40. Хелен Лоранс
– Пошёл к чёрту, козлина! – выкрикивает Софа, как только выходит из института.
После окончания учебного дня я ждала Софию на улице, пока она поговорит с одногруппником. И я предполагаю, что ругательства были именно в его сторону.
– В чём дело, Софа?
– Представляешь, я ему раз сказала, чтобы он отстал, второй раз, но нет, он всё со своими стихами лезет, открытками и цветочками. А только что комплимент моей жопе сделал, ну я и не выдержала. Надеюсь, я ему на этот раз доходчиво объяснила, – София тяжело выдыхает, и мы не спеша идём к остановке.
– Соф, ты чего? Ты же ему нравишься, очень.
Я практически не общалась с этим парнем, который ухаживает за моей сестрой, но вся наша группа знает, что он неравнодушен к ней. Только вот София нос воротит, а парень ведь и впрямь хороший.
– Но он мне не нравится, мне... Мне другой нравится, – София уводит взгляд в сторону.
– Кто? – я останавливаюсь и жду ответа от сестры, но она не реагирует. – София, кто? – я поворачиваю голову Софы, чтобы взглянуть в её глаза.
– Алекс.
Моё сердце застучало с бешеной скоростью.
Нет, нет, нет. Только не Алекс!
Я не переживу, если они вдруг будут вместе. Только не с ним. Он ведь сын самого дьявола, нет, он и есть дьявол!
– Софа, почему он? Он же бабник, тусовщик и даже наркоман! – я возмущённо смотрела на сестру.
– А Ник? Ник разве не такой? Хелен, почему он? – Софа переводит вопрос на меня, так как сама не хочет отвечать, ну или не знает, что ответить.
– У меня выбора не было, а у тебя он есть. Я влюбилась в Ника, потому что он меня добивался, он ни на минуту не оставлял меня в покое, даже когда я об этом его просила. А что сделал Алекс? Как он мог тебе понравиться? Почему ты выбираешь его вместо одногруппника, который ухаживает за тобой?
Софа вздыхает и опускает голову.
– Мы целовались, – практически шепчет она. – На твой день рождения.
– Ты в своём уме? – вскрикиваю я. – София!
– Хелен, он классный!
– Да он конченый!
– Прекрати! – Софа повышает голос и, не дожидаясь меня, идёт на остановку.
– Соф, не обижайся, просто я переживаю за тебя, – я догоняю сестру, и мы присаживаемся на скамью. – Он пользуется девушками, понимаешь? Он с ними просто спит. Я не хочу, чтобы ты стала одной из тех, с кем он развлёкся, а на утро имени не вспомнил.
Я знаю, о чём она сейчас думает. Больше чем уверена, София вспоминает Ника. Ведь он тоже был такой. Но он изменился, он не ходит по клубам, он стал меньше пить, не обращает внимания на девушек, а всё свободное время уделяет мне. Но такие, как Алекс, не меняются. У него в приоритете «тёлки», а потом всё остальное.
– Но Ник ведь тоже просто со всеми спал, ты тоже влюбилась в бабника-хулигана, – Софа отводит взгляд. Я беру её за руку, тем самым привлекаю её внимание.
– Николас изменился, он ради меня изменился.
– Так почему Алекс не может ради меня измениться?
– Да потому, что он не любит тебя! Он сможет измениться, только если будет по-настоящему любить! Алекс на такое не способен, – я повышаю голос, и на меня обращают внимание люди, стоящие на остановке. Я сбавляю тон. – Соф, если Алекс не станет таким, как ты, то ты станешь такой, как Алекс. Этого я и боюсь. Ты ради него начнёшь меняться в худшую сторону, чтобы ему понравиться.
София молчит, так и не поднимая глаза на меня.
Надеюсь, я её переубедила.
***
Я поехала с Софой к родителям. Предупредила об этом Ника, конечно, не обошлось без возмущений, и я понимаю, почему.
Он переживает, чтобы отчим больше не трогал меня, ну и ещё немного боится, что я могу остаться жить дома. Для Ника — это важно, он хочет, чтобы я находилась рядом с ним и днём, и ночью. С недавних пор я тоже этого хочу.
Николас думает, что я поехала мириться с отчимом, но единственный, с кем я хочу помириться, – это мама.
А на самом деле я приехала за вещами. Я приняла решение переехать к Нику полностью. Об этом ещё никто не знает, даже сам Ник.
Не уверена, что после того, как об этом узнает мама, она захочет мириться. Да и в принципе её мнение меня не волнует.
– Мам? – позвала я, только вступив на порог.
– Хелена? – мама выходит из кухни, на её лице улыбка, но глаза полны грусти.
Она явно не ожидала меня увидеть.
Вот только рада ли она меня видеть?
Как только мама приблизилась ко мне, я заметила под её правым глазом синяк, в центре которого были красные подтёки.
Этот урод поднял руку на маму. Он раньше никогда её не бил, только меня и иногда Софию. Теперь пришла очередь мамы.
Когда же она поймёт, что он не тот человек?
На душе неспокойно, я чувствую вину, из-за меня проблемы в семье.
– Господи, прости меня, мам, что оставила вас, – я бросаюсь в объятия мамы, и она меня обнимает.
– Нет, доченька, это ты меня прости. Прости, что не заступилась за тебя тогда, – на глазах мамы появились слёзы.
Я видела, как она плачет всего пару раз: когда умер отец и когда родилась Агата. Она очень сильная женщина, София – точная её копия, а я похожа на папу, мягкая и ранимая.
Мама плачет, ей больно. Я уверена, что она жалеет о той ситуации, в которой она бездействовала, и теперь ощутила это на себе.
– Что случилось, мам?
– Девочки, пойдёмте на кухню, чайник только вскипел, – я следую за мамой на кухню, София, бросив свою сумку с тетрадями в коридоре, присоединяется к нам.
Мы присаживаемся за стол, мама заваривает чай и через пару минут, на кухне появляется приятный запах бергамота.
Я обхватываю чашку обеими руками и уделяю всё внимание маме. Она размешивает сахар, не поднимая на нас взгляд.
Мне практически не видно её глаз, но я прекрасно вижу синий след, оставленный отчимом.
Я не помню, чтобы раньше он поднимал руку на маму, не помню даже, чтобы они ссорились. Несмотря на то, что у нас в доме патриархат, мама ему соответствовала и была примерной женой.
Вообразить не могу, что произошло.
– Вчера я хотела позвонить тебе, узнать всё ли у тебя в порядке и не хочешь ли ты вернуться домой, – мама начала говорить, но так и не подняла взгляд. – Оскар, услышав о том, что я хотела тебе позвонить, начал нецензурно выражаться в твою сторону и сторону Картера. Под конец его нотаций он назвал Ника конченой тварью. Тогда в кухню вбежала Агата и сказала, что Ник хороший. Оскар разозлился окончательно, он дал ей пощечину, и тогда я заступилась за неё, в результате вот... – она указала пальцем на гематому под глазом.
Я молча перевариваю всю информацию и прокручиваю в голове эту ситуацию.
Не могу поверить. Ладно я, ладно Софа, но Агата – его родная дочь, ей всего семь лет. Да, она ещё ничего не понимает.
За что он её ударил? За то, что заступилась за Ника? Агата маленькая, чтобы разбираться в людях, она отталкивается от того, что видит, от отношения к себе. Да, она так про любого сказать может. Неужели Оскар этого не понимает?
Мои мысли прерывает Софа, которая слишком громко пьёт чай.
Я бросаю недовольный взгляд на сестру, она тут же убирает чашку от губ. Я перевожу взгляд на маму, которая всё так же мешает чай, ещё не сделав ни одного глотка.
– Мам... Разведись с ним, – выдаю я, и мама роняет ложку на стол, после чего поднимает на меня взгляд.
– Хелена, что ты такое говоришь? Это грех! – мама поднимает ложку и кладёт её в умывальник. – Я не хочу в старости остаться одна.
– Мам, лучше без мужчины, чем с таким, как он, – к разговору подключается Софа.
– София права. К тому же, я уверена, что ты не останешься одна, ты очень красивая, и ты сможешь найти хорошего мужчину.
– Хелена, это прелюбодеяние! Развестись с мужем можно только если он изменяет, по другим причинам – это грех.
Кто придумал этот бред? Если мужчина подонок, разве не нужно наказывать таких? Почему слабые, хрупкие женщины подвергаются насилию со стороны мужчин, и все говорят, что это наказание, но как только касается наказания мужчин, будь то физическое или моральное, это сразу становится грехом?
Я допиваю свой чай и сразу мою за собой чашку. Вернувшись на место, я подсела ближе к маме и взяла её за руку.
– Мам, ты не хочешь этого делать, потому что не знаешь, как может быть по-другому. Ты жила ровно до того момента, пока не погиб отец, после ты просто выживаешь. Оскар навязал тебе свои правила, и ты им следуешь, – мама поднимает взгляд, и её глаза блестят, она меня внимательно слушает, и на удивление сегодня спокойна, как никогда. Мне кажется, сейчас подходящий момент, чтобы сказать, что я переезжаю. – Знаешь, почему я так одета? – я указываю на свою кофту под горло и тёмные джинсы. – Не потому, что я приличная девушка, а потому, что эта одежда скрывает синяки, которые мне оставил твой муж. Я хочу жить, мама, а не выживать в этом патриархате, поэтому я приняла решение переехать к Нику.
– Что? – вскрикивает мама, не успев даже вникнуть в сказанные мной слова. – Хелена, это не обсуждается... – мама не успевает договорить, как я её перебиваю.
– Ты права, это не обсуждается. Я переезжаю к Нику, и точка, – поднимаюсь из-за стола и направляюсь к выходу из кухни.
Почему-то я подумала, что разговор окончен, но нет. Мама взяла меня за руку, прежде чем я успела выйти. Я обернулась к ней, и в её глазах проскочило какое-то волнение, недоверие или страх. Не знаю. Но в них есть что-то такое, что заставляет меня переживать.
– Хелен, он тебя не обижает? – взволнованно спрашивает мама, и я перехватываю её руку, зажав в свои ладони.
– Мамуля, этот человек сам моет за собой посуду, сам за собой убирает, он готовит завтрак по утрам и ругает меня за то, что я убираюсь в его доме, и к тому же он меня очень любит, – с улыбкой проговорила я. – Благодаря ему я поняла, как может быть по-другому.