Глава II
«...В которой те самые последствия в первый раз дают о себе знать...»
Проснувшись рано утром, я быстренько умылся и собрался уходить. Аймо вскочил вместе со мной и вызвался меня проводить. Он довёл меня до лифта и, попрощавшись, ушёл досыпать своё. Под покровом утренних сумерек, пока народец ещё не проснулся и не вышел на улицы, я успел добежать до своего дома. К счастью, бежать было недолго, и уже через десять минут я сидел в своей комнате. Благо, мне не удалось разбудить маму, а Тонтту, который всё время был в коридоре, быстро угомонился и лёг досыпать.
Вскоре забрезжил рассвет, из тёмно-синего, слегка отливающего рыжиной, небо постепенно становилось каким-то сначала серовато-жёлтым, а потом и совсем серым. Я думал, что сегодня опять начнётся снегопад, как и вчера, но этого не случилось: снег лежал ровными сугробами, ни одна пушинка даже не двигалась в сторону. Не было ни ветра, ни облаков, ни мрачного зимнего солнца, даже людей, и тех не было. Будто бы весь мир в эту декабрьскую субботу замер и боялся каждого движения. День выдался каким-то сухим, холодным и неприятным, будто бы наступает весна, а не близится Новый год.
Я уже порывался пойти выгулять Тонтту, но пока что на улицу выходить было опасно. Правда хоть и была на моей стороне, но Родович этого всё равно не признает. Одно я знал железно - за разбитый нос он будит мстить.
Помнится, как он над одним коротышкой храбрым посмеятся решил. Данька Сидоров, кажется, его звали. На завтраке в столовой Родович, проходя мимо, ткнул Даньку лицом в овсянку. Храбрец, разумеется, в долгу не остался: он схватил Родовича за майку и вылил ему за ворот кисель, вдогонку толкнув и обозвав "козлом". Саня подошёл к нему, схватил за грудки и сказал: "Зайцы трусят, львы едят", после чего молча бросил его в сторону стула. На некоторое время храбрец позабыл о стычке. Он расслабился: каждый день приходил в школу, как ни в чём ни бывало, весело беседовал с друзьями, Саню обходил стороной. Длилось это напряжённое затишье не долго - Родович затаил обиду. Унизили его, а он этого, как показывает практика, просто так не оставляет. Примерно через неделю, когда Сидоров возвращался домой, Родович с толпой его дружков-старшаков уже выжидали, пока он свернёт за угол. Саня схватил его за ворот и произнёс заветное "Зайцы трусят, львы едят". В той драке... да что там драке, это была обыкновенная казнь: десять отмороженных гопников навалились на Даньку и хорошенько отдубасили. Ему сломали два ребра, кисть правой руки, нос и наградили здоровенным фонарём под глазом. Парень чудом выжил, не один жизненно важный орган упыри не смогли повредить, но в школе он не появлялся долго - месяц провалялся дома, да и потом немного прихрамывал. Он утверждал, что попал под колёса и это был просто несчастный случай, но все (по крайней мере восьмые и седьмые классы) догадывались, кто его прибил. Само собой разумеется, Родовича стали бояться ещё больше, а уж тот парень совсем растерял свою храбрость и самоуверенность. До сих пор ему бывает тяжело правой рукой работать - сустав был частично раздроблен.
Такой жути, представьте себе, могла нагнать Инга - именно она поведала мне все подробности и детали этого случая. А теперь представьте, в каком негативном предвкушении был я, зная про всю эту историю. Всё же набравшись смелости, я неспеша оделся, пристегнул поводок к ошейнику Тонтту и мы вместе вышли на улицу.
***
Знаете, никогда не боялся драться. Страх ушёл, когда прошла первая неделя спаринга в боксёрской секции Оказалось, что бить людей не так страшно, даже порой приятно, а уворачиваться от чужихх перчаток и наносить удары по незащищённым местам приятнее во сто крат, но порой, когда ты пропускаешь удар, потом второй, третий, ты сильно выбиваешься из боя: ноги не слушаются, голова перестаёт соображать и просчитывать пути отхода, а тебя всё колотят, колотят... Главное, успеть очухаться, собраться и никогда не сдаваться. Собраться и не сдаваться.
Мысли о вчерашней потасовке, сломанном носе Родовича, моём сотрясении и о том, что рано или поздно нам с ним придётся столкнуться вертелись у меня в голове всю прогулку. Спокойствие давно покинуло меня: я всё время озирался по сторонам, заслышав малейший шорох или хруст ветки, обходил любые не вызывающие доверия переулки, а уж тем более подворотни. Кругом была белоснежная, холодная и буквально ледянящая кровь почти арктическая столичная пустыня, порой встречающаяся в старых спальных районах. Такое природное явление в сто раз опаснее снежной бури: слишком уж много мелких и крупных объектов, отвлекающих внимание на то, чего ты ищешь и по-животному боишься...
Мы с Тонтту вернулись к заснеженной лужайке около дома. Зайдя в подъезд и поднявшись на третий этаж, я распахнул дверь квартиры. Перед приходом я хорошенько почистил Тонтту снежком, так что я спокойно его отстегнул и без помывки впустил на кухню. Он побежал к своей миске и начал громко чавкать похлёбкой. Ясное дело - мама давно проснулась и сделала Тонтту перекус. Мне бы тоже следовало позавтракать, ибо после прогулки мой живот урчал с утроенной силой. Я пошёл на кухню, где мама ждала меня с готовыми макаронами и вопросами о вчерашнем. Я присел к столу.
- Ну, потрудитесь объяснить, Павел Артемич, что вчера произошло и отчего я пол ночи не могла уснуть?
- И тебе доброе утро, мам...
- Доброе. Я серьёзно, рассказывай давай, Аймо сказал, что ты подрался. - я уже возненавидел Айма за то, что он не может хоть немного соврать даже в самых подходящих для этого случаях.
- Да во дворе сцепился с Саней, нос ему начистил, по-мирному расходиться не захотел... - тут я уловил удивлённый мамин взгляд на своей голове. Она заметила мой шрам. Это было фиаско...
- А ну покажи... Ах! - мама всплеснула руками. - Это тот Саня тебя так? Кошмар! Он ведь убить тебя мог, понимаешь?!
- Да всё обошлось, ма! - "давай," думал я, "сейчас быстро поругаемся, я поем и рвану к Белому..."
- Что?! Что обошлось-то? Это ведь Иван Максимыч тебя зашил, ты только благодаря ему и жив! Не сын, а наказание...
- Ма, ты пойми, мне за базар ответить надо было - я ответил. По понятиям я прав.
- Бог ты мой... - мама поникла взглядом, присела на стул и подхватила голову рукой. Я почувствовал себя не в своей тарелке от её вида.
- Мам, что такое?
- Ты говоришь совсем, как твой отец. - она окончательно опечалилась. - Сынок, послушай: я прошу тебя, не нарвись на неприятности! Ты у меня единственный и... я так хочу, чтобы ты вырос правильным и добрым парнем. Не подводи меня, прошу. Знаешь... как мне не хватает твоего папы! - у мамы навернулись слёзы, она прикрыла глаза рукой. Я мигом обнял её и вдруг почувствовал, что у меня самого глаза на мокром месте.
- Я знаю мам... прости меня, пожалуйста... я сам по нему ужасно скучаю!
Мы проплакали так с полминуты. Я постепенно успокоился, вытер слёзы и окончательно пришёл в себя.
- Мам, я ударил Саню за то, что он меня оскорбил, унизил перед всеми. Этого спустить нельзя было.
- Ох, сынок, я понимаю...
- Он будет мне мстить. Есть большой шанс того, что мне сильно достанется, так что я должен подготовиться. Пойми, под угрозу могу попасть не только я, но и мои друзья. Он мстит страшно, в этом я не сомневаюсь. Знала бы ты, насколько всё серьёзно... Только эту проблему я должен решить сам. Я, и никто другой. - мама задумалась над чем-то, глядя в окно на заснеженную улицу.
Люди постепенно начали выходить на улицу, какой-то парень выгуливал своего лабрадора. Пёс неспеша бродил, делал свои дела, как вдруг на блестящем утреннем снегу, метрах в пятнадцати от него, возникла вороно: вся чёрная, будто скупавшаяся в дёгте пополам с углём. Пёс насторожился: он прильнул к земле, готовясь к атаке и выжидая, пока хозяин его отпустит. Парень осторожно опустился рядом с псом, плавно отстегнул поводок и дал лабрадору сигнал к атаке. Большой и белый комок, будто пущенный из картонного самострела, рванулся по направлению к вороне. Она старалась улететь, а охотник всё нагонял и нагонял. Эта гонка продолжалась недолго - вскоре пёс схватил птицу, сам того не ожидая, и гордо повернулся к хозяину, демонстрируя добычу. Не понимая, что дальше делать с пойманной птахой, пёс положил её на снег и аккуратно подтолкнул носом вперёд. Ворона некоторое время была в ступоре, не осознавая, что с ней произошло, но через пару-тройку секунд сообразила, что смерть ей не грозит, и вспархнула, полетев куда-то вдаль, время от времени снижаясь из-за больного укуса.
- Хорошо, - вдруг ответила мама, - ты действительно прав. Только позволь посоветовать тебе кое-что. Что бы ни случилось, как бы не сложились обстоятельства - не лезь на рожон, не испытывай судьбу! Такие, как Саня, это чувствуют, и не успеешь опомниться - придавят... Я знаю и понимаю, что ты смелый и сильный парень, как и твой отец в молодости, но я тебя прошу - подходи ко всему осознанно. С холодной головой. И никогда не давай волю злобе. Она, сынок, ещё никому счастья не приносила... Но я в тебя верю. Ты наш, щербинской породы! В нас стержень есть, который никогда не гнётся! - Мама крепко обняла меня. Я почувствовал, что готов заплакать, но нашёл в себе силы удержаться.
- Спасибо, мам... Спасибо, что веришь в меня! - мама потрепала меня по голове.
- Ладно, воин! Кушай, а то остынет! - она погладила меня по плечу и ушла в комнату.
Я пододвинул к себе макароны и чашку чая. За трапезой мне пришла одна интересная идея, которую я давно хотел воплотить, и теперь для этого был самый подходящий случай.
***
Белый жил относительно недалеко, равно как и Аймо. Не знаю уж, как так вышло, что почти все наши дома находились в одном районе и практически на одной улице. Когда нам было лет по восемь, мы любили гулять во дворе у Юрки: недалеко от его дома было два ряда гаражей, а между ними длиннющая дорога. Там славно было играть в городки, в войнушку, да и в прочие дворовые игрища. Так вот, в одном из таких гаражей и проводил большую часть свободного времени Белый. Кроме своих собственных проектов и всяких самоделок, Юра любил копаться в стареньком четвёртом "Жигули" своего папы: он регулярно менял колёса с приходом зимы, доливал незамерзайки, контролировал состояние суппортов, тормозных колодок, чинил время от времени выходившую из строя электронику да и просто занимался техобслугой всех составляющих автомобиля.
Я сразу заслышал радио из двадцатого гаража - играл какой-то старый беорусский рок, ещё девяностых, что-то вроде "Крамы". Зайдя в гараж, я застал Белого за перебором каких-то гаек. Скорее всего, он опять раскладывал всякую мелочёвку по своим коробкам и ячейкам. Сказать по правде, ему не очень-то нравилось это занятие - пару раз на моих глазах он даже ругался с дядей Серёжей, его отцом, который иногда нечаянно перемешивал содержимое ящичков. Да уж, дух перфекционизма ему перешёл от мамы, без сомненья.
- Здарова, Юр! Что, опять перепутки? - поинтересовался я.
- Да и не говори, неделю назад разбирал, опять помойку устроили. Что ж такое, хоть под замок запирай! - Белый яростно кинул скопившиеся в руке гайки в очередной коробок.
- Ты, брат, таким темпом и гараж батин себе ухватишь к совершеннолетию вместе с "жигулём"!
- Я уж думал, это было бы кстати... Да, очень даже. - Белый закончил с очередным рядом коробков и засунул их в тумбочный шкаф, крепко задвинув дверцу с ноги. - Ты как, жив после побоища? Этот хмырь на тебя так наскочил, я перетрухал весь, но потом челюсть ему зацепил знатно. - оказалось, что наша "победа" была отчасти делом рук и Юрки.
-Да, что-то припоминаю... Насчёт Сани у меня идея одна есть. Небезопасная, конечно, но если выгорит, то мы сможем его присечь, раз и навсегда.
- Ну, выкладывай, я весь внимание. - сосредоточенно произнёс Белый. Я принялся рассказывать про мой замысел, а он тем временем убавил громкость на приёмнике.
- Слушай, помнится, у тебя аккумулятор был старый, который тогда потёк. Он ведь ещё сохранился?
- Допустим, да. Что с того?
- А то, что мне железяки из него нужны. Хочу в кастет переплавить. Чтоб в ладошке хорошо сидел... - Белый смутился. Наверное, не такой идеи он от меня ожидал, хотя и понимал, что она будет связана с нанесением врагу тяжких увечий.
- Ты ведь понимаешь, что это статья, причём очень серьёзная? И ведь все на учёт встанем, и ты, и я!
- Понимаю, но ведь и ты...
- А как родители: мои, твоя мама? О них ты подумал? А если ты его убьёшь?! - Белый начинал вскипать, а в таком состоянии разговаривать с ним было трудно. Я схватил его за плечи и резко тряхнул, согнав всю истерику.
- Да послушай ты! Саня меня чуть не убил, и знаешь ли, мне этого хватило. Теперь его очередь будет отвечать, и не только передо мной, но и перед Зилей, Данькой и всеми теми, кому от него жизни не было! Разумеешь?
- Разумею...
- А раз так, то помоги мне, брат. Без тебя никак.
Юра на миг смутился, вероятно, что-то вспоминая или прикидывая, после чего ответил.
- Хорошо, что ещё сказать... Я обещаюсь помочь, но только если ты обещаешь мне никого не убивать!
- Ладно, обещаю. Будет не в целости, но в сохранности, аха-ха!
- Ох уж эти твои шутки... Но твоя уверенность меня бодрит. Давай, тащи ту квадратную жестянку и песка в неё зачерпни из ящика. Я пока аккум поищу...
Я вышел на улицу с жестяной коробкой. С трудом поддев тяжёлую крышку стального ящика, я нагрёб в лоханку песка до самых краёв и вернулся в гараж. Белый уже выставил аккумулятор и что-то искал за шкафом. "Ага, вот ты где!" - обрадовался он и вынул из-за угла большой топор.
-Советский ещё... До сих пор рубит на убой. Ну что, ломать готов? - Я взял у Юрки топор и замахнулся из-за головы. Тяжёлое лезвие вонзилось в аккумулятор, но разбить его сразу не смогло. Удар, удар, ещё удар – наконец, тяжёлый корпус распался, изнутри показались серые картриджи со свинцовыми сетками. Дело было за малым…
Кастет вышел что надо. Конечно, не как в американских фильмах, с отдельным разъёмом для каждого пальца, но для самозащиты это была первая вещь: на тыльной стороне ладони лежала увесистая свинцовая гирька, от которой плавно отходили два толстых уса, соединяющихся в один заточенный полукруг на стороне костяшек.
- Да, таким шибанёшь - мало не покажется!
- Придётся мне его везде с собой носить. Ну, благо у нас вещи никто не проверяет, кроме родителей.
- Слушай, Паш, - выступил с предложением Белый, - а чего ты ему сам "стрелу" не забьёшь? Чтобы всё по-честному было, по правилам.
- Да не дерётся он по правилам, Юра! Ни по правилам, ни по понятиям. Он ведь как зверюга - только сильного признаёт, а если слабее окажешься - растопчет и не заметит. Вот и вся история. По-настоящему победить Родовича можно только на его территории, на его началах.
- Ладно, - согласился Белый, - может быть, ты и прав. Он сам тебя скоро найдёт, но будешь ли ты к этому готов? Кастет ты можешь и не успеть достать, а тебя уже и приколотят. Что тогда?
- А знаешь, что? Я к ним без приглашения приду. Один.
***
Парней я решил пока не ставить в известность о том, что я задумал - мне нужно было спокойно подготовиться ко встрече. Я знал подходящее место для хорошей тренировки, в котором меня никто не побеспокоит.
Это была старая боксёрская секция, ещё времён Брежнева и Машерова. Именно там я занимался спортом класса до пятого. Потом секцию закрыли, по всей видимости из-за кризиса, а работники и тренера попали под сокращение. По иронии судьбы, эта секция была одной из самых современных и передовых для того времени, если не самой передовой во всём Ленинском районе, так что записываться после её закрытия в другое место желания особо не было.
При входе в старое здание меня встретила истлевшая надпись "СДЮШОР "Чинук"". Я поднялся по треснувшим ступенькам, открыл скрипучую деревянную дверь и попал в узкий коридор. В нос ударил запах влажного бетона и старой кожи. Пройдя вдоль до ресепшена, в котором до закрытия зачем-то поменяли стол, я попал в большой спортивный зал с боксёрскими грушами, спортивными атрибутами в ящиках и турниками. Да, здесь практически ничего не изменилось, разве что одна груша оторвалась от проржавевшей цепи, а в крыше зияла дыра, через которую бледный луч зимнего солнца попадал в помещение. Скинув с себя шапку и ватник, я достал из сумки кеды и стал переобуваться. Стоять, натянув на ноги куски резины с тряпками, да ещё и на таком морозе было довольно дискомфортно, поэтому я сразу начал разминку, дабы не закоченеть.
После небольшой пробежки я приступил к подтягиваниям. Слава богу, взял с собой бинты, чтобы не прикоченеть к стальным турникам. Первые десять раз дались легко, а вот на тринадцатом забились мышцы, но через силу удалось подтянуться пятнадцать раз. Я спрыгнул с турника и встряхнул руки, ощутив, что мне стало теплее. Ещё немнго размяв корпус, я направился к боксёрским грушам. Отыскать хорошую было трудновато: на весь зал их было пять, одна из которых упала, а две, как оказалось, были дырявые. С негнилой цепью и целой начинкой была только одна, и я приступил к отработке движений. "Левой, левой, хук; левой-правой, апперкот; левой, нырок, апперкот". Получалось ровно, но как будто нескоординированно, нечётко. Я стал вспоминать и пробовать всё, что знаю: приём с лоу-киком из кикбоксинга, маятник с наклоном, даже вертушку кое-как попытался провернуть. Удары были сильные, но соединить все движения в один приём, как в один удар, не получалось - пожалуй, сказывалось долгое отсутствие тренировок. Я со злости долбанул по груше - она отшатнулась к стене и прилетела мне в ухо. Было обидно и больно.
Вдруг я услыша до удивления знакомый низкий, басовитый мужской смех: "Ну, брат, мешок-то и ответить может!" Это был тот человек, с которым мы не виделись с девяносто девятого года.. Именно он научил меня постоять за себя и обучил почти всему, что знал сам. Это был мой тренер по боксу - Дмитрий Сергеевич Смолевич. Для своих пятидесяти лет он выглядел очень молодо. Ясное дело, ведь спортом он занимался лет сорок с чем-то. При "Союзе" он состоял в Международной ассоциации любительского бкса, ко всему прочему, являлся заслуженным мастером спорта по кикбоксингу. Всех его спортивных заслуг перечислить не хватит времени, но он наотрез был лучшим тренером в Минске. Его, вроде бы, даже президент к себе приглашал, хотя наверняка не знаю.
Когда я только пришёл заниматься боксом, ещё в первом классе, я, разумеется, был тот ещё доходяга, но Дмитрий Сергеевич не отвернулся от меня. Он заметил мой искренний интерес к спорту и стал выращивать из меня бойца. Всё случилось не скоро, очень даже не скоро: на первых занятиях я, как и все, делал ОФП, растягивался, качал мышцы. Спустя некоторое время Дмитрий Сергеевич стал оставлять меня после занятий, я стал делать в два раза больше, чем остальные: больше отжиманий, больше приседаний, дольше растяжка и изнурительнее бег. Со временем тренер начал ставить мой удар, рассказывать про технику боя, про то, что важно бить не сильно, а часто, что нужно не бросаться на противника, а запутывать его и вести за собой. Скоро я стал одним из самых лучших в группе, а потом и самым лучшим учеником. Да, умение просчитывать ходы наперёд, свои и чужие, напористость и хладнокровность - всё это, безусловно, пригождалось не только в спорте, но и в повседневной жизни. Дела хорошо шли и с учёбой, и с друзьями. Вобщем, нет таких слов, которыми я могу отблагодарить этого человека. Скажу точно - на школьном этапе жизни он здорово заменил мне отца.
- Дмитрий Сергеич! Сколько ж мы не виделись?
- Да почитай, как три года будет! Ну, как ты сам? Уроки мои помнишь ещё?
- Скажите, вы тут как... откуда... какими судьбами?.. - ужасно волнительно было увидеться с тренером спустя целых четыре года.
- Да проходил тут мимо, заслышал, как лупит кто-то во всю, дай, думаю, зайду. А ты что же, прошлое решил вспомнить?
- Я тут разминаюсь для... кое-чего. - эх, не хотелось ему говорить, но от тренера такого не утаишь, особенно от Дмитрия Сергеевича.
- А, ясно дело, на побоище собрался. Всё понятно.
- Дмитрий Сергеич, помогите. Я уже всё испробовал, да как обычно...
- Неслаженно. Плавали, знаем. - верно, все мои агрехи он знал с малых лет. Ему я мог доверять больше, чем себе, да и не только в тренировках. - Ты торопишься, как обычно, и силу хочешь в удар вложить такую, чтобы противник в стратосферу улетел, а тебе вертеться надо не забывать. В боксе что главное?
- Ну, голова и ноги...
- Оно и верно! В них вся координация, забудешь про ноги - и всё, бой проигран.
Тренер подошёл к ящику с инвентарём, достал две резиновые палки для отработки ударов и встал за грушу.
- Давай почтальон, наклон, левой-правой и уход. - я провёл первую комбинацию. - Шаг! За шагом следи, здесь приставной от правой!
Спустя три попытки почтальон получился, но я не успел сделать наклон до конца - мне прилетело справа.
- А ну не спать! Сначала! Не спеши, не суетись! - атака почти прошла, но ещё нужно было отойти. Я попытался, но вышло только уклониться назад. Пошатнувшись на правой ноге, которая уже еле держала меня от усталости, я чуть не рухнул на спину. Дмитрий Сергеевич покачал головой.
- Надо вес держать на обеих ногах, а то тебя можно будет одним пальцем победить. Давай-ка другое попробуем. Эх, забыл ты мою технику...
Мы стали делать упражнения на доразминку ног: движение приставным шагом, приставной шаг с уклонами, которые постепенно перешли в удары. Я начал ощущать всё то, что чувствовал раньше на тренировках: боль в мышцах, но приятную, подзадоривавшую к действиям, к атаке, к работе над ударами; усталость, но ту, которая помогает тренировать силу воли, выносливость и стойкость. Каждое верное движение обеспечивало баланс сил, придавало бодрости духу. Наша тренировка длилась от силы минут сорок, но я чувствовал в себе заряда ещё на час. Хотя головой я не устал, но тело было подызмотано. В скором времени мы стали отрабатывать удары, я постарался максимально собраться перед началом. Мы решили сперва отработать комбинацию с почтальоном, чтобы довести дело до конца.
- А теперь не думай про руки. Забудь об их длине, весе, скорости. Думай о голове, которую нужно защитить, о корпусе. Сейчас вместо отхода делай уклон и переход - нужно подвигаться.
Я подошёл к груше. Вдох. Досчитать до пяти. Выдох. Почтальон, наклон, левой-правой - "бам" - я успел двинуться влево. Наконец-то стало получаться! Я проделал так ещё раз восемь и со всей силы двинул по груше с правой: она отшатнулась к батарее, наверху что-то оторвалось и отлетело в сторону, а груша свалилась на пол и чуть меня не зашибла - я успел отойти. Дмитрий Сергеевич заливался смехом: "Да, брат, последнюю хорошую грушу мне сорвал!" Я поглядел наверх: не такая уж и хорошая была эта груша, её цепь тоже оказалась со ржавчиной. Наверное, вначале меня смутил блеск стальной балки, поэтому эта груша и показалась мне надёжней остальных.
- Ладно, дружище, - сказал тренер, - к бою ты готов, молодец. Спасибо, что и старику напомнил, каково это - от души позаниматься!
- Да какой вы старик, ей богу! Это вам спасибо!
Я направился к сумке и начал постепенно переодеваться обратно, как вдруг у меня в голове всплыл вопрос, который я забыл задать при нашей встрече.
- Дмитрий Сергеич, скажите, а как вы после закрытия клуба живёте? Извините, может, очень личное, просто... интересно.
Дмитрий Сергеевич слегка прищури глаза, смотря на дыру в крыше, свет из которой постепенно начинал тускнеть.
- Да как ещё тут проживёшь. После того, как всех распустили, я ещё кое-куда устроился тренером, да с начальством не сошлись. Потом в один спортивный центр устроился, там ещё проработал год, да болячку у меня нашли - грыжа, причём целых две. Оно и понятно, мне уж шестой десяток идёт. - Да уж, столько событий всего за три года. Я не знал, как его подбодрить после этих слов, хотя он не сильно опечалился, даже, как мне показалось, его мысли перешли к более приятной ностальгии.
- А сейчас вы где работаете?
- Пока в магазин боксёрский устроился, консультантом, а там уж как выведет. Уважают меня в коллективе! - усмехнулся тренер, - "Папаней" называют, чудные!
Я был доволен тем, что у Дмитрия Сергеевича всё складывалось более-менее нормально. Застегнув куртку под горло и накинув шапку, я попрощался с ним и собрался уходить. Внезапно я услышал за спиной его голос.
- Всё-таки драться решил? Ты его сюда приводи, хоть в перчатках подерётесь, пока ринг ещё держится!
- Да я бы с радостью, но тут такое дело... Этот бой я должен окончить в нашу пользу.
- Хорошо, - понимающе кивнул он, - только следи за собой и никого не убей.
Как же мне не хотелось говорить Дмитрию Сергеевичу о том. что я собираюсь вести бой нечестно!