Собиратели осколков душ

Молодая брюнетка чувствовала под собой нечто твёрдое, а к коже прикасалась шершавая материя. Тяжёлое ватное одеяло, словно кокон, окутывало её до макушки, из-за чего было трудно дышать. С большим усилием она разомкнула веки. Перед её глазами возник белый потолок. Голова раскалывалась нестерпимо.

Она попыталась пошевелиться, но тело отзывалось вялой, неприятной болью, словно мышцы были закованы в ледяные оковы. Девушка с трудом приподнялась на локтях, и в нос ударил затхлый запах сигаретного дыма, смешанный с чем-то тревожным. В глазах резко потемнело, и она снова упала на подушку, чувствуя, как кровь стучит по вискам, как молоточки. Где она? Что произошло? Последнее, что она помнила, — тяжёлый разговор со старым знакомым, шуршание пожелтевших от времени документов и сладковатый вкус чая, который дал ей Владислав. Дальше — провал, как чёрная дыра, поглотившая все воспоминания.

Вдруг дверь тихо скрипнула, и в комнату вошёл рослый мужчина. Правую сторону его лица скрывала длинная чёлка, но брюнетка почувствовала на себе его пристальный взгляд. Страх сковал её ещё сильнее. Она, закрыв глаза, замерла, ожидая, что произойдёт дальше.

Дочь человека, которого он люто ненавидел сейчас казалась такой хрупкой и беззащитной в его руках.. Владислав с интересом изучал её бледное лицо, обрамлённое тёмными локонами, рассыпавшимися по подушке, и всего лишь на миг в его взгляде промелькнула тень сожаления.

— "Слишком доверчива," — подумал он, усмехнувшись.

В её безмятежном лице не было и следа той бури эмоций, что бушевала в ней ещё совсем недавно. Владислав вздохнул, как человек, уставший от бесконечной борьбы. Он не испытывал к ней реальной ненависти, скорее, жалость, как к раненому животному. Она была пешкой в жестоких играх её отца, инструментом для достижения цели, как марионетка в руках кукловода.

Неожиданно медленная, тягучая мелодия разорвала напряжённую тишину гостиничного номера, словно хрупкую нить. Туманов, словно очнувшись, выхватил из кармана бежевых брюк чёрный прямоугольник телефона. Беглый взгляд на экран, высветившуюся надпись, исказил его лицо гримасой брезгливости. Секунда колебания, словно взвешивание на весах судьбы, и тяжёлый, усталый вздох, предшествующий движению пальца, потянувшего оранжевый квадратик вверх, навстречу нежеланному разговору.

— Говори, — грубо бросил он.

На другом конце раздался взволнованный голос:

— Мистер, у нас проблемы. Старший Стоун обратился к частному детективу, нанял бешеного пса Цзиня для поиска чокнутой девки.

Туманов нахмурился, не отрывая взгляда от девушки на кровати.

— Пёс Цзинь не опасен для меня. Тебе удалось достать то, что я просил? Говори конкретнее.

Владислав раздражённо заскрипел зубами. Всё шло не по плану. Детектив Цзинь был настоящей головной болью для всех в Сэрэне, ищейкой-гильотиной, способной разрушить даже самые хитроумные планы. Его неумолимая настойчивость и умение выкапывать правду из-под земли уже стали легендарными.

— Почти. Возникли небольшие заминки с бумагами. Но это вопрос времени. Мне нужны кроны, хочу поскорее убраться из этой дыры, иначе мы оба окажемся в глубокой... ну, вы поняли.

Владислав скривил лицо в недовольстве. Он не любил, когда ему указывали, что делать. Но в голосе собеседника звучала неприкрытая паника, а это означало, что ситуация действительно серьёзная.

— Ясно. Подготовь всё к вечеру. И встретимся в книжном магазинчике.

Он отключил телефон, словно обрубая последнюю нить, связывающую с собеседником, и швырнул его в кресло стоящего около светлого шкафа. Взгляд его вновь приковался к девушке. Ещё один, исполненный бессильной усталости, взгляд скользнул по её бледной кожи, и вдруг, словно молния, пронзило осознание: он сам запутался в липкой паутине лжи и интриг, сотканной его же руками.

— Можешь больше не притворяться... — твёрдо сказал мужчина. — ... я знаю, что ты не спишь.

Вета вздрогнула, не открывая глаз. Он знает. Этот факт обрушился на неё как ледяной душ. Страх, до этого момента сдерживаемый, вырвался наружу. Она попыталась взять себя в руки, но предательская дрожь выдавала её с головой.

— Не стоит играть в дурочку, Вета. Я понимаю, отчего ты сбежала из дома, и знаю, что ты давно подозревала, что смерть твоей матери не так проста. Голос Туманова звучал жёстко и отстранёно, как лезвие ножа, скользящее по камню. — Твой отец думал, что ты никогда не сможешь догадаться об этом.

Девушка медленно приподнялась на локтях и открыла глаза, устремив взгляд на мужчину. В нём отчётливо читались страх и презрение, как огонь и лёд, слившиеся в одно целое.

— Что ты со мной сделал? — вскрикнула девушка, садясь в постели и наконец увидев, что она до сих пор одета в свою одежду.

— Не мечтай! — усмехнулся Владислав. — Ты не в моём вкусе.

— Влад, ты... гад! — разозлёно воскликнула девушка, сжимая в кулачках край одеяла, и бросила враждебный взгляд на собеседника.

— Успокойся, я просто дал тебе снотворное, только и всего. Мне нужно было время, чтобы разобраться с кое-каким дельцем, — виновато проговорил Туманов, подходя к низкому столику у окна, занавешенному слегка розоватыми шторами. — Ты ценна для врагов твоей семейки, потому что ты слишком много знаешь, Вета, и это опасно для твоего отца. Он не остановится ни перед чем, чтобы защитить свои грязные делишки. Ему не важна даже жизнь собственной дочери.

Всё внутри девушки снова похолодело, как лёд, сковывающий сердце. Она всегда подозревала, что смерть матери была не случайной, но отец всегда умело заметал следы. Теперь, когда она узнала наконец правду, и привычный мир вокруг неё рухнул, словно карточный замок. Она оказалась втянута в опасную игру, где ставки были слишком высоки, как горы, возвышающиеся над горизонтом.

— Зачем ты мне это говоришь? — спросила она, стараясь говорить спокойно, как человек, пытающийся удержать равновесие на краю обрыва. — Почему просто не избавишься от меня, так же как и сумасшедший старик от моей матери?

Владислав покачал головой, как человек, уставший от постоянных вопросов.

— Всё не так просто, Вета. Ты мне нужна. — Он небрежно взял со столика серую пачку сигарет, и серебряный блеск зажигалки вспыхнул в его пальцах. Достав из пачки тонкую, светло-голубую сигарету, затем он прикурил, и комната вновь наполнилась терпким запахом табака.

— Думаю, ты можешь помочь мне достать кое-какие компрометирующие документы на твоего отца и его дружков. Они хранятся в его личном сейфе, и доступ к ним есть только у него и его жены.

Девушка недоверчиво прищурилась. — Почему я должна тебе верить? Ты привёл меня сюда, напоил снотворным... С чего мне вдруг помогать тебе?

— Уверен, что ты уже мечтаешь отомстить убийце твоей матери и наконец стать полностью свободной. — Туманов снова затянулся, выпустив струйку дыма в воздух. Комната наполнилась горьковатым запахом табака. — Она его по-настоящему любила, но он её предал и убил. Замечательной местью станет разрушение всего его бизнеса и падение в личный ад.

Вета молчала, переваривая услышанное. Она опять чувствовала себя марионеткой в чужих руках. Но злость на отца заставила её всё же принять сторону Владислава.

— Что именно ты хочешь от меня? — тихо спросила она.

Владислав усмехнулся, глядя на неё сквозь дым.

— Я жажду мести тому, кто убил мою беременную невесту и нашего нерождённого сына. Да, мы с тобой чертовски похожи. Оба хотим одного и того же, — горестно проговорил мужчина, докуривая сигарету.

Босые ноги девушки коснулись серо-коричневого ковра, лежащего около деревянной кровати. Попытка подняться с постели вызвала легкое головокружение, а во рту чувствовалась неприятная горечь. Выпрямившись, она машинально убрала выбившуюся прядь волос за ухо и отдернула вниз край полосатой водолазки.

— Ты тщательно продумал свой план?

— Мне нужно пробраться незаметно в ваш дом и код от сейфа. Старик наверняка доверяет тебе, возможно, даже хвастался своими успехами, прикрываясь заботой о тебе, — Владислав потушил окурок в жёлтой пепельнице, стоящей на столике около вазы с искусственным букетом белых лилий.

— Клянусь, не знаю никаких паролей, — проговорила Вета, беря с тумбочки графин. Холодное стекло коснулось её пальцев. — Он меняет их чуть ли не каждый день и никому не доверяет, — продолжала она, плеская воду в стакан. — Этот самовлюбленный мерзавец любит только себя, — процедила она с едкой насмешкой, поднося стакан к губам и жадно припадая к воде.

— А ты сама чего желаешь? — тихо спросил мужчина, неспешно приблизившись к девушке.

— Раньше я мечтала о свободе, о тихой, неприметной жизни... а теперь жажду смерти этому старику, — прошептала она, с глухим стуком опуская пустой стакан и графин на тумбочку. — Зачем ты хочешь его разорить... Не проще ли просто прикончить?

— Смерть для него слишком ничтожная расплата, — отрезал Владислав. — Он погубил слишком много людей. Ему не уйти так легко, — Взгляд Туманова стал жестче. — Я хочу видеть, как рушится его бизнес, как он теряет всё, что ему дорого. Хочу, чтобы он выживал в нищете, осознавая, какую боль причинил другим. Только тогда его страдания будут сравнимы с моими.

Вета окинула взглядом комнату. Не самая дешевая гостиница, уютный интерьер в голубоватых тонах, винтажная мебель. Она вдруг почувствовала себя грязной и сломленной. Но в отличие от неё, у отца была власть и деньги. И она, нелюбимая дочь, может помочь лишить его этого.

— Что ты предлагаешь? — спросила она, стараясь скрыть дрожь в голосе.

— Детали обсудим позже, — уклончиво ответил Владислав. — Сейчас тебе нужно прийти в себя и хорошенько подумать. Времени у нас не так много. Цзинь уже наверняка начал искать тебя.

Он развернулся и направился к закрытой двери, прежде чем выйти, бросил через плечо:

— Поверь, Вета. Вместе со мной ты сможешь отомстить. И я смогу тебя защитить от твоего отца и его друзей.

Девушка осталась одна в прохладном номере, глядя в окно на серый пейзаж за окном. Слова Владислава эхом отдавались в голове. Месть... свобода... Правда о смерти матери... Всё переплелось в клубок боли и надежды. Она понимала, что вступает на опасный путь, но отступать было некуда.

Ядовитая тишина, обступившая Вету, давила с такой силой, что казалось, душит изнутри. К горлу подкатил тошнотворный комок отчаяния, и она больше не могла сдерживать крик, вырвавшийся из самой глубины раненой души. Этот крик, полный невыносимой боли, стал словно глоток ледяного воздуха, жалким подобием облегчения.

Дрожащие, изящные руки судорожно обхватили голову, тонкие пальцы впились в смоляные пряди волос, словно пытаясь удержать ускользающий разум. Наконец, слезы хлынули потоком, крупными, обжигающими каплями стекая по щекам. Ноги, словно преданные союзники, подкосились, и девушка, обессилев, рухнула на старый, скрипучий паркет. Девушка подтянула колени к груди, словно пытаясь спрятаться в кокон собственных объятий, и, уткнувшись лицом в колени, почувствовала, как красная ткань джинсов предательски темнеет, расползаясь мокрым пятном, словно неспокойное море, захватывающее берег.

Хрупкие плечи сотрясались от беззвучных рыданий, тело била мелкая дрожь. В голове пульсировала одна мысль, словно заевшая пластинка: — "За что... мама?" — Воспоминания, словно осколки разбитого зеркала, всплывали в памяти, раня каждый раз по-новому. Вот она, счастливая и беззаботная, смеется, держа мамину нежную руку. Вот они вместе строят планы на будущее, мечтают о поездке в Париж, прогулках по улочкам. А вот — гроб с холодным телом самого дорогого человека в её жизни опускают в могилу, и отец, с любовью смотрящий в глаза новой жене, холодно и отстранёно произносящий слова, разрушившие её мирок.

Грустное воспоминание вновь встало перед взором девушки.

* * *

Летний вечер опустился на старый дом семьи Стоун, окутав его скорбной тишиной. В комнате, где когда-то звучал смех, теперь царили лишь воспоминания. Внутри помещения почти вся изящная мебель была погребена под белыми саванами ткани, а настенные зеркала затянуты траурной полупрозрачной вуалью. Девятилетняя Виталина, законная дочь единственного отпрыска отставного генерала Эмиля Стоуна, сидела в святая святых своей покойной матери. Маленькие пальчики перебирали драгоценности в резной деревянной шкатулке, а тихие слезы катились по щекам, словно жемчужины. Неожиданно тишину комнаты разорвал скрип двери. На пороге возник полноватый мужчина в строгом черном костюме, а под руку он вёл высокую кареглазую блондинку в небесно-голубом платье.

— Что ты здесь делаешь? — рявкнул он, голос был резким, как удар хлыста. — Кажется, я уже приказал служанкам запереть эту проклятую спальню!

— Папочка! — девочка, с заплаканным лицом, бросилась к мужчине, и в серых озерцах её глаз, несмотря на слезы, ещё теплились искорки обожания своего строгого родителя. — Наконец-то ты пришёл! — воскликнула она, поднялась на ноги, и затем подбежала к нему навстречу, чтобы упасть в его объятиях.

— Что ты здесь делаешь? — сухо повторил вопрос он, и в чёрных безднах его глаз плескалось неприкрытое раздражение.

— Я скучаю по маме...

— Вета, твоей мамы больше нет, — проговорил отец с натянутой мягкостью, присев на корточки перед девочкой, обнимавшей плюшевую мышку, последний подарок от матери. — Это моя новая жена, Элиза, и она будет твоей новой мамой. У тебя теперь есть младшая сестра, Эмма.

— Папа! — Крик Виталины был наполнен болью и неверием. — Как? Похороны мамы были только три дня назад!

Виталина отпрянула, словно от удара. Ее взгляд, полный недавней надежды, потух, сменившись ледяным ужасом. Она уставилась на отца, потом на незнакомую женщину в голубом платье, как будто видела их впервые. В голове пульсировало только одно: — "Мамы больше нет, а он..."

Элиза одарила девочку приторно-сладкой улыбкой, от которой по спине Виталины пробежал озноб. Она присела рядом, пытаясь обнять девочку за плечи. Виталина вздрогнула и вывернулась из её объятий.

— Не трогай меня! — прошептала она, прижимая к себе плюшевую мишку.

Отец нахмурился.

— Виталина, прояви уважение к своей новой маме. Элиза теперь часть нашей семьи, и ты должна слушаться её.

Его слова прозвучали как приговор, навсегда изменивший мир маленькой девочки. Она больше не чувствовала себя в безопасности в этом доме, наполненном воспоминаниями о матери, преданными столь жестоким образом.

Элиза, с легкой улыбкой, шагнула вперед. Её глаза, казалось, сверкали недобрым огоньком, а голос звучал фальшиво-ласково.

— Здравствуй, Вета. Теперь мы будем жить вместе, как настоящая семья.

Девочка посмотрела на неё с недоверием и отвращением. Новая "мама" казалась ей чужой и холодной, словно ледяная статуя.

— Ты мне не мать...— закричала Вета, неуклюже пятясь назад.

Стоун, раздраженный реакцией дочери, нахмурился.

— Виталина, не смей грубить Элизе! Она теперь хозяйка этого дома, и ты должна уважать её. — Его слова были произнесены тоном, не терпящим возражений. Виталина почувствовала, как мир вокруг нее рушится. Отец, которого она так любила, вдруг стал чужим и жестоким.

Девочка молча смотрела на отца и его новую жену. В её глазах застыло отчаяние и непонимание. Она больше не могла почувствовать в этом доме ни тепла, ни любви, а только холод и чужих людей. В этот момент она поняла, что её жизнь изменилась навсегда, и ей предстоит пройти через множество испытаний в этом новом, чужом мире.

* * *

Вета подняла взгляд на тусклый свет, проникавший сквозь щели штор. Комната, ещё недавно казавшаяся уютной, теперь давила своими стенами, напоминая о предательстве и долгих годах одиночества. Каждый предмет, каждая деталь интерьера словно насмехались над её разбитыми надеждами. Пробужденные воспоминания, до сих пор дремавшие где-то глубоко в подсознании, отзывались в ней острой болью.

Собрав остатки сил, она поднялась с пола, шатаясь, словно пьяная. Подошла к настенному круглому зеркалу в золотистой рамке висевшему на стене, в котором отражалось бледное, измученное лицо с покрасневшими от слёз глазами. Неузнаваемая, чужая. Неужели это она, та самая Виталина Стоун, которая ещё вчера была полна жизни и мечтаний?

С отвращением отвернувшись от своего отражения, она направилась к окну. Резким движением она отдернула плотную штору и взглянула на светлый мир после окончания ночного дождя. Старинный европейский городок, раскинувшийся перед ней, жил своей обычной жизнью, не подозревая о драме, разыгравшейся в этой маленькой комнате. Люди спешили по своим делам, смеялись, общались, любили. А она... она была одна, в своей ядовитой тишине, с разбитым сердцем и раненой душой.

В глубине души, сквозь пелену отчаяния, умирала слабая искорка надежды. Нет больше надежды на то, что время залечит раны, что боль утихнет, и она сможет снова обрести себя. Нет надежды на то, что однажды она снова сможет доверять людям и быть счастливой, пока она не отомстит.

Она в этот момент приняла трудное решение присоединиться к Туманову и сделать всё возможное ради того, чтобы воздать по заслугам всем тем, кто причастен к гибели её матери.