Неверный шаг

Два долгих дня я неотрывно следил за Греттой и её соседом, словно одержимый демон, неспособный отвести взгляд. Казалось, что эти бесконечные часы наблюдения за их жизнью растянулись в целую вечность, медленно высасывая из меня остатки терпения и здравого рассудка. Я уже собрал всю доступную информацию о мужчине, но, к сожалению, ничего подозрительного не нашёл. Обычный парень работает механиком, без жены и детей. Пустота, ничем не примечательная жизнь, и ни единого намёка на что-то подозрительное. И всё же, почему моя мышка пряталась в этой убогой хижине? Почему не пришла ко мне, где ей положено было находиться? Эта загадка терзала меня, как заноза в сердце.

И вот, на третий день, в день, когда я должен был связать себя узами брака с Джулией, моё терпение, наконец, лопнуло. Время, как песок в песочных часах, неумолимо сыпалось сквозь пальцы, а ответы мне были нужны уже вчера. Сначала я должен узнать всю правду, а потом поговорить с Греттой, и объяснить ей происходящее. И в тот миг, когда я скажу «да» на алтаре, я не потеряю мою мышку навсегда. Я слишком хорошо знаю свою гордую, непреклонную сводную сестрёнку – она никогда не согласилась бы стать просто моей любовницей. Но я уверен, что, рассказав ей свой план, смогу убедить её. Она закроет глаза на этот спектакль, ради меня и нашей будущей жизни.

В очередной как чёртов сталкер я наблюдаю за Гретой и ей соседом Баттиста. Как по часам, он принёс ей ужин и бутылку сока. Они немного поговорили, но, когда моя мышка собиралась вернуться в свою норку, этот ублюдок схватил её за руку. Я с трудом сдерживал дикую ярость, чтобы не броситься на него, не вырвать его мерзкую лапу, которой он осмелился прикоснуться к моей женщине.

Баттиста притянул Гретту к себе, явно готовясь её поцеловать, но она, изящно и с достоинством, оттолкнула его, скрытно покачав головой. На её губах застыла лёгкая улыбка, но я чувствовал, что она явно сдерживает себя. Я не слышал, что Грета сказала ему, но он натянуто улыбнулся и отступил. В этот момент я почувствовал себя пятнадцатилетним подростком, и мне хотелось выйти и крикнуть ему в лицо: «Выкуси, ублюдок, она моя!». А затем закинуть Гретту за плечо и унести, как дикий пещерный человек.

Но вместо того, чтобы сорваться и броситься на этого ублюдка, я зажал кулаки, стиснув зубы до скрипа. Моя мышка исчезла в своей хижине, а он вошёл в дом, чтобы собраться на работу. Но сегодня у него не было ни малейшего шанса туда доехать, а если он не даст мне необходимую информацию, то и вообще никогда.

Внутри меня бушевала неукротимый гнев, похожий на лаву, готовую извергнуться, пожирая всё на своём пути. Я чувствовал, как каждая клетка моего тела трепещет от жажды справедливости, и эта ненасытная потребность становилась всё более невыносимой. Сердце бешено колотилось, отбивая свой неистовый ритм, а мысли кружились в вихре гнева и предвкушения.

Когда этот подонок, наконец, зашёл в дом, я вышел из своего укрытия. Я направился к его машине, и резкий запах бензина и машинного масла ударил в ноздри, заставляя сжать кулаки ещё сильнее. Конечно, я понимал, что это дерьмовая идея – нападать на него среди белого дня. План был не идеален, но у меня было чертовски мало времени. Скоро я должен был появиться в одном из отелей, где будет проходить моя свадьба, и этот спектакль должен был быть безупречным.

Заранее позаботившись о свободном доступе в его машину, я оказался на заднем сиденье, окутанный темнотой. Аромат дешёвого освежителя воздуха смешивался с запахом старого кожзама, вызывая у меня тошноту. Когда спустя несколько минут этот ублюдок сел за руль, я действовал мгновенно.

– Советую тебе не дёргаться лишний раз. – прорычал я, приставив дуло пистолета к его животу. – У меня, знаешь ли, сегодня свадьба, так что я нервный. Поэтому веди себя тихо и делай, что тебе говорят.

Я увидел, как Баттиста тяжело сглотнул, в его глазах плескались паника и неподдельный страх, перемешанные с полным непониманием происходящего.

– Кто ты? – дрожащим голосом спросил он. – Что тебе от меня нужно?

– Я хочу узнать ответы на свои вопросы. Поэтому отвези нас в катакомбы капуцинов, где мы сможем поговорить наедине.

Он сглотнул, глаза его расширились, а рука потянулась к ручке двери, но я уже держал её под прицелом.

– Пожалуйста, не надо. – умоляюще прошептал Баттиста. – Я ничего не знаю, я просто...

– Хватит! – рявкнул я. – Ты ведь не хочешь умирать?

В его взгляде мелькнуло ещё больше замешательства, но он покорно завёл машину и тронулся с места, увозя нас прочь от этой проклятой хижины.

– И учти, если ты попытаешься сбежать или позвать на помощь, я без колебаний пристрелю тебя. – добавил я.

Он молча кивнул, сосредоточенно смотря на дорогу. Весь путь до монастыря капуцинов на площади Пьяцца Каппучини я не сводил пристального взгляда с его профиля, ощущая, как во мне закипает желание вцепиться ему в глотку. Баттисто дрожал, как осиновый лист на ветру, а его взгляд то и дело блуждал по зеркалу заднего вида, отчаянно ища спасения.

Спустя двадцать томительных минут мы, наконец, прибыли в пункт – монастырь, с весьма мрачной и угнетающий историей. Когда-то это место построили как кладбище для монахов, но в 1882 году катакомбы были официально закрыты. Однако много лет назад мой отец выкупил эту территорию, и теперь она полностью принадлежит Коза Ностре, так же как и всё, что находится под землёй.

Мы редко используем это место, так как не совсем ублюдки, которые не уважают историю страны. Италия – это наш дом, мы здесь выросли, и каждый член моей организации с уважением относится к нашей земле и её наследию. Но несколько раз мы всё же пополнили эти катакомбы новыми обитателями. Как бы то ни было, именно здесь, в этих мрачных подземельях, я намеревался наконец-то узнать всю правду.

– Пожалуйста, отпустите меня! – взмолился Баттиста. – Я ничего не знаю!

Я презрительно усмехнулся, крепче сжимая в руке пистолет. Холодный металл казался мне продолжением моей собственной ярости.

– Конечно, знаешь, иначе бы тебя здесь не было! – процедил я сквозь зубы. – А теперь будь хорошим мальчиком и иди в монастырь. Не заставляй меня применять силу.

Его глаза широко раскрылись от ужаса.

– Но... туда же... – заикаясь, попытался возразить он.

– Никаких «но»! – перебил я его. – Я не собираюсь повторять дважды.

Баттиста, как я и предполагал, попытался сбежать. Трусливый ублюдок выскочил из машины и ринулся в противоположную сторону от монастыря. Но я быстро нагнал его и приставил дуло пистолета к его печени.

– Я ведь тебя предупреждал, bastardo! – прорычал я, грубо схватив его за волосы. – Двигайся в катакомбы и издавай поменьше шума. У меня нет всего дня, чтобы разбираться с этим дерьмом. Поэтому если хочешь вернуться домой живым, то не действуй мне, блядь, на нервы!

Он покорно кивнул, и мы направились к монастырю, окутанному мрачной тишиной. Медленно, но мы всё-таки зашли в церковь. Хоть и был ещё один вход в катакомбы прямо с улицы, я не хотел привлекать ненужного внимания. Поэтому мы прошли внутрь и спустились по лестнице вниз, в самую древнюю часть этого места – коридор монахов. Но я уж точно не собирался устраивать резню рядом с мумиями почитаемых когда-то монахов, известных писателей, скульпторов или сына тунисского короля.

Поэтому мы прошли в «новый коридор», где хранились уцелевшие гробы после бомбардировки в 1943 году. В отличие от других коридоров, здесь нет стеновых ниш, только гробы, а пол украшен майоликой. Здесь был такой тяжёлый, удушливый воздух, пропитанный запахами сырой земли и гниющей древесины. Я почувствовал, как по спине пробежал леденящий душу холодок, но не от страха, а от предвкушения.

Я с силой толкнул Баттисту, и он рухнул на колени, его испуганные глаза метались по залу, перебегая с одного гроба на другой. Больше сотни скелетов лежали рядом с нами, но для меня это не имело никакого значения. За свою долгую жизнь я видел гораздо более ужасающие вещи, да и бояться следует живых, а не мёртвых.

– Ты знаешь, Баттиста, я привык к смерти. – начал я, голос звучал тихо, но угрожающе. – Она мой постоянный спутник, верный слуга. Я видел её во всех её ужасающих проявлениях, но это место... – я обвёл рукой мрачное, величественное пространство катакомб, чувствуя, как тёмные эмоции вихрем закручиваются в моей душе.

Мужчина тяжело сглотнул, и в его горле застрял болезненный хрип:

– Отпустите меня, пожалуйста, я не хочу умирать.

– Никто этого не хочет, но смерть не спрашивает о наших желаниях. – усмехнулся я самодовольно. – Расскажи мне правду, и вернёшься домой.

– Что вы хотите узнать? – спросил он дрожащим голосом.

– Почему Грета скрывается в твой грёбаной хижине? – процедил я сквозь зубы, не скрывая презрения.

– Я не знаю! – нервно пробормотал Баттиста. – Она просто попросила о помощи, и я не смог ей отказать.

– Помощь? – я приподнял бровь, чувствуя, как в груди разгорается пламя любопытства. – Как интересно. И она её попросила у тебя, а не у своего отца, который живёт рядом с тобой?

Мужчина начал заикаться, не в силах подобрать нужные слова. Его страх лишь распалял моё желание докопаться до истины.

– Давай, рассказывай, и не трать моё гребаное время в пустую! – приказал я, усаживаясь на край одного из гробов и подперев голову рукой. – Ты же не хочешь узнать на собственном опыте, как раньше здесь хоронили людей? Хотя знаешь, думаю, я тебе сначала расскажу, для мотивации. Ну чтобы ты знал что тебя ждет, если ты меня ослушаешься.

Я сделал многозначительную паузу, наблюдая за реакцией Баттисто. Его глаза, полные ужаса, метались по стенам, цепляясь за каждый символ смерти, что окружал нас.

– Почва и атмосфера катакомб препятствуют разложению, поэтому прежде чем разместить тело, его высушивали в специальных камерах в течение восьми месяцев. После этого мумифицированные останки омывали уксусом, облачали в лучшие одежды и помещали непосредственно в коридорах, их вывешивали или укладывали в открытом виде в нишах или полках вдоль стен. Но после запрета в 1837 году, такое размещение было запрещено, и тела хоронили в гробах. Однако даже тогда находили способ обойти это и удаляли одну из стенок гроба, что позволяло видеть останки.

Я пристально посмотрел на своего пленника, на его дрожащие руки, на глаза, полные паники. Он был жалок, этот маленький человек, попавший в лапы смерти. Я наслаждался его страхом, чувствовал, как он питает меня, как даёт мне силу.

– Ты же не хочешь пройти такую же участь, не так ли? – проговорил я тихим, угрожающим тоном, наблюдая, как он дрожит от страха.

– Грета сказала, что ей нужна спрятаться от кого-то. – наконец, признался Баттиста.

– От кого? – спросил я, чувствуя, как внутри закипает нетерпение.

– Я не знаю! – прохрипел Баттиста и затряс головой. – Она не сказала, кто это.

Я приблизился к нему вплотную, достал из кармана пиджака небольшой, блестящий нож, отполированный до зеркального блеска. Его лезвие отражало мрачную картину катакомб и моё лицо, искажённое злобой.

– Говори, иначе я заставлю, и тебе это блядь точно не понравится! – прошипел я, угрожающе приближая лезвие к его лицу. Я провёл им по его щеке, оставляя на коже тонкий кровавый след. – Я либо устрою для тебя такое же захоронение, – указал на гроб, стоящий рядом с нами. – либо буду медленно пытать, но, в конце концов, я вытащу из тебя ответы!

– Я не знаю, во что она вляпалась и что скрывает! – закричал он, его голос дрожал, как будто он находился на грани безумия. – Грета просто попросила убежище и всё.

Я расхохотался, но этот смех был холодным, безжизненным, как и этот мрачный склеп. Эхо разносилось по тёмным сводам, создавая атмосферу жуткой напряжённости.

– Ты думаешь, что сможешь обмануть меня? – процедил я, схватив его за подбородок. Мои пальцы сжимали его кожу, заставляя его смотреть мне прямо в глаза. В них плясали языки злобного пламени, отражая всю ту ярость, что бушевала в моей душе. – Ты даже не представляешь, с кем связался, и как легко мне вытянуть из тебя правду!

– Я не лгу! Отпустите меня, пожалуйста! – закричал Баттиста, умоляя о пощаде. – Я... ни в чём не виноват!

Но его слова уже не имели для меня никакого значения. Я знал, что пора действовать, чтобы вытянуть из него нужные мне сведения.

Я схватил его за руку, и холодная сталь моего ножа на миг засияла в тусклом свете катакомб. Баттиста инстинктивно вздрогнул, его глаза расширились от ужаса, но уже было поздно. Я поднёс лезвие к его ногтю, ощущение свирепого восторга переполняло меня, когда я медленно, с безмерным наслаждением, воткнул его прямо под ногтевую пластину.

В эту же секунду раздался его громкий, душераздирающий крик агонии. Этот звук был словно музыка для моих ушей, отдаваясь эхом в мрачных сводах катакомб.

– Какая, блядь, ей помощь нужна была и от кого она прячется? – прорычал я, сверля его гневным взглядом.

– Грета боялась своего брата. – выпалил Баттиста сквозь стоны. – Она думала, что он убьёт её за предательство, и хотела спрятаться, пока не найдёт способ разобраться со всем этим.

Я отпустил его руку, но не отбросил нож в сторону. Его лезвие по-прежнему поблёскивало в тусклом свете.

– И что же она такого натворила, что брат решил убить её? – спросил я, наклоняясь ближе к Баттисте, чтобы как следует рассмотреть его испуганное, исказившееся от ужаса лицо.

Он заметно нервничал, его взгляд метался по сторонам, словно он лихорадочно искал путь к спасению. Но я не собирался его отпускать, пока не получу ответы на все свои вопросы. Эта мрачная, давящая атмосфера казалась почти осязаемой, словно сам воздух наполнился гнетущим напряжением.

– Он какая-то важная шишка, а её заставили втянуться к нему в доверие, чтобы разведать данные о нём. Грета же коп. – с трудом ответил Баттиста, прижимая палец к груди, словно это могло облегчить его боль. – Но она послала их к чёрту, а от брата сбежала, так как считала, что он не простит ей предательства и убьёт её.