Глава III
«В которой всё наконец
решается...»
Воскресное утро этой недели ничем не отличалось от субботнего, кроме солнечных лучей, то и дело пробивавшихся сквозь бесконечные зимние тучи. Несмотря на редкие блики утреннего солнца в окнах, пытавшихся вызвать положительные эмоции, мой мозг находился в строгой сосредоточенности.
После небольшой прогулки с Тонтту я направился в ванную умываться. Хорошенько обваляв щётку в зубном порошке, я принялся за водные процедуры. Отдраив зубы до срепящей чистоты, я набрал в ладони прохладной воды и трижды ополоснул заспанное лицо, вычистив из слёзных протоков всю накопившуюся за ночь грязь и серу. Я вытерся полотенцем и глянул в зеркало. Нечёсаные волосы и чуть отросший пучок на губе меня не сильно волновали - мой взгляд в первую очередь упал на бровь. Выглядело в разы лучше, чем вчера: разбитая до мяса кожа начинала аккуратно срастаться благодаря аккуратному шву Ивана Максимыча. При взгляде на ранение сразу начали всплывать неприятные воспоминания о прошлой потасовке, а страх будущей начал подбираться к горлу, но я его тотчас отрезал, резко махнув головой. «Ай и чёрт с ним, главное, новых не схлопотать.»
Выйдя из ванной, я почуял приятный запах яичницы с колбасой, заботливо оставленной мамой на сковороде под алюминиевой крышкой. «А я и забыл, - пронеслось в голове, - мама ушла на учёбу...» Я достал из холодильника огурец, промыл его под струёй и, поставив на стол тёплую сковороду, полез за вилкой в шкафчик. Налив себе чаю из керамического чайничка, я засел трапезничать.
Наверное, со стороны я мог показаться человеком не выспавшимся, и оттого с только включающимся в работу мозгом, пространно смотрящим в одну точку. Всё же, это была одна только видимость: к тому моменту, как я дожевал последний шмак глазуньи и запил его заваркой, в голове уже сформировался дальнейший ход действий. Мои размышления выглядели так: «если сковорода была чуть тёплой, а яичница даже немного горячей, то мама ушла минут десять назад. Обычно она возвращается с учёбы в субботу в три часа, или около того. Учитывая то, что на завтрак, прогулку и умывание я затратил минут тридцать, часы показывают половину двенадцатого. Идти до места около получаса, обратно, наверное, столько же, на месте минут двадцать с чем-то, и того около полутора часов. В два-десять должен быть дома.» Я отнёс свою посуду в раковину. При взгляде на гору других немытых тарелок, оставшихся со вчерашнего дня, расчёт немного изменился: «Эмм... В два двадцать дома, два-тридцать - предел...»
Вскоре посуда была вымыта, я начал собираться. Нужно было одеваться чуть легче, чем обычно, только не слишком легко, чтобы не замёрзнуть. Я не придумал ничего лучше, кроме как надеть старый отцовский свитер, который мы привезли когда-то из деревни, и свою поношенную спортивную куртку. Заправив подштанники в носки и натянув берцы, я прошёл в комнату и достал из-под подушки кастет. «Всё-таки, опасно...» Я погасил свет, вышел в подъезд, запер дверь и засеменил по лестнице. Выйдя на улицу, я резко свернул налево и по хрустящему снегу зашагал вдоль дороги. Перейдя узкую дорожку, я вышел к пошарпанной временем арке, прошивающей соседний многоквартирный дом насквозь. Эхо моих шагов проводило меня вдоль хулиганских надписей и потрескавшейся штукатурки. Я перебежал дорогу перед гудевшей «девяткой» и вышел на тропинку, ведущую через местный парк.
Идя по тропинке, я зачем-то свернул к реке. Из-за макушек показалась башня часовенки нового костёла, я приостановился. Да, хотя церковь и была новодельная, что-то приятное ощущалось в её простом конусе с крестом наверху и решётчатых окнах по бокам. Не найдя в себе силы просто развернуться и идти дальше, я по обычаю перекрестился и раскланялся. Хотя католиком я не был, что-то внутри подтолкнуло меня к этому. Я перешёл ледяную гладь речки через нечищеную тропку, прошёл зимний скверик и вышел на сторону маленьких жилых домов. Здесь и начинался тот самый заводской район - место, которое во время прогулки стоило обходить стороной, а если уж и не удавалось, ни в коем случае не следовало заходить вглубь. Всё же, в этот раз мне пришлось это сделать.
Насколько я знал, Родович со своей свитой отвисал в местных гаражах близ заброшенной стройки. К слову сказать, была она настолько запущенная, что на месте её песчаного пустыря стали расти разные кустики, полевые цветы и даже парочка деревьев. Рядом с этим местом, к радости для всей отвисающей там черни, был старенький пивной ларёк, так что ублюдки в свободное от «работы» время обитали в своей среде. Штука в том, что если бы пустырь находился где-нибудь в отдалённом районе, в тех же цыганских Шабанах, то проблем бы удалось избежать, но эта чёртова дыра лежала практически в самом парке Октября, что позволяло гопоте ближе к сумеркам вылезать на «охоту». Оставалось только тешить себя надеждами на то, что этот барак окончательно разровняют и построят на его месте хотя бы небольшой стадион. Хотя, надежда эта слабая.
Пройдя вдоль по городской улице, я минул два подземных перехода и вновь вышел к лесу через улочку старых покосившихся домиков. К пустырю лежала только одна тропинка - напрямую через густой лес, скрывавший за своими колючими ветками и белоснежными макушками что-то таинственное и загадочное. Сама тропинка была запорошена снегом, никаких следов или признаков недавнего пребывания здесь людей не было. Меня это напрягло, но мало смутило, и я смело шагнул в чащу, продавив толстый снежный покров подошвой берц.
Снег хрустел под ногами, выводя ребристые следы, ёлки и сосны трещали от декабрьского мороза, некоторые стволы чуть покачивались от ветра. Я начал чувствовать, что подмерзаю, поэтому зашагал быстрее. Вдруг я услышал, как ветка сзади меня хрустнула, да с такой силой, что я даже вздрогнул (хотя вздрогнул я, скорее, от неожиданности). «Что за хренатень? Какой-то зверь? Или дружки Родовича по пятам идут?» Я резко развернулся, но позади никого не оказалось. Только ветерок подгонял снежок с сугробов, поддевая еловые лапы. «Ладно, пора идти, время поджимает,» - поразмыслил я и зашагал дальше. Вскоре лес закончился и взору открылось то самое поле - огромная площадь неустроенной земли, выступавшая на окраине леса настоящей проплешиной. Полноценных сооружений на этой территории не было, за исключением двух гаражей, один из которых и гаражом-то назвать было сложно, так - деревянная хибарка. В остальном же всё пространство занимали бетонные обломки заграждений и фундаментов, плюс ко всему строители оставили после себя кучу хлама практически посреди поля. То были всякие стальные трубы, каркасы и осколки кирпичей. Местные маргиналы даже сколотили себе что-то вроде ворот для игры в футбол из того, что нашли в строительном мусоре, так что жилось этим тварям тут неплохо.
У гаражей стояло двое пацанов - один постарше и подлиннее, стриженный в кружок, во втором я узнал того лысого гадину, которому я наподдал в драке с Саней. Я подошёл чуть ближе к гаражу, лысый, выпустив сигаретный дым, пристально посмотрел на меня.
-Э, а ну стой! - свистнул лысый, что-то сказал долговязому, после чего тот отошёл за гаражи, - Стой те грю! Ближе не подходи! - Я приостановился, - Тебе чего, ущербный?
-Родович здесь?
-Да он-то здесь, - начал лысый, - а ты шо, умереть надумал? Тогда милости просим, ехе-хе, - гоготнул гопник.
Из-за хибары выкатился Родович в сопровождении долговязого, его рот обнажил ряд жёлтых от табака зубов.
-Во тыя на, хлопцы! Якія часы, здабыча сама на ражон прэ!¹ - обрадовался Саня и смачно харкнул в сторону, - Шо, рахункі с жыццём вырашыў звесці? Ну, сільвупле! А ну, братцы, фьюіть! - присвистнул Родович, и двое его прихвостней вышли из сарая, ещё двое из-за кучи мусора.
-Ну что, пятеро на одного? Твоим дружкам в тот раз мало было от меня? - неожиданно для себя расхрабрился я.
-Те башки разбитой не хватило? - со злостью в голосе выдавил Родович.
-А тебе, походу, носа, - выдал я, Саня опешил, - Раз уж я к тебе сам пришёл, чё бы нам раз-на-раз не выйти?
Пока мы перекрикивались, из гаража незаметно вылез тучный мужик в габардиновом пиджаке, лысый, как коленка. Он аккуратно пристроился на бетонном блоке и стал наблюдать за нами. В тот момент для меня было удивительно встретить в этом клоповнике кого-то, старше сорока лет (а именно на столько выглядел толстяк). Но в тот момент мне было не до него.
-Я пришёл биться с тобой, Саня, мне твои сошки не нужны, - тут толстяк что-то шепнул Родовичу, тот кивнул ему.
-А ты мне здесь не нужен! Моя земля - мои правила!
-Ну, раз уж ты хочешь... Но я их покалечу, просто предупреждаю... - стойка. Вдох. Пять секунд. Выдох. Поехали.
Двое упырей примерно моей комплекции подошли сзади, один налетел на меня спереди, я пригнулся и отошёл, он по инерции чуть не влетел в своего товарища сзади. Второй попытался ударить с правой, но я провёл «циркуль» и, зарядив ему в живот, откинул в сторону. Обернуться я не успел - попался в захват какому-то пацану, другой набежал на меня, я оттолкнул его, ухитрился дать с ноги в челюсть, он споткнулся об бетонный блок и рухнул в снег. Сзади меня схватил какой-то здоровяк, на голову выше меня. Я ударил его с локтя, раз, ещё раз - его предплечья, душившие меня, ослабли, я вышел из захвата и зарядил ему хук и апперкот, он отшатнулся. Второй, тот, что был моей комплекции, налетел спереди, я неожиданно отшатнулся вправо, поставив импровизированную подножку. Он рухнул в снег, шапка слетела со стриженной головы. Сзади подскочил какой-то пацан в кепке, схватил меня за ворот и дал по зубам. Я упал, но вовремя перекатился, уклонившись от летящего в меня ботинка. Кувырок - я снова на ногах. Тот парень, что меня ударил, сработал правой, я уклонился, но слишком долго возвращался обратно - пропустил ещё один удар. Пацан ещё раз махнул рукой, я ушёл и вдарил почтальона на опережение: раз-два, уклон, левой-правой. Я довершил ударом ноги под дых - он закашлялся и осел на землю. «Наконец-то получилось...»
Сбоку налетел силуэт с длинным тёмным предметом в руке. Это была труба. Я инстинктивно пригнулся, парень по инерции развернулся влево, тогда я успел подскочить и врезать ему дважды, добил ударом в живот - он повалился в снег. Вдруг подскочил пацан в свитере, провёл серию размашистых ударов, я всё заблокировал и ответил джепом и хуком с правой. Последний удар он пропустил, отчего потерял равновесие, и я довершил дело. Это был последний, как мне казалось - все четверо валялись в снегу, окроплённом алыми точками.
-Ну что, к делу перейдём, или у тебя запасные есть? - выдавил я, тяжело дыша. Родович подошёл поближе и ухмыльнулся в ряд кривых зубов.
-Лови, сука! - услышал я приглушённый возглас позади.
Вдруг весь мир будто замедлился, время приостановилось. Я всунул руку в карман, нащупал студёную гирьку, и развернулся - на меня очень медленно двигался какой-то здоровый камень. Я моргнул, выставил руку вперёд и выдохнул - время снова завертелось с прежней скоростью. «Бух!» - летящий в меня кирпич разбился о свинцовый кастет.
-Хера се... - прокатились удивленный возгласы, но я уже не обращал на них внимания...
-Это для тебя... - я развернулся к Родовичу и со всей дури, равно как и он тогда, влепил ему в нижнюю челюсть.
Я услышал хруст и то, как сквозь него вскрикнул Саня. Вдруг, глядя на то, как это чудовище скривило свою косую рожу от боли, я почувствовал лютую злость. Настоящее безумие, против которого не поможет ни одна дыхательная гимнастика или обратный отсчёт. Это была настоящая, ничем не прикрытая звериная жестокость, с которой два хищника в борьбе за господство разрывают друг друга в клочья, о которой я всю жизнь буду с ужасом вспоминать...
Я буквально подскочил к Родовичу, схватил его за ворот кожаной зимней куртки и дал по покосившимся зубам. «Это тебе за Серёгу!» - ещё удар слева, - «Это за Данька!» - ещё удар, - «А это за всех остальных!» - я окончательно вошёл в раж и молотил Родовича так, как будто я был не человеком, а машиной для выкорчёвывания пней, работающей без перерыва и срубающей весь мусор на пути..
Саня валялся на земле и выл от боли, все вокруг, увидев то, как я поднимаюсь с окровавленной молотилкой, попятились назад. Мужик в габардиновом пиджаке круглыми тёмно-синими глазами смотрел на меня.
-Щерба?..
-Ч-что? - запнулся я, как вдруг услышал рёв мотора позади себя. На пустырь откуда-то из леса выкатилась белая «четвёрка» и затормозила у хибары. Из кабины высунулся Аймо:
-Щерба, садись быстро!
От создавшейся ситуации я опешил настолько, что просто молча залез на заднее сиденье и единственное, что смог промямлить неизвестному - «Извините...»
Из гаража выбежал тот стриженный в кружок парень, держа в руке короткий пистолет и вдаль нам пару раз выстрелил, но мужик осёк его на втором выстреле. Быть может, скорый отход адреналина так подействовал на меня, но сквозь рёв мотора я успел разобрать: «Нам с его отцом ещё разборок не хватало!..»
* * *
Белоснежная четвёрка неслась вдоль реки, минуя маленькие сельские домики и выезжая к городским постройкам близ Серебрянки. Без снега под колёсами машина, наверное, тряслась бы, как маракас на фиесте, но наш белый крейсер летел по окраине довольно мягко.
Белый сидел за рулём. Для своих четырнадцати лет водил он уже довольно неплохо и теперь в глубине души, наверное, рад был продемонстрировать свои навыки. На переднем сиденье вертелся Аймо, всё проверяя, нет ли за нами хвоста, а рядом со мной глядел попеременно то в окно, то на меня негодовавший Зиля.
-Ничего не сказал, не предупредил... Герой х...ев... - начал было он, но заметив, что я был не в состоянии ему ответить, стал костерить меня себе под нос. Сердце прекратило колотиться в бешеном ритме только тогда, когда из-за леса показалась знакомая долина Свислочи, где мы резко свернули на Плеханова и уже скоро, чудом не зацепив милиционеров, добрались до гаража Юрки. Заехав на бетонную площадку, Белый заглушил мотор, вытащил из замка зажигания блестящий ключ и с шумом выдохнул:
-Ф-фух... Если отец узнает, мне каюк... Выходите все.
Я вышел из машины и захлопнул стальную дверцу. Сняв с себя мокрую от пота куртку, я повесил её на гвоздь и вышел к ближайшему сугробу, зачерпнув в ладони побольше снега и растерев лицо. Очистившись от следов крови, я вразвалочку направился обратно.
-Паш, ну как вообще так... - заговорил Зиля, но я оборвал его, обратившись к Белому.
-Пить есть?
-Там, в холодильнике квас... - сказал Юра.
Я открыл дверцу маленького железного ящика цвета слоновой кости и вытащил оттуда литровую бутылку «Лидского». При виде её жажда ещё больше подступила, я открутил крышку и начал пить.
-Пахан, вот знаешь ли... - вежливо вступил Аймо.
-Чё? - спросил я, допив бутылку до дна и швырнув её в мусорку.
-В жопе горячо! - выпалил Зиля, - Так дела не делаются! Один на всю толпу полез, супергерой хренов! А если бы их больше было, ты бы оттуда живым не ушёл!
-Просто дольше бы возился, - сказал я, от усталости запрокинув голову и глядя в серый потолок.
-И что это такое, я не пойму: значит Юрку, нашего каваля-ўмельца, - Юрка закатил глаза и угрюмо отвернулся, - ты обо всём предупредил, а нас всех нет! Мы тебе кто, дядьки с улицы?
-Слушай, - мне уже хотелось, чтобы парни отстали со своими вопросами, - если бы не я Родовича прибил, то всё, что сделал с ним я, было бы со мной или с вами не дай бог. Так что я должен был порешать.
-Решала хренов... - злобно пробубнил Серёга, - Да пойми ты, нам там всем эти черти накостыляли, вот и мстить нам тоже нужно было вместе, понимаешь? Мы ведь как с первого класса друг за друга стояли, так и должны дальше стоять! «Один за всех и все за одного!»
-Да что ты начинаешь снова? Тебе мало было, когда нас «всех за одного» там поимели? Д'Артаньян тоже мне...
Я вышел на холод подостыть. Приятная прохлада обдала лицо, ветерок согнал волосы со лба.
-Ты его так чем, кастетом отделал? - спросил Аймо.
-Да, вот этим... - не успел я взглянуть на свою руку, как меня окатило холодом по телу. Я рванулся к своей куртке, ощупал все карманы, побил по карманам штанов - кастета нигде не было...
_______________________________________
1- Во те на, хлопцы! Какие времена, добыча сама на рожон прёт! Что, счёты с жизнью решил свести? Ну, сильвупле!
