Горят огни

Кто сказал, что в жизни что-то бывает просто? Казалось бы, что наплевав на все, что только можно, мы с Костей наконец сможем быть вместе, и даже вроде как прояснили все, что касается наших чувств друг к другу: по крайней мере, ночью на курилке клуба и следующим днем я понимала именно так.

Проблема заключалась лишь в том, что Костя, видимо, понял иначе. Возможно, дело в разных взглядах на жизнь и отношения, а может быть, так сказалась семилетняя разница в возрасте? Хотя этой разницы между нами никогда не чувствовалось, но что-то все равно было неверно, как будто от меня ускользнула какая-то маленькая, но важная деталь. После моего возвращения я остановилась у Кости, и сложно было сказать, чье это решение: мое или его? Вроде бы сначала я не хотела никого видеть и была только рада таким обстоятельствам, но с другой стороны мое пребывание в Костином доме было вообще ни на что не похоже.

Парень постарался окружить меня заботой, но выражалась она по большей части материально: дорогие вещи, к которым мне было даже неловко прикасаться, большая красивая комната с собственной ванной, книги и диски с фильмами для домашнего кинотеатра. Да, в доме было все, о чем мне достаточно было только подумать, но я даже не могла никого позвать в гости, потому что в тот же момент рядом нарисовывался Костя и начинал занудствовать на тему безопасности. Интернет почему-то не работал, мобильная сеть — тоже, и без ведома Жилинского я не могла ни с кем связаться, а он постоянно уходил от темы.

О том, чтобы выйти из дома, даже речи быть не могло.

Вообще-то, Ник заезжал пару раз, и мне даже удалось с ним переговорить, но старший брат тоже твердил, что к бабушкиному дому мне даже приближаться нельзя, что меня могут выследить и лучше пусть вообще люди Елисеева думают, что я мертва: как раз сейчас распространяются соответствующие слухи, мол, я погибла еще возле клуба. Ник говорил, что пока не закончилось лето, мне лучше даже не выходить за порог, а к сентябрю Костя обещал выхлопотать для меня домашнее обучение, чтобы я и дальше сидела в четырех стенах.

Если подобные меры я еще могла хоть как-то понять, пусть и не одобряла, то поведение самого Кости никак не желало укладываться в голове: как будто все, что было несколько дней назад, совсем ничего не значило, да и вообще он словно избегал меня, как будто мы совсем чужие друг другу люди. Может, раньше, когда я еще ничего не знала, я постаралась бы придумать этому какое-то оправдание, но не теперь, только не после всего, что произошло этим летом.

Ощущение складывалось такое, как будто я в плену у своих же, и сидеть в этой дурацкой золотой клетке из худших турецких сериалов было невыносимо: тем более тогда, когда я уже была в курсе, что вот такая вот «безопасность» порой обходится слишком дорого.

Возможно, кто-то сейчас рискует жизнью ради того, чтобы моя собственная не была подвержена вообще никаким рискам. А я вообще-то неплохо справлялась, и за все лето никому из ребят ни разу не нужно было сломя голову бросаться меня спасать, а вот мне рисковать из-за чужих оплошностей приходилось. В один вечер во время очередной попытки честно поговорить с Костей я даже расколошматила половину дорогущего сервиза в попытке прояснить свою позицию, но это тоже не помогло, а следующим утром был доставлен точно такой же новый сервиз.

С каждым новым днем мое положение устраивало меня все меньше и меньше.

Он стал бы превосходным политиком, если бы вдруг захотел попробовать. Свое обещание, данное еще в Заречье, парень вроде бы сдержал, но весьма условно: рассказал мне правду, но только то, что я смогла выяснить и сама, хотя он знал гораздо больше, чем было достаточно мне, ведь он сам принимал непосредственное и очень активное участие в происходящем. Разумеется, самой важной и интересной информацией со мной никто и не думал делиться.

Правда, вторую часть моих условий Костя выполнил без подвоха: переоборудовал какое-то помещение под штаб-квартиру, раздобыл для ребят жилье с более-менее комфортными условиями, помог им с документами и даже оформил в штат компании — это только с его слов, обобщенно, без каких-либо деталей. Правда, я с трудом могла вообразить, на какие должности в этих криминальных системах можно было нанять сразу пятерых человек, особенно пятнадцатилетнюю Зою, но в такие подробности меня не посвятили. Вообще-то, по уговору то же самое должно было произойти и со мной, но, похоже, Костя и не собирался давать мне заняться делом.

В один из совершенно одинаковых для меня дней, которые тянулись бесконечно медленно, я предприняла новую попытку поговорить с ним. Последнее время мы не виделись и никак не пересекались в доме, и я не понимала причин такого отношения к себе: можно ведь было объяснить по-человечески, а не держать меня в неведении. Несмотря на то, что мой майский побег и впрямь был очень безрассудным и глупым, я все же достаточно хорошо за это время показала, что могу постоять за себя. Совсем необязательно держать меня взаперти, разве что на цепь не посадили для усиления драмы.

Если я не интересую Костю как девушка, в чем я за время обитания у него только убедилась, то тем более у него нет причин любезно предоставлять мне жилье. Ник попросил? Вполне вероятно, но наверняка есть и другие места, где меня можно было поселить: нашлись же квартиры всем ребятам. В том, что Костино признание и наш поцелуй были ошибкой или и вовсе предлогом, чтобы я пошла с ним и согласилась вернуться, сомнений больше не оставалось. Господи, он ведь мог бы тогда просто отвезти меня домой, к бабушке, и не было бы вообще никаких проблем, я бы сама дальше со всем разобралась.

В конце концов, какая разница, если бы я безвылазно сидела в своей комнате у бабули, результат был бы тем же: никто бы и не узнал, что я там, живая и вполне себе здоровая. Слишком многое требовало прояснения, и я намерена была получить ответы немедленно: я устала от бессмысленного ожидания непонятно чего.

Когда я, подгадав момент, чтобы Костя был дома, зашла в его комнату, парень сидел за столом и задумчиво курил, рассматривая вид из окна. Август только подошел к середине, а погода уже портилась к осени: небо заволокли низкие свинцовые тучи. Сделав глубокий вдох и набравшись воинственности, я решительным шагом подошла к Жилинскому.

— Может, ты все-таки объяснишь мне, что, в конце концов, происходит? Я целыми днями сижу тут одна, без связи с внешним миром, и даже не имею понятия о причинах такой изоляции. Думаешь, так можно? Сначала признаешься в любви, а потом делаешь вид, будто меня и вовсе не существует, пропадаешь где-то все время. Как это называется? — он никак не отреагировал. Вообще никак, даже не посмотрел на меня, как будто я была пустым местом, и это задевало сильнее любых слов. — И перестань курить наконец! Дымишь, как паровоз! — разозленная отсутствием какого-либо ответа, я вырвала из его пальцев сигарету и выбросила в открытое окно, даже не затушив.

Я надеялась, что хотя бы сейчас Костя если не даст вразумительных объяснений, то как минимум прислушается к моим словам, но это было слишком наивно с моей стороны. Парень, невозмутимо достав новую сигарету из пачки, чиркнул зажигалкой и заговорил лишь после того, как несколько раз затянулся и выпустил дым.

— Странно. Я думал, за столько времени, что ты провела, шатаясь по клубам, ты уже к такому привыкла.

Молча снести этот выпад оказалось выше моих сил. Он имеет право злиться сколько угодно — в конце концов, я действительно наворотила много дел и наверняка создала ему и Нику немало проблем — но сказанные слова ведь совсем не о том. Главные вопросы Костя так и вовсе пропустил мимо ушей, зацепившись лишь за последнюю, вырвавшуюся от досады фразу.

— Меня в данный момент интересуешь ты, — заметила я, — но речь была вообще не об этом.

Я, конечно, не стала пытаться проповедовать ему здоровый образ жизни, которого и сама не всегда придерживалась, хоть никогда и не пробовала курить. Вообще-то, прожив с курящими ребятами больше двух месяцев, я уже гораздо более спокойно относилась к запаху табачного дыма, просто меня на самом деле разозлило, что сигаретой Костя был заинтересован намного больше, чем мной, и снова будто увиливал от неизбежного разговора.

Я не поняла толком, что именно я сказала не так, но вне зависимости от сказанного парень понял меня неправильно.

— Охотно верю, — со злостью произнес он, — только раньше тебе почему-то было наплевать, — впервые за эту неделю наш диалог вышел настолько длинным, но Костя по-прежнему отводил взгляд. — Как будто я не видел, как ты обжималась с тем сопляком в клубе, — добавил едва слышно, себе под нос, как будто сам святой, — а сколько их было еще, даже представить страшно.

Может, я додумала это все, а на самом деле Костя говорил совсем другое, может, я просто неверно расслышала, но разбираться удивительно не хотелось. Видно было, что он хотел сказать что-то еще, но я, не дав ему договорить, без лишних слов развернулась и вышла из комнаты: спокойно, даже без намека на эмоции, которых, кажется, уже просто не осталось после того, что я только что услышала.

Господи, дура. Какая же я дура. Когда он говорил, что влюбился, я поняла это как нечто большее, а в итоге он думает обо мне невесть что.

Помедлив несколько секунд, Костя рванул за мной: я слышала его шаги за спиной, и только из-за этого просто нечеловеческим усилием заталкивала обратно непрошеные слезы, то и дело проступающие на глазах.

— Джи, подожди, — он остановил меня, придержав за локоть. — Прости, прости меня, я не знаю, что на меня нашло, прости, я не должен был так говорить, — сбивчиво затараторил он, не давая мне возможности вставить хоть слово. — Я безумно волновался за тебя все это время, но это не дает мне права ни в чем тебя обвинять, прости, — в который раз извинился парень. — В конце концов, ты ничего мне не обещала и не говорила, что что-то чувствуешь ко мне, ты свободный человек, — выдохнул он. — Просто я, — Костя посмотрел мне в глаза, впервые за последнее время, — я…

— Не продолжай, — отрезала я. — И не иди за мной, — добавила следом, где-то на задворках мыслей удивившись: неужели это мой голос такой жесткий, холодный и уверенный, как будто я всю жизнь таким командовала?

Как забавно, что побег стал для меня самым быстрым и простым решением проблем.

Оставив Жилинского за спиной, я спустилась вниз, забросила на плечо гитару, так удачно стоявшую в прихожей, вышла из дома и, уже не пытаясь сохранять достоинство на публику, на всей скорости припустила в парк, потому что уже бывала неподалеку, и дорога была так хорошо мне знакома, что ноги сами вели меня туда. Оказывается, очень удобно жить налегке, когда даже рюкзак не нужен: я уже привыкла к тому, что телефон неизменно лежит в заднем кармане джинс, складной нож на все случаи жизни — в переднем. Правда, после потасовки возле клуба я так и осталась без «бабочки», но Тоха на прощание подарил мне свой перочинный; верная гитара, прошедшая этим летом и огонь, и воду, была за спиной, а что мне еще нужно для счастья?

Еще недавно я была уверена, что Костя, но похоже, я все-таки ошибалась.

Волосы снова отросли настолько, что их можно было завязать в коротенький хвостик. Я вытащила нож и уже хотела безжалостно отчекрыжить хоть пару сантиметров черных прядей, но в последний момент передумала и убрала его обратно в карман. Если кромсать волосы при каждом потрясении, то скоро от них вообще ничего не останется: лучше просто натяну капюшон.

Совсем уж неожиданно я словила себя на мысли, что не хотела бы никуда уходить. В этой ситуации вообще сложно отыскать правых и виноватых, потому что все перемешалось, а всей правды мне никто не рассказал — да и вряд ли расскажет. Пожалуй, на этот раз я буду умнее и посижу на какой-нибудь лавочке пару часов, а потом вернусь обратно. Интересно, что в это время будет делать Костя? Послушает меня и оставит в покое — желательно еще, чтобы Нику передал — или, может, он уже меня ищет?

Наверняка ищет, Ник ведь ему голову открутит, если узнает, что я снова сбежала. Один только этот факт заставляет передумать и направиться совсем в другую сторону. Пусть они оба катятся ко всем чертям, пусть сами между собой разбираются, а я — все. У меня нет ни малейшего желания путаться в паутине их интриг, я не понимаю этих игр и предпочла бы все-таки жить там, где со мной считаются.

Я так спешила, что не забрала с собой Бродягу: если пошла бы его искать, то Костя бы точно меня остановил и не дал бы мне ступить за порог. Грызущее изнутри чувство вины перед питомцем успокаивалось только тем, что у Кости пес всегда будет накормлен и обласкан: они с Бродягой поладили, да и домработница Катя в нем души не чаяла. Хотя откуда мне знать наверняка, если Жилинский до сих пор во многом остался для меня загадкой.

А может, ему просто кто-то что-то про меня наговорил или он сам придумал себе небылиц? Тогда становится понятно, почему он все это время был таким чужим и равнодушным, а сегодня разозлился совсем не на то, в чем действительно была моя вина. Хотя о чем я думаю, господи, зачем вообще мне понадобилось его оправдывать? Какая разница, даже если ему и наврали что-то обо мне, в чем я сильно сомневаюсь, то как он посмел в такое поверить? Все это имело смысл, когда я думала, что хоть что-то для него значу, он ведь сам говорил мне, вот только это оказалось пустыми словами.

Я не знала, сколько времени прошло, когда где-то вдалеке громыхнуло небо и хлынул дождь, почти сразу же переросший в самый настоящий ливень. Прохожие спешили укрыться, некоторые с нескрываемым удивлением смотрели на меня, пробегая мимо. Еще бы, район слишком приличный, чтобы встречать тут одиноких мокрых и облезлых подростков, а я залезла на скамейку прямо с ногами, свернувшись калачиком, совсем одна, никому не нужная, и битый час сижу в обнимку с гитарой и размазываю по щекам все-таки прорвавшиеся на волю слезы. Сейчас особенно остро ощущалось, что у меня больше нет родителей, да вообще никого нет, и я совсем одна.

Кое-как свыкнувшись с мыслью, что теперь я снова сама по себе, я панически рванула в ближайший магазин, чтобы укрыться от дождя. Мне-то не страшно, я и так уже вымокла до нитки, но вот гитару от такого ливня не защитит даже самый лучший водоотталкивающий чехол, и лучше не рисковать зря, тем более, что зарабатывала я все лето именно гитарой, и мне никак нельзя остаться без нее.

Ютясь вместе с добрым десятком случайных прохожих в тесном предбаннике салона связи, в неожиданно теплой и компанейской атмосфере, я вспомнила, что все-таки не одна: у меня есть друзья. Даже несмотря на то, что они теперь полноценно работают на Жилинских или Снегиревых — или это совсем одна контора? — я уверена, ни один из них не выдал бы меня, приди я за помощью, только я даже не знала ни их адресов, ни местонахождения штаб-квартиры. Мою сим-карту Костя с Ником торжественно уничтожили на случай, если по ней Елисеев вдруг захочет меня выследить, а на новой симке, которую я все-таки вытребовала, естественно, не было сохранено ни одного контакта. Возвращаться в Заречье после того, как там побывал Костя, стало чревато столкновением с ним самим, ведь если он станет меня искать — а он непременно станет — то в первую очередь там. Да и дом наверняка пустует, ведь ребята живут уже в других местах.

Ник говорил, что домой нельзя из-за Елисеева, хотя этот вариант все равно оставался самым логичным. Но бабушка наверняка пропадает на даче, разрываясь между огородами и клумбами, а я даже не знаю, как ей объяснили мое отсутствие, если она вообще в курсе. В любом случае, у меня и ключей-то нет, а взламывать замок совсем не хочется, тем более, что Ник наверняка еще живет у бабушки на своем чердаке — должен же кто-то смотреть за домом — и точно отправит меня обратно в эту Костину «безопасность», и у меня не получится его переубедить, они ведь лучшие друзья чуть ли не с пеленок.

Может быть, Талина? Правда, за все время после моего возвращения мы с ней даже ни разу не созвонились, и я винила себя в том, что подумала о ней только сейчас, но справедливости ради, ее номер был у меня только на старой, выброшенной еще в мае, симке, а Костя ревностно отслеживал, чтобы я ни с кем не выходила на связь. Сестра тоже не пыталась со мной связаться, но ведь и она не знала моего телефона, а я сменила уже два номера. Да зная обоих этих придурков, что брата, что его друга, они, вероятнее всего, даже не рассказали Тале обо мне, и она до сих пор не знает, что я здесь.

Конечно же, я не подумала о логистике и не захватила с собой ни копейки денег; могла бы спеть несколько песен, но из-за дождя этот вариант отпадал сам собой. Таля живет довольно далеко от Кости, зато почти что рядом с бабушкиным домом, и лучшего места, чтобы мне перекантоваться на время, нельзя было вообразить. Раньше это все тоже было очень удобно, но сейчас я молилась всем существующим богам и лесным духам, чтобы огромное расстояние как-нибудь сократилось, потому что поврежденная нога работала все еще не так хорошо, как здоровая, и очень быстро уставала.

К вечеру, а точнее, уже ближе к ночи, я добралась до Талиного дома и теперь с улыбкой облегчения прислонилась плечом к стенке лифта, который вез меня на восьмой этаж. Нога, казалось, вот-вот отвалится совсем, и я надеялась, что дома у сестры есть хоть какое-то подобие аптечки. Стоило мне только нажать на кнопку звонка, как в голову сразу пришла мысль о том, что я проделала свой путь зря: думаю, что ни Таля, ни тем более ее мама с отчимом наверняка не готовы к моему ночному визиту. По-настоящему обрадоваться тут мог только трехлетний Женька, вот только в такое недетское время он обычно давно уже спит.

Затерявшись в своих же мыслях, я не сразу заметила, что дверь давно открыта настежь. На пороге меня встречала Таля, явно не ожидавшая меня здесь увидеть: она смотрела так, будто увидела привидение и совсем не рада моему появлению. Я понимаю, когда среди ночи кто-то поливает дождевой водой твой обувной коврик в тамбуре, тут вовсе не до радости, но я ведь так соскучилась, разве сестра — нет? Мы целых три месяца не общались никаким образом, и не скучать было просто невозможно.

Не удержавшись, я бросилась ее обнимать, рискуя переломать сестре и ребра, и позвоночник, и еще парочку костей в придачу. Она слегка растерялась, словно не зная, куда себя деть, но быстро пришла в себя и тоже обняла меня, да так крепко, что уже мне было впору беспокоиться о переломах.

Я совсем перестала понимать, что происходит, когда услышала прямо возле уха сдавленный не то всхлип, не то смешок.

— Таль, ты чего? Я не вовремя? — испуганно спросила я. — Надо было предупредить, я знаю, но у меня с мая поменялось две симки, а все телефоны остались на старой, — не встретив ответной реакции, я понизила голос до шепота: — Я помешала, да? У тебя сейчас что-то с кем-то намечается?

— Нет, что ты, — Таля с трудом отлипла от меня и, не меняя все того же странного выражения, всмотрелась в мое лицо. — Никого нет, мама с Женькой у бабушки на даче, отчим в командировке. Да и в гости мне звать некого, с Максом я рассталась еще в июне.

— А что такое?

Таля усмехнулась.

— А я в Италии встретила такого красавца, что рядом с ним одноклассники просто меркнут, даже такие клевые, как Макс. Ну, я приехала с отдыха и бросила его.

— А тот твой красавец? — недоумевала я. Сестра никогда не упускала возможности позвать парня домой на ночь, если мама и отчим куда-то уезжали, и сейчас была совсем на себя не похожа.

— А, — она махнула рукой, — так он меня бросил за день до отъезда. Это был курортный роман, не больше.

— Таль, я запуталась и вообще ничего уже не понимаю, — честно призналась я.

— Я тоже, — прошептала сестра. В тот же момент ее лицо сморщилось, как гриб шиитаке, и она сама бросилась мне на шею, в этот раз не сдерживая слез.

Мне ничего не оставалось, кроме как неловко поглаживать Талю по спине, пока она душится рыданиями и рискует задушить и меня.

— Так что все-таки случилось? Только не говори, что ты от кого-то из них залетела, — предположила я первое, что могло прийти в голову после таких новостей.

— Господи, нет конечно, просто, — сестра смахнула слезы тыльной стороной ладони, что ей, в общем-то, не помогло, и уселась на обувную тумбу, — тут такое завертелось… На днях звонил Костя, ну который еще и наш классный, они же вместе с Ником искали тебя все это время, — в глазах Тали промелькнул испуг, и она затараторила: — Я правда никому не говорила про твое электронное письмо, как ты и просила, но это уже неважно, наверное. Ну, бабушка ничего и не знает, она с мая безвылазно торчит на даче без связи, — добавила сестра. — Для убедительности я даже помогала тебя искать, но Ник очень настойчиво просил меня не вмешиваться, я толком и не поняла, в чем там дело. А несколько дней назад позвонил Костя, ну он же лучший друг Ника, поэтому и помогал, — Таля шумно выдохнула, завершая рассказ.

— Ты, наверное, меня сейчас прибьешь, но я запуталась еще сильнее, — осторожно ответила я, параллельно нащупывая нить повествования.

— В общем, — она замялась, — в общем, он сказал, что ты… Что тебя больше нет, — Таля еще раз всхлипнула. — Никто, кроме меня, еще не знает, мама же на даче вместе с бабушкой, там никакая сеть не ловит.

— Вот урод, — пробормотала я.

Всхлипнув последний раз, сестра подняла на меня заплаканные глаза.

— Что?

— Ничего, родная, просто Костя — та еще задница, — успокоила я. — Я обязательно все-все тебе расскажу, но с тебя чай и сухие шмотки.

Я и правда рассказала самой близкой и вечной подруге все, с самого момента моего побега: в конце концов, она имеет право знать, пусть и с таким опозданием. К концу истории Таля смотрела на меня глазами-блюдцами, пребывая в полнейшем шоке от услышанного.

— Пожалуй, одного чая нам будет маловато, — с этими словами она поднялась из-за стола и направилась к родительскому мини-бару.

— Не можешь поверить, что такому красавчику, как Костя, может понравиться такое чучело, как я? — я усмехнулась. — Готова поспорить, что, когда мы самозабвенно целовались на курилке, я выглядела, как малолетняя шалава под наркотой.

— Джи, я вообще тебя не узнаю, — ответила сестра, усердно орудуя штопором. — Ты же последние пару лет крутила любыми мужиками, как тебе вздумается. А учитывая то, что Костя не просто какой-то там учитель — эту деталь вообще можно опустить — а близкий друг нашего брата, то тем более нет ничего удивительного в том, что он на тебя запал. Тем более, — подруга лукаво посмотрела на меня, — неспроста я с самого начала чувствовала, что между вами двоими есть связь.

— Да, вот только он оказался мудаком, — вздохнула я.

Таля все еще силилась открыть вино, дергая несчастный штопор так старательно, что пробка начала жалобно скрипеть, правда, не сдвинулась ни на миллиметр вверх.

— Черт, ноготь сломала, — она резко отдернула руку от бутылки.

— Давай я, — я подошла ближе. После пары нехитрых движений пробка с легкостью выскользнула из стеклянного горлышка.

— А насчет своего Кости ты не парься так сильно. Он повел себя, как мудак недоделанный, и я не только про сегодня. Даже непонятно, он имел в виду какие-то отношения между вами или просто решил поиграть в сторожевого пса, но не выпускать тебя из дома? — рассуждала Таля, разливая вино по бокалам.

— Да, он говорил про чувства, но хрен их поймешь, этих мужиков, — я подхватила протянутый сестрой бокал и сразу сделала большой глоток. — После того, как он это говорил, прошло достаточно времени, чтобы убедиться в обратном.

— А может, оно и к лучшему, что он проявил свое мудачество именно сейчас, — Таля присела прямо на столешницу, пробуя вино. — Ты представь: если бы у вас все зашло далеко и надолго, каким бы тираном он мог оказаться в семейной жизни. Ну, это я так, к примеру, — добавила сестра.

— Вряд ли зашло бы, — я снова вздохнула. — Во мне мало сходства с той девушкой, на которую когда-то случайно у него встал в автобусе: наверное, это просто была запоздавшая первоапрельская шутка, — и залпом осушила свой бокал. — А все, что было потом, — это вообще беспросветный мрак, если так подумать.

Таля заботливо подлила мне еще вина.

— Брось, ты как была красоткой, так ей и остаешься. За лето ты и правда стала намного сильнее, я бы так, наверное, ни за что не смогла.

Я рассмеялась.

— Ты рассуждаешь о смелости, в то время как сама умудрялась приводить домой парней даже тогда, когда твоя мама была в соседней комнате?

— Это совсем другое, — сестра покачала головой. — В моем случае самое страшное, что могло бы произойти, — это мама бы накричала, возможно, отключила бы мне интернет, и то на время. Ну максимум — отправила бы в детдом, — Таля коротко хохотнула. — А ты по-настоящему рисковала жизнью.

— Жизнь скучна без риска, — со вкусом потягивая красное полусухое, я вспомнила любимую цитату.¹ — А вообще мне кажется, что твоя разъяренная мать будет пострашнее пули в сердце.

Талю так рассмешило мое замечание, что вино, которое она не успела проглотить, пошло носом. Я была близка к тому же, и мы, не сговариваясь, помчались в ванную, чтобы отмыться от липких красных брызг.

— Твою ж… — простонала Таля, глядя на сиреневые пятна, расплывшиеся по светлому халату. — Мать меня прикончит.

— Значит, попробуем отбеливатель.

— Слушай, — сестра наконец оторвалась от халата и всмотрелась в зеркало. — А если мне тоже постричься? Тебе так идет с короткими волосами! Мне, наверное, тоже пойдет, мы ведь с тобой похожи.

— Таль, даже не думай! — для убедительности я эмоционально взмахнула руками. — У тебя такие шикарные волосы, — уже спокойнее произнесла я.

Сестра слабо отмахнулась.

— И они меня уже бесят. Решено, завтра пойдем в парикмахерскую, — она хлопнула в ладоши. — Тебе, кстати, тоже не помешает подровнять свою стрижку под названием «впервые взяла в руки ножницы».

Я подняла глаза и встретилась взглядом со своим отражением. Действительно, уже высохшие волосы торчали во все стороны почти как у домовенка Кузи в мультике, и если бы у меня был шрам в виде молнии и круглые очки, то я могла бы составить конкуренцию Гарри Поттеру.² Конечно, Зоя и Люся помогали мне подравнивать кончики, но теперь, нерасчесанные, они выглядели еще хуже, чем при первоначальной стрижке.

Куда делась та роскошная девушка, крутившая парнями на свое усмотрение, о которой недавно говорила Талина, я не знала. Может, ее и не было вовсе никогда? Я ведь на самом деле домашняя, спокойная, тихая, люблю читать, в особенности «Гарри Поттера», люблю пикники и уютные посиделки с гитарой. Я терпеть не могу сплетни и интриги, теряюсь от внимания к себе и скорее умру, чем надену юбку и, упаси боже, каблуки. Одна оплошность в виде постиранных невовремя джинс снова сделала меня заложницей чужого мнения, только ведь Таля права: я и правда изменилась. Я стала сильнее, смелее — я стала лучше, и в этот раз у меня хватило сил вовремя прекратить ломать комедию. Интересно, если бы были живы родители и если бы мы по-прежнему жили в Лондоне, я бы смогла так? Нет, ну конечно же нет.

Маленькая тихая незаметная девочка, которая очень хотела, чтобы ее заметили и нашли. Девочка стала большой и поняла, что за этим всем главное — не потеряться.

— Слушай, а может, вообще налысо? — задумчиво протянула я.

В глазах Тали отразился испуг.

— Эй, к настолько экстремальным переменам я еще не готова! Конечно, твой пирсинг и правда выглядит круто, я даже завидую, но давай ограничимся простой стрижкой? — подруга говорила о пробитом мной в июне хряще: Тоха занимался пирсингом, и по-дружески сделал мне пару лишних дырок в ухе.

— Прости, шутка оказалась не очень удачной. А вот с ребятами, которые занимаются пирсингом, могу тебя потом познакомить.

— Смотри, сама предложила! — рассмеялась сестра.

Утром следующего дня мы проснулись на удивление рано: признаться, я даже не думала, что мы проснемся утром, перед этим полночи опустошая бутылку с вином, но Таля, преисполненная невесть откуда взявшимся энтузиазмом, распихала меня ни свет ни заря, объяснив такой ранний подъем грандиозными планами. Мне оставалось лишь гадать, что она придумала, потому что сестра молчала как партизан и только загадочно улыбалась.

Наш тандем смотрелся весьма необычно: я, больше всего напоминающая неуклюжего подростка, в потрепанных джинсах, кедах и огромной черной толстовке, и ослепительно яркая Таля, которая, казалось, сошла с обложки журнала, хотя полчаса крутилась перед зеркалом, выбирая наряд поскромнее. Мы начали с парикмахерской, как она и говорила ночью: я и не думала, что сестра настроена так решительно. Мне сделали очень короткое каре, выровняв длину волос, и я сначала даже не узнала свое отражение, настолько моя внешность преобразилась с аккуратной стрижкой и укладкой. Долгое время я слушала пререкания сестры с ее мастером, но наконец и она встала с кресла, любуясь короткими волосами до подбородка, перекрашенными, к тому же, в более светлый блонд, почти белый. Удивительно, но так Таля казалась еще старше, а подобие косой челки очень выгодно подчеркивало черты ее лица.

Затем сестра потащила меня в торговый центр. Раньше я и сама была не против таких походов, а на каникулах в Лондоне, если верить рассказам Тали, это было для нас самым привычным способом прогулки, вот только с недавних пор я не любила большие скопления людей и была почти что полностью равнодушна к одежде: какая разница, лишь бы было удобно, да и мне уже было привычнее жить с минимумом вещей. Но сестра была непреклонна, и мне оставалось только топать за ней, пока она за руку тащила меня в каждый магазин, витрина которого была обставлена нарядно одетыми манекенами.

Наконец, атмосфера шопинга зарядила и меня, и я постепенно стала сама присматриваться к вещам на вешалках, а не безразлично мерять все, что доставала для меня Таля. Она была стилистом от бога и даже собиралась после школы учиться и работать в этом направлении. Сестра не просто гармонично сочетала вещи между собой, а умела с помощью одежды и макияжа продемонстрировать характер и даже настроение человека: у нее был прирожденный талант.

— Джи, в школе все просто обалдеют! — верещала Таля. — Померяй, в этом должно быть удобно, а ты еще и в зеркало посмотри!

— В школе? — ошарашенно переспросила я.

— Ты забыла, что через две недели первое сентября?

Я молча покрутилась перед зеркалом, скорчив себе смешную рожу. Вообще-то, я уже не планировала идти в одиннадцатый класс и мысленно попрощалась с прежней жизнью еще в июне, но с другой стороны, мне больше некуда было идти, кроме как доучиваться. Тем более, что в ближайшее время, когда тетя Лена приедет с дачи, я вернусь домой даже несмотря на то, что мне придется тогда каждый день видеть ненавистную рожу старшего брата, который вместе с Кости придумал выставить меня мертвой. Черт, я понимаю, что так они усыпляли бдительность Елисеева, но сказать родным? Тале? Даже для Ника такое было уже слишком, и мне остается только радоваться, что бабушкина дача находится хоть и в Московской области, но где-то за пределами цивилизации: что бы случилось с бабулей после новости о моей гибели, страшно представить.

Из торгового центра мы вышли, сгибаясь под тяжестью огромных пакетов. К Талиным карманным деньгам добавилась еще и моя кредитка: поскольку я не собиралась больше убегать и прятаться ото всех подряд, то могла со спокойной душой пользоваться своими деньгами, которых значительно прибавилось на моем счету за лето. Трехмесячная сумма карманных расходов была увеличена еще и бонусом, который должен был поступать мне на карту в честь каждых каникул, так что я могла тратить столько, сколько захочу, и не мучать себя угрызениями совести за транжирство.

Согласившись друг с другом в желании присесть где-нибудь и отдохнуть, а заодно и подкрепиться, мы зарулили в первое попавшееся кафе. На первый взгляд оно казалось симпатичным, но, по правде говоря, ничем не отличалось от сотен таких же однотипных кафешек по всей столице, а в сравнении с Костиной кофейней и вовсе не стоило внимания. Мне было все равно, лишь бы здесь было хоть что-то съедобное и вместе со мной была Таля: как ни крути, а все-таки я безумно скучала по ней все это время, и порой, засыпая в обнимку с Бродягой, думала, как было бы хорошо, если бы лучшая подруга была сейчас рядом.

Мне хотелось просто поесть, но Таля, вдохновленная моими вчерашними историями, не унималась и наседала с расспросами про ребят: будь я на ее месте, вела бы себя точно так же.

— А вы теперь будете общаться? — в ответ я кивнула с набитым ртом, пока что не представляя, как я планирую это делать. — А как ты их найдешь?

— Помню, где находится наш старый дом в Заречье. Может, ребята не оставили его насовсем и еще будут туда наведываться, — я потянула из трубочки молочный коктейль. — Но туда я не хочу соваться, чего доброго, поблизости окажется этот придурочный и снова от меня не отстанет. Я даже в школу не хотела из-за него возвращаться, но в школе хотя бы полно народу, и он на метр ко мне не сможет подойти.

— А я тебе помогу, — с улыбкой ответила Таля, болтая ногой. — Вообще-то я, когда вернулась с отдыха, хотела тебя найти и даже готова была уйти из дома, но не могла даже представить, в каком городе тебя искать, — для пущей убедительности она пожала плечами. — Ты же знаешь, я и в трех соснах заблужусь, если это не магазин и не торговый центр.

— Ну и чем же ты мне тогда поможешь?

Сестра заговорщицки улыбнулась.

— Во-первых, я могу съездить вместе с тобой. При мне твой Костя…

— Он не мой!

— …и близко к тебе не подойдет, потому что ты будешь не одна. Тем более, что в школе вам все равно придется увидеться, потому что на нем наше классное руководство, — черт, а я даже успела об этом забыть. — Ну, и я могла бы помогать вам с каким-нибудь делами, например? Ты же сама говорила, что нет таких талантов, которые бы у вас не пригодились, — подруга пожала плечами еще раз и принялась увлеченно высасывать клубничный коктейль из своего стакана с трубочкой.

Вообще-то, Таля была права, но прежде чем соглашаться на новые авантюры, мне не помешало бы отдохнуть от старых; к тому же, после такого активного дня меня уже потихоньку начинало клонить в сон, и я вообще не была настроена мыслить здраво. Решив, что таким образом мой мозг отгораживается от откровенно дурацких клипов — телевизор в кафешке транслировал «МузТВ» — я попросила официанта переключить канал.

Как назло, ловил только центральный, на котором как раз начинались новости, и, хотя от новостных сводок меня тоже выворачивало наизнанку, сейчас я была согласна даже на них. Я даже попыталась вслушаться в то, что говорит диктор, но мне стало неинтересно на второй минуте репортажа про строительство какой-то невероятно крутой новой поликлиники: после аварии, когда я кучу времени провалялась в больнице, и лекарства, и врачи, и в принципе любое упоминание медицины вызывали у меня тошнотное чувство.

Предложив подруге быстрее заканчивать и сматываться домой, где мы могли бы посмотреть какой-нибудь сериал на ноутбуке, я с двойным усердием принялась доедать тирамису. Я была так увлечена поглощением своего десерта, что услышала, как Таля меня зовет, только когда она с силой дернула меня за руку.

— Что случилось? — спросила я, одним махом проглотив большой кусок десерта.

— Я тебя уже полминуты трясу! Там, — голос сестры почему-то дрожал, когда она указывала на телевизор, — там только что сказали, что твой К-костя…

— Да не мой он!

Таля тяжело вздохнула, очень тяжело, неестественно даже, и тихо продолжила:

— Может, ты и права. После того, что только что показали в новостях, он вообще, может, никогда больше не заговорит…

— Да что случилось? — снова перебила я, не дослушав, только загоняя тревожное чувство, что произошло что-то нехорошее, куда поглубже.

— Твой Костя ночью попал в аварию, я запомнила его машину, да и внешне человек был похож на него, — она перешла на сиплый шепот. — Там, — в глазах сестры, таких же зеленых, как и мои, стояли слезы, — там так страшно показывали, что даже хорошо, что ты не успела посмотреть.

— Да не мой… — уже привычно начала я, и только затем до меня начал доходить смысл Талиных слов. — Постой, что ты сказала?

После того, как она повторила, окружающий меня мир словно рухнул в пустоту.

***

1 - Цитата Сириуса Блэка из «Гарри Поттер и Орден Феникса».

2 - В книгах волосы Гарри все время были растрепаны и их не удавалось ни постричь, ни расчесать.