Игра в любовь | Pau Cubarsi

Зал начал опустевать, но для Кубарси всё вокруг давно исчезло; осталась только она, застывшая у входа. Сверкающая статуэтка в его руке, только что бывшая центром его вселенной, теперь ощущалась лишь холодным металлом, отягощающим ладонь. Он словно находился в трансе, подгоняемый необъяснимой силой, пошёл к ней. Пробираясь сквозь редкие группы гостей, он обменивался рассеянными кивками, не замечая их поздравлений. Все его мысли и чувства были прикованы к хрупкой фигуре у колонны.

Подойдя совсем близко, он остановился. Свет из зала не доходил до неё, оставляя её в полумраке, и это делало её ещё более недосягаемой.

— Ты пришла… — выдохнул он. Эти слова прозвучали почти как мольба, как подтверждение того, что это не очередная иллюзия.

Эсмеральда подняла на него глаза. В них отражались не радость и не гордость, которые он ожидал увидеть, а лишь глубокая, пронзительная грусть. Она слабо, почти невидимо улыбнулась и тут же опустила взгляд в пол, словно не в силах выдержать его пристальный взгляд. Её руки всё ещё были скрещены на груди, создавая защитный барьер.

— Но почему… почему ты не полетела с нами? — вопрос вырвался сам собой, прозвучав резче, чем он хотел. — Что-то случилось?

Тягучая, мучительная пауза. Зал продолжал шуметь, но для них двоих наступила абсолютная тишина. Они стояли на грани двух миров: его триумфа и её боли. Наконец Эсмеральда подняла на него свой взгляд. Её глаза были мокрыми, и в их глубине блеснули незваные слезинки.

— Ты был прав… — её голос едва слышен. — Ты был прав, Пау.

По её щеке медленно покатилась одинокая, сверкающая слеза, оставляя влажный след на бледной коже. Она не пыталась её вытереть.

— Омар мне изменял, — прошептала она.

Эти слова, произнесённые почти беззвучно, оглушили Кубарси.

— Чёрт… — рука Пау, всё ещё державшая награду, дрогнула. Он опустил её, поставив статуэтку на небольшой столик рядом, словно она в этот момент не имела никакого значения. Его большой палец коснулся её щеки, бережно и осторожно вытирая тёплую, солёную каплю. В его глазах читалась ярость — направленная не на неё, а на того, кто причинил ей эту боль. Он хотел обнять её, защитить от всего мира, но не знал, имеет ли право.

— Он… он не просто изменял. Он использовал меня, — слова вырывались из неё рывками, с трудом, словно каждое из них причиняло ей физическую боль. Её плечи мелко дрожали. — Я не смогла. Просто не смогла притвориться, что всё хорошо, и полететь сюда вместе с вами.

Пау слушал, и гнев кипел в его груди. Он знал, что Омар не был для неё тем, кем казался, но реальность предательства всегда бьёт больнее догадок. Он сжал кулаки, чувствуя, как его триумфальная радость уступает место острому жгучему сочувствию и желанию причинить ответную боль тому, кто посмел ранить её так глубоко.

— Я… я так сожалею, Эсмеральда, — прошептал он. Он отвёл взгляд от её лица, чтобы его собственные эмоции не захлестнули её. — Я бы… я бы хотел, чтобы этого не случилось. Что я могу сделать?

— Позволь мне отвлечься, — тихо произнесла она, заглядывая ему в глаза. — Я хочу забыться.

Её слова, простые и искренние, ударили по Пау сильнее любой пощечины. Он только что достиг вершины своей мечты, а она стояла перед ним разбитая и просила лишь о забвении.

Кубарси, не раздумывая, протянул свободную руку и осторожно коснулся её ладони. Её пальцы были холодными, и он крепко, но нежно сжал их, словно пытаясь передать ей часть своего тепла, спокойствия и поддержки.

— Хорошо, — мягко произнёс он. — Мы отвлечёмся. Ты забудешься.

Он не спрашивал «как» или «где». Он просто знал, что сделает всё возможное, чтобы хоть на мгновение унять её боль. Его взгляд скользнул по группе людей, с которыми он приехал, затем вернулся к ней. Он увидел, как она медленно кивнула; в её глазах мелькнула крошечная искорка надежды — едва заметная сквозь пелену слёз.

— Пойдём ко всем, — тихо предложил Пау, слегка потянув её за руку. — Наверное, сейчас все поедут праздновать куда-нибудь.

Слова Пау повисли в воздухе, и Эсмеральда мгновенно отдёрнула руку, словно обжёгшись. Её тело напряглось, а взгляд, только что содержавший крошечную искорку надежды, снова наполнился отчаянием. Она покачала головой резко, почти истерично, как будто само упоминание о празднике было для неё невыносимо.

— Только не это, — вырвалось у неё громче, чем она хотела, и она тут же зажала рот ладонью, оглядываясь по сторонам, будто боялась, что её слова могут услышать. Голос её дрожал. — Я не могу. Я… я не хочу сейчас никого видеть. Тем более праздновать. Как я могу праздновать, когда… — она сделала глубокий, прерывистый вдох, пытаясь сдержать подступающие рыдания. — Мне просто… мне нужно отвлечься. От всего этого. От Омара, от боли, от того, что я была такой дурой.

Её глаза снова наполнились слезами, и она посмотрела на него с мольбой, почти с ужасом.

— Я не хочу быть там, среди счастливых лиц, притворяться, что всё в порядке. Я не смогу. Я просто не выдержу. Пожалуйста, Пау, только не туда.

Парень мгновенно понял. Он снова осторожно взял её ладонь, теперь уже крепче, давая ей почувствовать свою поддержку. Он видел её боль, её отвращение к любой фальши и к любой попытке изобразить норму.

— Хорошо, — мягко проговорил он, сжимая её пальцы. — Ты права. Мы никуда не поедем праздновать, — он на мгновение задумался, его взгляд скользнул по её измученному лицу, а затем с едва заметной решимостью произнёс: — Я могу отвезти тебя… в мой номер. Там никого не будет. Но ты…

— Хорошо, — прервала его Эсмеральда, едва дождавшись окончания фразы. Её глаза вспыхнули отчаянной, почти лихорадочной надеждой.

Пау, поражённый такой быстрой реакцией, всё же задал вопрос:

— Ты уверена?

— Да, пожалуйста…

— Хорошо… — ответил он и сжал её руку ещё крепче.

Они двинулись к небольшой группе, где стояли родители Кубарси, его сестра и несколько футболистов со своими близкими. Когда они подошли, его мать подняла взгляд. Одного лишь обмена взглядами — покрасневшие глаза Эсмеральды и серьёзное лицо сына — ей хватило, чтобы всё понять без слов. Она лишь слегка кивнула.

— Мы поедем отдыхать, — произнёс Пау, обращаясь ко всем, но в основном к родителям. — В отель.

— Ты не пойдёшь с нами праздновать, Кубарси? Всю ночь ведь гулять будем! — удивлённо спросил Ламин.

Пау лишь коротко покачал головой.

— Я не хочу.

Он попрощался со всеми, пожал руки тем, кто стоял ближе, обнял сестру и отца. Ямаль, провожая их спины взглядом, задумчиво прищурился.

— Что это с ними? — спросил он.

Рафинья, глядя на удаляющиеся фигуры, улыбнулся своей широкой добродушной улыбкой, в которой читалось глубокое понимание.

— Любовь, — просто ответил он. В этом одном слове было заключено гораздо больше, чем казалось.

***

Пау бросил свой пиджак на кресло с небрежным, но глухим стуком, захлопнув за собой входную дверь. В номере витал привычный запах дорогого отеля — нечто среднее между свежестью прачечной, легким цветочным ароматом и ощущением чужой, но уютной чистоты. Эсмеральда, не останавливаясь, прошла в глубь номера, словно знала дорогу, и направилась прямиком к окну. Сквозь огромное панорамное стекло открывался вид, от которого захватывало дух: прямо перед ними во всей своей сияющей красе возвышалась Эйфелева башня, переливавшаяся миллиардами огней в ночи. Девушка остановилась у самого стекла, прижавшись ладонями к холодной поверхности, и просто замерла, любуясь видом, словно пытаясь раствориться в этом великолепии.

— Правда необычно? — спросил Кубарси, вставая чуть позади неё и боясь нарушить её покой. Он не мог оторвать взгляд от её фигуры. Её тонкий, едва уловимый аромат, смешиваясь с запахом отеля, манил его. Он чувствовал, как его пальцы непроизвольно сжимаются — ему отчаянно хотелось обнять её, прижать к себе, но он не смел даже прикоснуться. Она была хрупка и ранена, и любой неверный шаг мог разрушить то хрупкое доверие, которое сейчас наконец-то формировалось между ними.

— Я в этом отеле отмечала своё пятилетие, — ответила девушка без лишних эмоций, не отрывая взгляда от башни. Её голос звучал ровно, почти безжизненно, словно она просто констатировала факт.

Ну конечно, как он мог забыть... Эту девушку ничем не удивить. Она видела Париж, видела роскошь с самого детства, и ничто не могло по-настоящему поразить её, особенно сейчас.

— Спасибо, — произнесла она спустя мгновение, голос став чуть тише.

— За что?

Эсмеральда повернула голову, чтобы взглянуть ему в глаза.

— За то, что поехал со мной. Ты мог сейчас праздновать свою победу с близкими.

— Отпраздную потом, — ответил Пау. В его голосе не было ни капли сожаления или упрека. Наоборот, он звучал так, словно этот выбор был для него единственно верным и само собой разумеющимся. Он подошёл ещё ближе, почти вплотную, так чтобы его тепло могло дотянуться до её спины.

— Это не менее важно, чем любой праздник, Эсмеральда, — тихо добавил он. — Я никогда не бросаю людей в беде. А твоя боль… она сейчас. И если я могу хоть чем-то помочь, хоть на секунду её облегчить, это будет важнее любой золотой статуэтки.

Он опустил руку и нежно коснулся её плеча. Через тонкую ткань вечернего платья он чувствовал, как её плечи всё ещё подрагивают. Его пальцы задержались на мягкой ткани.

— Ты не должна ничего объяснять или оправдываться. Ни за свои чувства, ни за свои решения. Просто будь здесь. Если захочешь поговорить — я слушаю. Если захочешь молчать — я буду молчать рядом. Что угодно. Что тебе нужно.

Эсмеральда не ответила сразу. Она просто позволила его руке оставаться на своём плече — в этом было нечто глубокое, превосходящее слова. Медленно, очень медленно, она кивнула. Её голова слегка опустилась, словно она сдалась не перед ним, а перед тяжестью собственного горя, которое теперь делила с ним. Девушка повернулась к нему лицом. Пау смотрел на неё сверху вниз, практически нависая над ней.

— Ты как всегда, Кубарси, — выдохнула она. — Слишком хороший.

— А ты слишком стараешься быть плохой, — парировал парень.

Мауретте тяжело выдохнула и опустила взгляд в пол.

— Такова жизнь, — горько усмехнулась она. — Проявляешь слабость, а тебе потом… втыкают нож в спину.

— Быть хорошим — не слабость, — мягко произнёс брюнет, аккуратно кладя руки на её плечи. Эсмеральда вновь подняла свои глаза на него.

— Может, в твоей жизни это так, но не в моей. Мне даже родной отец зла желает!

— Но ты же сама не подпускаешь других ближе, — поджал губы Кубарси, его взгляд стал серьёзным, почти укоризненным. Он говорил это не для того, чтобы обидеть, а чтобы заставить её задуматься.

— Но тебя же подпустила...

Её слова, произнесённые почти шёпотом, эхом разнеслись в тишине номера. Они повисли между ними, плотные, осязаемые, наполненные скрытым смыслом. Пау почувствовал, как его сердце пропускает удар. Его руки на её плечах замерли, а взгляд невольно встретился с её.

Секунды растянулись в вечность. Они смотрели друг другу в глаза, и в этом молчании открывались бездны. В её глазах он читал усталость, боль, старую обиду и... что-то ещё, неуловимое, что было только для него. В его взгляде — сочувствие, нежность, желание защитить и зарождающееся чувство, имя которому он ещё не смел дать. Воздух между ними наэлектризовался; стало тяжело дышать, словно они стояли на краю пропасти, и одно неверное движение могло изменить всё.

И тогда Эсмеральда горько усмехнулась. Усмешка исказила её лицо, превращая его из измученного в циничное. Это был защитный механизм, который она использовала, чтобы оттолкнуть, разрушить близость, которая становилась слишком опасной. Она медленно, почти грациозно выскользнула из его рук, сделав шаг вперёд, а затем ещё один, отдаляясь от него. Парень остался стоять один посреди комнаты; его руки опустились, ощущая пустоту там, где только что были её плечи.

Она подошла к кровати; её движения были плавными, но отстранёнными. Словно под гипнозом, Пау смотрел через стекло, как она, не отрывая взгляда от Эйфелевой башни за окном, отдёрнула длинный струящийся подол своего платья, обнажая аккуратные колени, словно выточенные из фарфора. Затем беззвучно опустилась на пол рядом с бортиком кровати, боком к нему, возводя новую стену.

Парень тяжело вздохнул. Он закрыл глаза, пытаясь собрать мысли и унять биение сердца. Он знал, что она отталкивает его, но не мог позволить ей уйти в свою боль одной. Открыв глаза, он повернулся и сделал несколько шагов, преодолевая расстояние, которое она только что создала. Он опустился рядом с ней, оставляя между ними небольшое, но ощутимое пространство. Не касаясь её, он просто сидел рядом, позволяя тишине снова заполнить комнату; но теперь это была тишина, разделённая двумя сердцами.

— Эта богатая дура даже не подозревает... — наконец произнесла Мауретте.

Кубарси вопросительно посмотрел на неё.

— Это они так меня обсуждали, — пояснила девушка. — Омар и его любовница... А богатая дура — это я, если ты вдруг не понял.

— Какой же он идиот! — покачал головой Пау.

— Вот скажи мне: почему? Ты ведь парень, ты должен знать, — отчаянно произнесла она. — Что ему не хватало? Неужели я недостаточно красива или недостаточно худая...

— Боже, Эсми... — начал он, но тут же отдернулся. Никакой реакции. Она ничего не сказала ему про форму имени; значит... значит было можно. — Дело не в тебе.

— Все вы так говорите! — фыркнула Эсмеральда.

— Ты прекрасна, — он повернул голову к ней и заглянул в глаза. — Очень красивая. Самая красивая девушка, которую я знаю.

Эсмеральда медленно моргнула. На секунду в её глазах мелькнуло что-то похожее на смятение, на отблеск удивления, но тут же это чувство было заслонено привычной, горькой гримасой. Она фыркнула и отвела взгляд, снова устремив его на мерцающую Эйфелеву башню, словно искала в её огнях опровержение его слов.

— Не говори так, Пау, — её голос стал резче, в нём проскользнули стальные нотки, которые он так хорошо знал.

Кубарси почувствовал, как его грудь сжалась от досады. Он чуть подался вперёд, сокращая и без того небольшое расстояние между ними.

— Я не пытаюсь тебя утешить, Эсми, — его голос стал чуть твёрже, однако в нём по-прежнему звучала мягкость. — Я говорю то, что думаю. Ты можешь быть сколь угодно циничной и отталкивать всех, но это не изменит того, что ты невероятная. Если Омар этого не видел… Если он выбрал другую, это говорит только о нём, о его слепоте и глупости. Не о тебе. Ты слышишь меня? Не о тебе.

Он протянул руку и осторожно, почти боязливо, взял её ладонь, лежавшую на колене. Её пальцы были всё ещё холодными, и он крепко сжал их, пытаясь передать ей своё тепло и уверенность.

— Люди изменяют не потому, что им чего-то не хватает в партнёре, а потому что им не хватает чего-то в себе. Это их пустота, их слабость и низость. Не твоя вина, что он оказался таким. Ты не виновата в чужом предательстве. Никогда.

Эсмеральда, удерживаемая его рукой, не могла отвернуться. Она снова подняла на него глаза, и на этот раз они были наполнены не просто слезами, а отчаянием, граничащим с пониманием. Она смотрела на его крепкие пальцы, сжимающие её ладонь, на его искреннее, полное заботы лицо. Казалось, что впервые за долгое время кто-то говорил ей правду, не пытаясь угодить или приукрасить, а просто искренне стремясь облегчить её страдания.

— Знаешь... я больше не думаю, что ты гей, — внезапно произнесла Эсмеральда. В её голосе проскользнуло что-то похожее на иронию, но очень слабую, почти неуловимую. Она всё ещё смотрела на их соединённые руки.

— Чего? — звонко рассмеялся Кубарси. — Я думаю, что это и так было очевидно.

Эсмеральда наконец подняла голову и взглянула на него. В её глазах ещё блестели слёзы, но уголки губ чуть дрогнули, почти в подобии улыбки.

— Ну, всякое бывает, — легкомысленно бросила она, пожимая плечами, хотя её лицо оставалось серьёзным.

Пау широко улыбнулся.

— Так и как ты это поняла? — спросил он, сдерживая новый порыв смеха.

Эсмеральда смутилась, и на её бледных щеках появился еле заметный румянец. Она отвернулась, избегая его прямого взгляда.

— Ну… у геев обычно нет таких щёк, — пробормотала она тихо и неуверенно. — У них более выражены скулы, если ты понимаешь, о чём я.

Пау широко раскрыл глаза и тут же осознал всю нелепость её умозаключения. Он не выдержал и разразился громким искренним смехом. Смех был таким заразительным, что даже Эсмеральда, несмотря на всё своё горе, не смогла удержаться от тихой усмешки.

— Боже, Эсми, это безумие! — выдохнул он, пытаясь сдержать смех и вытереть выступившие от веселья слёзы. — Конечно, я не гей! Это просто мои щёки. Ты меня убиваешь...

Она повернулась к нему полностью, и его смех, казалось, немного снял напряжение с её лица.

— Ну, я же не знала, — чуть обиженно, но без злобы пробормотала она. — СМИ иногда и правду говорят.

— СМИ? — переспросил он, склонив голову. — Им лишь бы расшатать мою репутацию. Но мы с тобой отличная команда.

Он осторожно потянул её ладонь к себе, и она, словно ведомая невидимой силой, подалась вперёд. Теперь они сидели на полу совсем близко, их колени почти касались. Он отпустил её руку и, не раздумывая, притянул её к себе, обнимая. Эсмеральда без сопротивления уткнулась лицом ему в грудь, и его объятия стали для неё спасительной гаванью.

Кубарси ощутил, как её тело расслабляется в его руках. Она перестала дрожать, и её дыхание, до этого прерывистое, стало более ровным. Он одной рукой обнял её за талию, прижимая плотнее, а другой нежно поглаживал её по спине, спускаясь от плеч к пояснице. Это был не пошлый, а утешающий жест, полный заботы и обещания безопасности. Он уткнулся подбородком в её волосы, чувствуя их мягкость и аромат.

— Мне… мне так тяжело, Пау, — прошептала она, её голос был приглушённым. — Я не знаю, что делать дальше.

— Ничего не делай, — тихо произнёс он, продолжая поглаживать её по спине. — Просто дыши. Просто будь здесь. И если захочешь плакать – плачь. Если захочешь молчать – молчи. Я буду рядом. Столько, сколько нужно.

— А если я хочу чего-то другого? — её голос прозвучал чуть выше, чем обычно, и в нём мелькнула нотка, которую Пау не сразу смог распознать. Он продолжал поглаживать её спину, прижимая к себе.

— Например? — спросил он. Кубарси не мог представить, что ещё она могла бы пожелать в этот момент, помимо покоя и утешения.

Эсмеральда, всё ещё прижатая к его груди, медленно подняла голову. Её глаза, заплаканные и уставшие, встретились с его взглядом. Но лишь на мгновение. Затем её взор медленно опустился, скользнув по его подбородку и скулам, и наконец остановился на его губах. Она смотрела на них с какой-то странной, почти голодной сосредоточенностью. И пока она смотрела, её собственные пухлые губы чуть приоткрылись, а затем она осторожно прикусила нижнюю, словно не решаясь или пытаясь сдержать что-то.

Парень, не понимая, что происходит, в недоумении посмотрел на неё, пытаясь прочитать её мысли. Он почувствовал, как напряжение вновь нарастает в воздухе. Его сердце забилось чаще, а дыхание сбилось. Он проследил за её взглядом, который был прикован к его рту, и внезапно его осенило: всё — её вопрос, её взгляд, её прикушенная губа — стало ему ясным. Он ощутил волну желания, смешанного с нежностью и почтительной осторожностью.

Его объятия ослабли, но не разжались. Он медленно отстранил её, чтобы посмотреть ей прямо в глаза и выдохнул едва слышно:

— Ох, Эсми...

Она подняла свой взгляд и встретила его. В её глазах, только что полных слёз, теперь горело что-то другое: нежность, боль, надежда и отчаянная безмолвная мольба.

— Скажи, что ты тоже этого хочешь, — прошептала она таким тихим голосом, что он едва расслышал его. Но каждое слово отозвалось эхом в его груди.

Пау почувствовал, как его сердце заколотилось с бешеной скоростью. Его взгляд метался между её заплаканными глазами и манящими губами. Вся его сущность кричала «да», но разум, привыкший к порядку и ответственности, отчаянно сопротивлялся.

— Эсми… ты не в себе, — хрипло произнёс он, стараясь придать голосу твёрдость, которой не чувствовал. Он отстранился ещё немного, пытаясь создать хоть крошечное пространство между ними. Но её взгляд не отпускал. — Ты только что пережила…

— Не ломайся, Кубарси! — её голос был полон неожиданной силы почти как приказа. — Я тебя прошу: только не сейчас. Не сейчас, когда мне это нужно.

Её слова ударили по нему с такой силой, что все его рациональные доводы пошатнулись. Нужен. Она сказала, что он нужен. В её глазах была не только боль, но и жажда, которую он вдруг ясно увидел. Но даже так здравый смысл шептал ему об осторожности.

— Я… не думаю, что это хорошая идея, Эсми, — произнёс он, опуская взгляд на её губы. Ему было трудно дышать. — Ты… ты уязвима сейчас.

Эсмеральда, не обращая внимания на его слова, подалась вперёд. Медленно, почти гипнотически, она сократила последнее расстояние между их лицами. Их носы практически соприкасались, и Пау мог чувствовать её тёплое, прерывистое дыхание на своих губах. Её глаза, бездонные и молящие, были так близко, что он видел каждую ресничку, каждую слезинку.

— Ты не можешь отрицать, что между нами притяжение, — прошептала она, и её голос был настолько низким, что он почувствовал его вибрацию в своей груди.

— Это может причинить тебе ещё больше боли в будущем...

— Ты смеёшься? — глухо усмехнулась она. — Поцелуй с парнем, которого я хочу?

Её слова, брошенные как вызов, зависли в воздухе между ними. Глаза Эсмеральды, всё ещё опухшие от слёз, горели теперь с такой пронзительной силой, что Пау не мог отвести взгляда. Она смотрела прямо на него, и в её взоре читалось не только отчаяние, но и невероятная решимость, которая ломала все его защитные барьеры.

Пау замер. Весь его мир сузился до её лица, до её дыхания, до ощущения её близости. Он хотел ответить, хотел снова попытаться объяснить, что боится навредить ей ещё больше, но слова застряли где-то в горле. Его мозг, привыкший к чётким решениям, теперь словно забастовал, утопая в волне первобытного желания. Её притяжение, то самое, которое она только что назвала, стало невыносимым, обволакивая его и лишая воли.

Он видел в её глазах не просто просьбу, а требование — отчаянную потребность почувствовать что-то живое, что-то, что вытолкнет её из оцепенения боли. И он, сам того не осознавая, тоже этого хотел. Каждая клеточка его тела отзывалась на её близость и на этот невысказанный призыв.

Его взгляд, до этого метавшийся, наконец остановился на её губах. Они были так близко, так манящи, слегка приоткрытые и всё ещё нежно прикушенные. И в этот момент он осознал: сопротивление бесполезно. Его забота о её будущем благополучии растворилась в ошеломляющем настоящем.

Он медленно, почти не дыша, подался вперёд, закрывая последние миллиметры между ними. Его глаза на секунду встретились с её, и в них он увидел то же безмолвное признание — ту же жажду. Нежность смешалась с отчаянием; боль — с надеждой.

— Я… — начал он, и его голос был лишь хриплым шёпотом, но она не дала ему договорить.

Прежде чем он успел произнести ещё хоть слово, Эсмеральда, словно прочитав его мысли, сама сделала последний решающий шаг. Её губы, мягкие и немного солоноватые от слёз, прижались к его губам.

Это был поцелуй отчаяния и утешения — боли и надежды. В нём не было никаких обещаний, кроме одного: в этот момент, в этой комнате они были вместе. И этого было достаточно.

Их губы оторвались друг от друга лишь на мгновение, чтобы набрать воздуха. Это короткое отстранение лишь усилило обжигающее желание. Мауретте что-то пыталась сказать, но лишь хриплый вздох вырвался из её груди.

Не дожидаясь ни слова, она снова подалась вперёд, и их губы встретились с новой более глубокой силой. Её руки скользнули вверх и обхватили его шею, а затем опустились на его широкие плечи, крепко сжимая их. Она прижималась к нему всем телом, словно пытаясь слиться с ним воедино и заполнить пустоту, оставленную недавней болью чем-то новым и обжигающим.

Кубарси отвечал на её поцелуй с такой же страстью. Его руки, до этого лишь утешающе лежавшие на её талии, теперь опустились ниже — осторожно касаясь пальцами открытой спинки её платья и чувствуя нежную кожу. Под его прикосновением её тело вздрогнуло. Их поцелуй углублялся — становясь требовательным и жадным; языки сплетались в диком танце.

Не разрывая поцелуя, Пау медленно, почти незаметно, опустился на спину, и Эсмеральда, послушная его негласному желанию, подалась вперёд. Теперь он лежал на полу, а она, слегка приподнявшись, нависла над ним, продолжая целовать. Её пальцы впились в его волосы, дёргая их, словно пытаясь вырвать из него ещё больше этой безумной страсти.

В какой-то момент, поддавшись инстинкту, Кубарси резко перевернул её. Теперь он оказался сверху, его тело прижалось к её, ощущая каждый изгиб. Он опёрся на локти, отстранившись всего на несколько сантиметров, чтобы посмотреть ей в глаза.

Эсмеральда, тяжело дыша, смотрела на него. Её взгляд был притуманен желанием, губы припухли от поцелуев, а щеки горели румянцем. В её глазах ещё читалась хрупкость, но она была смешана с отчаянным, почти животным магнетизмом, который притягивал его к ней. Тишину комнаты нарушало лишь их прерывистое дыхание, звучащее как невысказанный диалог двух душ, наконец нашедших друг друга в этом безумии.

Пау снова подался вперёд, и их губы вновь встретились, на этот раз с обжигающей жаждой, накопившейся за все долгие часы её страдания и его терпения.

Поцелуй углубился, становясь всё более откровенным. Эсмеральда, не отрываясь от его губ, ощупывающими движениями нашла пуговицы на его рубашке. Её пальцы ловко стали расстегивать одну за другой. Ткань распахнулась, открывая взгляду его грудь, и её ладони тут же легли на тёплую кожу. Он ощутил их прикосновение — мягкое, но требовательное, скользящее по крепкому торсу от ключиц до рёбер. Каждый нерв его тела отзывался на этот контакт.

Пау зарычал в поцелуй, прижимаясь к ней всем телом. Его руки скользнули от её талии вверх, аккуратно касаясь нежной кожи её плеч. Затем он обхватил её лицо, углубляя поцелуй. Он чувствовал, как её руки продолжают исследовать его торс, вызывая мурашки. Они оба дышали тяжело; их дыхание смешивалось в одном ритме, создавая гулкий обволакивающий звук.

В этот безумный и захватывающий момент они оба понимали, что этой ночью дальше поцелуев они не зайдут. В воздухе висела негласная договорённость — осознание того, что сейчас им обоим нужно нечто иное: утешение, близость, подтверждение того, что они не одни в этом мире. Им было так хорошо вместе — так неожиданно и совершенно неправильно — что о чем-то большем они и мечтать не могли. Этот поцелуй, это единение тел и душ в полумраке парижского номера стало для них целым миром: достаточным и полным. Их губы продолжали двигаться друг на друге, не желая расставаться, а каждый вздох и каждое трепетное прикосновение были громче любых слов.

***

От Автора:

вся актуальная информация
tg/tiktok: spvinsatti