6 сентября, суббота
Субботнее утро началось с того, что подруга, не успев стянуть с глаз шёлковую маску для сна, ударилась в воспоминания. Однажды финну (так я порой звала покойного из-за фамилии) понадобились двое понятых и не было времени искать их, поэтому он заехал в колледж и пригласил студентов из нашей группы. В отличие от меня, Еся всегда носила с собой паспорт, и с радостью поехала на следственное мероприятие.
Хрипловатым голосом она рассказывала о том, как он открыл ей дверь, сажая в свою машину, как протянул руку, помогая из неё выбраться. Светлая спальня стала ещё светлее, когда рассказ дошёл до момента, где Еся чуть не упала на месте убийства, запнувшись о замызганный, вонючий ковёр. И Лайне поддержал её за локоть, не позволив расквасить нос. Романтика.
Тот факт, что всё это время их сладкую парочку сопровождал Дима Горелкин, ещё два следователя и конвоируемый фсиновцами подозреваемый, был опущен.
Подруга подмечала в Лайне каждую мелочь. Ей нравилось, что они оба следили за здоровьем, нравилось слушать его истории со службы. Она обожала разгадывать на криминалистике задачи, основанные на личном опыте следователя. Есения мечтала работать с финном плечом к плечу, а не вникать в семейный бизнес.
Я приподнялась на локтях, глядя с дивана на опухшую Есю. Вчера она выплакала все глаза. До глубокой ночи мы гадали о причинах смерти молодого и вполне здорового мужчины.
Я не могла позволить подруге вновь раскиснуть, поэтому резко спустила её с небес на землю, напомнив, что в реальности их ничего не связывало. Да, умер человек. Но он лишь преподаватель, а не муж, брат или сват.
Завтракать мы отправились прям в пижамах. Еся в розовой от какого-то секрета Виктории, а я в просторной хлопковой с пингвинами. Когда у нас зародилась традиция ночёвок, подруга порывалась купить нам одинаковые пижамы, но я настояла на пингвинах. Уж не дочери рядовой заводчанки носить дорогие вещи.
На кухне во всю шуршала Есина мама, разрываясь между подгорающим рисовым блинчиком и замесом апельсинового крем-чиза. На плите свистел закипевший чайник. Я поторопилась выключить его и снять сковородку с огня. Тётя Снежа, в запале не заметившая нас, вздрогнула от испуга и схватилась за сердце. Отдышавшись, она заулыбалась и сгребла нас в охапку. Обнимать до смерти – фамильная черта Утешиных.
Я угодила носом в пшеничные волны безупречно уложенных волос и ощутила аромат ванилина. На душе стало тепло и уютно. Я жалела, что не являлась частью этой семьи. В последний раз меня так обнимал Артём в день отъезда. Артём, обещавший постоянно быть на связи, но так и не написавший ни одного сообщения за лето.
– А где папа? Он не позавтракает с нами?
– Твою ласточку починили и Толик поехал её забирать. Ему хотелось тебя порадовать. – Снежана улыбнулась, с трудом скрывая грусть. Конечно, Еся ей всё рассказала.
До самого вечера мы смотрели «Следствие вели с Леонидом Каневским», утонув в мягкой постели с воздушным балдахином. Настоящая комната принцессы. Периодически к нам заглядывали Есины родители, то принося вкусненького, то просто спрашивая, всё ли у нас в порядке. И это ничуть не напрягало, хотя я терпеть не могла, когда мать заходила ко мне.
Обычно она несла с собой разрушения. Мама вваливалась в мою спальню, отключала фитолампу, открывала окна для проветривания и заливала цветы водой. То ли из вредности, то ли от упрямства и веры в то, что она лучше знает что делать.
Домой я добиралась пешком, отказавшись от предложения дяди Толи подвезти меня. Мы всё равно жили в двадцати минутах ходьбы друг от друга. Уже стемнело и приходилось напрягать глаза, чтобы не угодить в ямы на тротуарах. Не зря наш городок называли городом разбитых дорог и дождей. Хорошо хоть небо сегодня было ясным. Мимо промчался жигуль с оторванной выхлопной трубой, заглушая музыку в наушниках. Я закашлялась от вони и потуже укуталась в плащ старшего брата.
Дверь с подранной обивкой скрипнула и на меня дыхнул запах жжёного подсолнечного масла. Оно шкворчало на кухне, где мама жарила картошку, от которой уже тошнило. Одно и тоже из недели в неделю. Пожелтевшие обои в цветочек махнули мне отошедшим сверху уголком, пока я разувалась. Хоть кто-то заметил моё присутствие.
Я промчалась в спальню и тут же принялась закрывать окно и включать фитолампу. Вместо злости на плечи грузно легли ладони переспелой усталости. Ругаться не хотелось, я знала, это ни к чему не приведёт. Кинув плащ на стул, отправилась на кухню за согревающим чаем.
– Как там Есения? – Спросила мама вместо приветствия.
– Жить будет. – Я досадливо поджала губы, наливая кипяток в любимую полулитровую кружку.
Местами глазурь потрескалась, что добавляло посудине своеобразного шарма.
– Поешь?
Она даже не взглянула в мою сторону. Глаза с комочками туши на ресницах с интересом следили за мыльной оперой в пузатом телевизоре. Сухая рука с потрескавшимся маникюром вяло помешивала румяную картошку.
– Не. – Бросила я, уходя с кухни.
Плотно закрыла дверь в спальню, поудобнее устроилась в кресле и, включив в наушниках «Реквием по Жанне д'Арк», прикрыла глаза. Все чувства разом нахлынули и я беззвучно разрыдалась, не в силах больше сдерживаться.