4
Лейстер оказался тихим, мрачным и дождливым. Местная архитектура могла показаться антуражем из фильма пятидесятых годов: большинство зданий были обветшалыми и угрюмыми постройками, давно не видавшими реконструкций. Я миновал безлюдный вокзал, вышел на дорогу, поймал такси, доехал до дома, о котором сказала Хелен, — и так и не увидел ни одного представителя молодёжи.
Таксист мне попался на удивление разговорчивый. Это был крупный мужчина лет за пятьдесят с густыми бровями и маленькими глазками, и если бы у вокзала стояли другие машины такси, то я ни за что бы не выбрал такого проводника, как он.
По дороге он рассказал о том, как сильно любит Лейстер, что провёл здесь своё детство и что никогда, ни при каких обстоятельствах не променял бы родной городок на шумный мегаполис.
— А вы, сэр, из столицы прибыли к нам?
— Именно так.
Он внимательно оглядывал меня в зеркало заднего вида, точно диковинную игрушку.
— А зачем вам Пол Монтгомери? Вы с ним старые приятели?
— Нет, мы с Полом не знакомы.
Таксист помолчал. Он ехал очень медленно и чаще смотрел на меня, чем на дорогу, хотя в последнем нужды как таковой и вовсе не было, если учитывать минимальное количество пешеходов и автомобилей.
— Хороший человек он, наш Пол, хоть и не местный. Вы ж в курсе, какая он шишка? Но знаете, сэр, никогда из себя не строил не пойми кого...
— Это весьма похвально.
Оставшуюся дорогу мы молчали — думаю, таксист понял, что я не был настроен говорить, поэтому донимать больше не стал.
Дом Пола оказался большим двухэтажным коттеджем с широким открытым балконом, заставленным разными растениями. Там не было цветов, одна сплошная зелень, и я почему-то подумал, что Пол, возможно, проводит какие-то ботанические исследования.
— Не думаю, что задержусь больше, чем на полчаса, — обратился я к таксисту. — Вы не могли бы подождать меня здесь? Я оставлю в машине чемодан.
Я намеренно выказывал ему доверие и тем самым хотел добиться расположения.
— Конечно, сэр! — воодушевленно ответил таксист, оправдывая мои надежды. — Буду ждать столько, сколько потребуется. Работы всё равно мало на сегодня.
Улыбнувшись ему напоследок, я вышел из машины навстречу сухому воздуху и леденящей кожу прохладе.
Снаружи дома соседей казались куда менее обустроенными, чем жилище Пола. Но Полу надо было отдать должное — хотя он и мог бы мог позволить себе намного больше, коттедж не кричал о помпезности и дороговизне.
Я неспешно пересёк двор и поднялся по ступенькам. Передо мной возвысилась высокая входная дверь из чёрного дерева с припаянным металлическим кольцом медного цвета. Обхватив её, чтобы постучать, я вздрогнул от исходящего холода.
Пол Монтгомери открыл дверь почти сразу — но наполовину — и поглядел на меня сначала с выражением полнейшего непонимания происходящего, а затем с лёгким раздражением. На нём была тёмно-синяя потрёпанная рубашка, и в меня впивались такие же тёмно-синие цепкие глаза.
— Вы кто?
— Извините за беспокойство... — Я запнулся. Холод, и этот взгляд, и этот город, и моё затянувшееся путешествие по родственникам Мелани — всё обрушилось на меня, лишив возможности подбирать точные фразы с первой попытки. Ощущение было таким же, как и в тот раз, когда Кристофер Холден старался пристыдить желание нажиться использованием имени Мелани, а меня бил озноб от вымокшей насквозь одежды. В глубине души я чувствовал себя ничтожным и никчёмным. — Я... я Александр Шоу. Писатель.
Пол, задумавшись, нахмурился. Через несколько секунд его лицо озарилось пониманием.
— А, вы тот, который пишет про Мелани? Слышал о вас. — Он растерянно почесал затылок, шире раскрыл дверь и отступил назад. — Проходите.
Неуверенный, я вошёл, и Пол со стуком закрыл за мной деревянную дверь.
В прихожей не горел свет, воздух был спёртым, и каждый миллиметр пыльной прихожей кричал об одиночестве хозяина. Пол тяжело закашлял, пока я осматривался, вдохнул и вновь закашлял, а затем как ни в чём не бывало прошёл мимо меня.
— Пройдёмте, мистер...
— Шоу.
— Мистер Шоу, да. Извините.
Пол был высоким и довольно исхудавшим. Цвет лица — болезненный, а черты донельзя правильные. Он казался статным, но сутулился и постоянно смотрел себе под ноги.
— Будете пить?
Он провёл меня в мрачный кабинет, заваленный кипами бумаг и потрёпанными книгами — они возвышались на дубовом столе, были разбросаны на одиноком старом диване и даже беспорядочно валялись на полу. Стоял запах старой бумаги и спиртного.
— Нет, спасибо, — ответил я, глядя, как Пол наливает себе изрядную порцию виски.
— Присаживайтесь. — Не дожидаясь моих действий, Пол сел первым — в кресло напротив письменного стола, — сделал приличный глоток своего пойла и откинул голову назад, на спинку. — У вас ко мне какие-то вопросы?
Я неуверенно огляделся. Единственным местом, куда я мог сесть, был заваленный книгами диван.
— Да, — ответил я, затем подошёл к дивану, отодвинул несколько книг и исписанных листов и присел на самый краешек.
Пол выпрямился и нервно пожевал нижнюю губу. Он выглядел очень усталым, и я как никогда раньше чувствовал себя незваным гостем, что, в принципе, было правдой.
— Отвечу на всё.
Поставив бокал виски на стол, Пол наконец посмотрел на меня. В его взгляде была какая-то невидимая тяжесть, он словно смотрел не на меня, а сквозь, отчего по спине пробегали мурашки.
Я кашлянул и постарался не выглядеть жалко. В голове давно был составлен список вопросов, и я заранее знал, какой из них задам первым, поэтому нужно было лишь приложить усилия и не сбиться с намеченного плана.
— Честно говоря... — Я прочистил горло. — Честно говоря, у меня накопилось много вопросов, и я очень надеюсь, что ни один из них вы не сочтете неуместным.
Пол вяло улыбнулся.
— Всё равно скоро умру. Отвечу на всё, мистер Шоу, не переживайте. И если вы мне понравитесь, то в конце отдам вам небольшой презент.
Его слова выбили меня из колеи.
— Простите?
— Задавайте свои вопросы, — просто сказал Пол.
Я всё ещё ошарашенно взирал на него. Меня не впечатляли непонятные высказывания: от Холдена, Хелен, а теперь и от него. С определённостью живётся куда легче.
— Ну? — спросил Пол. Он взял бокал и сделал ещё один глоток, не переставая смотреть в мою сторону.
— Да, извините, — ответил я, не переставая думать о том, была ли фраза о скорой смерти сказана в прямом смысле. — На самом деле... ваш адрес дала мне Хелен Уинтер. Я приехал сюда прямиком с побережья Кей.
— Да? И как поживает Хелен?
Мне казалось, разговор о ней вызовет в нём хотя бы какие-то эмоции — злость или стыд, досаду или обиду, — но Пол оставался невозмутимым.
— С ней всё в порядке. Просила вам передать, что двери её дома всегда для вас открыты.
— Её дома... — усмехнулся он и покачал головой, в очередной раз потянувшись за бокалом. Осушив его, спросил: — Вы видели книжный шкаф, изрисованный непонятными узорами? Думаю, он всё ещё там, учитывая сентиментальную натуру Хелен — она-то наверняка думает, что это дело рук племянницы. Когда мы учились в школе, Мелани пыталась научить меня орудовать кистью, так что это я изуродовал шкаф. А Мелани не перекрасила и не выкинула.
Когда моей матери перевалило за шестьдесят, она часто вспоминала какие-то незначительные детали из детства и молодости. Полагаю, именно это и происходило с Полом. На какую-то долю секунды он как будто воодушевился, а потом его взгляд снова потух.
— Один из вопросов, который я собирался вам задать, касается как раз завещания. Как вы думаете, что сподвигло Мелани оставить дом и практически всё своё состояние Хелен?
Пол вновь принялся нервно покусывать нижнюю губу. Он шумно втянул в себя воздух, хрипло кашлянул и проговорил:
— В своё время тот дом отец и моя мачеха Роуз оставили Мелани потому, что я сказал им так сделать. Очевидно, Мелани решила, что он мне не нужен, раз я уже отказался от него один раз, и она была права. Что касается остального её имущества, то Хелен в нём нуждалась куда сильнее моего.
Я не был уверен в его искренности, но далее расспрашивать про завещание не было смысла — не думаю, что он сказал бы что-то ещё.
— Когда я был на побережье, — продолжил я, переходя на более щепетильную тему, которая давно меня волновала и вызывала кое-какие сомнения, — разговорился с администратором гостиницы. Как выяснилось, его отец учился с вами и Мелани в одной школе.
Пол заёрзал в кресле, но почти сразу взял себя в руки и дал мне продолжить.
— Он сказал, что его отец назвал ваши с Мелани отношения странными. Что вы можете сказать по этому поводу? Какие отношения у вас были с вашей сводной сестрой? В интервью, особенно в первые годы популярности группы, она часто упоминала вас.
Он оставался непроницаемым. Я пытался хоть что-то понять, глядя на него, но не замечал ничего, кроме стеклянного взгляда и застывшего непробиваемой статуей лица.
— Я любил её как свою родную сестру, хоть мы и не были кровными родственниками. Какие ещё отношения у нас могли быть? — безразлично отозвался Пол, откидываясь на спинку кресла. Густые седые волосы контрастом легли на чёрную кожаную обивку.
Последним вопросом он сам себя словил на удочку. Или же, что тоже было вероятно, я неверно всё истолковал.
— Вы слушали песни группы? — задал я вопрос, в котором он не должен был расслышать ничего наводящего.
— Не понимаю... Зачем вам это?
— Обычный интерес.
Пол заморгал, как будто что-то вспоминал, после чего усмехнулся и ответил:
— Никогда не слушал. Только если случайно что-то попадалось. Хотите всё свести к тому, что я был плохим братом?
Я оцепенел.
Он не понял, в чём только что признался, но я заставил себя не останавливаться на этом: доказательств всё равно было недостаточно.
— Если я правильно сопоставил информацию из интернета, вы женились, когда Мелани была на гастролях, верно? Почему вы не дождались её приезда?
Снова вспышка на его лице — мимолётная и едва заметная. Вспышка боли и чего-то ещё непонятного.
— Моя жена забеременела. Мы торопились.
Я разочаровано уставился на него.
— Это единственная причина?
По всем правилам он должен был разозлиться из-за моих намёков, но Пол вдруг улыбнулся, и мимолётная боль, которую я заметил, мигом испарилась.
— Вы практически заслужили презент, мистер Шоу.
— Извините, но я не понимаю, о чём вы.
— Давайте коснёмся и других тем тоже. Или мои отношения с Мелани — единственное, что вам необходимо для книги?
Мне вдруг захотелось оказаться дома — прямо сейчас, в этот самый момент; я был как мой персонаж Мелани, уставший от окружающего образа. Разговоры загадками, странность происходящего — всё это действовало губительно на мои и без того страдающие нервы.
— Хорошо, — примирительно произнёс я, — по правде, у меня ещё немало вопросов.
— Вот и замечательно.
Пол выглядел повеселевшим. Этот резкий перепад его настроения был прямо противоположен тому перепаду, который начал испытывать я.
— Раз уж вы упомянули Роуз Уинтер, не могли бы вы сказать, почему она не взяла фамилию вашего отца после того, как вышла за него замуж?
Он пожал плечами.
— Я не знаю. Эту тему никто никогда не затрагивал.
— И вы никогда не задавали вопросы хотя бы вашему отцу?
— Мой отец терпеть не мог вопросы, — улыбнулся Пол.
— Какие отношения у вас с ним были?
— Какая разница? Разве вас не должно интересовать, какие отношения с ним были у Мелани?
— И это тоже, — нисколько не смутившись, ответил я.
Пол замолчал на несколько секунд. Когда мне показалось, что он не скажет больше ни слова, он выговорил:
— Мелани просто всё любила делать наперекор. Ей казалось, что она подобным своим поведением что-то кому-то доказывает.
— Так же сказала Хелен, — зачем-то сказал я, — что Мелани всё делала наперекор.
— Хелен хорошо её знала.
— Так вы хотите сказать, что Мелани делала что-то наперекор вашему отцу? — Я не пожелал отступать от первоначального вопроса.
— Все дети, мечтам которых не уступали, так делают. Разве вы не знали?
Я сглотнул. Мне не хотелось вспоминать о собственном отце. И о сестре я вспоминать не хотел. Но почему-то вспомнил. Хотя давно не позволял себе думать о ней.
— Знал.
У Пола был внимательный и изучающий взгляд. Выгляжу ли я так же со стороны, когда пытаюсь постичь внутреннюю суть людей?
— Ещё вопросы, мистер Шоу?
Вопросов было море, мысленно я проигрывал наш диалог сотни раз, пока ехал до Лейстера с побережья Кей. Но теперь они все мигом испарились: сдулись и превратились в абсолютный ноль.
Пол усмехался, и теперь мне казалось, что ухмылка у него неприятная и поганая.
В мыслях всплыл вопрос, который я хотел приберечь напоследок, и, не имея иного выхода, я его задал:
— Как скоро вы узнали, что Мелани принимает наркотики?
Ухмылка сползла, как сползает с поверхности слизь, и Пол нахмурился.
— Долгое время я не знал.
— Когда узнали, вы попытались ей помочь?
— Конечно. Разве я мог поступить иначе?!
Казалось, я вывел его из себя. Я подумал, что сейчас он встанет, возьмёт меня за шкирку и вышвырнет из дома. Ведь я заговорил на тему, которую часто обходили стороной, даже несмотря на то, что Мелани погибла не от чего иного, как от передозировки.
Я хотел уйти раньше, чем меня выпроводят, собирался было встать и попрощаться, как обозлённый Пол спросил:
— Зачем вы про неё пишете? Зачем вам это?
— Честно говоря, я устал отвечать на этот вопрос.
— Вам кажется забавным ворошить чужое прошлое или что?
Правая рука Пола с силой сжимала пустой бокал, а синие глаза то ли пылали, то ли оставались беспристрастно холодными — трудно сказать, чего было больше.
— Нет. Я считаю необходимым донести до молодого поколения, что самоубийство не выход.
— И поэтому пишете биографию звезды, покончившей с собой? Немного нелогично, не находите?
— Я так не считаю.
Нас разделяло насколько метров, но казалось, что Пол где-то далеко — смотрит на меня с высоты прожитого времени.
— Мистер Шоу, — глухо произнёс он, — почему именно Мелани?
Пол был откровенен со мной. Он отвечал на вопросы и даже не заикнулся о том, что я ищу коммерческую выгоду.
Я слишком долго избегал этой темы, даже перед самим собой, но мне вдруг захотелось сказать. Слова вылились неизреченным до этого момента потоком:
— У меня была младшая сестра. Она покончила с собой много лет тому назад. Тоже любила музыку.
Вот оно — я это сказал. Стало ли мне легче?
Мне стало трудно дышать.
Пол не выглядел удивлённым. Он сказал лишь:
— Я так и знал, что у вас какой-то личный интерес.
— Но я пишу о Мелани не из-за этого. По правде, изначально меня заинтересовала её музыка...
— Вы так уверены в этом? — спросил Пол.
— Конечно.
— Как знаете, — пожал он плечами. Неосязаемая вспышка агрессии, ненадолго повисшая между нами минуту назад, исчезла. — Ваша покойная сестра не вела случаем дневник?
Пол не сказал ни слова о том, что ему жаль, и я понятия не имел, как к такому относиться, тем не менее явственно ощущал облегчение.
— Нет. Она не была молчаливой или что-то в этом роде.
— Вы думаете, что только молчаливые люди ведут в наше время дневники? — усмехнулся Пол. — Мелани никогда не была молчаливой, но вела дневник с четырнадцати лет.
— Никогда об этом не слышал.
— Дневник у меня. Его больше никто и никогда не читал.
Я удивился, и я не понимал, зачем он рассказывает об этом. Проснувшееся желание почитать дневник было слишком наглым даже для меня, поэтому я не стал просить взглянуть.
— Я его сжечь или выкинуть хотел, чтобы после моей смерти никто не нашёл ненароком. Хотя мои дети наверняка просто выкинут все мои вещи, как только дом перейдёт к ним.
Понятия не имею, как мне нужно было реагировать на эту неожиданную откровенность.
— А тут вы приходите как по воле рока, и я подумал: «Почему бы не отдать его этому писателю?» Я же сказал вам о презенте, верно? — Пол впервые за нашу встречу открыто улыбнулся. — Можете считать меня сбрендившим стариканом, но я отдам вам дневник. Вы его почитайте, а потом сами решите, стоит ли такое выставлять на обозрение общественности.
Я молчал. Вежливость должна была заставить меня отказаться хотя бы ради приличия, но я боялся, что он может передумать. Внутри меня всё пылало от воодушевления и вдохновения.
— Когда Хелен распродала все картины Мелани, позвонила мне и сказала: «Можешь меня ненавидеть. Но почему бы людям на это не взглянуть? Ей уже всё равно». — Пол медленно поднялся, налил себе ещё виски и остался стоять у мини-бара. Он не смотрел на меня, когда продолжил: — Я не верю в душу и жизнь после смерти. Хотелось бы верить, но не верю. Но разве существование наблюдающих за нами умерших — единственная причина, по которой мы не должны обнажать их внутренний мир после смерти, особенно если они того не хотели? Но... — Он отпил и только потом договорил: — Я уверен, Мелани, напротив, мечтала, чтобы дневник прочитали. И да, там вы найдёте ответы на вопросы, которые вас интересуют. О многом вы догадались сами. — Пол развернулся и посмотрел на меня ничего не выражающим взглядом. — Я особо никогда не слушал песни «Сансары», но то интервью, в котором она говорит, что тексты о том человеке, который никогда их не услышит, видел прекрасно.
***
Дорога домой была освобождением. Я чувствовал себя как никогда лучше, оставляя за спиной отяжеляющие мысли и образы Мелани. Передо мной должны были открыться другие — действительные и настоящие.
В руках я сжимал толстый потрёпанный блок, который дал мне Пол Монтгомери. Когда начну читать его, приближусь ли к своей сестре? Пойму ли, насколько велика моя вина в том, что случилось?
Уже давно я глушил в себе всё, что связывало меня с Сарой: чувства, эмоции, вину. Я боялся говорить о ней с кем бы то ни было. Поэтому она всегда появлялась в моих книгах под маской вымышленных персонажей, что так и осталось незамеченным близкими и читателями, знакомыми с моей биографией. Я делал это незримо и ненавязчиво, надеясь, что на их примере уберегу таких же одиноких людей, как Сара. Можно было представить, что этот дневник принадлежит ей, так же, как я представлял её живой, создавая похожих на неё персонажей.
Раскрыв первую страницу, я принялся читать, пока за окном иллюминатора плыли одинокие облака.