Найди в себе свет
Плечи художника расслабленно опустились, когда он увидел, что кроме меня в комнате больше никого нет. Его взгляд наконец просветлел и уже не казался таким потерянным. Оставалось только ждать, когда он решится заговорить первым. Какое-то время парень вглядывался в моё лицо, а затем легким касанием пальцев дотронулся до щеки. Я не отодвинулась, боясь спугнуть его своей резкостью, и тогда он произнёс:
— Лучше бы я писал вас.
— Кто она, та кого ты постоянно изображаешь на своих картинах?
— Хелен.
— Она много значит для тебя?
— Я ненавижу её, — обречённо проговорил парень.
— Тогда почему рисуешь её?
— Чтобы раскрыть правду.
— Правду о ней? — уточнила я.
— И нет, и да. Анна же пришла с вами, разве вы не узнали её?
— Твоя бывшая девушка? Почему я должна была её узнать?
— Ах, да, на картине в музее же нет глаз, поэтому вы не поняли сразу. Но вы назвали её моей девушкой? Это она так сказала? — возмутился он.
— Значит мои предположения были верны. Когда мы ехали сюда, мне всё в ней казалось странныс. Брайн, можешь рассказать мне всё, обещаю, что сделаю всё, что в моих силах, чтобы защитить тебя. Но позволь мне включить диктофон и записать твои показания. Он кивнул головой в знак согласия, а затем, когда кнопка записи была нажата, начал:
— Анна, она моя сестра, но не родная. Меня усыновили в одиннадцать лет.
Я сидела, боясь даже дышать, ловя каждое слово, сказанное художником. И чем больше подробностей он предоставлял, тем сильнее билось моё сердце. В душе я искренне не понимала, как такое вообще могло произойти с ним, насколько нужно желать человеку зла, чтобы он не нашёл внутри себя ни частицы света, который смог бы его вытащить на поверхность. Закупоренный в своей собственный оболочки из боли, но всё ещё пытающийся найти в других хоть что-то похожее на сочувствие, он растратил себя. Сила человека кроется в его доброте, но, в противовес всему, в этом заключается и его слабость. В моём подсознание всегда была отложена хорошая мысль: «Не разменивай себя на тех, кто этого не стоит». Хотелось бы мне сказать об этом Брайну до того, как он начал терять своё собственное Я. Его история была совершенным откровением, скрытым от всех, и сейчас я была единственным человеком, которому она станет доступна.
Чан Гюн, чтобы занять себя чем-то, вспоминал детали картин, проходясь мысленно по ним вверх и вниз.
— Я понял, — вдруг произнёс он вслух, заставив всех вздрогнуть. — Лео, пожалуйста, присмотри за Бёль, — попросил он, зная, что друг сделает всё и не спросит лишнего.
Сорвавшись с места детектив направился в галерею, место, откуда всё началось ещё задолго до картины. Несмотря на то, что следствие всё ещё продолжалось, перед дверью стояла толпа посетителей, что в очередной раз доказывало мою теорию. Пробравшись через всех, и выслушав вслед о своей невоспитанности, что впрочем-то меня абсолютно никак не задело, я поднялся в кабинет директора и постучал в дверь. Он ответил не сразу, но точно знал, кто стоит за стеной. После приглашения войти, что означало его полное поражение, хотя для себя мужчина разложил ситуацию иначе, и пока он рисовал на своём лице что-то наподобие удивления, я улыбнулся одной из своих самых любимых улыбок. Той, которую я выучил первой. Кристиан рассказывал мне, что в искренней улыбке всегда действуют четыре параметра: глаза щурятся, верхняя часть щёк приподнята, зубы оголены, губы расходятся и растягиваются вверх. Если хотя бы один из этих признаков отсутствует, значит человек хочет скрыть свои истинные чувства. Но нужно не забывать про глаза, ведь они тоже прекрасно выдают тебя, даже если все четыре пункта улыбки соблюдены. Мужчина за своим страхом быть раскрытым, не улавливал во мне ни малейшего намёка на то, что я что-то знаю. Всё, что он видел, это моё доброжелательное отношение к нему, и этого было достаточно, чтобы уличить его во лжи.
— Детектив Им, что привело вас сюда? — спросил директор, пытаясь совладать с собственным голосом и тут же сделал глоток воды. — Извините, здоровье, в последнее время, подводит меня, а ещё эта история с картиной. Как ваши успехи?
— Я ведь говорил, что мне нужно всего три дня, но думаю, мне хватит и двух.
— Вот как. Это очень даже хорошо, — сказал он с энтузиазмом, но жилка на его шее предательски запульсировала. — Не возражаете, если я закурю? — Я кивнул в знак согласия, и продолжил играть свой запланированный по дороге сюда спектакль.
— Мистер Уайльд, галерея всё равно собирает зрителей. Я думал, что вам запретили проводить выставки до того, как виновник не будет пойман.
— Да, но я поговорил с начальником полиции, убедив его, что это не такое громкое дело, чтобы закрывать галерею. К тому же, если работаете вы, детектив Им, всё закончится уже скоро, — ответил он, думая, что его лесть подействует меня весьма располагающе. Но это то, что я ненавидел больше всего. — Так у вас есть подозреваемый? — как бы невзначай поинтересовался мужчина, делая очередную затяжку.
— Вы всегда подписываете так документы? — вопросом на вопрос ответил я.
— Да, мои инициалы. Почему вы спрашиваете? — Мужчина уже явно нервничал, трясущимися руками расстёгивая верхнюю пуговицу рубашки.
Я всегда говорил на прямую, но почему сейчас мне был так приятен этот момент недосказанности? Мне вспомнилась Бёль, которая молчала до последнего, выжидая подходящего момента, и как только я подумал о ней, на телефон пришло новое сообщение, которое в очередной раз доказывало, что она чувствует меня, как никто другой.
« — Ты ведь в галерее? Знаю, что там. Анна не та, за кого себя выдаёт, она дочь директора. Возвращайся, я знаю всю правду» .
« — Не сомневался в тебе, но если я уйду сейчас, то он сбежит».
« — Полиция скоро будет там. Уходи, я переживаю».
— Детектив Им, вы не ответили на мой вопрос, — оторвал меня директор от написания ответа.
— Брайн ведь так же подписывает свои картины.
— Кто такой Брайн?
— Позавидовали успеху сына? Ой, простите, он же вам не родной, тогда конечно можно оправдать ваш поступок, или тут кроется другой мотив?
— Не понимаю, о чём вы говорите.
— Как долго вы планировали это всё с вашей дочерью? Я почти что купился, поверив, что позади картины нет тайного хода. Да, хода там нет, всего лишь удачно замаскированная дверь в ваш кабинет.
— И давно вы знаете? — Мужчина уже не пытался отнекиваться, теперь его тактика складывалась из отвлечения меня, чтобы незаметно сообщить кому-то из своих помощников действовать.
— Помните, когда я сказал: «У картин есть глаза». Камеры ничего не показали, потому что вы были по ту сторону картины. Успешно вырезали глаза и через дыры пустили краску. А сделали вы это для того, чтобы по ним не узнали вашу дочь. У вас не было объяснений, если бы вы просто её сняли, тем более мистер Ли хотел приобрести её.
— Да, детектив Им, вы действительно лучший в своём деле.
— Я слышу это постоянно, давайте не будем отходить от темы.
— Боюсь вас разочаровать, но дальше эту тему вам придётся обсуждать одному, — сказал директор, и резким движением направил на меня пистолет.
— Вы слишком предсказуемы, — спокойно отреагировал я. — Знаете, сколько людей хотели убить меня, а сколько всё ещё хотят?
— Я не убийца, просто дайте мне уйти.
— То, что вы сделали с сыном хуже, чем убийство.
— Он мне не сын! — рявкнул мужчина.
— Расскажете об этом следователю, — ответил я. — Можете попробовать сбежать, но на улице вас уже ожидают.
— Ты блефуешь.
— Если это так, то почему ваши помощники до сих пор не появились? Всё кончено, мистер Уайльд.
Ещё до того, как она ворвалась в кабинет, я услышал её голос, зовущий меня по имени. На секунду моё тело сковал страх за неё, и уже в следующую секунду я выбил у мужчины пистолет, скрутил его руки за спиной и сцепил наручниками.
— Чан Гюн, — снова позвала она, резко открывая дверь. — Вижу, что ты в порядке, — с облегчением сказала она.
— А ты всё такая же безрассудная. Передаю его вашему отделу, как и обещал.
Когда директора увели под его громкие возмущения и заявление, что его адвокат просто так всё не оставит, мы остались в кабинете вдвоём, и я знал, что ей не терпится рассказать, что она узнала от художника, но ждёт, когда я попрошу её об этом.
— Ты ведь и так всё понял.
— Готов выслушать тебя, — ответил я, и её глаза загорелись, как у ребёнка, который накопил за день много интересных, пусть и совершенно пустяковых историй, но у него есть те, кто с удовольствием выслушают каждую. И сев на стул, поджав ноги под себя, она начала с того момента, как вошла в комнату Брайна.
- два часа назад -
— Анна, она моя сестра, но не родная. Меня усыновили в одиннадцать лет. Она была младше, и сначала мы очень хорошо ладили. Помню, как она гордо говорила в школе, что у неё есть брат. По мере того, как мы росли наши интересы менялись, я записался в художественную школу и стал меньше уделять ей времени. А потом она изменилась. Один момент так прочно врезался в мою память, и я до сих пор виню себя в этом. Отец всячески поощрял моё увлечение, тем более когда я стал получать награды, Анне же всё меньше доставалось его любви и внимания. На каждых важных встречах он говорил лишь обо мне, будто её вовсе не существовало. И в одну из таких встреч, услышав, как он снова хвалится мной, она убежала в комнату, а утром. Утром появилась Хелен.
Парень замолчал, потому что такие воспоминания нужно было снова пропустить через себя. Я не торопила его, ведь после смерти мамы, даже если уже прошло много лет, тень прошлого следовала за мной. Поэтому, понимая его, мне хотелось, чтобы он сам продолжил, не подгоняемый никем. На его переносице пролегла небольшая морщинка, а веки тяжело опустились. Какое-то время он сидел так, а потом проговорил, не открывая глаз:
— Она изменилась всего за одну ночь. И знаешь, что самое страшное в этой ситуации? Отцу было наплевать. Она уже достаточно взрослая и с тем, что считает себя кем-то другим должна разобраться сама. А потом эта часть её стала для него очень даже выгодной, потому что она с лёгкостью договаривалась с художниками и спонсорами, излучала уверенность, и тут уже мы поменялись с ней ролями. Я продолжал рисовать, мои картины продавались с успехом, а Анна стала моим менеджером. Но из-за определённых действий просыпалась её вторая личность, из-за которой я начал сходить с ума. Она могла среди ночи придти ко мне в своём любимом голубом платье, встать у двери и наблюдать, как я сплю. Просыпаясь в холодном поту, я начинал рисовать её, а когда Анна заходила следующим утром будить меня, то не понимала, почему все холсты были исписаны её лицом, но с пугающим взглядом и ехидной улыбкой. Помню, как посадил её рядом с собой и начал рассказывать, что она больна и нужно обратиться к доктору. Она вырвала свою ладонь из моей, и закричала, что это я ненормальный. На шум пришёл отец и закрыл в комнате, чтобы я подумал над своим поведением, а её увёл. Он знал, что я прав, но ему не нужно было, чтобы она пришла в себя. В итоге, от Анны ничего не осталось, она полностью погрузилась в придуманный образ. Стала наконец любимицей отца, о чём так долго мечтала. И решила избавиться от меня, от единственного препятствия из-за которого отец всё ещё мог передумать. Она начала изводить меня, что у неё отлично получалось, ведь я всё ещё любил её и хотел помочь, отдавая всего себя. Пытался достучаться до неё, но чем больше старался, тем хуже становилось мне. И единственное, что приносило мне всегда успокоение — рисование теперь стало мукой. Но я не мог так просто сдаться, и дело было уже не в моём творчестве, а в психическом здоровье моей сестры.
- картинная галерея -
— Вот так тот, кто принёс огромный успех своему отцу и искренне хотел помочь сестре, стал погружаться в темноту. А после того, как кроме портретов Хелен, он ничего не мог рисовать, то и вовсе стал не нужен. Директору ничего не оставалось делать, как представить картину на выставке, потому что стало поступать слишком много вопросов о его сыне. Он попросил Анну забрать один из холстов из студии, поехав туда, она не ожидала увидеть Брайна, ведь он закрылся в себе и не выходил из комнаты. Однако у него были друзья, которые переживали за его резкие изменения и пытались вытащить его из того ада, о котором он рассказывал. Брайн не позволил ей забрать картину, но её это не остановило. Она понимала, что брат ничего ей не сделает, поэтому пока охранники держали его, девушка схватила первый попавшийся холст и ушла. Но, как оказалось... — сказала Бёль и прервалась, давая мне шанс закончить.
— Картина была незакончена, а внизу оказались прописаны инициалы N.W.под которыми слой за слоем, прописаны буквы, которые складывались в слово HELP или HELEN, а буква W означала фамилию Уайльд. Но никто не обратил внимание, что все остальные картины художник подписывал B.W. Таким образом он раскрыл свою сестру и отца, ведь на всех его документах значится N.W. Директор думал, что подстроив всё так, будто у художника есть ненавистик, то можно будет оправдать то, что его дальнейших работ не будет, но сын оказался умнее.
— На самом деле Брайн провёл всех, ему просто нужны были мы, чтобы всё закончить. — Бёль встала и подошла к небольшой картине, висевшей на противоположенной стороне от тайной двери. Брайн подарил эту картину отцу на одной из вечеринок по поводу открытия выставки, но дело в том, что в ней встроена камера и прослушивающее устройство. Не хотелось бы портить настолько прекрасно написанный пейзаж, но придётся. — Канцелярским ножом девушка сделала надрез сбоку и достала необходимые улики.
— А где Анна, — поинтересовался я.
— По словам Лео, она начала нервничать, как только ты ушёл, и из-за этого появилась Хелен. Хорошо, что он не повёлся на её уговоры, и как только я вышла из комнаты Брайна, мы отвезли её в участок.
— Он поехал с ней?
— Да, — подтвердила я. — Он говорил, что ненавидит Хелен, но только потому, что винил себя в её появление. Но Брайн всё ещё любит свою младшую сестру.
— Значит у него всё хорошо?
— Отчасти он смог найти в себе свет и желание бороться, благодаря Анне, которую он всё ещё помнил улыбчивой девочкой с нежной душой и тем, кто был неравнодушен к его проблеме. Из-за неё он придумал всё это представление, но не хочу даже думать о том, что было бы с ними обоими, если бы кто-то из них не верил в силу любви.
— Хочешь сама допросить мистера Уальда?
— Нет, мне не о чем его спрашивать. Мы раздобыли доказательства, и теперь единственное, чего я желаю, так это, чтобы Брайн смог достучаться до Анны.
— Тогда давай передадим материалы и может, — договорить я не успел, потому что в кабинет вошёл отец Бёль, а следом за ним человек, про которого я не вспоминал уже несколько дней, находясь в гуще событий и движимый одной мыслью — помочь Бёль.
Я не знал, как вести себя: делать вид, что мы незакомы или спросить, что он здесь делает, но то, что произошло дальше, стало для меня неожиданностью.
— Дядюшка Уотсон, — воскликнула Бёль, обнимая за шею того, кто всё это время грозился уничтожить её. Ещё одна загадка дополнила остальные, и где скрывался верный ответ трудно было предугадать.
«Бёль, хорошо ли ты на самом деле разбираешься в людях», — произнёс я про себя, смотря, как мужчина с трепетом обнимает её в ответ.