Blue Ruby

«Если в руки взял ружье,
Значит будь готов стрелять.»
(Электрофорез - Зло)

━┅━┅━

Леон кивает не задумываясь: ни о пороховой бочке, ни о сержанте Стенли, то и дело выглядывающим в окошко. Единственной не ускользающей мыслью завладевают Клэр и звучание его имени, слетающих с ее губ.

Вопреки внезапному желанию Леона приблизиться к Клэр, он остается стоять на месте. Даже крот под лавкой затихает, когда тишина внутреннего дворика гудит вдали от шума машин и чужих голосов, кажется, льющихся так далеко отсюда, но никак не за воротами полицейского участка.

— Прив… Черт, прости.

Стыд опаляет уши, но Клэр только шире улыбается. Издевается.

Что за хрень со мной сегодня?

Соберись.

— Привет-привет, — неожиданно звонко отвечает Клэр, будто нарочно забывая о приветствии ранее.

На самом деле все это так глупо выглядит. Леон был бы уверен в этом, наблюдая за собой со стороны.

Слетевшиеся бражники облепливают мутный от уличной грязи плафон над дверью служебного входа. Еле ощутимый сквозняк, здесь именуемый ветром, ласково дергает веточки и не распустившиеся бутоны цветущей фасоли. Рассадой на заднем дворике раньше занимался детектив из отдела СТАРС(Специальная тактическая и спасательная служба, подразделение в полицейском участке Раккун-сити), Крис Редфилд. По крайней мере так говорят в офисе.

Всего пару лет назад здесь было более уныло: вокруг да около ржавые бочки, в зарослях сорника прятался мусор и битое стекло. Откуда оно там появилось, Леону догадаться было несложно.

После исчезновения Криса Редфилда заботу о растениях взял на себя Марвин Брана. Конечно, коллеги приложили все усилия чтобы найти пропавшего члена СТАРС, но их труды оказались напрасными. Имя Криса будто стёрли из списка ныне живущих людей. Всем кажется, что его вовсе не существовало за стенами полицейского участка Раккун-сити, где о капитане СТАРС ещё кто-то помнит.

— Ты меня не узнаешь? — она топчет гравий под сапогами, не решаясь приблизиться к Леону. Будто его расплескавшиеся под глазами синяки добавляют ему строгости. — Я Клэр. Клэр Редфилд.

Наконец он понимает, где слышал её фамилию раньше. Неужто она родственница Криса Редфилда?

Интрига терзает напускное спокойствие, и Леон не решается задать вопрос, увлеченный нелепой отговоркой: сестра такого почитаемого человека не стала бы работать стриптизершей. Или кем она там работает? Леон так и не понял.

— Я помню тебя, — о, ещё как. — Просто не ожидал увидеть здесь.

— Мне многие мужчины так говорят, — усмехается так дерзко и легко, что Леону остаётся только завидовать. — Я думала, у тебя перерыв. Мне уйти?

Ещё одна попытка сохранить спокойствие трескается подобно сухим веточкам под сапогами Клэр. Леон так и не научился твердо отвечать на вопросы, меж строк которых уже читается ответ.

Но что же ей сказать?

Располагайся, чувствуй себя как дома? Нет, лучше…

Уходи, у меня нет времени. Нет.

Нет!

— Я не хотела тебя обидеть, прости.

Леон пугается, что Клэр каким-то образом читает его мысли. Зря – но понимает это поздно: Клэр снова глушит смех в ладонь. И ведь не осудишь ее вовсе. Марвин тоже часто говорит, что постные рожи Леона смешны, да и только.

— Что смешного?! — вопрос звучит строже, чем в голове Леона. Но даже это не отпугивает Клэр, она тянется ближе, как мотылек, увлеченный светом лампы, как кошка, учуявшая тепло хозяйских объятий. И ее проницательность раздражает до безобразия: так сильно, что лишает Леона слов.

И он сразу жалеет об уроненных словах.

— Тебе не идёт хмуриться.

Ему так часто говорят девчонки в попытках задобрить и избежать штрафа за превышение скорости или езду на мотоцикле без защитного шлема. Но каков истинный мотив Редфилд? Почему она то заигрывает, то огрызается и оставляет Леона в очередной раз обдумывать их нелепый диалог в одиночестве?

Леон понимает – дело не в симпатии. И от того его желание разгадать Клэр с каждым днём разгорается все сильнее. Она – катализатор его негодований и сбитого дыхания. Её поведение, одежда, голос, рыжие волосы, сливочная кожа – да всё в ней не укладывается в душе, как ни старайся.

Леон не понимает, что за чувство рождается в его сердце – ныне незнакомое и пугающее – клиническая растерянность на грани с аритмией. Ну или какое-то душевное заболевание.

Но именно ее слова пронзают мысли, и Леон опять не находит ответа.

— Только не говори, что пришла сюда чтобы испробовать на мне ещё и флирт.

— Я его и раньше пробовала, просто ты только сейчас заметил.

Вероятно, ставить людей на место – не совсем его занятие, особенно когда речь заходит о бестии, чувствующей себя комфортно даже среди мусора и нечистот канализации. Леон сомневается, что когда-либо имел дело с такими людьми. Новшество, чтоб его…

— Ты потерял фонарик в театре, — наигранная стужа во взгляде вмиг тает. Леон жадно рассматривает ставшую родной вещицу в руке Клэр. — Поначалу хотела отдать кому-нибудь из ваших, но увидела нацарапанное имя. Стало быть, фонарик тебе очень важен. Решила отдать его лично.

Руки машинально ловят подброшенный фонарик, что за прошедшие дни ни на миг не покидал мысли Леона. Слабые пальцы нащупывают царапины с тыльной стороны пластикового корпуса. Желание глупо улыбнуться дёргает уголки губ, и в очередной раз Леон поддается ему без боя.

— Спасибо, — он надеется, именно это Клэр и хочет слышать.

Но как бы ни так!

— Я знаю, что ты ищешь ожерелье Грэхем, — и добавляет в спешке только после короткой заминки: — Все девочки в театре знают. Этот случай наделал шуму. Я могу помочь за небольшую услугу.

Леон недоверчиво косит взгляд. Кто бы мог подумать, что воровка полезет в это дело? Или это ее странный план стряхнуть с имени все подозрения?

— С чего бы мне тебя слушать? — резче обычного спрашивает Леон. Клэр, кажется, именно к такой реакции и готовилась. — Ты избежала наказания, тогда, в канализации…

— Да-да, — она даже не пытается оправдываться, только кивает с наглой усмешкой на губах.

Леон все равно не стал бы выслушивать не отговорки.

Ну, это он так думает…

— Потом высмеяла мой профессионализм. Почему ты считаешь, что сейчас я должен тебе верить? Если ты снова хочешь поднять меня на смех или обвести вокруг пальца, прошу, прекращай. Я простил твои прошлые выходки, но с новыми мириться не собираюсь, так и знай.

— И тебе даже неинтересно? — брошенные в пылу обиды слова будто ударяются о стену и отскакивают назад. Невозмутимости Клэр стоит только в очередной раз удивиться. — Я слышала, дела с расследованием у тебя идут не очень. Да и много за услугу я не попрошу, только короткое обещание. Ну что, все ещё не хочешь меня слушать?

Ответить вот так сразу – сложно. Леон колеблется, качая нервно головой, будто поочередно прислушиваясь к демону и ангелу, сидящих на плечах. Но с кем он согласится, сидели бы они там на самом деле?

— Ой-ой, ты мне до сих пор не доверяешь. Хорошо, так уж и быть, я решу всё за тебя, новичок, — Клэр замолкает прежде чем встать почти вплотную к Леону: прислушивается к голосам за дверями и ждёт, когда сержант Стенли всё-таки оторвёт взгляд от окна. — У Грэхем в театре есть только один враг – прима, у которой Эш забрала роль в прошлом сезоне. Стелле уже давно дают важные роли, но пару месяцев назад она серьезно провинилась перед руководством, и ее наказали. Сезон был открыт классической версией лебединого озера в исполнении Грэхем и кардебалета, куда Стеллу не взяли.

Как Клэр осторожничает с выражениями, Леон подмечает сразу. Этот контраст после дерзких слов не увидит только слепой.

— Она, впрочем, весь сезон отсиживалась в списке дублёров, но на сцену так и не вышла. Может, для нас это и звучит глупо, но для артистов театра такое наказание почти приравнено к плахе над гильотиной. И я… — красноречиво замолкает. — Мы… Мы почти уверены, что ожерелье было украдено Стеллой.

Может быть, у примы и был резон красть ожерелье, но что-то все равно кажется Леону нескладным. Почему Клэр Редфилд вдруг решила пойти на перемирие, и – что более важно – какой мотив у нее самой? Неужто правда хочет сблизиться? Бред.

— Это всё твои догадки, пока не имеющие юридической ценности, — напускное спокойствие крошится под взглядом Клэр: кокетливым, шутливым или серьезным. Какой толк их различать?

— Раз не веришь, можешь дальше испытывать терпение своего драгоценного босса, а я слышала, оно вовсе не бесконечное!

Мигающая лампочка в плафоне с треском гаснет, погружая внутренний дворик в полумрак. Кружащая вокруг Леона Клэр останавливается за его спиной, с любопытством поглядывает из-за плеча на встревоженных бражников. Перепуганные пропажей света мотыльки взмывают вверх, разрезая тусклое сияние небесных кристаллов.

За потухшей лампочкой свет дрожит и в окнах полицейского участка. Перебои с электричеством только учащаются несмотря на обещания мэрии заняться этой проблемой. Уличные фонари по-одному моргают вдоль главной улицы района, особенно оживленной по утрам. Встревоженные горожане испуганно, а то и возмущённо, шумят, когда свет пропадает полностью.

Но они будто так далеко отсюда – их гомон заглушает дыхание и сбитый ритм сердца. Только Клэр накручивает шаги вокруг Леона, так легко, словно уже умеет видеть в темноте.

— Надо же, ваш генератор тоже барахлит? — притворно изумленным голосом спрашивает она. Леон пытается нащупать ее голос во тьме, но она как бабочка вновь и вновь прячется где-то за спиной. — В Бэверли-айленд выключается свет на несколько часов, бывает, не один раз на дню.

Теперь сомнений о происхождении Клэр нет. Но как же девчонка из трущоб умудрилась найти работу в театре, да ещё и прознать о деле Леона?

Под мерцанием далёких самоцветов любое слово кажется бесстыдной ложью. Прерывистые выдохи рассеивают стужу, разросшейся повсюду подобно возродившейся темноте и страху, что на этот раз свет пропал навсегда.

— Только не говори, что на самом деле боишься, — вопрос сквозит приторной фальшью. Видит Бог: Клэр не хочет пугать Леона ещё больше в обители мрака, в которой не привыкли жить даже жители трущоб.

Пальцы Леона еле теплые. Клэр точно не следует плану, продолжая невесомыми касаниями ладони волновать чужое сердце. Она не видит его лица и толком не слышит дыхания, но точно уверена, что Леон сейчас думает только о ней.

— Клэр, что ты дела…

— Прошу, послушай меня, — мягко перебивает она.

Гул перезапустившегося генератора бьёт по ушам, а в окнах ближайших зданий беспорядочно мигает свет. А ведь тетушка Пэрл всегда говорит, как важно отсчитывать время с отключения электричества. Но Леону, правда, сейчас немного тяжело сконцентрироваться.

— Я пытаюсь уберечь тебя от опасности, — и сразу опережает его вопрос – почему? – Потому что ты мне нравишься... Очень.

Он не верит – не хочет внимать ни одному ее слову, растаявшим во тьме – когда руки Клэр обнимают его плечи с робкой нежностью и неумелой заботой. Она будто говорит не словами – одними касаниями – что ей на самом деле жаль за всё-всё. А Леон даже рад обо всем забыть ради ещё одной минуты в убаюкивающей тишине, ведь именно этого ему так не хватает.

— Скорее закрывай дело и ни в коем случае не копай дальше, — разве в кромешной тьме легко разгадать ложь, когда сознание цепляется за столь сладкий голос, спасающий от паники и могильной тишины?

Леон не знает.

Зловонная сырость стягивается со всех углов – так бывает, когда вентиляция в одном из районов перестает работать. Клэр замечает этот запах тоже: притихает и исчезает в голосах граждан за забором полицейского участка. Сердце Леона пронзает обида, как Клэр могла пропасть в момент, когда была так нужна?

Очередное мерцание света заканчивается оглушительным треском проводов. Генератор наконец просыпается после длительного сбоя.

— Семь минут! — не вынимая сигарету изо рта, голосит Дэвид.

Марвин поспешно тушит косячок о плитку на фасаде, встретившись взглядом с Леоном. На улице, во дворе, под скамьей – нигде нет Клэр, она будто пропала миражом в знойный день. Стоит Леону только сблизиться с ней, она пропадает, как сладостный сон и самая запретная из возможных фантазий.

━┅━┅━

Леону следовало догадаться, что детектив из специального подразделения не окажется столь разговорчивым. Взять тех же Марвина или Дэвида, чьи рты закрываются только за обедом и под взглядом шефа. Но в последнем случае – не всегда.

Джилл Валентайн отличается манерой вести дело, тут и думать не надо. Такой скрупулёзности Леон не наблюдал даже у главного детектива отдела. Не зря в СТАРС берут далеко не всех сержантов.

— Психологический портрет уже составлен? — ни тебе здравствуйте, ни до свидания.

Леон жмется к стене рядом с напольным фикусом, не желая мешать помощи Джилл. Она сразу находит на рабочем столе нужную папку по делу украденного бриллианта мисс Грэхем.

— Да, я сделал несколько заметок исходя из показаний Эшли Грэхем и ее коллег, а также опирался на основные улики при обыске гримерок и квартиры.

В общем офисе полицейского участка всегда шумно и суматошно, даже мухе сесть бывает негде. Скромный стол, что Леону поставили к углу комнаты, несколько меньше остальных, но для работы места хватает. Тем более, Леона почти не тревожат кружащие по офису офицеры. Тишь, да благодать – сидеть в отдалении от других в приятном обществе искусственного фикуса из волмарта. Тетушка Пэрл постоянно говорит, что нужно довольствоваться мелочами. И Леон не смеет ни на что жаловаться.

Детектив Валентайн трижды пробегает глазами по строкам, и с каждым разом взгляд ее только тускнеет.

Да и самому Леону кажется, будто что-то важное ускользает от взора полиции. Но наверно, стоит прислушаться к шефу, не то с Леона точно шкуру спустят за очередное незакрытое дело.

— Значит, Эшли Грэхем подтвердила подозрения касательно примы балета? Мы можем пригласить сюда шефа и обсудить эту догадку вместе, после чего получим ордер на обыск. Видишь, не такое уж это и сложное было дело.

— Да, только вот… — сомнения бегут вперёд рациональных мыслей. Привыкший к вечным неудачам опыт Леона вопит о том, что это дело не может так легко закрыться, пускай даже с помощью старшего детектива.

— Только вот… что?

Леон поздно понимает, что мыслями вслух спровоцировал вопрос, на который не знает правильный – подходящий в рамках субординации – ответ. 

Его спасает ругань и почти хрюкающий хохот детектива Форда, вполне вероятно, снова подавившегося пончиком. Шорох бумаг и гомон офицеров стихает под тихим бормотанием корреспондента, вещающего из пыльного ящика, оставленного за неимением тумбочек на табуретке. Леон слушает вполуха. Должно быть, снова бунтовщики перекрыли дороги, или подорожали овощи – одно другого не лучше.

— …заражённые заперты в карантине до поры выявления точного диагноза. Несколько заболевших докторов находятся под тщательным просмотром, беспокоиться не о чем.

— Если все решено, — Джилл вовлекает Леона обратно в обсуждение дела стуком бумажной папки по лакированному столу. — Нам стоит передать все твои наблюдения в кабинет шефа и заполнить заявление на получение ордера, пока Порох домой не уехал.

Возразить совсем нечем. Айронс ой как не любит когда его преждевременный уход с работы задерживает должностные обязанности. А кто же ещё посмеет?

Обычно самым последним рабочее место покидает Леон, без ненужной спешки складывая вещи в шкафчик и принимая вечерний горячий душ только потому что смесителю в съемной квартире доверия уже нет никакого, да и коммунальные счета за последний месяц подскочили прилично. А с работы Леона никто выгнать не сможет, если только сварливый уборщик, но тот в ночные смены полы на втором этаже не трогает, что даёт Леону возможность стоять под обжигающими струями воды сколько вздумается.

Гул воды в трубах и шуршание шторки иногда помогают забыть о навалившихся проблемах и обязанностях, что Леон сам взваливает себе на плечи почти ежедневно: он не знает и даже не догадывается, что можно жить совсем по-другому.

Но все теряет смысл, стоит воспоминаниям о Клэр снова завладеть разумом. Она – будто отрицательный коэффициент в элементарно простом уравнении; лишняя цифра, перечеркивающая одним своим присутствием все вычисления, ноль до запятой в ответе, где должно быть целое число. На кой черт она свалилась на голову и что с ней теперь делать?

Ослабшие руки втирают шампунь в кожу головы до скрипа, Леон не знает как отвлечься от мыслей о Клэр хотя бы на мгновение. Не хочет признавать, что любая предпринятая попытка снова окажется тщетной. Она лишила его покоя, но разве в этом виновата только Клэр?

Он старается грозно нахмуриться, глядя на отражение в запотевшем зеркале и рисуя в воображении бесстыжую улыбку Редфилд. Не получается злиться всерьез, особенно когда даже в фантазиях она рискует ляпнуть очередную глупость.

«— Тебе не идёт хмуриться.»

На нее невозможно сердиться всерьез.

Но не пристало детективу яшкаться в рабочее время с людьми, мешающими расследованию. Марвин так сказал, заметив Леона в компании Клэр.

И что сержанта распалило больше – ревность или жажда справедливости – пока непонятно. На досуге Дэвид успел проболтается, что племянница Марвина недавно развелась, а Леон такой молодец, работает не покладая рук – просто золотко, а не парень!

Только вот у него самого нет никакого желания знакомиться с другой, пока бедное сердце уже разрывается от тоски по той, которая об этом даже не догадывается.

Леону спокойнее думать именно так.

━┅━┅━

За кулисами единственного в городе театра подозрительно спокойно: ни шума в зале репетиций, ни бегающих по коридорам танцовщиц. С каких это пор бурлеск и балет уживаются под одной крышей – Леон все ещё понять не может. Но им с Джилл и лучше: меньше народу – больше кислороду. И пространства для обыска.

— Тебе не кажется, что все это странно? — без охоты вдруг возражает Леон, пока Джилл пытается справиться с заедающим замком в двери. — Почему Клэр только сейчас дала подсказку? И почему это сделала не мисс Грэхем?

— Разберемся с этим позже. Сейчас любая зацепка может быть полезной.

Например, обнаруженное в сумочке примы ожерелье с голубым бриллиантом - нынешняя причина бессонницы Леона и вечных нагоняев от Айронса. Было бы неплохо, пускай и скучно.

Гримёрка примы-балерины почти ничем не отличается от других: все те же кирпичные грубые стены и потертый ковролин, но вместо шести туалетных столиков в узкой комнатке стоял только один, царственно огражденный от рейлов гирляндой из тусклых фонариков и чьих-то фотографий.

Леон без спешки анализирует каждую мелочь в обстановке: у Стеллы на порядок больше косметики, чем у Эшли или Клэр, на столике валяются тюбики омолаживающих кремов, а на спинке кресла висят капроновые колготки с многочисленными стрелками. Ноздри раздражает приторная сладость термоядерных духов, уже въевшихся в мягкую обивку и одежду.

Джилл закрывает за собой дверь. Даже получив ордер и уведомив саму приму, она не собирается работать на виду. На мгновение Леон представляет, как в гримёрку заглядывает Клэр с привычной ей беспардонностью и легкомыслием. Но её нет: ни в дверном проёме, ни в коридорах.

Леон, наверно, должен чувствовать облегчение, а не разочарование, так часто рвущее его бедное-несчастное сердце.

Выдвижные ящики трюмо скрипят и с трудом открываются, но внутри нет ничего, кроме запаса ланолиновых кремов разных марок, сломанной бижутерии и пачки сигарет. Джилл выворачивает все сумки, что видит и может найти, а Леон хватается за косметички и карманы ветровок.

— Знаешь, я не верю, что прима стоит за кражей, — когда и чехол от очков оказывается пустым, Леон устало льнет к стене. Бормоча сомнения, он уже сам теряет смысл в поисках среди всего этого барахла. — Ты помнишь, как она отреагировала на наше появление? «Валяйте, легавые, может и мою серёжку заодно найдете.»

Джилл хрипло смеётся, двигая кресло к шкафу, который уже вывернула наизнанку. Почти. Оставались верхние полки, до которых даже Леон не достал бы при всем желании. А всякое стремление тратить время впустую давно кануло в небытие.

— Да, реакция у нее убедительная, но это не освобождает ни нас, ни ее от ответственности… Апчху…!

Вместе с дорожной сумкой с верхней полки на Джилл вываливается и многолетний слой пыли, почти также комично как в мультиках про Санта Клауса, вылетевшего из дымохода камина вместе с густой черной сажей. Но Джилл лишь стряхивает клочки пыли с формы и на твердых ногах слезает с качающегося кресла.

— Не удивлюсь, если там окажется чей-то труп. Воняет ужасно, — Леон поддерживает её шутку смешком и помогает опустить объемную сумку на пол.

Язычок на молнии двигается с трудом, Джилл медлит, дабы ничего не сломать. Леону остаётся внимательно следить за работой старшего детектива и учиться её терпению и скрупулёзности. Внутри же оказывается лопнувшая консервная банка от каких-то овощей: смердящих, липких и покрытых плесенью.

— Трупа нет, но есть помидоры, — неловко шутит Леон в ответ.

Джилл улыбается и продолжает копаться в сумке. Она продолжает сосредоточенно шурудить руками внутри, пока внезапно не окликает Леона.

Сердце стучит в такт наручным часам: еле слышно и тоже раз в секунду. Под тусклым светом единственной в гримерке лампочки на черной перчатке Джилл сверкает белое золото украденной цепочки и пустая оправа от бриллианта. Леон не понимает, мерещится ли ему это. Один-единственный вопрос пульсирует в голове.

Где же... Где сам камень?