17 глава
17 глава
Софья
«Тем, кто счастлив, некогда писать дневники, они слишком заняты жизнью».
Роберт Хайнлайн
«Фрайди»
К удивлению я начала чувствовать с одним человеком тепло, но к счастью, он сам привел нас в Сибирь и сейчас уже я поняла, холод - самое лучшее, что может быть. Однако какое-то странное чувство заставляло меня пугаться.
С книгой в руках я шла вслед за своим мужем, как вдруг остановилась от звонка на телефоне.
— Софушка... ты... ты только не волнуйся, прошу тебя, будь сильной, — дрожащим голосом произнесла Алима. От этих слов мы и начинаем паниковать больше всего.
— Что такое, говори Алима, — я не заметила как начала кричать среди людей.
— Приезжай к нам домой, Ибрагим... Ибрагима...
— Что?! Что?! Говори уже! Не молчи!
Мои ладони вспотели, а в голове загуляло уйма мыслей.
— Ибрагим. Он попал в аварию... И... Ваха и он скончались по дороге в больницу десять минут назад... — она простонала и начала рыдать. Мой телефон с дребезгом упал на мраморную плитку, как и книга из рук. Я еле оглянулась по сторонам и начала хвататься за пустой воздух, ища что-то, за что можно удержаться, ибо ноги начали отказывать мне. В моих глазах появились горячие слезы, сердце будто бы ухнуло в куда-то вниз. Я протянула руку, и кто-то меня удержал, я взглянула на него, Хаким что-то говорил, но его встревоженный голос звучал будто бы из какой-то дны.
— Что? Софья, что с тобой, что случилось? — наконец я услышала его голос. Сначала, по-моему, на моей лице появилась какая-то детская улыбка, потом я произнесла то, во что я не желала верить. После высказанных слов слезы градом полились по моим щекам, из горла вылетел душераздирающий крик, отчего мужчина прижал меня к себе.
Мое сознание не желало обращать на кого-то внимание, однако люди подходили и наблюдали за моим паническом состоянии, после которого легкие не смогли поймать кислорода, и я медленно перешла в тьму.
Какого это, когда твой любимый человек за считанные минуты тебя покидает? Как это принять то, что его уже не будет с тобой? Как привыкнуть к его отсутствии?
Мы не раз в жизни задумаемся о смерти и жизни. Гибель мы чаще всего представляем в виде суда перед Всевышним, однако не один из нас не может точно передать эти эмоции, ибо никто не умирал и не оживлялся, чтобы передать все это.
Чаще всего после кончины самого близкого человека мы думаем, что жизнь больше не сможет продолжаться. Некоторые из нас не видят смысла, но смысл есть, был и будет!
Душа покидает наше тело, и продолжает свое путешествие, она делает еще какие-то облеты, оставляя тело. И это случается со всеми, без исключения.
В свои семнадцать лет я взяла этот урок тогда навсегда. Хоть и трудно было, но я осознала, что это случится и со мной, поняла, что рано или поздно встречусь со всеми, и мы никогда не расстанемся.
Из того же дома, откуда вынесли тело мамы, выносят тело брата. Я просто смотрю из окна и не могу даже сама нести его тело. Рядом со мной плачет Алима и Амина, где-то на кресле лежит Малика, и все остальные пытаюсь ее привести в себя.
В памяти быстро перебиваются детские и юношеские годы с младшим братом, когда мы вместе катаемся на санках, когда он меня в десять учиться плавать, а я его правильно складывать дроби. По горящей щеке скользит, чувствуя свою власть, соленая жидкость прямиком из сердца, и я не могу уже смотреть на несущий над головами закутанное в саван тело.
Оборачиваюсь назад и быстро отхожу, замечая по пути рыдающую Малику.
Мое сердце давно окаменело, однако пройти мимо нее я все-таки не смогла.
Сдалась.
Быть может это и к лучшему.
Повернувшись к ней, я лицезрела покрасневшее лицо и трясущиеся руки. Никто не обнимал ее, никто.
Я скрежу зубами и оглядываюсь кругом. Мое сердце бешено колотится, пока я приближаюсь к женщине. Та смотрит на пол и рыдает дальше. Приседая, я беру ее руки в свои, и она наконец смотрит на меня.
«Я думаю, что никогда тебе не прошу за свое детство.»
В голове кто-то произносит именно эти слова, но я не даю им означать что-то и быстро ее прижимаю к себе, когда та еще горше рыдает.
Малика обнимает меня в ответ и что-то бормочет сквозь слезы. Я различаю ее слова про сына и еле могу выдержать крики души.
— Держитесь, Малика, Держитесь, несмотря на эту боль. Я знаю что сложно.
Женщина на секунду отстраняется и смотрит в мои глаза.
— Я поняла, какого это, потерять родного человека. Это бесчеловечная боль, — ее левый глаз уже дергается, а зубы бьются друг о друга.
Смешивая в воспоминаниях отношение Малики к сыну, ее планы на его будущее и эту материнскую любовь, которой меня лишала судьба, я еще лучше понимаю эту уникальную привязанность к своему ребенку.
Не важно. Ребенку так же сложно потерять родителя, как и родителю — своего ребенка.
Я быстро вытираю слезы со своих щек, достаю платок из кармана юбки и протягиваю ей, обращая к нам внимание присутствующих. Она берет и сжимает того в руках. Взяв холодные руки в свои, я так и сижу перед ней на коленях, разделяя горе на двоих.
«О мой брат, ты стал жертвой моей невинной любви с твоей мамой..»