13 глава
13 глава
Софья
— Каждый человек, которого ты будешь любить больше, чем меня, я обязательно у тебя заберу. И если ты скажешь, что не сможешь жить без него, то я обязательно докажу тебе обратное. Поистине, я буду тебя пытать тем, кого ты любишь. — слова будто горящая лава, которую проливают мне в уши, застыли в воздухе. Я оглянулась по сторонам, но увидела лишь белый свет впереди.
«Что это?» — спросила я у себя самой, но вместо ответа донесся какой-то пугающий звук, который взбудоражил мои мысли.
Мои глаза оборотились назад и застали покрытую женщину, что удивленно смотрела на меня и улыбалась. Рядом будто бы бегал ребенок, а за нами кто-то шел.
Она протягивает ко мне белоснежную руку, а мое лицо само к ней тянется. Женщина и дальше улыбается, но я не могу ей тем же ответить.
Я смотрю на белые горы и думаю, где еще можно их увидеть, однако не могу никак вспомнить. Они окружают нас, словно стены тюрьмы. По их плоскости разносится шелест крыльев птиц.
Мой взор скользает ниже, откуда не доносится никакого звука, однако кто-то застилает у подножья ковер и будто бы хочет начать читать молитву.
За одно мгновение я успеваю моргнуть несколько раз и спрашиваю у женщины, кто со мной говорит. Она лишь отвечает мне:
— Ты уже взрослая.
— Вы кто? — недоверчиво я отхожу назад и задаю вопрос.
Она молчит и сжимает губы.
— Кто заберет у меня? И кого? Почему? Зачем это так?
— Тот, кого ты полюбишь больше своей жизни, обязательно покинет тебя. Не смей привыкать к временному. Не вздумай, ни в коем случаи, влюбляться в жизнь. И скорее возвращайся.
Я поступила взор.
«Это во сне или наяву?»
— К папе?... — шепчу я.
— К маме, — улыбается мне женщина и целует в губы.
Я не успеваю задать еще один вопрос, потому что меня зовут.
— Софушка, — мою тяжелую голову гладит Лиза. — надо сделать тебе макияж, уже шесть часов утра.
— Я давно спала? — протирая глаза, вопросила я.
— Если честно, где-то часиков три. Сегодня тебе не удастся спать, но после поспишь сколько душе угодно.
Ладно? — держа мою руку в ладони, девушка расплывается в улыбке. Сейчас я могу улыбаться в ответ.
***
Время так быстро бежит. И вот через три часа я стою у зеркала в свадебном платье.
В такие мгновения многие девушки восхищаются собой. Они в трепете от макияжа, одеяния и от этого особенного дня. Но я никогда об этом не задумывалась. Вот и тогда я не улыбнулась этой молодой Софьи в платье, что вовсе не идет ей. Единственное, что могу я надеть - белый халат врача. Однако никак не платье.
«Не мое, но я пойду по зову своей души.»
— Готова? — этот вопрос вывел меня из раздумий. Я кивнула головой, видя перед собой по-особенному красивых четырех девушек. Они все одинаково мне улыбнулись и не упустили возможность одарить меня комплиментами.
Скрепя душу, я прошла в зал и с помощью сестры, возможно, моего будущего мужа встала у угла.
Этот день так и проходил, за все время наедине с собой, я успела вспомнить происшествия за всю неделю, которых в моменте не воспринимала.
В голову пришли белые пышные платья, яркое освещение, приятный запах и даже легкое музыкальное сопровождение... Наверное, о таком мечтает каждая девушка. Я тоже хотела когда-то купить себе самое красивое платье на свете и выйти замуж за того, в кого влюблюсь сама, но никак не в семнадцать, в лет двадцать пять-восемь. Когда-то я этого хотела, но щас резко мой когда-то цветочный мир превратился в завялый целый лепесток. Если бы мне дали бы выбор, то я оделась бы именно в черное платье.
— Тебе нравится это? — указав на блестящее платье, задавала мне вопрос Лиза.
— Да, — коротко отвечала я, как всегда.
— А вот это? — Мадина взялась за пышное платье.
— Тоже.
— А вот то, прямое? — переключилась другая.
Я молчала, опустив голову вниз.
— Да полюбится тебе муж твой, — прервал меня голос пожилой женщины, которая оказывается слышала и слушала нас.
Я взглянула на нее и извинилась.
— У меня было также. Я практически не знала за кого выхожу замуж. Мой дедушка решил, я сделала. И даже не отец, а дедушка. Помню, как терзала себя и говорила, что всегда буду ненавидеть своего супруга. А только жизнь оказалась совсем другой. И как ты уже видишь, деточка, сейчас я уже стара, пришла со своей внучкой. Я живу с ним с шестнадцати лет своей маленькой жизни, сейчас ему шестьдесят, а мне пятьдесят шесть. Слюбится. Общая жизнь и трудности вас сведут. Так что не отчаивайся и будь веселее. Ведь это не похороны, могло быть и хуже, будь храбрее, чтобы принять этот подарок судьбы. Быть может из этого получится что-то хорошее, не зря вас Аллах с ним сводит.
Она не стала говорить еще что-то, а лишь отошла, оставив меня с новыми мыслями наедине.
— Она права, — внезапно пробудила меня Айбика и положила в мои руки платье. Сделав глубокий вздох, я пошла в сторону примерочной.
— Оно так на вас красиво смотрится! — восхищались работники, также как и сестры.
В тот день меня впервые вывели из дома в сопровождении еще и двоюродного брата Хакима имя которого я не запомнила.
Затем я вспомнила день своего семнадцатого рождения, когда Ибрагим возил меня и Алиму в ТЦ.
— Где были? — этим вопросом тогда меня встретили, который звучал довольно банально, но все же имел колоссальные последствия.
— Что, Малика? — передавая в руки домохозяйки пакеты, переспросила я жену отца, позабыв даже поздороваться.
— Ты где шляешься с моим сыном?! Что ты с ним постоянно делаешь?! Мне уже надоело, знаешь ли! Сделаешь там что-то и свалишь все на моего наивного сынка! Постоянно выезжаешь с ним только! — она уже стояла передо мной, набираясь воздуха и крича с каждым словом все сильнее и сильнее.
— Отец мне запретил, кроме как с Ибрагимом, выезжать, — опустив голову, произнесла я, молясь, чтобы Алима еще не зашла.
— Да меня это никак не интересует! Не моя беда! Твоя лишь! Значит, не доверяет тебе Исса.
— Да мы не одни с ним всегда бываем. Вот сегодня, например, со мной были Алима.
«О Аллах, зачем я отчитывалась твердя что я не одна с родным братом, которого лишь просто родила не моя мать?»
— Мой сын должен жениться. А ты уже нагулялась и скоро уйдешь отсюда, слава Богу за это, так и до своего ухода хочешь очернить моего Ибрагима?! Я тебе не позволю! Слышишь?! Не позволю!
Это было всегда. Она по мелочам могла поднять на меня руку. Так и тот вечер - не исключение. В кухне где-то что-то готовит наша домохозяйка, а я перед мачехой стою в той позе, что и в детстве. Малика схватила меня за волосы и сжала свою руку в них со всей силой, заставляя взглянуть в свои зеленые-зеленые глаза, которые напоминают мне Ибрагима, что внешне почти копия своей матери.
— Еще раз ты посмеешь с ним выехать, так я тебе ноги сломаю. И не говори, что не предупреждала, недоношенная! — ее рука крепче схватилась, второй она, наверное, собиралась меня ударить, как тут добавила к всем своим словам то, что впервые так внезапно заставило бешено забурлить все пять литров крови во мне. — Харами несчастная.
Я бы смогла стерпеть, если дело касается лишь меня, если оскорбляют лишь меня. Но если сквернят моего родного человека, который буквально ни в чем не виноват, клянусь, я не промолчу и не буду это терпеть!
Я схватилась за ее холодную руку и одним рывком убрала с себя, заставляя женщину отшатнуться назад.
Секунды она замерла, но тут же очнулась и закричала что есть в ней сил, — « Да как ты смеешь?!» — сходу подняв ту самую руку, дабы ударить меня. Она махнула ее, но в ту же секунду я схватила кисть, сжав всей силой.
— Еще раз, еще раз, Малика, если ты посмеешь сказать что-то про мою маму, и я тебя убью собственными руками. Я не побоюсь испачкать руки кровью за свою покойную мать, что была правильной женщиной, в отличии от тебя! Я клянусь Всевышним Аллахом, что возьму нож и зарежу тебя, словно зверя, клянусь! — впервые я так гремела, готовая задушить эту женщину.
Ее зеленые глаза устремились в мои злобно, будто бы не я ее собираюсь губить, а она меня. В моей голове пронеслась мысль, а правильно ли я поступаю, если вдруг не смогла сдержать себя в руках, однако другая личность во мне утверждала, что все имеет свой предел.
— Что ты творишь?! — на весь огромный холл раздался до боли знакомый мужской голос, заставляя меня вздрогнуть. Я судорожно отпустила руку Малики и отошла на несколько шагов назад.
«Отец подошел к ней — не ко мне, а к Малике...»
— Она хотела меня ударить, после этого схватила за руку да еще и оскорбляет меня, Исса, — выдавливает из себя мачеха слезы.
Отец, глупенький, поверил, пожалел ее. Пожалел эту женщину, но не родную дочь в тот вечер.
Он будто бы в воду опушенный. В его облике я давно не нахожу своего Папу детства, что готов был весьма для меня отвоевать, если надо будет. Сейчас его брови сошлись у переносицы, глаза потемнели и дышалось ему как-то не привычно.
— Да как ты могла?! Не стыдно тебе?! Что ты творишь, Софья?! Почему я тебя не узнаю в последнее время?! — Исса отстранился от «обиженной» жены и, нависнув надо мной, задавая бессмысленные вопросы.
Я поняла, что не стоит с ним говорить на счет этого и оправдывать себя. Опыт показал, что в некоторых случаях, лучше молчать, чем пытаться доказать что-то.
— Твоя жена запрещает мне ездить с твоим сыном по магазинам, я больше ничего не буду покупать, никогда не выйду из дома!
Мой голос был холоден без эмоций. Я сдержала чувства и не стала пускать слезу перед этими людьми.
«Я никогда никому не покажу свои слезы!»
Но лишь моя душа и Аллах знает какое было мое состояние в тот вечер, когда я закрыла дверь в свою комнату и легла на кровать.
Закрыв глаза, я почти молча заскулила, и почувствовала стекающие в уши горячие слезы.
Та ночь так и должна была закончиться, чтобы я плакала не от обиды на тех, что сделали мне больно, а от безвыходности. Так и прошел день моего рождения, потому что Алима уехала к себе, а я с опухшими глазами встретила первые лучи солнца на коврике для намаза.
Почему даже в тюрьме некоторые преступники умудряются рыть ямы целыми десятилетиями, а я не могу даже убежать из дома? Лучше сидеть в тюрьме, чем в огромной просторном доме со злыми людьми, что открыто тебя ненавидят за ни за что.
— Не стоит плакать, девочка, — уверила меня женщина низкого роста, убирая слезу с моей щеки.
Люди постепенно начали собираться. Так бывает в Ингушетии, если в вашем доме намечается мероприятие, то непременно вся родня должным быть в сборе. При этом если ты не пригласил одного из них, или же если он сам не пришел, то тот на обиду имеет полное право.
Всеми силами пытаясь игнорить расспросы и в целом сам народ, я проходила через этот ад, в то время как Лиза приглашала самых лучших фотографов, и те трудились надо мной.
Так проходила вечность и мне казалось, что ночь не наступит, или же я не проснусь сейчас-сейчас, но даже глазом моргнуть не успела.
Я не рыдала, но слезы капали на платье.
Судьба решает за нас, она буквально расписана до нашего рождения. И я до сих пор верю, если мне действительно суждено встретить того человека, с котором я объединена невидимой нитью, да и встречу его несмотря ни за что, обязательно. Однако мучал больнее всего тот факт, что отец недоволен.
Мой мозг не понимал кого именно выбрал: мать, чужого парня или свою обладательницу.
К моему лицу потянулась чья-то ладонь и убрала соленую жидкость.
Я чувствовала как мое сердце бешено колотилось, мне было слишком страшно, я хотела побежать обратно домой, найти свою маму и жить с ней ни о чем не думая, мне хотелось того же, что было в моем пятилетнем возрасте. Чтобы меня любили без причин, обнимали, целовали, понимали, баловали. Но рано или поздно все это уходит от нас. Так что в то время, когда есть, надо уметь ценить.
Мои мысли прервал звук автоматов и национальная песня, которая оказывается звучала с самого начала.
— Маьрша йоаг1ийла хьо! (Инг. «Приди с благом! Будь счастлива. Здравствуй» (одна из форм приветствий ингушей)) — я подняла свой взгляд от неожиданности и пуще прежнего, увидев ее, пошатнулась на месте.
Это была та самая женщина с голубыми глазами и со светлыми волосами. Сейчас они тоже торчали из-под косынки. На ней было белоснежное платье и белый головной убор.
— Вы... — выдавилось из меня, когда она меня крепко заключила в объятья, твердя что я прекрасна в этот день. Слезы градом полились из моих глаз, и я от обиды или же от испуга все-таки заскулила, как ребенок.
— Деточка моя, — мягко обратилась та ко мне и протянула ко мне шоколадную плитку для моего откуса. Я даже не думала там, а лишь прямо рукой потянула к ней ее, та разломила на две дольки и попробовав свою первая, дала мне вторую, я откусила небольшой кусочек, остальное было куда-то унесено.
Женщина опять заключила меня в объятья, и я так же в ответ обнимала ту, что вижу во второй раз в своей жизни.
Затем и еще одна бабушка обняла меня, с ходу зовя внучкой.
«Йа Аллах, это у всех ингушских и чеченских невест, когда они выходят замуж, в первый же день надо стоять молча в углу, стоять там, где тебя поставили, со всеми обниматься, фотографироваться. Неважно устала ты или нет, просто ты должна, это твое первое испытание.»
Их знакомство со мной только началось, и тут мулла призвал всех к намазу. К моему счастью от меня не отходила эта девушка, которая собственно передала фальшивую монету. Почти шепотом я передала ей, что нельзя пропускать намаз и мне надо зайти внутрь.
Та сначала кивнула на мою непокрытую голову, а затем закивала головой и повела меня куда-то. Со мной мое платье еще тащили трое девушек. Мы дошли до одной комнаты, которая находилась на втором этаже этого трехэтажного (как я уже успела понять) дома под сопровождением одного и того же вопроса: «Куда вы это ведете нашу невестку?»
Впервые мне вслед желали столько слов лишь о том, чтобы мой намаз был принят. Наверное, это единственное хорошее во всем этом дне. Ведь после этого я целый день стояла в плену у круга лезгинки. Самое худшее что могло быть, (хотя... Ладно, хуже не будет, читатель мой) случилось вечером, когда с трудом с несколькими девушками мне сообщили, что поведут к друзьями жениха.
Как же жаль, что я не могла просто отказаться и переодеться в другое платье.
— Вот и невеста наша! — воскликнул один из них, как только я пересекла порог в какое-то помещение.
— Она очень устала, но к вам пришла не противясь, — произнесла девушка рядом со мной и помогла мне встать у угла.
— Ма хоза йо1 я ер! (Инг. «Какая красивая девушка!») Ух, Хаким, хорошую себе жену выбрал! — я слышала мужской голос, который с каждым словом становился отчетнее. Поняла, что он подходил ко мне, — Я самый лучший двоюродный брат твоего мужа, меня зовут Абдул Азиз, невеста. — говорил он мне напротив.
Как и полагалось, я молчала.
— Мотт баьста бий оаша? (Инг. «Вы сделали развязывание языка?» (один из ингушских обычай на свадьбе) — задал он вопрос кому-то рядом.
— Нет.
— Пусть тогда придет тетя Асият. И принесите нам воду еще. Я слишком хочу пить.
— Эх, Хаким, щас разговорим твою женушку! — воскликнул и еще какой-то другой юноша.
Если честно, то тогда я испугалась пуще прежнего.
— Невестушка, ты долго плакала, до сих пор мокрые щеки, а глаза... — Абдул Азиз попытался выглянуть в мои опущенные на пол глаза. — Они красные.
— Вы болеете что ли? — задал мне вопрос один из них, наверное, он был старше тех двоих впереди. Голос был твердый, будто бы у взрослого мужчины.
— Оставьте ее, она устала, — вмешалась девушка и заключила мое плечо в свои нежные руки.
— Ер я укхаз! (Инг. «И эта тут взялась!») Вот, ты, ты когда уже выйдешь замуж, а? — подразнил Абдул Азиз девушку, на что та молчала.
— Оставь ее, какое тебе дело? Выйдет, когда ей суждено, — один парень их всех неподалеку возмутился.
— А ты это что ее выгораживаешь? — все замолкли и вопрос был внезапный.
После чего многие залились смехом, громче всех — та, что стояла рядом со мной.
— Вижу, вам очень смешно! — прервал всех уже знакомый мне голос. — Моя невеста должна стоять, а вы тут развлекаетесь себе!
— О, тетя Асият, мы вас как раз заждались!
— А я тут как тут.
— Вот и вода.
— Софья, даешь ли ты нам разрешение на то, чтобы утолить нашу жажду? — задал мне вопрос Абдул Азиз, взяв в руки стакан. Я молчала.
— Молчи, Софья, пусть даст побольше! — командовала моя (и вправду) свекровь, когда Абдул Азиз начал класть на поднос купюры.
— Она мне даст согласие! Абдул Азиз, я щас покажу как надо! — следующий вынул из кармана своего элегантного пиджака, слишком много купюр, после чего положил их на поднос и взял у Абдул Азиза стакан. — Позволишь?
Я не смотрела на них и молчала. Голову кружил их смешанный аромат различных мужских парфюм, из-за чего я почти была уверена, что вот-вот упаду в обморок.
— А мне позволит? — еще один подоспел. И с каждым разом их было все больше и больше. Запахи смешивались, голова начала гудеть, и я чувствовала как воздух в легких кончается. Только нельзя чтобы случился приступ одышки.
— Да она вообще говорить не умеет что ли? Хаким, ты вообще с ней общался до свадьбы? — они все шутили, а свекровь моя вышла из помещения, ибо ее позвали очень важные гости.
Я потянула руку к горлу и медленно закрыла глаза.
— Что с ней? — задался вопросом один, и я почувствовала, что падаю на пол.
— Хаким! — крикнул Абдул Азиз, словно пытаясь меня спасти этим именем и мне тут же представили перед губами флакон с аэрозолем из сумки.
— Дыши, но не торопись, — я услышала знакомый голос. Это был тот же запах. Может быть я и опозорилась, но мне вовремя успели помочь. Я начала глубоко и неторопливо дышать, чувствуя свои нездоровые легкие.
— Дай ей воды, Хаким, — сказал Абдул Азиз, и он протянул ко мне стакан. Девушка гладила меня по спине, а я почти сидела на полу, но никак не посмела сделать глоток воды с предназначением для другого.
— Пейте, — тихо произнесла я, и Хаким встал на ноги.
— Она дает согласие, пейте вы, — обратился к друзьям этот брюнет, на что некоторые из них начали неуверенно смеяться, упрекая, что его жена добра лишь с ним.
Сев на корточки, парень сделал глоток и отдал стакан другим, каждый из них пил по глотку, в это время я смогла встать на ноги, хотя стояла неуверенно и слабо.
— Это тебе за то, что дала нам согласие. — начали они опять и каждый положил купюры на то, что и без того было слишком много.
— Хаким, ты тоже положи! У тебя их больше, спортсмен наш! — похлопал по плечу его высокий парень со светлыми волосами.
Через несколько секунду я поняла, что Хаким тоже дополнил эту сумму.
— Попрошу вас сесть на свои места, друзья, вы окружили ее, ей нужен воздух. — заметил муж, на что те ответили утвердительно и сели по местам.
— Я согласна с этим, — поддержала каждая из присутствующих девушка. Затем парни уселись по местам.
Мне пришлось стоять минут пять, после чего предложили сесть. Я же не стала это делать, поэтому вскоре вышла оттуда и наконец мне дали переодеться.
Эту ночь нельзя было назвать ночью, ибо мы и вовсе не спали, до утра все веселились, и только к утру праздник стих.
Утро было новым. Неделя была новая. Даже месяц новый. Я была в новом доме, среди новых мне незнакомых людей, в новом платье, быть может даже с новыми чувствами.