус крови, и блондинка слизывает её каплю, желая почувствовать во рту любую жидкость. Лишь в последний момент она чувствует силы кричать. И делает это. Кричит, срывая голос, желая выразить то, что чувствует. Мужчина от всей прогнившей души ударяет её по лицу, вырубив с пары ударов, и тащит из подвала места, которое Донахью в детстве звала домом. Отец, чью личность она определила сразу, как только тот её коснулся, никогда не отличался особой добротой или любовью к дочери, но почувствовать его удары ещё хоть раз девушка не ожидала.