Чужая
Почти каждая страница дневника была исписана со всех сторон, но некоторые были вовсе пропущены. Лия сразу обратила внимание на почерк: местами он был ровным и аккуратным, а иногда кривым, будто буквы летали по всей странице.
Записи шли не в хронологическом порядке: сначала могла быть запись за февраль, а на следующей странице за ноябрь прошлого года. Где-то дата вообще не стояла.
На некоторых листах были приклеены отдельные фрагменты, а кое-где страницы были вырваны.
Лия не знала, с чего начать. Читать всё сразу она боялась — не представляла, на что может наткнуться и как потом справиться с этим.
К тому же её мучило ужасное чувство вины. Казалось, кто-то стоит за спиной и шепчет на ухо, как подло — читать чужие тайны, которые никогда не предназначались ей.
Она все также сидела на полу, сжав дневник так крепко, что побелели пальцы. Лия знала: узнать правду она могла теперь только через дневник, ведь Мира уже не могла ничего рассказать.
И если она сейчас отступит, правда может навсегда остаться похороненной в этих исписанных страницах.
Девочка медленно подняла взгляд, словно ища у кого-то разрешения, но в комнате было пусто. Только шорох занавески, да слабый скрип дерева напоминали о реальности.
Лия сделала глубокий вдох, словно собираясь прыгнуть в холодную воду, и подумала: «Я читаю не из любопытства, я должна знать. Ради неё.»
Сжав зубы, она раскрыла дневник на случайной странице и начала читать.
1 февраля.
«Мне тяжело дышать, когда я думаю об этом, а на глаза сразу накатывают слезы. Слезы сами появляются, будто я лук режу. Не знаю, что с этим делать. Может всё не так плохо? Много кто с этим справляется, ведь так? Хочу обратиться за помощью, но даже не знаю как начать разговор, мне страшно. Вдруг меня не поймут? Мне уже сказали этого не делать, может правда не надо? Не знаю. Я ничего не знаю. Надоело это всё.»
Во время чтения Лия не выдержала и заплакала. Прямо как Мира когда-то. Она не хотела плакать, но слёзы сами выступили на глазах.
«Она хотела рассказать нам... Может, тогда всё было бы иначе. Почему же решила оставить всё в себе?» — подумала девочка, вытирая мокрые щеки.
«Неужели Мира не доверяла нам? Не доверяла мне...»
Они с Мирой всегда были близки. Не настолько, чтобы быть как неразлучные подруги, но всё же делились переживаниями, радостями, помогали друг другу с парнями, давали советы. Почти никогда не ссорились.
Почему же, когда ей стало так тяжело, Мира не рассказала ничего даже родной сестре?
Лия судорожно перевернула страницу. Ей нужно было знать больше.
8 февраля.
«С каждым часом все хуже и хуже. Время лечит? Ага, конечно. Вранье. Становиться только сложнее. Была бы моя воля, давно бы все это оставила. Но Лию жалко, маму жалко, всех жалко. Себя тоже жалко, но я уже не знаю, я ли это вообще. Кажется, что с ума схожу. Все так смотрят, будто знают. А кто-то наоборот, будто ничего не знает, хотя слышали, а некоторые даже видели. Такие странные. Они странные..и я странная. Или, может, они и есть я. Я не понимаю, мое тело уже давно не моё.»
Земля будто ушла у Лии из-под ног. Слёзы теперь текли осознанно. Каждая строка, каждое слово били по сердцу.
Мира и правда будто сходила с ума... но почему никто этого не замечал? Как можно было упустить то, что человек, которого ты видишь каждый день, живущий с тобой за стеной, медленно умирает?
Лия хотела прочитать ещё страницу, но услышала, как в дверном замке зазвенели ключи — родители вернулись.
Девочка в спешке закрыла дневник и спрятала его обратно под матрас, чтобы никто не нашёл. Подошла к заляпанному зеркалу, чтобы подтереть потёки туши, но глаза всё равно оставались красными и опухшими.
Лия глубоко вздохнула и вышла из комнаты, чтобы поприветствовать родителей.
— Вы как? — спросила она, стараясь звучать спокойно.
— Нормально, — холодно ответил отец.
Мама вообще ничего не сказала, а просто молча прошла на кухню. Всем было тяжело, но Ли было особенно больно от того, что родители будто не замечали её. Да, у них умерла дочь... но и Лия потеряла сестру.
«Нужно помогать друг другу, а не делать вид, что мы чужие люди», — подумала она, чувствуя, как снова наворачиваются слёзы.
Родители почти не разговаривали между собой, и от этого атмосфера в доме была гнетущей, будто кто-то поставил на паузу саму жизнь.
Лия пошла на кухню к маме. Та сидела за столом и не моргая, смотрела на часы, висящие над дверью. В её взгляде было столько боли, что Лия невольно замерла. Никогда прежде она не видела маму такой уставшей и сломленной.
Лия осторожно села напротив и взяла мать за руку.
— Мам?.. — неуверенно позвала она.
Мама оторвалась от часов и бросила на дочь короткий, странный взгляд.
— Ты так похожа на неё, — с горьким разочарованием прошептала она. — Прости меня... я знаю, тебе тоже тяжело. Нам с папой просто нужно время, чтобы...
— Я понимаю! — быстро перебила Лия. — Просто... я хотела поговорить. Мам, ты знала, что Мира давно чувствовала себя плохо?..
— Что ты такое говоришь?! — воскликнула мама, резко выдернув руку из Лииных пальцев. — Думаешь, если бы я знала, я бы это допустила?!
Лия тут же поняла, насколько глупым был её вопрос.
— Прости, мам, я не подумала... я...
— Иди в свою комнату, Эмилия, — перебила мать.
Полное имя.
Лия вздрогнула. Сколько она себя помнит, никто так её не называл. Ни друзья, ни родители, даже учителя всегда звали её просто Лией.
Словно за один миг мама стала чужой.
Лия медленно встала и ушла к себе. Как только дверь за ней закрылась, она разрыдалась. Горько, безудержно, всем телом, будто вода внутри неё превратилась в один сплошной поток слёз.
Она не знала куда себя деть. Хотелось лезть на стены от отчаяния. Лия чувствовала себя одинокой, как никогда прежде.
Сестра мертва, а мама с папой будто не замечали её, словно вместе с Мирой исчезла и Лия.
Друзей у неё и так было немного: почти всё время она проводила с сестрой.
А теперь, когда Лия осталась одна, оказалось, что даже написать некому. Все куда-то пропали, растворились.
Она плакала так долго, что в какой-то момент слёзы просто закончились. Плакать всё ещё хотелось, но слёзы больше не шли.
Лия легла на кровать и закрыла глаза, обхватив себя руками, словно пытаясь согреть изнутри.
Не заметив, как мысли начали путаться и растворяться, она уснула прямо в школьной одежде, среди этой тишины и тяжести, которые давили на неё всей своей страшной пустотой.