Клетка
Через час мы уже были в клубе. Приехали бы раньше, если бы Лини не задержалась перед зеркалом — она не выходит из дома, пока не будет выглядеть идеально. По дороге я полностью отрезвела. Странное, липкое ощущение, будто кто-то смотрит на меня, не отпускало с тех пор, как я вышла из родительского дома. Оно не исчезло даже среди городского шума и ярких витрин.
Но сейчас я волновалась не за себя. Лини... у неё стресс. Она переживает мой отъезд, но не скажет об этом вслух. Я знаю, что контроль у неё пропадает, стоит только попасть в клуб. Поэтому я не пила — следила. За ней. За обстановкой. За чужими глазами.
Лини, смеясь, потащила меня к бару. Пока она заказывала себе что-то крепкое, я заметила девушку в клетке. Та танцевала так, будто ей плевать на мир. На себя. На всех, кто снизу. В её движениях не было ни ритма, ни стыда — одна только неостановимая ломка тела.
Я оглянулась — и Лини рядом уже не было.
В груди кольнуло. Паника проскользнула под кожу, холодная и резкая. Я проталкивалась сквозь толпу, судорожно выискивая знакомое лицо, но люди сливались в шумный хаос. Перед глазами вспыхнуло воспоминание: тела у водохранилища. Три. Почти четыре. Может быть... и она?
Я обернулась, взгляд снова упал на танцующую в клетке. Теперь за ней стоял мужчина. Крупный. В капюшоне. Лица не видно. Он не двигался. Только смотрел.
Холод пробежал по спине.
Я отвернулась и пошла искать Лини.
В коридоре, ведущем к выходу, увидела, как два парня тащат её под руки. Она была как тряпичная кукла — голова моталась, ноги заплетались, глаза стеклянные. Меня охватил ужас.
Молча достала из кармана нож — перочинный, но острый. Спрятала в рукав.
Подошла и заговорила как можно дружелюбнее:
— А вот и ты! Я тебя потеряла. Почему не сказала, что уходишь?
Парень с серёжкой в ухе повернулся ко мне и смерил взглядом.
— Она хотела повеселиться. Вот и всё, — сказал он с улыбкой, от которой захотелось вымыться с мылом.
Я надавила на рукоятку ножа в рукаве. Холод металла придавал спокойствие.
— Правда? Странно, что она не может связать и двух слов. Не слишком весело выглядит.
— Может, ты тоже хочешь с нами? Мест всем хватит, — он шагнул ближе, ухмыляясь.
Я подняла руку с ножом и легко прижала к его груди.
— Если не уберётесь сейчас же, я устрою такую сцену, что вас снимут в местных новостях. Двое подонков напичкали девушку наркотой и попытались увезти. Думаю, полиция не станет разбираться в деталях. А у меня — острый язык и нож.
— Убирайтесь.
Парни переглянулись и исчезли быстрее, чем пришли.
Я подхватила Лини, довела до ближайших кустов и заставила её вызвать рвоту. Она стонала, извинялась, признавалась мне в любви. Её волосы липли ко лбу. Губы посинели. Я вызвала такси.
Только когда мы оказались дома, ощущение слежки исчезло.
Я уложила Лини, раздела, укрыла. Она заснула сразу. Я отправилась в ванную.
Только я начала раздеваться, как раздался звонок в дверь.
Я застыла. Мы никого не ждали.
Подошла, заглянула в глазок. Пусто.
Приложила ухо — тишина.
С опаской открыла дверь. Никого. Только на полу лежала небольшая чёрная коробочка.
Я подняла её, захлопнула дверь и задвинула все замки.
Наверное, Лини. Она же вся в сюрпризах. Оставила на тумбочке, пошла обратно в ванную, приняла душ. Горячая вода смывала грязь и страх, но в голове всё равно бродило беспокойство. Как накануне грозы.
Перед тем как лечь спать, я прошла мимо тумбы — и взгляд снова зацепился за коробку.
Любопытство победило. Я открыла её.
Внутри лежал мой нож. Тот самый, который я держала в руке, стоя перед тем подонком.
Я даже не заметила, как он исчез. Рядом — сложенная записка.
«Здравствуй, прелесть. Ты обронила свою игрушку. Не теряй. Сегодня ты была... прекрасна. Я не мог устоять. Но я видел, как ты общалась с парнями. Мне это не понравилось. Не делай так больше. До встречи. Прелесть.»
Мир остановился.
Мои руки онемели. Я не чувствовала ног.
Он был там.
В клубе.
Он видел меня.
Он знал, где я живу.
Я в панике скомкала записку, запихнула в карман. Пошла на кухню, налила воду. Руки дрожали. Я боялась повернуться к окну.
Вернулась в комнату. Легла. Лежала с открытыми глазами, вглядываясь в темноту потолка. Сон не приходил.
В памяти снова всплыла та ночь.
Я вышла из кофейни, где работала. Было поздно, но привычно. Переулок был коротким, идти всего десять минут. Такси? Нет. Я любила ходить пешком. Лини — нет. Мы часто спорили об этом.
В ту ночь ничто не предвещало беды.
Я шла и думала о чем-то своём. А потом —
шаги.
Сзади.
Я обернулась.
И увидела глаза.
Чёрные. Бездонные. Холодные, как космос.
Я замерла. И наступила пустота.
Я — единственная выжившая.
Я — его ошибка. Недоработка.
Я должна вспомнить.
Пока он сам мне не напомнил.
Утро наступило слишком быстро. Или просто наступила какая-то иная тьма — белая, звенящая. Я не спала. Только лежала с открытыми глазами, чувствуя, как мысли топят меня, как вода в лёгких. Не паника — давление.
Тишина была пугающей. Даже холодильник молчал, как будто в сговоре. Я встала. Холодный пол под ногами успокаивал.
На кухне я налила себе воду. Кофе не казался подходящим — я и без него была на грани. Поставив стакан в раковину, я почувствовала, как дрожат пальцы. Незаметно — как мелкое землетрясение внутри.
Я подошла к тумбе.
Коробка. Пустая.
Я вытащила нож — мой нож. Всё вроде бы на месте.
Но... ручка повернута под другим углом. Слегка. Но не так, как я оставила.
Нож кто-то трогал.
Я машинально проверила карман джинсов.
Пусто.
Записки не было.
Я вскрыла всю комнату. Подушки, ящики, корзины, даже мусор.
Ничего.
— Ты спала? — услышала я голос Лини с кухни.
— Нет, — ответила я глухо. — Ты... не брала бумажку? Записку. В коробке лежала.
Она появилась в дверях, зевая.
— Анни... ты уверена, что она была? У тебя стресс. У тебя травма. Тебе кажется.
— Это не бред, Ли. Он был. Он оставил её. Он следил. Он...
— Я понимаю. — Она подошла ближе, положила руку мне на плечо. — Я правда понимаю. Но ты и правда не в себе. Ты... иногда пугаешь меня, Анника. Словно ты не здесь. Словно он всё ещё держит тебя. И не отпускает.
Я отвела взгляд.
— А может, ты просто... не хочешь помнить? — добавила она тише.
— Нет, — выдохнула я. — Это не я. Это он не хочет. Понимаешь? Он будто... стирает изнутри. Как будто вытягивает из меня что-то. Медленно. Как будто наслаждается тем, как я теряюсь.
Я впервые сказала это вслух. И стало страшнее.
Мы сели на диван. Лини принесла одеяло, укуталась и молчала какое-то время. Потом вдруг заговорила:
— Ты ведь скоро уезжаешь.
— Через пару дней, — кивнула я.
— Я знаю, что ты хочешь начать всё сначала. В новом доме. Подальше от всего.
Но... ты не заберёшь с собой себя.
Я не ответила.
— Знаешь, — продолжила она, — я думала о Мэте.
Тебе стоит хотя бы... просто поговорить с ним. Он не чудовище, Анни.
— Он меня предал. Когда я была между жизнью и смертью — он просто... исчез.
— Он не знал, что делать. Ты была в коме, в крови, на грани. Он паниковал.
— И решил спрятаться? Отлично.
Знаешь, Ли, ты можешь его защищать сколько хочешь. Он твой брат. Но я — его не прощу.
— Я не защищаю, — вздохнула она. — Я просто думаю, что ты держишь на всех злость. На меня. На него. На себя.
Это было попадание. Я резко повернулась к ней:
— А что, если я виновата?
— В чём?
— В том, что живу.
Трое — мертвы. Одна — я. Без памяти. Без объяснений. И всё, что у меня осталось — это обрывки, ночные кошмары и чертов шёпот в голове.
— Не смей. — Лини встала. — Не смей винить себя. Ты выжила — и это чудо. Никто не может понять, почему ты осталась. Даже если бы ты вспомнила — это не изменило бы того, что произошло.
— Может, и не изменило бы. Но я хотя бы знала бы.
Кто он. Почему я. Почему — не они.
Она подошла и села рядом. Тихо сказала:
— Ты не должна жить в страхе.
Но если решишь всё вспомнить — я буду рядом.
Позже я пошла проверить почтовый ящик. Не знаю зачем. Просто внутренний холод вел меня.
Внутри — конверт. Белый. Без имени отправителя. Только:
Анника.
Внутри — фотография.
Я.
Ночь. Я выхожу из кофейни.
И тень за спиной. Чёткая. Человеческая. Он.
Он был там. Не во сне. Не в голове. В реальности.
Я вернулась в комнату.
Села на пол, прижала фото к груди. Колени к подбородку.
Мир — звенящий, белый, как после взрыва.
Он следит.
Он помнит.
Он играет.
А я — нет.
Он стирает мою память.
Он хочет, чтобы я сошла с ума.
Чтобы никто не поверил мне.
Чтобы я сама себе не верила.
Но я не позволю.
Я — не его игрушка.
Я — не его прелесть.
Я сжала фото и прошептала:
— Я вспомню.
— Чего бы это ни стоило.