8
За дверью опять послышалась возня с замками. На этот раз в дверном проёме стояла Маргарита Николаевна, а не Вика.
— Котятки, я же вам всё крайне четко объяснила, — очень зло сказала ведьма.
— Мне всегда говорили, что до меня чертовски плохо доходит, — осклабился Себ, а потом резко выбросил руку вперед и схватил ведьму за шею.
Старушка захрипела, но почему-то даже не стала пытаться разжать руку эксперта. И эта самая рука... она будто проходила через шею ведьмы! Себ был прав — это была иллюзия, морок!
— Давай, сбрасывай уже этот маскарад, — приказал Себ и, очевидно, сдавил руку сильнее, потому что старушка ещё больше захрипела.
А потом вдруг — раз! — и ведьма исчезла. Не она сама, а её образ. Он испарился как будто волк из сказки сильно дунул и сдул личину Маргариты Николаевны. В руке Себа была зажата шея... Вики.
— Что? — опешил Себ. — Но это же невозможно...
Я успела заметить, что в Викиной руке был зажаты какие-то листочки, но не успела сказать об этом эксперту. Вика сжала кулак, кроша эти листья, а потом бросила нам в лицо получившуюся пыль.
Я не успела ни закашляться, ни ощутить запаха, а просто почувствовала как сознание выключается. Мир вокруг быстро смеркался.
— Ах ты зараза! — услышала я голос Себа, перед тем как провалиться во тьму.
Очнулась я также внезапно, как и вырубилась. Сначала было ничего не понятно, вокруг был полумрак. Когда мои глаза к нему привыкли, я увидела, что сижу в комнате, очевидно, Викиной. Я была плотно привязана к деревянному стулу. Я повернула голову — рядом со мной сидел Себ, тоже в веревках. Он постепенно приходил в себя. А перед нами, в кресле, сидела Вика с крайне надменным выражением на лице. В тусклом свете этой полутёмной комнаты она действительно напоминала ведьму, но не карикатурную Бабу Ягу, а другую — словно сошедшую с обложки готического романа. Длинные, чёрные как смоль волосы, миндалевидные глаза, обведённые тёмным макияжем. Презрительный изгиб губ придавал её облику ещё больше загадочности, будто она точно находилась намного выше нас.
— Понятия не имею, как вы умудрились добраться до меня, — сказала она.
— Я чертовски хорош, — прокряхтел Себ, тщетно пытаясь освободить руки.
— Не пытайся выпутаться, веревки заговорённые, — зловеще ухмыльнулась Вика.
— Да уж догадался, — ответил эксперт. — Но ты же не можешь быть ведьмой. Ты слишком молодая.
Вика издала смешок.
— Говоришь прямо как моя бабушка. Они все трое мне это повторяли всё время. А я очень не люблю когда мне противоречат. Тщетно я пыталась уговорить этих глупых старух научить меня ведьмовству. Умоляла, просила, угрожала. Упертые старые коровы. Берегли свои тайны. "Это опасно, Вика", "Тебе не по возрасту, Вика".
— И тогда вы поссорились? — спросил Себ.
— Правильно, — удивилась Вика. — Откуда ты знаешь?
— Другие ведьмы оторвали от общей фотографии угол с твоим изображением Не хотели даже вспоминать про тебя.
— Они бы и не вспомнили. Но я нашла в бабушкиной книге то, что привело их в чувство. То, что заставило их пожалеть, что они отвернулись от меня.
Себ кивнул.
— Как же мне это раньше в голову не пришло. Ты их убила и забрала их силы.
Вместо ответа Вика улыбнулась.
— А как же твоя бабушка? — спросила я.
Вика впервые удостоила меня взглядом.
— А что бабушка?
— Ты её тоже... убила?
— Она была самой сильной из всех трёх. Я с неё и начала.
— А потом, прикидываясь ею, ты пришла в гости к двум оставшимся ведьмам, — продолжил за неё Себ.
— Элегантно и просто, — развела руками настоящая ведьма.
— А школьников-то зачем травить? Просто потому что ты мерзкая стерва? — поинтересовался Себ.
Вика проигнорировала оскорбление.
— Ты много знаешь. Должен был понять, что чем больше людей умрет от ведьминой порчи, тем сильнее ведьма станет. Когда я сумею убить всю школу, то стану Йомой.
— Йома... — пробормотал Себ. — Давненько их не появлялось.
— Не волнуйся, — деланно успокоила его Вика, — пара недель и появится. Впрочем, тебя уже здесь не будет.
— Но зачем всё это? — задал резонный вопрос Себ. — К чему тебе эта сила? Зачем становится Йомой?
Вика задумалась, будто никогда раньше не задавалась этим вопросом.
— Потому что я должна быть сильнее всех. Посмотри на меня, — она провела ладонью по своей щеке, — я красавица. Все меня обожают. Почему бы мне не стать ещё и самой могущественной?
— Именно поэтому бабушка и её подруги тебя не обучали. Потому что в голове у тебя подростковая дурь
— Себ тебя остановит, — неожиданно для себя выпалила я. — Я не знаю как, но он что-нибудь придумает. Правда, Себ?
Я посмотрела на него. Он в ответ как-то грустно улыбнулся.
— Я уж не знаю кто он такой, колдун, чародей, просто знающий, но он даже из заговорённых веревок выбраться не может, — рассмеялась Вика. — А во всём виновата ты, Светочка.
— Я? — пробормотала я.
— Конечно. Я же вижу, сколько внутри него порчи. Твоей порчи. Я видела, как на лестнице он избавил тебя от приступа. Ты думаешь, что он просто его снимает? Нет, дорогуша, — она наклонилась ко мне, — он забирал всю эту боль, весь этот жар себе.
Я снова повернулась к Себу.
— Это... правда?
Он пожал плечами.
— Может быть. Но я бы поменьше доверял словам ведьм. Они говорят, что хотят.
Вика хмыкнула. Я нахмурилась и спросила ещё раз.
— Это правда?
Себ вздохнул.
— Это правда, — ответил он.
— Ты же говорил, что на тебя не действуют проклятья. Ты ел все те батончики.
— Это разные вещи: проклятая еда и действующая порча на другом человеке. В батончиках семя порчи, а от тебя я получал твоё проклятье.
— А если бы у тебя не было моей порчи, ты бы смог нас всех спасти? — спросила я.
— Ну, она же ещё не Йома. С одной-то ведьмой я бы справился, но чего уж загадывать.
— Посмотрите-ка на него, — хохотнула Вика, — Фантазёр!
Да, уж, подумалось мне, фантазёр. Фантазёр, который скоро умрёт и больше не сможет фантазировать. И не сможет принести никаких гостинцев Кузьмичу... А потом я вдруг вспомнила про других. Про тех, кто тоже съел Викин проклятый батончик. Они ведь тоже умрут. А они такие же как я: обычные дети, они мечтают о своём будущем, любят свою маму, хотят гулять с друзьями и смеяться над их шутками. Но этого всего не случится, потому что мы с Себом погибнем здесь и сейчас. Но всё это можно изменить. Достаточно одной жертвы... Одной единственной. Надо только быть сильной.
— Отдай её мне назад! — воскликнула я.
Вика удивленно вскинула брови.
— Да у нас тут герой выискался.
— Ты не выдержишь, — мягко сказал Себ.
— Мне уже всё равно. Я так и так умру. Но ты хотя бы спасёшь других. Спасёшь себя. Остановишь её.
Вика переводила взгляд с меня на Себа, как будто для неё это была игра. Она явно не верила в то, что кто-то непонятный сможет её победить, поэтому была абсолютно спокойна.
— Это будет очень больно, — сказал Себ.
— Не важно, — прошептала я, — Нам нужно спасти других... Я готова отдать свою жизнь...
Себ посмотрел на меня так, как ни разу не смотрел за все эти дни. В его взгляде была буря эмоций: и боль, и благодарность, и ярость, и симпатия.
— Ты действительно сильная, — прошептал он в ответ и закрыл глаза.
Вика встала с кресла и потерла руки.
— Так, ну пора заканчивать с этим спектаклем. Было очень интересно, но всему наступает конец.
В этот момент в меня врезалась ошеломляюще огромная волна боли. На мгновение я даже не поняла, что происходит. Себ возвращал мне всю порчу, которая накопилась в нём за эти три дня. Это было как удар молнии, который не убивает мгновенно, а разрывает тебя изнутри, заставляя чувствовать каждую искру, жгущую нервы. Голова взорвалась. Нет, не так — она разлетелась на тысячи мельчайших осколков, и каждый из них был отдельной вспышкой мучения. В висках стучал варварский ритм, невыносимо громкий, гулкий, словно кто-то бил молотом по пустому железному черепу. Жар растекался по телу, превращая меня в раскалённый кусок металла. Но теперь он не просто собирался в одну точку — он кипел, вспенивался, вздувался пузырями, готовыми лопнуть.
Всё во мне разрасталось, ломалось, выворачивалось, словно что-то внутри рвалось наружу, не спрашивая моего согласия. Я закричала, но даже не услышала собственного голоса — только вой, бесконечный, пульсирующий в черепе. Глаза застилали слёзы, пальцы сводило судорогой, мышцы дёргались в агонии. Мир рассыпался. Всё вокруг завертелось, закружилось, превращаясь в неразличимую мешанину цвета, боли, грохота. Я не знала, сидела я ещё, привязанная к стулу, падала или уже лежала на полу. Всё слилось в один огромный, неостановимый ураган мучения, и я была в самом его центре, беспомощная, раздираемая на части. Кожа горела, словно по ней ползли огненные змеи, выжигая плоть изнутри. Лёгкие сжались, не пуская воздух. Я задыхалась. Мир гас. Реальность ускользала из рук, и я ничего не могла с этим поделать.
Я исчезала. Растворялась. Меня больше не было. Оставалась только боль.
Где-то вдалеке, в миллионах километров от меня, раздался громкий голос Себа:
— Спектакль действительно окончен!
И перед тем как тьма окончательно поглотила меня, мне успело померещиться, будто голова у Себа была по-настоящему охвачена пламенем. После этого - всё... Осталась только тьма. Тьма и боль.