Шварцвальд. Мистический спецотдел

Эрфейри Юриэль стоял напротив звездного триединорога. Он же лежал на земле под ногами Яриэля, чье лицо корчилось в свирепом оскале, глаза источали слезы, а в груди разрывались алые и желтые всполохи. Яриэль замер, сквозь марево дергая крыло, что держалось на последнем сантиметре плоти. Останки ведьмы дымили синим и фиолетовым, голубой туман стелился над трупом келпи. Вороны, разинувшие клювы в немых криках, покрылись рыжими перьями. Ничто не двигалось, только вилась белая лента в сердце Юриэля. Он потянул ее вперед, и крыло вернулось на место, а Яриэль снял ногу и забрался на келпи.

«Я хочу, чтобы всего этого не случалось».

Юриэль жадно тащил ленту, наблюдая, как сам он бежит по лесу, лежит в корнях дуба и летит в лесопарк. Он тянул ленту, пока Йорг не вернулся к жизни. Тогда Юриэль, пригвожденный болтом к скамейке, вынырнул из своего физического тела и коснулся брата. Провел по здоровому виску. Обнял. Йорг не реагировал.

– Сюда ты желаешь вернуться? – пророкотал триединорог.

– Н-нет, – Юриэль потянул дальше. С облегчением он увидел, как оживают волк, Рейнеке, Людвиг. Он задержался в счастливом моменте воссоединения. Казалось, Людвиг вот-вот договорит слово «вместе», и ничего не случится.

– Сюда?

– Нет!

Юриэль принялся дергать ленту рывками, чтобы скорее вернуть к жизни загубленных детей, соседку, Кригера, бабушку и родителей.

Грянул удар копыта. Юриэль нашел себя на кургане фей, брат обнимал его, а рубашка рвалась на спине, прорастая крыльями.

– Еще мгновение, и ты рассоединишься надвое, – известил триединорог. – Крылья твои отойдут, и глаз ослепнет. Если ты не желаешь принимать договор, то дальше отправишься в человеческом теле, но здесь ты еще властен над ходом вещей.

– Какой еще договор? – спросил Юриэль.

– Сила, что меняет мир, всегда союз между жизнью и смертью, взаимное соглашение. Я передаю тебе всевластие, исполняя твое желание. Ты принимаешь всевластие, исполняя мое.

Юриэль слушал и видел то, что однажды уже испугало его. За звездной пеленой звериной шкуры проступали алые лица, бесформенные, будто тесто. Они вырастали одно из другого, корчились, стонали и выли, и за стенаниями звучали выстрелы, взрывы, сирены, пока все это месиво не выворачивалось в ядерный гриб, из которого вновь проступали лица.

– Нет. Нет! – Юриэль отшатнулся. – Ты хочешь, чтобы я убивал!

– Только ты решаешь, убивать или нет.

– И это вот, – Юриэль схватился за белую ленту, протащившую его в прошлое. – Тоже чья-то смерть?

– С каждым шагом назад настоящее исчезает, и если ты откажешься от всевластия, твое желание не случится. Но доколе я исполняю его, ты можешь пройти куда угодно, даже до самого рождения, и мне останется только ждать новой встречи. Ныне ты на пороге миров. Желаешь перешагнуть его или проявить силу фейри, как прежде пожелал оставить себе подсказки?

Юриэль понял, что речь о его снах. Ему снилось зеркало, снился Яриэль, ему даже снилась авария перед поездкой, но...

– Так, стоп. Прежде? – переспросил он.

– Посмотри, ты уже возвращался.

Юриэль ощутил, что лента разной толщины. Он растер ее. И р а с с л о и л.

†

Первый путь, когда Юрг еще не знал о Мистическом спецотделе. Близнецы переехали в Вальдхерц, и Йорг пропал. Юрг не видел Охотника, потому как спал крепким сном. Но когда бабушка умерла, и Юрг разговорился с соседкой, она рассказала ему про фей. Юрг так тосковал по брату, что отправился на поиски кургана. Чудом он вышел туда. Хотя Юриэль видел, не чудом, нет, его привел глаз фейри, что ведал дорогу домой. На кургане он встретил Йорга, и тот отдал ему второй глаз. Проросли крылья, феи грозили расправой, и братья бросились бежать. Юрг мчался меж деревьев и вдруг врезался в зеркало. В это чертово зеркало. Стекло буквально жевало его. Йорг пытался вытащить брата, но осколки вонзались ему в руки и грудь. Он отпустил и рухнул навзничь. Полосатая пижама побагровела от крови. Зеркало жадно заглотило Юрга, но триединорог еще успел носом нырнуть ему под ладонь.

Юрг пожелал, чтобы этого не случалось. Он наотрез отказался от всевластия и вернулся всего на пару минут, на курган, где пожелал бежать в другую сторону, подальше от зеркала, которого даже не видел из-за гномовых печатей.

†

Второй путь не отличался прошлым от первого, но Юрг и Йорг сбежали и вернулись домой. Да только своим желанием фейри вычерпал жизнь из брата, потому как следующим днем Йорг погиб от руки незнакомца. Это двойник Йофрида явился за Юргом и свернул шею его защитнику. Двойник утащил фейри в лес, к зеркалу, где отдал Юрга на съедение. Но триединорог вновь явил ему королевскую силу. Юрг вновь отказался. Однако он осознал свою ошибку и не желал желать. Он отступил в прошлый день, до момента, когда уже дома близнецы обсуждали свои грандиозные планы, и по наущение триединорога проявил силу фейри, что властны над мертвыми чувствами. Юрг забрал из радужной дымки оранжевый и желтый, аккуратно смешал и вложил в свою грудь. Этот коктейль обещал ощущение, будто все ему по плечу.

†

Сработало! Близнецы беспечно махнули в Мюнхен, чтобы прихватить Финна и переехать в Берлин. Донаты сыпались как из рога изобилия. Нет, не из рога, видел Юриэль, из кармана смерти, которая протащила Йорга через сказочное везение, когда новоявленный фейри, позабывший о прошлых петлях, додумался исполнить его мечту. Брат грезил о карьере журналиста и собственном издании. После хлопка крыльев он запросто уговорил участвовать в проекте топовых блогеров и готовил первый номер журнала «В теме». Финн взялся вести рубрику по трендам в распаковках. Юрг похвастался ему крыльями, и друг выпросил желание. Не прошло и дня, как Финн Нойманн стал первым в мире блогером с миллиардом подписок, а следом поскользнулся в ванне и разбил голову. Фейри не связал тогда смерть Финна и кровавое пятно на крыле. Он исполнял желания направо и налево, одержимый эйфорией. Команда Йорга сработала на ура, но он отложил выпуск журнала, чтобы посвятить первый номер Финну.

Тем временем двойник Йофрида договорился с истребителем вампиров обменять фейри на Людвига. Рихтер согласился. Он отправился в Мюнхен и явился к братьям. Истребитель строго соблюдал кодекс и главное его правило – не убивать людей, но в тот день рука сама дрогнула, и болт сорвался прямо в голову Йорга. Это верстальщик пропустил рассылку и отправил старый макет в типографию. Журнал вышел.

Рихтер вез Юрга к Йофриду, а крылья все больше покрывались пятнами. Снова двойник потащил фейри к зеркалу. Снова вступился триединорог. Но Юрг хотел только одного.

†

После трагедий третьей петли Юрг понял, что больше не хочет быть фейри. Он вернулся за день до семейной поездки, вложив себе в голову густой фиолетовый дым. И вот, Юрг до дрожи боялся ехать. Но он не учел, что позабыв обо всем, как обычно, уступит Йоргу. Родители снова разбились, близнецы снова переехали в Шварцвальд. Йорг исчез. Но на сей раз Юрг сболтнул полиции, что бабушка считала брата подменышем. Расследовать дело назначили детектива Баварского. Со скуки Людвиг втянул Юрга в мир чудовищ. Снова они сдружились, снова вампир помог с похоронами бабушки. И снова Юрг услышал от соседки о феях. Людвиг проводил его до кургана фей, уже под вечер, поглубже надвинув зонт. Но в мире фей Юрг за пару минут потерял три часа. Людвиг дожидался его и упросил Йофрида, чтобы тот присмотрел за вервольфом, но прежде, чем объявились близнецы, вампира расстрелял Охотник. Он исполнил желание и попал в полную власть Яриэля. Тот направил Охотника расстрелять Йорга и притащить фейри к зеркалу. Опять вмешался триединорог. Опять Юрг вернулся во времени.

Но прошлые петли заставили его всерьез поразмыслить. Если не сработает один парашют, значит, нужно несколько. Он снова выбрал день до поездки, но теперь напичкал себя фиолетовым с желтым, чтобы хватило смелости настоять на своем. Если же катастрофа неотвратима, если Йорг исчезнет, то рано или поздно они встретятся на кургане, и лучше если брат останется с феями. Там он будет в безопасности. С тяжелым сердцем Юрг забрал из воздуха алый и синий дым, смешал их в лиловую обиду. Он разлил ее ровно на том месте, где встанет, если зайдет на курган. Но чтобы не попасть в западню зеркала, нужно знать о нем все. И Юрг заготовил себе вещие сны. Он думал, что создает их второй парой крыльев, властной над живой природой. Разве мозг его не эрмиэль вита? Но он не уловил идеи переноса. Да уж, Яриэль объяснял толково. Если в этом мире не существовало клеток мозга с образом кровавого зеркала, он не мог их переместить. Юрг пожелал свои сны.

†

Каждая следующая петля приносила ему все больше боли, и в последней он сполна поплатился за свои ошибки. Герр Динер, Кригер, Людвиг, Рейнеке, Грета и Йофрид, нуси из пруда, и последнее пятно на крыле, нет, вовсе не Лена покинула мир, это Аделина с горя отправилась в путешествие и умерла, едва тронулся поезд – все они пали жертвами вещих снов. А ведь сны даже не помогли ему! Без воспоминаний Юрг не сообразил, что в отражении не двойник его, а мстительный старший брат. Все напрасно.

Юриэль озирался вдоль пятой ленты, он видел тех, кого хотел, так, будто деревья и здания таяли, видел издалека, но оттого смерти не мучали меньше. Как же ему спасти Йорга, родителей, чудовищ? Как все исправить?

†

– Почему ты всегда выручаешь меня? – спросил Юриэль у триединорога. – И почему всегда слишком поздно!

– Я прихожу тогда, когда ты готов загадать желание, – ответил тот. – Иначе я не могу передать тебе королевскую силу.

– И я всегда загадываю одно и то же, – вздохнул Эрфейри, высший в роду. – Но почему ты приходишь ко мне? Почему не позволяешь Яриэлю забрать мои крылья? У него желание так желание – сделать мир лучше! – сказал он с горечью. – А я только и хочу, что ничего не менять.

– Я тоже.

Юриэль вскинул брови, а триединорог произнес:

– Мир пребывает в гармонии. – Лики смерти на теле его угасли, рассеялись галактики и проступила доисторическая земля, где гейзером били неоновые всполохи алого и фиолетового. – Мир зародился из двух инстинктов – размножения и самосохранения. Короли и королевы возделывали его, ведомые жадностью. Они научили мир потреблять, обладать, отчуждать и защищать. – На крупе триединорога красный развезло до оранжевого, а фиолетовый до синего. Он продолжал: – Но королева Лириэль возжелала красоты. Миллионы лет она искала равновесие там, где острыми углами бодались вражда и жажда. Королеве удалось расщепить стяжание на созидание и силу, а отчуждение на разобщение и скорбь. – Оранжевый продлил желтый, а синий – голубой, земли в брюхе триединорога все больше походили на знакомые леса. – При ней появились первые люди, стали сложней животные, тела их источали чувства, которые размывались и смешивались, пока, наконец, сила и скорбь не сошлись в покой. – Голубой и желтый слились в зеленый, нутро триединорога озарила круговая радуга, ее лучи сияли ярко, но нежно, точно солнечный блик, нырнувший сквозь стекляшку. Вдруг радуга схлопнулась в белую искру. – Этих чувств оказалось достаточно, чтобы породить высшую движущую силу. Люди зовут ее любовью, душой, искрой божьей. Фейри зовут ее желанием.

Юриэль взглянул на ленту и узрел искру, растянутую сквозь время. Он погрузил палец в свое эфемерное тело и с любопытством ковырнул ее, искра испустила алый всполох, за ним фиолетовый. Юриэль испугался и отдернул руку.

– Искра пылает и дымит, обнажая насущное. Нужда. Созидание. Сила. Покой. Скорбь. Разобщение. Страх, – триединорог перечислял, а от пылающей искры в его теле отходили радужные лепестки. – Королева Лириэль привела чувства в гармонию, но не успела придать им безупречное равновесие, ибо фейри, ведомые весом страха и нужды, уничтожили ее. И теперь каждая грань колеблется, – лепестки рвано опадали и вздымались, пока он говорил, – от потребности до жадности, от радости до злорадства, от смелости до жестокости, от покоя до лени, от грусти до страдания, от одиночества до ненависти, от испуга до ужаса. Но даже так, – лепестки снова сомкнулись в белое пламя, – это лучшее из возможного, ибо каждый волен выбирать вес собственных чувств.

Юриэль усмехнулся. Будто так уж легко выбрать, насколько тебе больно, или внушить себе радость вместо тоски.

– Не каждый умеет, но каждый волен, – произнес триединорог, прочитав его мысли, и повел мордой в сторону зеркала. – Увы, Яриэль не сделает мир лучше. Он замыслил стереть нужду и страх, дабы избавиться от боли. Но боль есть мерило жизни, она обнажает утрату, которую надлежит восполнить. Без боли искра угаснет. Яриэль не сознает, что новые законы природы превратят тела в металл, а сердца в камень, все живое погибнет, а значит, весь триединый мир, ибо нет мира смерти без мира жизни, и нет времени без искры.

В лошадином крупе вращался земной шар, зелень его меркла, океаны иссыхали, движение замедлялось. Юриэль сглотнул. Он и сам бы не отказался избавиться от боли, но не такой ценой.

– Мир не желает гибели, потому когда Яриэль посягнул на королевскую силу, мир облек всевластие в плоть, а плоть стремится выжить, и я позволил фейри изгнать Яриэля. Они также отринули всякого, кто возжелал бы власти, до того сами страшились вымираний. Но всевластие во мне жаждет принадлежать королю. Я жду достойного мужа, который не разрушит гармонию, и я ждал бы вечность, но проснулся Яриэль. Его разбудил мстительный дух, поименованный Охотник. Когда он впервые покинул зеркало, я забил копытом, выдворяя из кладезя времени заклятья, отсроченные княжной. Поднялась буря, какой еще не знал Шварцвальд, тысячи искр угасли, но зеркало уцелело.

– Получается, двадцать лет назад. Это, что ли, ураган Лотар? – вспомнил Юриэль. Родители рассказывали, как едва не погибли, справляя рождество в Вальдхерце. Они гуляли в лесу, когда поднялся ветер. Деревья падали, точно костяшки домино, людей метало, как перья. Родители сутки выбирались из леса. Отец сломал ногу, а мама долго лежала в больнице, но Юриэль не помнил почему.

– Твоя мачеха потеряла ребенка, – сказал триединорог. – Ибо тот был назначен в уплату долга, но ты вошел в восьмой день.

Призрак из дуба тоже говорил о восьмом дне и ордене, который его запустил. Юриэль взглянул вверх и увидел только голубой небосвод в радужных пятнах. Он не мог ни постичь Бога, ни стащить его с небес, но чувствовал его присутствие в каждой искре. Почему же в ордене, дошедшем в своих изысканиях до фейских королей, не потрудились заглянуть в себя? Юриэль спросил:

– И что это за день? Восьмой день недели?

– Восьмой день года, – ответил триединорог. – Для фейри земля обращается вокруг солнца за семь дней, в каждом дне по двенадцать часов, в каждом часе по сорок девять минут, в каждой минуте по семьдесят семь секунд, а в каждой секунде по девяносто девять секунд. Восьмой же день – это временная петля, что случается, когда фейри еще в утробе извивают время. Тогда они рождаются о четырех крылах и властны над живой природой. Двукрылые же владеют одними мертвыми чувствами. И только король повелевает чужой волей.

Юриэль шумно вздохнул.

– А у вас там к королевской силе королевские мозги не прилагаются? Ничего не соображаю. Какая еще петля, какие еще секунды в секундах?

Он снова вздохнул и отер глаза, но закрыв их, заметил, что по-прежнему видит. Триединорог дохнул ему в лицо.

– Смотри не только по ту сторону или эту, но внутрь, смотри вблизи или издалека, глубже, дальше, смотри и увидишь.

Юриэль снова почесал глаза. Он уже пообвык видеть и мир людей, и мир фей, но будто просился под веки третий мир. Зрение расслаивалось, фокусировалось, двоилось, троилось. Юриэль зажмурился и распахнул глаза. Он видел в трех направлениях. Лес обычный. Лес фейри. Лес из нитей, связующих все живое. Между Юргом и Йоргом тянулся золотой шнур, едва заметный в объятьях. От них обоих простирались разноцветные нити, словно оголенные кабели, расщепленные веером. Юриэль отдалился, чтобы проследить, куда они ведут. Чугунная нить тянулась к Йофриду у края кургана, латунная нить тянулась к Людвигу, пара медных к Финну, целая россыпь железа и олова тянулась в Мюнхен, букет бронзы уходил в Россию, серебряные нитки сшивали со спецотделом.

В своем любопытстве он воспарил над курганом, городом, страной, континентом и даже планетой. Он, наконец, узрел время – белые ленты людей и животных тянулись сплошь, тогда как цветные искры фейри двигались, словно насечки. Открытый космос, казалось, холодил крылья, хотя Юриэль сознавал, что по-прежнему находится на кургане. Он вернулся в свое тело и обратился в прошлое. Он не тянул ленту из груди, но умозрительно шел вдоль нее и невольно выхватывал обрывки воспоминаний.

†

Вот Юрг смотрит в окно, где только что отразился Охотник, а Йорг сладко тянется.

– Ты чего, дер Гроссмана увидал?

– Нет, какой-то странный мужик.

– Дер Гроссман, по-любому. Явился за моим нерадивым братцем, который возится по ночам. Спи давай.

Юрг садится на диван, и надрывно скрипят пружины.

†

Кабинет семейного адвоката.

– То есть проще сжечь их, лишь бы вам не возиться с бумажками?! – кричит Йорг.

Юрг заражается его возмущением, хотя еще секунду назад думал, что кремация – отличная идея. Можно взять урны домой, и родители всегда будут рядом.

– Так не проще, так дешевле, – отвечает адвокат. – Родители не оставили вам сказочного наследства, вы можете рассчитывать только на социальное пособие. Вам не хватит денег, чтобы...

– Мы найдем! – перебивает Йорг. – Мы не позволим превратить их в горстку пепла!

– Мы не позволим, – вторит Юрг.

†

Йорг стоит в кулисах. Его трясет. Группа только что оттанцевала на фестивале, и Финн побежал смотреть видео, но Юрг уже знает, запись покажет, как Йорг перепутал движения. Брат бормочет:

– Ненавижу танцевать.

Поэтому когда Финн мечтает о новом проекте, а Йорг увиливает, Юрг говорит прямо:

– Мы не будем участвовать. Я ненавижу танцевать.

†

На столе гостиной лежит фотоаппарат, и на дисплее гаснет снимок с дефектом.

– Кто?! Кто из вас разбил мою камеру?! – допрашивает отец.

Юрг смотрит в пол, это он виноват.

– М-мы просто поставили ее на край, она сама упала, – бормочет Йорг.

– Кто из вас, я спрашиваю?!

– Боже, Том, это же рухлядь, а не камера, ты давно хотел новую, вот тебе и повод, – говорит мама из кухни.

– Нет, ты не понимаешь, они должны сознаться, кто виноват, должны нести ответственность!

– Папа, прости нас, – говорит Йорг.

– Прости нас, пожалуйста, – повторяет Юрг.

– Мне не извинения нужны, отвечайте, кто?!

– Томас! – окликает мама. Она выходит из кухни и хмурится. – Ты опять? Хватит уже, это наши дети, и точка.

Близнецы в замешательстве.

†

– Вот urod, – русским ругательством Йорг провожает парня, который заигрывает с Хлоей. Юрг не понимает, почему брат влюбился в эту девчонку, обычная же – две руки, две ноги, два хвостика, как у мультяшки. Совсем ничего особенного. Но Юрг поддерживает негодование брата самым страшным русским ругательством, которому научил дед:

– Rediska.

†

– Почему они дразнят нас русскими? Мы ведь родились здесь и даже не знаем русского языка. За что? – Йорг жалуется родителям.

– Значит, стоит выучить русский и дразнить их в ответ, – говорит мама. – А если не отстанут, хорошенько им наподдать. Хулиганы дразнят только тех, кто не может им ответить.

– Света! Чему ты учишь детей? – возмущается отец. – Им же всего десять! Не слушайте маму, никаких драк! Я схожу в школу и поговорю с учителями, они должны разрешить конфликт.

Отец идет на кухню. И мать ворчит ему вслед:

– Я учу их быть мужчинами, Том.

Йорг и Юрг переглядываются. Юрг произносит:

– Privet?

†

– Privet, – выговаривает Юрг по просьбе матери. Бабушка и дедушка на экране компьютера улыбаются, щебечут непонятные слова и просто тают от умиления. Юрг впервые подмечает, сколько радости приносит простое потакание чужой воле. В пять лет он еще едва соображает, но уже сознает, исполнять желания – хорошо.

– Pir... vet, – поднатуживается Йорг. Снова взрыв умиления. Мама смеется и обнимает близнецов, приговаривая:

– Мои котята.

†

– А лиса ам его! И съела колобка, – мама читает русскую народную сказку.

Близнецы лежат в кроватке-домике, свет еле сочится сквозь полог, и у Юрга слипаются глаза. Но брат вдруг заливается слезами.

– Что такое, малыш? Ты чего? – мама откладывает книжку и тянется к Йоргу. Юрг в недоумении.

– Хлебушек жалко, – хнычет брат. Юрг понимает, что оплошал с сочувствием, и собирается заплакать, но мама уже развеселила Йорга.

Завтра она расскажет отцу, как смешно разрыдался Йорг. А брат надуется и соврет:

– Это не я. Это Юрг!

И Юрг поверит.

†

– Я забрал результаты! – кричит отец с порога.

Мама, растрепанная и несчастная, качает колыбель. Она вздрагивает и вся сжимается.

– Ты же не переодевала их? – спрашивает отец, глядя на малышей.

– Н-нет, – шепчет мама. – Юрг в желтом и Йорг в голубом.

– Тогда я вскрываю конверт. Ты готова?

Мама всхлипывает, опускает голову на перила колыбели.

– Нет, – стонет она.

– Света, мы должны знать. Мы отдадим того, который не наш, в приют. А если оба не наши, значит, будем судиться с роддомом. Мы найдем нашего сына, я обещаю.

Отец шуршит бумагами. Йорг пыхтит, тянется к погремушкам, подвешенным над колыбелью. Юрг тоже начинает тянуться. Отец совершенно растерян.

– Не может такого быть, – бормочет он и перебирает страницы.

Мама отнимает голову от перил и хватает бумаги. Она никак не может найти там нужные строчки, слезы застилают глаза.

– Они оба мои сыновья, – произносит отец. – На девяносто девять и девять. Но я же знаю, что один из них подменыш! Я сделаю тест еще раз!

– Не надо, Том, – мама плачет. – Я уже не уверена. Может, я и правда родила двоих.

– Нет! Один из них чужой!

Близнецы пугаются и поднимают крик.

†

Руки княжны опускают Юриэля в кроватку с новорожденным. Морда триединорога нависает над ним, а дальше он уже ничего не видит, лишь ощущает теплый, тесный мир. Юриэль становится все меньше, тело съеживается, теряет всякое осознание, обращается в клетки, как вдруг нарастает, взрослеет, уже шевелит ручками и ножками, барахтается. Теплый, тесный мир краснеет. Юриэль становится все меньше, тело съеживается, теряет всякое осознание, обращается в клетки, как вдруг нарастает, взрослеет, уже шевелит ручками и ножками, барахтается. Теплый, тесный мир краснеет и жжется. Юриэль становится все меньше, тело съеживается, теряет всякое осознание, обращается в клетки, как вдруг нарастает, взрослеет, уже шевелит ручками и ножками, барахтается. Теплый, тесный мир краснеет, жжется и гремит. Юриэль становится все меньше, тело съеживается, теряет всякое осознание, обращается в клетки, как вдруг нарастает, взрослеет, уже шевелит ручками и ножками, барахтается. Теплый, тесный мир краснеет, жжется и гремит. Алая пелена проникает под веки, в ноздри, горчит на языке.

«Я не хочу боли!»

Алая пелена горчит на языке, проникает в ноздри, под веки. Внутри набухает и распирает фиолетовый ком. Тельце корчится в тюрьме живота. Порывы ветра точно удары наотмашь. Грохот. Треск. Скрип ветвей в путах веревок.

†

Юриэль отпустил ленту и вынырнул из топей воспоминаний. Даже взрослым он не смог того выдержать, неудивительно, что младенцем он вошел в восьмой день. Только теперь он сообразил, что время тогда извивалось восьмеркой. Снова и снова он раскачивал качели, пока не пролетел мимо боли. И потому он родился позже на четыре человеческих года. Но если тогда он смог избежать боли, значит, и теперь сможет. Он обязательно нащупает те обстоятельства, где все останутся живы. Юриэль взялся за ленту и расслоил ее. Только пять вариантов, где же шестой? Где тот, следующий? В поисках будущего Юриэль ощутил, как гудит воздух. Сотней бабочек порхали вокруг обрывки перламутра. Пылали крылья, непривычно тяжелые.

– Это что? – спросил Юриэль, озираясь. Он увидел за спиной третью пару, что походила на лоскутное одеяло и свисала до пят.

– Ты принял власть над внутренним миром и загадываешь желание, – ответил триединорог. Он терял цвет, грива его седела.

– Желание?! Какое еще желание? Я видел прошлое и хочу видеть будущее, ты же сам сказал, что я могу смотреть куда угодно.

– Ты не можешь увидеть то, чего нет. Будущего не существует. Существуют намерения, которые, соприкасаясь друг с другом, создают события, которые порождают намерения, и так до бесконечности. Если ты хочешь увидеть будущее, тебе нужно сложить намерения воедино и, если угодно, вернуться во времени, но это потребует столько жизней, сколько намерений ты сложишь.

Юриэль выставил руки вперед, точно отталкивая что-то, и выдохнул.

– Так, давай без желаний. Я не собираюсь принимать эту ужасную силу. Забери лишние крылья и просто дай мне подумать.

Третья пара схлынула, как жидкий азот, и обрывки растаяли в траве. Юриэль побрел по кургану. Над близнецами, точно коршуны, нависали фейри в своих дымчатых гнездах. Княжна тянула к ним руки. Лицо ее, юное и прекрасное, обезобразил страх, радужные волосы разметались. То, что Юрг принимал за кружева крыльев, вблизи оказалось выцветшими пятнами. Сколько желаний она исполнила? Скольких убила? Пусть сама разбирается с Яриэлем. Все, чего хотел Юрг, не чувствовать боли. Никого не терять. Жить вместе с братом, получать нагоняи от родителей, ходить в школу, зависать в кофейнях, дурачиться с Финном, звонить деду по видеосвязи, чтоб он ворчал про «эти ваши хенде хохи».

Ладони, липкие от крови. Пустой взгляд голубых глаз.

Юриэль бросился в свое физическое тело, что противилось братским объятиям. Ощутил саднившие крылья, жжение в глазах, запах пота и хвои, шелк волос. Ну, почему, почему его руки обвисли, как плети? Юриэль не мог по-настоящему обнять брата, пока не вернется время, только эфемерно, без чувств. Он уставился в небо, где клубился радужный дым. Что ему выбрать? Как свернуть с проторенных путей?

– Я что-нибудь придумаю, Йорик, мы вырвемся отсюда, обещаю, – шептал Юриэль. Он перебирал ворс в своей ленте, снова и снова просчитывал варианты – где-то должна быть лазейка. – Сейчас, Йорик, родной, что-нибудь... Йорик?

Ну, конечно.

Если бабушка не приедет за ними, братьев отправят в Россию. Они никогда не попадут на курган, и Юриэль никогда не станет фейри, а значит, Йорг останется жив.

– Я все придумал! – он радостно обернулся к триединорогу. И только теперь заметил, что в веере нитей из груди одна тянется к зеркалу. Нет, не одна, две, вторая от Йорга. Обе из серого металла, но источавшие ядовитое, радиоактивное излучение. Связь, которая отравляет и отнимает жизнь.

Юриэль в сердцах схватил их, чтоб разорвать. Обрывки вгрызлись в спину с новой силой. Крылья развернулись, воспылали, жадно зашли на замах. Юриэль разомкнул пальцы. Успел. Нити подрагивали, будто дразнили. Юриэль проследовал за ними и всмотрелся в стекло. Нити ныряли глубоко во тьму, где проступал силуэт Яриэля в черной тунике. У него из груди тянулись и другие ядовитые связи, но Юриэля изумили блеклые белые полосы.

– Это что, петли?

– Верно. Яриэль возвращается вместе с тобой и помнит всякий свой путь, – известил триединорог.

Взгляд Яриэля взметнулся, а губы обнажили хищный оскал. Юриэль вздрогнул, отступил, но увидел Йорга, который обнимал его посреди кургана. Он обернулся к зеркалу. И сжал кулаки.

†

Юрг брел по комнате и касался полок, стола, подоконника. За стеклом теплился рассвет. Йорг спал, хмурясь и кутаясь в одеяло. Через час он проснется и растолкает брата, сокрушаясь, что во сне провалил тест. Тогда они решат повторить формулы, выберутся на кухню и включат кофемашину. Шум разбудит отца, и он разгонит их по постелям, а после заглянет мама с кофе и бутербродами.

Через час... Йорг не застанет его.

Юрг вытащил чемодан, сложил туда самое необходимое из одежды, кроссовки, осенние ботинки, зубную щетку, зарядку для телефона, одну из пары матрешек, мультирамку с лучшими фото из блога и полицейскую машинку. Он приготовил рюкзак, проверил документы, опустошил шкатулку, куда братья прятали деньги на переезд в Берлин. Вынес вещи к дверям, накинул мантию. Затянул браслет на запястье, тот самый, один из двух, что братья сделали друг для друга. И присел рядом с Йоргом.

– Я буду тосковать по тебе, – прошептал Юрг и коснулся губами его виска. Хотелось разбудить, обнять на прощание. Хотелось столько сказать! Но Юрг заставил себя уйти. Он заглянул к родителям. Те спали спиной друг к другу. Они часто ругались. Теперь Юрг понимал почему – отец всегда помнил, один из его сыновей чужой, а мама... мама считала, Бог ли, дьявол ли, но ей вернули потерянного первенца. Юрг чувствовал это сквозь позолоченную медную нить. И видел тонкую, но золотую связь с отцом. Вероятно, тот не считал изменой свидания с прекрасной феей во сне.

– Зря ты всю жизнь искал чужака, – произнес Юрг с понурой улыбкой. – Но спасибо, что вырастил меня. Спасибо вам обоим. Я люблю вас. Простите меня и постарайтесь жить мирно.

Он прошел в коридор, обулся, взял чемодан, рюкзак, потянулся к дверному замку.

Йорг никогда его не отпустит. Юрг бы не отпустил. Он бы винил себя, ненавидел, он бы рыдал днями напролет, завалил экзамены, забросил учебу. Он бы изводил родителей, все бы выведал и сбежал на поиски. Поехал бы в Вальдхерц. А там нить неминуемо сведет его с зеркалом.

Юрг стукнулся лбом о дверь. Зажмурился. Рвано вздохнул. Он все бы отдал, чтоб избавить брата от страданий, но он не вправе убивать. Ему остается последний единственный шанс все исправить.

Когда Юриэль открыл глаза, за спиной распустились шесть крыльев, яркие, точно солнце.

– Давай уже рассчитаемся, – сказал он триединорогу, белому, точно луна. – Загадывай желание, только... – Юриэль закусил губу. – Пожалуйста, выбери сам, из кого мне черпать жизнь. Пусть это будет не Йорг, не родители, никто из моих, ты же знаешь их, правда?

Юриэль не мог выбрать. В мире миллионы людей, которые убивают, насилуют, грабят, торгуют наркотиками, обманывают и причиняют боль, но все они владеют искрой. В каждом есть что-то хорошее. Кроха нежности, капля любви. Даже если она погрязла в ядовитом чаде разобщения. Какое право он имел тушить эту искру, лишать ее возможности просиять? Если каждого можно простить...

†

– Что ты наделал?! Так нельзя! – ругается Йорг.

Близнецы сидят в углу комнаты. Другие малыши хныкают среди игрушек. Этажом ниже рыдает воспитательница, воют сирены. Мальчик упал с лестницы и разбился. Никто его не толкал, но Юрг пристально смотрел ему вслед.

– Он обидел тебя, – отвечает фейри. За его спиной клубится перламутровая дымка.

– А я не обиделся! И вообще, каждого можно простить.

– Почему? – недоумевает Юрг.

– Потому что в каждом есть что-то хорошее, – Йорг шаркает ножкой. – Нельзя никому вредить.

Юрг глазеет.

– Никогда не вреди другим, ладно? – Йорг неуклюже обнимает его. Юрг обнимает брата в ответ, он любит его обнимать – неосознанно льнет к своей половинке фейри. И чтобы не утратить объятия, он клятвенно обещает:

– Ладно!

†

Он держал слово. Он верил ему, как единственной истине. Не разумом, но всем сердцем. Потому даже убийцу брата Юриэль не желал умерщвлять, и его нестерпимо терзало, что придется нарушить клятву.

– Забери мою жизнь, – предложил триединорог. – Я лишь оболочка, сосуд королевской силы. Я могу служить королю, но только питаясь искрами. Хочешь ли ты оставить меня при себе?

– Подожди, как же я без тебя, я еще столько не знаю, а если вдруг... – увиливал Юриэль.

– Вся мудрость мира уже внутри тебя.

Юриэль закачал головой, зарылся пальцами в волосы.

– Нет, я не могу так. Ты живой, у тебя есть тело, разум, есть искра...

– Она угаснет без пищи. Не держи меня. Я достаточно жил для того, кто явился в мир по чужой воле, – произнес триединорог, переступая копытами. – Умереть для меня значит вернуться однажды существом свободным и своевольным. И я хочу возродиться в мире, где искры расщепляются в радугу чувств. Сохрани его для меня, король Юриэль.

Триединорог склонил к нему свою белую морду. Юриэль дрожащими ладонями обхватил его нос и ощутил невероятную силу, которую мог исчерпать.

– Загадывай. – прошептал он.

– Ты загадывай, а я повторю, – ответил триединорог.

– Почему? – не понял Юриэль.

– Тебя терзает жажда. Если не усмиришь ее, уподобишься Яриэлю. – Триединорог повел мордой, указывая на грудь, из которой рвался кроваво-красный дым. – Если справишься, мое желание ты исполнишь само собой. Я верю в тебя.

У Юриэля сдавило горло. Он огладил морду триединорога и прислонился к ней, задыхаясь от боли.

– Я только хочу, чтобы моя семья не страдала, чтобы Яриэль никогда не добрался до них. Прошу, загадай, – слезы скользнули по щекам, – дабы отовсюду, что не при мне, исчезла память о человеке, нареченном Юрг Шиллер, дабы не осталось ни связей с ним, ни горя утраты.

Триединорог повторил желание. Крылья напитались его жизнью, воспылали и сомкнулись в мощном рывке. Все вокруг затопил густой свет.

И явился король.

Крылья его волочились шлейфом. Зрачки разделились натрое и смотрели врозь. Тело не чуяло ни нужды, ни жажды. Время его простиралось на миллионы лет вперед.

Грудь мерзла. Юриэль ощупал ее и заметил, как многие нити погасли, а те, что еще сияли, меркли на полпути. Он заглянул в детскую. Там все переменилось. Посреди комнаты стояла только одна кровать. На ней спал русоволосый парень, хмурясь и кутаясь в одеяло. Даже черты лица его немного отличались, Йорг стал больше похож на маму. Видимо, прежде они делили на двоих внешность Юрга. Но главное, что из груди Йорга больше не тянулась ядовитая нить к Яриэлю. А между бывшими близнецами по-прежнему вился золотой шнур, потому что Юриэль был привязан к Йоргу как никогда. Все это ради него. Король с трудом заставил себя уйти. В коридоре таяла груда перламутрового пепла. Юриэль опустился на колени и нырнул пальцами в останки.

– Спасибо тебе, Триэль.

Имя явилось из глубин памяти, словно чужая вещь среди домашнего хлама. Юриэль понадеялся, что добудет оттуда еще что-нибудь, вроде мудрого решения всех проблем, но он по-прежнему не знал, как ему быть.

Кто-то заворочался в спальне. Тикали кухонные часы. Сделка состоялась, и время вернуло ход. Юриэль поднялся, взял чемодан, подхватил рюкзак и затворил дверь, но петли предательски скрипнули.

– Йорг? – окликнул отец.

Юриэль нырнул за угол и затаился. Снова скрипнула дверь и хлопнула, что есть силы. Юриэль, казалось, слышал ворчание, так живо угадывал недовольство отца в багровой дымке. Король развеял ее на прощание и вызвал лифт. Он свернул крылья, соединил глаза и снова выглядел, как обычный парень. Феи не могли так, даже князья и королевичи не могли, но король мог. Он выбирал, как выглядеть, где бывать и что видеть, но не желал желать. Он прожил без всякого волшебства шестнадцать лет и проживет еще сколько угодно.

Двери разъехались, и Юрг вкатил чемодан. Такой родной лифт, такой родной коридор, хотелось обнимать стены. Юрг вышел через силу. Узкая улица встречала прохладой. Солнечный свет соскальзывал с покатых терракотовых крыш и едва касался макушек зданий. Щебетали птицы. Юрг глубоко вздохнул и пустился в путь. С каждым шагом он ощущал непомерную тяжесть. Всю жизнь он избегал боли, бежал от нее, бежал без оглядки, спотыкался, падал, полз, а теперь встретился с болью лицом к лицу – спас близких от смерти, но не забыл о ней. Воспоминания раздирали, хлестало чувство вины, каленым железом жгли потери – Юрг встретился с болью и не мог отвернуться. Как вообще это вынести? Иди вперед и сделай мир лучше, говорил Людвиг. Но Юрг умел только идти вслед за Йоргом. Больше нет путеводной звезды, нет маяка. Он потерял его. Потерял все. Нет, не все, осталась любовь к брату, к родителям, к друзьям, любовь горела в нем, точно пламя свечи, и Юрг разжигал ее до факела, до безудержного пожара. Ради любимых он разберется с Охотником, ведьмой, двойниками, с чертовым Яриэлем, а после вернется в Мюнхен, поселится где-нибудь по соседству и сдружится с русоволосым однофамильцем.

«Привет! Мне по ходу твою посылку выдали, я тоже Шиллер, только не Йорг, а Юрг».

«Да ладно? Вот это поворот. Ну, спасибо, что занес».

«А не знаешь, где здесь можно выпить сносный кофе?»

Юрг улыбался сквозь слезы.

†

Он толкнул дверь и попал в вестибюль, древесный, пыльный, пропахший кофе. Чемодан Юрг приставил к столу, помахал улыбчивой травке и отправился к лестнице.

– Эй, куда?.. – окликнула Аделина, стаскивая наушники.

– К начальнику! Третий этаж, я знаю.

Юрг шел наверх, а позади звучали вкрадчивые шаги. Он развернулся, застав кобольда врасплох.

– Мне яблоко, будьте так добры, – произнес он с теплом.

Герр Динер округлил глаза, встопорщил усы и помчался в кухню. Хвостик его красного колпака подпрыгивал, когда коротышка кобольд перешагивал ступени. Юрг поднялся на третий этаж. Он не стал стучать, а сразу потянул за ручку и распахнул дверь. В ноздри нырнул животный запах. За столом дремал Кригер, по-волчьи сложив голову на кулаки. Юрг прочистил горло. Вервольф вскинулся.

– А? Что?! – точно гавкая, пробасил он и шумно втянул воздух.

– Добрый день, – сказал Юрг. – Я только переехал и ищу работу. Слышал, вашему вампиру нужен помощник?

Интерлюдия: Йорг Шиллер

Я не отражаюсь.

Мой брат-близнец пропал. Родители испуганы. Они спрашивают, не заболел ли я, не переучился ли? А я спрашиваю, где Юрг?! Зачем вы вынесли его кровать?! Где все его вещи? Я выдвигаю ящики комода, швыряюсь на полках в шкафу, вещи летят на пол, но среди них нет ни одного двойного комплекта.

Мама проверяет мой лоб, отец велит взять себя в руки. Я натягиваю одежду, давлюсь тостами, ошалело озираясь в поисках брата. Шутка затянулась! Отец выгоняет меня в школу, куда изволь явиться даже в день собственных похорон. Хлопает дверь, и я достаю телефон. Ну, нет! Пропал контакт «Юрик», а на заставке снимок двух русоволосых парней. Проверяю блог «Я и мое отражение», там сплошные кофейные чашки и криповатые фото про то, как я увел отражение из зеркала и теперь живу с ним. В галерее нахожу парные фото и одиночные исходники. Смутно припоминаю, я тот еще мастер монтажа и мистификаций. Какого черта? Мы же вели блог «Замурррчательно одинаковы»! Милые котики, а не самосталкер.

– Нашел время залипать в телефоне, – ворчит Финн. Он выходит из соседней квартиры, смурной и заспанный. Его розовые волосы уже совсем побледнели, и отросли темные корни. Скоро он снова сменит цвет.

– Ты не знаешь, где Юрг?! – бросаюсь к нему.

– Какой еще Юрг? – бормочет друг. – Давай двигай, опаздываем уже.

– Как это какой, мой брат!

– Впервые слышу, – отвечает он, вызывая лифт.

В школе тоже никто не помнит Юрга. За партой со мной сидит не брат, а Хлоя, заноза моего сердца. Сегодня контрольный тест, и она приоделась, завила волосы, ресницами хлопает. Ее рука касается моей руки. Сам себе не верю, но мне не до этого! Я набираю сообщение кузине из России, может, это какое-то местное помешательство, но она тоже пишет, что Юрга не знает. И что у меня kukushka поехала.

Да что здесь происходит?! Вы издеваетесь?! Почему все в один голос твердят, будто нет такого человека Юрг Шиллер?! Но я-то помню, мой брат никогда не был человеком. Я с детства знал, что Юрг фейри. Лет в пять у меня жутко чесался правый глаз, я вылез из кроватки и побрел к родителям. В полутьме я шел на звук яростного шепота.

«Один из них подменыш, я должен знать кто!»

Мама отвечала совсем тихо, и я снова слышал отца:

«Потому что мы должны от него избавиться!»

Я испугался. Бросился обратно, спотыкаясь и считая углы, а когда вбежал в комнату, увидел вдруг, как за спиной Юрга клубилась перламутровая дымка. Она свилась в форме крылышек и рассеялась. Я мог бы принять ее за сон, но я еще не раз ее видел, если хорошенько прищуриться и смотреть изподвыподверта. Но главное, что я уяснил, если я сознаюсь кому-нибудь, Юрга у меня отберут. Потому я всегда защищал его, выгораживал, делал все, чтобы нас не могли различить и разлучить.

Скажи мне кто сейчас, мол, твой брат фейри, я бы покрутил пальцем у виска, но тогда мое доверчивое детское сердце едва вмещало восторг оттого, что дома у меня есть волшебный двойник. Сказки уверяли, подменыши – зло, но Юрг никому не вредил, наоборот, помогал и приносил удачу. Все у него получалось, и я, бывало, уговаривал его не усердствовать, потому что сам за ним не поспевал. Юрг не обижался, он принимал на веру каждое мое слово, даже когда мы повзрослели. Иногда мне казалось, брат отстает в развитии, такой он был беспомощно милый в своем неумении врать и безразличии к девушкам. Но я помнил, это потому что он фейри. Волшебный двойник. Лучшая часть меня. Добрая. Светлая. Я так хотел ее сохранить! Без него я поблекшая ксерокопия самого себя.

Я рассеянно заполняю тест, отказываюсь обедать, мне плохо, оставьте меня! Мне не нужен этот мир без моего брата. Учитель отправляет меня в медпункт. Меня трясет. Сердце колотит изнутри, точно клаустрофоб. Родители приезжают за мной посреди рабочего дня. И я требую с них ответа:

– Это вы избавились от Юрга, да?! Вы поняли, наконец, кто из нас подменыш, и... и... Боже, неужели вы убили его? Вы сунули его в печь? – я захлебываюсь слезами. – Поэтому все забыли о нем?!

Родители забирают меня с собой, обещают отвести к Юргу, и мы едем, но не в сторону дома. От парковки они ведут меня к длинному песочно-желтому зданию с тремя арками на входе. Постамент с чашей и змеей. Я бросаюсь назад.

– Котенок, пожалуйста, тебе нужна помощь! – умоляет мама.

– Не нужна мне помощь, мне нужен Юрг! Верните мне брата!

Отец тащит меня в клинику, я вырываюсь, но санитары уводят меня в детское отделение психосоматики. Меня запирают в палате. Белые стены. Красные шторы. Картина с цветами над изголовьем кровати. Я слышу, как мама объясняется с врачом, не слова, только голос, тревожный и торопливый. Меня душат слезы. Я не сумасшедший! Безумие – то, что меня окружает. Сплошной подлог! Я помню Юрга, как самого себя, ярко, отчетливо, он был, точно был, и никто не заставит меня усомниться.

Ко мне заходит врач, спрашивает, заискивает, едва ли не сюсюкает со мной, но я не поддаюсь. Брожу по палате, точно загнанный зверь. Врач вздыхает.

– Давайте примем лекарства и успокоимся.

Знаю я их лекарства! Овощем меня сделают, и что толку? Пререкаюсь, отнекиваюсь, выбиваю таблетки с подноса. Меня сворачивают и колют. Сердце бухает. Мышцы разжимаются, сознание гаснет. Но я никогда, ни за что...

не забуду брата.

Сводка по делу № 12

Феи (фейри) – волшебные существа из европейского фольклора, ведущие скрытый образ жизни. Понятие «фейри» также служит общим названием для ряда схожих мифологических персонажей, таких как пикси, кобольды, лепреконы и другие. Но в массовой культуре представление о феях сложилось, как о прекрасных девах с крыльями насекомых, такой облик они получили в эпоху романтизма, до того больше походили на сморщенных карликов или эфемерных фигур, а также летали без крыльев. Феи бывают разных размеров, живут поодиночке и в сообществах, по характеру обычно добродушны, но обидчивы. Вместе феи ведут праздный образ жизни, пируют, танцуют и музицируют, отзвуки их празднеств можно услышать на кургане фей. Правят феями королевы, реже семейные пары. В мире фей время течет иначе. В мире людей им угрожает железо, рябина, церковные колокола, вывернутая на изнанку одежда и хлеб, как символ покорения природы. Феи склонны похищать взрослых людей и подменять младенцев. С одной стороны считается, что похищенные в мире фей живут счастливо, с другой – чахнут от тоски по родным и близким. Есть версия, что похищениями феи платят дань дьяволу.