Глава 12. Прошлое
За неделю проживания у Альмы и Мартина, кроме тягот бумажной волокиты, Ирэн успела познакомиться и с местным семейным устройством.
Пока Мартин проводил большую часть времени за бизнесменской рутиной, Альма занималась поддержанием домашнего очага, она была домохозяйкой.
Семейство Вуд пересекалось только за ужином, если Мартин не засиживался в кабинете, и на выходных за общим досугом, в роде кинопросмотра или приготовления пирога.
Так что чаще Ирэн общалась с приемной матерью. Альма понемногу рассказывала об их с мужем прошлом: как пролитый коктейль довел их до брака, как Мартин устроился на две работы, чтобы купить для любимой достойное свадебное платье, как здоровье дало сбой, порушив их планы на рождение первенца.
Со слов Альмы Мартин казался если не святым, то отличным человеком уж точно. После подобных рассказов поверить в бойкот Мартина в свою сторону Ирэн просто не могла. Так что списывала молчание и легкое раздражение мистера Вуда на отсутствие настроения и усталость.
Когда формальности с опекой оказались улажены, Ирэн, как и всем нормальным детям, предстояло познакомиться и с новой школой.
Откровения цирковой жизни быстро открылись перед любезностью и добротой Альмы, так что про Марию и ее занятия миссис Вуд узнала быстро. Нужно ли говорить, в каком неприятном удивлении она пребывала от услышанного?
Чтобы нагнать упущенное по программе, подобрать подходящую школу и подготовить к ней Ирэн, Альма предлагала первое время оставить дочь на домашнем обучении.
Но обучение на дому требовало немалых трат, вернее, таких, с которыми Мартин не собирался мириться. Это Ирэн поняла по напряженной обстановке за завтраком одним утром. Мистер Вуд не притронулся к сваренному кофе, с недовольным видом отказался и от яичницы. Ушел на работу без галстука, который, похоже, в этом доме умела завязывать только Альма.
– Он остынет, – со вздохом пояснила она, присаживаясь за стол и прикладывая ладони к вискам. – Обязательно остынет.
Должно быть, как и тот кофе, который Альма вскоре вылила в раковину. Сама она не переносила крепость, которую предпочитал Мартин, а Ирэн и предлагать не стала, чтобы не подкреплять пристрастие с юности.
Как оказалось, миссис Вуд ошибалась удивительно редко и знала мужа от и до, потому что Мартин действительно остыл, но мнения своего не изменил. За ужином тем же днем он согласился на переговоры, мягко и спокойно, что полностью описывало его отношение к жене.
Мартин любил Альму, но оставался главой семьи и источником ее дохода, поэтому решено было отдать дочь в школу.
Вопросами, связанными с выбором учебного заведения и зачислением, занималась по большей части Альма, Мартин же покорно возил жену, но сам в дела эти не совался.
Ирэн взяли в Коптхолл – среднюю школу для девочек. Милл-Хилл – пригород в лондонском районе Барнет, части Северного Лондона. Пожалуй, самое подходящее место для спокойной жизни на пенсии. Ровно выстроенные вдоль дороги домики с черепичными рыжими крышами, выстриженные газоны и идеально чистые улочки, на которых, должно быть, круглый год пахло цветами и свежестью.
И среди всего этого порядочного мирного роскошества располагалось полностью соответствующее ему девчачье королевство, которое грозилось оказаться пыткой даже пострашнее, чем цирк Стива.
Еще до того, как Ирэн впервые оказалась в стенах школы, они с Альмой отправились по магазинам, чтобы обзавестись формой.
Ирэн едва ли помнила, когда последний раз миновала секонд-хенд, чтобы купить новую одежду, совсем не помнила, когда тратила целый день на примерку.
Альма подобрала дочери пиджак, рубашку и юбку-плиссе, которая выглядела даже сносно, убедила примерить колготки и туфли на небольшом каблучке.
За закрытой шторкой Ирэн подглядела ценники на вещах, на которые сразу Альма ей смотреть не позволила. Все это стоило столько, сколько в цирке пришлось бы зарабатывать с полмесяца.
Помедлив на пути к кассе, Ирэн все же скромно выдавила:
– Это слишком дорого.
На что Альма лишь улыбнулась, а потом в соседнем магазинчике купила дочери пальто и вязаный джемпер. Она тратила деньги мужа, отчего Ирэн делалось вдвойне не по себе, будто с каждым новым чеком он начинал недолюбливать ее еще больше.
Коптхолл представлял из себя небольшую школу из кирпича, где всех, помимо ношения формы, обязывали вставать, когда учителя появлялись на пороге кабинета.
Никто не читал на занятиях Библию, вместо цирковой арены стояли парты, и само количество учениц приводило Ирэн в состояние не то удивления, не то тихого ужаса. Здесь пропадало ощущение единства, товарищества и равенства, потому что социальное расслоение приобретало вид столь же глобальный, что существовал между Ист- и Вест-Эндом.
И это было лишь половиной беды. Проблемой куда серьезней стало то, что буквально каждая девчонка здесь знала, что представляла из себя Ирэн.
В первые же пару дней юная Адлер подралась с одной из сплетниц. Это случилось, когда Ирэн брала книги из своего шкафчика, новенького, но скрипучего. Незнакомая девчонка противно хихикала в компании своих подружек, бесцеремонно указывая на новенькую.
Подойдя к незнакомкам в упор, Ирэн попросила повторить, о чем те шептались, ей в лицо, на что противная блондинка с двумя косичками и щербинкой между зубами, щелкнув пузырь из жвачки, наклонилась к ее лицу и прошептала: «Брошенная оборванка».
Иногда пылкий нрав плавил зефирную крепость дипломатии, как бы Ирэн не пыталась этому противостоять, так что, кажется, в порыве неудержимого гнева она выдрала у девчонки целый клок волос, сухих и желтых. В кураже и без капли сожаленья.
Незнакомка так громко визжала, что сбежалась целая толпа малолетних зевак. А потом, даже когда виновницы события уже сидели возле кабинета директора, ожидая серьезной беседы, свита подружек продолжила стоять рядом с блондинкой и суетливо подтирать ее слезинки.
Ирэн слышала, как «несчастная» причитала, постоянно обреченно вздыхая и рассказывая, как же дорого ей теперь обойдется поход к парикмахеру, а еще хлюпала носом, потому что салфетки в ее малюсенькой розовой сумочке не нашлось.
В тот день Мартин все же одолжил ключи жене, и после окончания занятий приемная мать юной Адлер оказалась в стенах школы. Альма наплела директору, что всему виной период адаптации и все такое, что подобное никогда больше не повторится. А потом отчитала Ирэн в машине. В любом случае, заслуженный упрек от Альмы казался Ирэн предпочтительней нудной беседы с Мартином.
– Она назвала меня брошенной оборванкой, – пояснила девочка, болтая ногами и глядя на свои ботинки, купленные специально под цвет новой формы. Носки их еще не успели ободраться, а сами они пока красиво блестели.
Ирэн знала, что сказки Альмы – чепуха. Даже через год пребывания в девчачьем королевстве она не позволила бы унижения в свой адрес. Не позволила, потому что терять ей по большей части было нечего.
Женщина с сочувствием положила руку на плечо Ирэн:
– Видишь ли, дочка, мир требует, чтобы мы были умнее. Стоит ли клок волос какой-то девчонки исключения из школы? Я не вправе учить тебя грамотной мести, но лучше обдумывать последствия раньше, чем они наступают.
Тогда юная Адлер хорошенько задумалась. Она ни за что не ожидала услышать от почти святой приемной матери что-то про возмездие. Но, возможно, та всего лишь была слишком хороша в нем.
Альма запретила рассказывать о случившемся Мартину, и Ирэн послушно хранила молчание. Не потому что была пай-девочкой, а потому что и не хотела давать и без того недружелюбному мужчине поводов для ворчания. Выходит, в тот день копилка ее секретов вновь пополнилась.