Эвдемония 🦋🍀🌹❤️

«Иногда прошлое не уходит. Оно ждёт. Ждёт момента, чтобы вернуться и изменить всё.»

2016 год

Кафе «Эвдемония»
Уютное кафе в центре города пряталось во внутреннем дворике, словно маленький оазис среди шума и пыли. Лето только вступало в свои права: солнечные лучи играли на стекле витрин, сквозь открытые окна проникал аромат кофе, ванили и чего-то домашнего, почти забытого. Маленькие скрипящие вентиляторы вращались под потолком, разгоняя ленивый полдень. За одним из столиков, у окна, сидели две девушки.
Каролина — высокая, пухлая блондинка, с собранными в небрежный пучок волосами и нервно постукивающими пальцами по деревянной столешнице — явно злилась. Её обычно ироничный взгляд был сегодня особенно жёстким.
— Что случилось? — спросила Ника, русоволосая девушка с густыми кудрями, положив подбородок на ладони и наблюдая за подругой. В её голосе читалось спокойствие, почти ленивое, как будто она парила в своём мире.
— Меня раздражает, когда люди опаздывают, — буркнула Кара. — Что с Мелиссой в последнее время?
Ника чуть улыбнулась, как будто заранее знала, куда всё катится.
— Ну, влюблённые всегда немного не в себе.
Кара закатила глаза, бросив взгляд на дверь:
— Точно. Забыла, что ты тоже из этой категории.
В этот момент дверь кафе резко отворилась, и в помещение ворвалась Мелисса — шатенка с копной растрёпанных волос и мягким, почти лучистым лицом. Тёмно-карие глаза сияли, губы расплылись в извиняющейся улыбке. Она вся светилась, будто внутри неё горел какой-то особый огонь.
— Ну, наконец-то! — с притворной строгостью произнесла Кара. — Я уже решила, что тебя похитил твой таинственный возлюбленный.
— Прости, не рассчитала время, — сказала Мелисса, тяжело выдыхая и усаживаясь рядом.
— Ты хоть расскажешь о нём? Мы даже имени не знаем, — вмешалась Ника, слегка склонившись вперёд.
— Пока рано. Сегодня — наша первая встреча вживую. Как только буду готова, поделюсь.
Кара нахмурилась:
— Подожди... Это он просил тебя молчать?
— Нет. Я просто сама хочу лучше его узнать, прежде чем говорить.
— Просто скажи имя и покажи фото. Вдруг он маньяк, — настаивала Ника.
— Или дай ссылку на соцсети, — добавила Кара. — Мы всё раскопаем.
Мелисса опустила глаза:
— Его зовут Арсений. Фото нет.
— То есть, ты даже не знаешь, как он выглядит?! — удивилась Ника.
— Мы общались по видеосвязи. Он просто не любит фотографироваться... — ответила Мелисса. — И да, мы встретимся в кафе. Всё будет нормально.
Кара вперила в неё взгляд — прямой, пронизывающий, слишком острый для такого тёплого дня.
— Только пообещай написать нам, когда будешь дома.
— Хорошо.
Мелисса перевела разговор, улыбаясь:
— Кстати, давайте лучше обсудим Нику. Она в последнее время совсем витает в облаках.
— Да, вся в мыслях о Смирнове, — поддела её Кара.
— Я и не скрываю, — спокойно ответила Ника.
— Ох уж эти влюблённые подруги... Только голову не теряйте, — с усмешкой произнесла Кара.
Их смех слился с запахом свежих булочек и пронзительным гудком автомобилей за пределами летнего дворика. Мир казался простым, добрым.
— Ладно, мне пора, — сказала Мелисса, поднимаясь.
— Не забудь написать, — напомнила Кара.
— Обещаю.
Она вышла, улыбаясь, её волосы отразили солнечный отблеск, как солнечное пятно на воде.
Это был последний раз, когда Кара и Ника видели Мелиссу.

2030 год

Офис Каролины погрузился в полумрак.
Шторы были плотно закрыты, лишь одна лампа тускло светила над доской — старой пробковой поверхностью, изрезанной булавками и нитями, как из детективных сериалов. Но всё это было не игрой. Здесь хранились годы, десятилетия её жизни.
Кара — исхудавшая, с жёстко очерченными скулами, тенью усталости в тёмных кругах под глазами — стояла напротив стенда. Руки скрещены. Плечи напряжены, будто несут вес всего мира.
Перед ней — старое фото. Пожелтевшее, чуть выцветшее, но хранившее то, что время не могло стереть: юная Мелисса. Слегка наклонённая голова, тот самый взгляд, и улыбка — лёгкая, но цепляющая. Как тайна, которую вот-вот можно разгадать.
Кара провела пальцем по краю снимка, затаив дыхание, как будто прикосновение к бумаге могло вернуть живое.
Сколько лет я гонюсь за тенями?..
Мелисса... я скучаю. Каждый день — это вопрос. Каждая ночь — это не ответ.
Она моргнула — глаза воспалены от бессонных ночей и сотен безуспешных догадок.
Но внутри — не угасшая боль, а решимость. Та, что держит на ногах, когда уже никто не ждёт победы.
Лампа над доской мигнула. Кара заметила это краем глаза. Свет будто сражался с темнотой — как и она.

Тем временем — в лаборатории.
Помещение было не большим, но организованным с точностью до сантиметра. Белые стены, стойкий запах спирта, бумаги и техники. Столы уставлены пробирками, образцами, контейнерами. Свет — ровный, медицинский, без тени.
Это не была стерильная лаборатория из фильмов. Это был рабочий муравейник: живой, напряжённый, пахнущий кофе и пластиком. Здесь всё дышало реальностью — здесь определяли судьбы по капле крови, по следу кожи на чужой пуговице.
Ева сидела за центральным столом — невысокая, собранная, в тёмно-сером халате с эмблемой экспертного отдела. На ней защитные очки, волосы, как всегда, убраны в низкий хвост. Рядом — ноутбук, свет от которого отблескивал на стеклянных слайдах и документах. На экране — данные по свежему ДНК-тесту, сверкающие маркеры, сводки, фамилии, номера дел.
Очередной отчёт? Очередная пустая надежда?
Её рука замерла над сенсором. Внутри всё было спокойно — как перед штормом.
И вдруг — вспышка. Не световая, а цифровая: совпадение. Маркер, который не должен был совпасть — совпал. Строка изменилась. Таблица моргнула. Графики сложились.
Глаза Евы расширились.
Нет. Не может быть...
— Есть... — выдохнула она, не отрывая взгляда. В горле пересохло. Сердце колотилось.
Секунда — и она уже вызывала защищённую линию. Только один номер. Только Кара.

Среди тишины зазвонил телефон.
Резкий звук вцепился в воздух, как крюк.
Кара вздрогнула. Отошла от доски. Посмотрела на экран: имя высветилось, неожиданное, почти невозможное.
— Ого, сама Ева звонит. Мир перевернулся? — усмехнулась она, но голос был глухим, будто что-то внутри уже почувствовало перемены.
— Не поверишь, но повод веский, — голос Евы звенел напряжением, как натянутая струна. В нём чувствовалась не только тревога, но и адреналин открытия. — Я нашла совпадение по той улики, которую ты принесла. По той самой.
Кара не сразу ответила. Медленно села, будто земля стала зыбкой. Всё внутри сжалось — рефлекторно, как перед бурей.
— Ты уверена?.. — слова дались тяжело, почти неуверенно. Она боялась услышать «ошибка».
— Абсолютно. — Тон Евы стал ниже, серьёзнее. — Но ты должна забрать это лично. Сегодня. До одиннадцати. Пока не вмешались.
Пауза. Сердце Кары колотилось. Она кивнула, будто Ева могла видеть её через эфир.
— Беру Николь. Мы будем.

Николь

Зал судебных заседаний был строг и величественен, как будто сам воздух здесь знал цену словам. Высокие окна пропускали ровный свет, ложившийся на пол глухими пятнами. Деревянные панели стен приглушали звуки, превращая каждое движение в почти священное действо.
Судья Николь Бондаренко в чёрной мантии занимала своё место за трибуной. Её русые кудри были аккуратно собраны, а лицо — выточено из камня. Ни одного кольца, ни одной лишней детали. Только безупречная осанка, спокойствие и сосредоточенность.
Взгляд был холоден, но в глубине глаз таилось напряжение. Она снова мельком взглянула на материалы дела. Что-то в них цепляло. Не напрямую... Но почерк. Жертва. Исчезновение. Слишком знакомо.
На скамье подсудимых — Фролов Константин Юрьевич, средних лет, с уставшим лицом и неестественно ровной спиной. Его глаза бегали по залу, но на Николь он не смотрел. Будто боялся.
Николь не отводила взгляда от текста. Когда она заговорила, голос был ровный, как линия разметки:
— Суд признаёт Фролова Константина Юрьевича виновным в совершении преступления, предусмотренного частью первой статьи 105 Уголовного кодекса Российской Федерации, и назначает наказание в виде семи лет лишения свободы в исправительной колонии строгого режима.
По залу прокатился глухой шорох. Несколько человек переглянулись. Кто-то выдохнул. Николь взяла в руки молоток и коротко ударила по дереву.
— Заседание окончено.

Светлый холл был наполнен гулом шагов, шелестом бумаги и негромкими разговорами. Николь шла по коридору — прямая, как натянутая струна. Ни малейшей тени эмоций.
У стены стояли двое мужчин. Андрей Соболев, статный, в дорогом пальто, наблюдал за ней с лёгкой ухмылкой. Судья, как и она, но опытнее, чуть циничнее. Рядом — Матвей Осипов, следователь, с руками в карманах и задумчивым выражением лица.
— Николь Бондаренко, ты только что разнесла всё обвинение в пух и прах, — сказал Андрей с искренним восхищением. — У тебя дар. Ты режешь словом, как ножом. Ни одного колебания.
Она остановилась, бросила короткий взгляд через плечо.
— Работаю по уставу. Не больше.
— И скромна, как всегда, — усмехнулся Осипов. — Это уже почти раздражает.
— Это и есть моя суперспособность, — парировала Николь с лёгкой полуулыбкой, снова двинувшись вперёд.
Карман вибрировал. Телефон. Она бросила взгляд на экран.
Кара.
Она ответила.
— Кара?
— Мы нашли её, Ник. Улику. Ту самую.
Внутри у Николь что-то сжалось. Не сердце. Глубже. То, что годами было запечатано под плитой долга.
— Где и когда?
— Встречаемся в «Эвдемонии». В 19:00. Только ты и я.
— Еду.
— Ник...
— Я знаю. До встречи.
Она отключилась и на мгновение замерла, закрыв глаза. Затем, выдохнув, двинулась прочь по коридору.
Соболев и Осипов переглянулись.
— У неё что-то серьёзное, — пробормотал Осипов.
— У Бондаренко всегда что-то серьёзное, — тихо ответил Соболев. — Только не всегда говорит об этом вслух.

«Эвдемония» — это не просто кафе. Это укрытие, вырванное из другой эпохи. Мягкий полумрак, янтарные лампы в старинных абажурах, тяжёлые книжные полки вдоль стен и мебель, словно из детства: бархат, дерево, поскрипывающие стулья. Воздух — с оттенком кофе, свежей выпечки и чего-то глубже... как будто здесь задерживалось время.
Николь Бондаренко вошла в зал, скользя взглядом по обстановке. Левый глаз едва заметно дёрнулся, когда она заметила знакомый силуэт.
Кара уже сидела у окна. Высокая, почти худая до прозрачности, с выбившимися из пучка светлыми прядями и в тёмном пальто, которое делало её похожей на детектива из нуарного фильма. Но в её позе была живая тревога. Локти на столе, пальцы сцеплены — как будто всё в ней держится на этих руках.
Николь молча села напротив. Несколько секунд — тишина. Только за окном — вечер. Мерцающие витрины, проносящиеся фары, зонт в руке прохожего. Ни один из этих элементов не казался реальным, всё — как глухая декорация, призрачная сцена перед чем-то большим.
— Ты... уверена? — спросила Николь, не глядя.
— Больше, чем когда-либо, — сказала Кара. Голос был натянут, как канат. — Ева нашла зацепку. Серьёзную. Но есть одно «но».
— Что?
— Она говорит, это могут уничтожить. Или скрыть. Возможно, уже скрывают.
Николь сжала челюсть. Мысли метались, как ласточки под потолком: Фролов. Та жертва. Те же паттерны. И снова Мелисса? Слишком многое начало сходиться. Но вслух она сказала только:
— Где Ева?
— У себя. Но ждёт нас. Я сказала, что приедем вместе.
— Хорошо. Сначала — к тебе. У тебя всё для расшифровки?
— Да. И... Ник, — Кара вдруг взглянула в глаза, — если это и правда она...
Николь медленно выдохнула, почти болезненно.
— ...значит, она всё это время была где-то рядом.
Кара кивнула. Внутри у обеих было ощущение: вот оно. Что-то важное, древнее, из тех историй, после которых нет дороги назад.
Они встали. На выходе столкнулись с мужчиной.
Он появился так, будто материализовался из воздуха. Высокий, в длинном тёмном пальто, с лицом, спрятанным в тень. Свет, будто чуждый ему, скользил мимо, не задевая ни черт, ни глаз. А глаза... они были ледяные, почти белёсые, словно в них не было зрачков, а только отражение чего-то не от мира сего. Без страха, без жизни — только знание.
Николь инстинктивно сделала шаг назад.
— Смотри, куда идёшь, — бросила Кара автоматически, вставая между ним и Николь.
Мужчина стоял, не шелохнувшись. Казалось, он смотрит не на них — через них, в них, — видит дальше, глубже.
Он заговорил. Его голос не был громким, но он резал воздух, как раскалённый металл. Каждое слово — клеймо.
— Ваше время заканчивается. Но ваша миссия ещё не завершена.
Сердце Николь сбилось с ритма. Её пальцы сжались в кулак.
— Ты кто? Очередной сектант? — резко бросила она, но в голосе дрогнула нотка неуверенности.
Он не ответил. Его голова медленно склонилась чуть вбок, как будто он рассматривал не их — а какие-то их версии в будущем.
— Кто тебя послал? — Кара шагнула вперёд.
— Никто. Вы уже сделали выбор. Остальное — просто последствия.
Он поднял руку.
И всё изменилось.
Из воздуха, будто из трещины в реальности, поднялась золотая пыль. Она не падала, не кружилась — она росла вверх, по спирали, словно огонь, вспыхивающий вспять. Пыль искрилась, тянулась к потолку, и всё в кафе застыло. Блики света стали тише, звуки — глуше, воздух — гуще.
Николь стиснула зубы. Взгляд не отрывался от него.
— Кара... — прошептала она. — Он... он исчезает...
И в ту же секунду — он пропал. Не растворился. Просто исчез — мгновенно, как выключенный свет. Где стоял — осталось только это золото, ещё секунд десять висевшее в воздухе.
Кара кинулась к двери, распахнула её — улица. Прохожие. Машины. Фонари. Всё как прежде. Всё как будто ничего не было.
— Ты видела это? — Николь вышла следом, глаза стеклянные.
— Да. Он... он просто испарился.
— Это не было видением.
— Нет. Это... Это предупреждение.
Молчание.
Потом Николь тихо сказала:
— Поехали.

Фары прорезали мокрый асфальт, превращая дорожные лужи в потухшее золото — отражения, странно похожие на ту пыль в кафе. Казалось, мир за окном слегка сдвинулся, стал не тем, каким они его знали.
В салоне — тишина. Только двигатель, капли по стеклу и тяжелое дыхание.
Кара за рулём. Пальцы побелели от усилия.
Николь — рядом. Смотрит в стекло, отражение её лица неузнаваемо: не судья, не женщина, не человек — тень чего-то нового, только что проснувшегося.
— Кто он был? — тихо спросила Кара. — Он... не выглядел живым.
— Не знаю. Но... мне не показалось, — сказала Николь. — Всё внутри будто знало его раньше. И боялось.
— Я чувствовала, как будто он говорил не вслух... а внутри меня.
— Да. Слова были простые, но за ними... было что-то большее. Как будто он читал нас.
— И этот свет... — прошептала Кара. — Ты видела, как он исчез?
Николь медленно кивнула, не отрывая взгляда от дороги.
— Он не растворился. Он просто... перестал быть. Будто никогда не существовал. Но мы обе знаем — он был.
— Это не сон, да?
— Нет, — сказала Николь, и в голосе не было ни капли сомнения.
Молчание.
Потом — вспышка света. Резкий, ослепляющий.
— Кара, тормози!
— Я пытаюсь! — крик сорвался с губ.
Колёса скользнули. Руль — в сторону. Асфальт — под колёсами как лёд.
Удар. Вспышка.
Тьма.

Сначала — звук. Далёкий, как сквозь толщу воды: смех, выкрики, свист. Потом — яркий свет, резкий, как удар по глазам.
Николь зажмурилась. Медленно вдохнула. Воздух пах пылью, сырой травой, кедами и утренней прохладой. Она лежала на спине, на беговой дорожке — тёплый асфальт под лопатками, небо над головой синее, до тошноты ясное.
— Они очнулись! — крикнула где-то рядом девочка.
Толпа подростков в спортивной форме столпилась вокруг. Кто-то отшатнулся. Кто-то достал телефон. Голоса — встревоженные, испуганные.
Кара с трудом села, держась за висок. Рядом — Николь. Их взгляды встретились, и обе поняли: что-то произошло. Что-то невозможное.
— Это... — начала Кара.
Но голос прервался, когда над ними склонилась она.
Юная девушка. Карие глаза с золотинкой. Чёткий овал лица. Волосы — густые, ровные, тёмные, собранные в высокий хвост, выбившиеся пряди на висках. На ней — школьная форма. Знакомая. До мурашек.
Мелисса.
— Вы в порядке?.. — спросила она, глядя на них широко раскрытыми глазами.
Кара выдохнула, едва не заваливаясь обратно. Это был не сон. Ни капли не сон.
— Это... невозможно, — прошептала Николь.
Она посмотрела на свои руки — тонкие, молодые. Ни следа прожитых лет. Приподняла запястье, взглянула в стекло часов: отражение — лицо девочки. Её лицо. Её прошлое.
— Мы вернулись, — с трудом выговорила Кара. — Чёрт... мы действительно вернулись.
Крупный план: глаза Кары. В них отражается лицо Мелиссы — живое, молодое, будто застывшее во времени.
И в глубине сознания — эхо. Голос. Не голос. Шорох сквозь нервы:
«Ваше время заканчивается. Но ваша миссия — только начинается».

«Мы потеряли её много лет назад.
Но теперь... она снова здесь.»